Кот в мешке

– Не думаю, – оскорбилась я. – К тому же технически затруднительно спускать воду в туалете, лежа в своей постели.

– А ты уверена, что это именно вода грохотала?

– Уж в этом я не ошибусь, ведь моя комната совсем рядом. А что, никто из вас не слышал?

– Я не слышала, – подтвердила свои слова Беата.

Алиция была не совсем уверена.

– Вроде бы меня что-то разбудило, – рассуждала она. – Возможно, и бачок, да я уснула, прежде чем сообразила, что же гремело. А сама спуститься она не могла? Хотите яйцо?

Я отказалась от яйца на завтрак, Беата тоже. Яйцо (в единственном числе) было любимым и постоянным завтраком Алиции.

– К сожалению, могла, – со вздохом ответила я на вопрос Алиции насчет воды. – Да отстань ты от меня со своим яйцом! Много, много лет назад… – произнесла я, вероятно, каким-то интригующим голосом, судя по тому, что все замерли и перестали жевать, – …в моем доме создалась неприятная ситуация. Вода в бачке нашего единственного туалета вдруг принялась спускаться сама по себе, когда ее никто не вызывал. Правда, без такого оглушительного шума, зато регулярно. И это, надо сказать, было невыносимо! Из чего я делаю вывод, что данное явление – не прецедент, и не относится к области сверхъестественного.

– Кончай издеваться! – замахнулась на меня черенком ложечки хозяйка. – Как ты справилась со своим неестественным прецедентом?

– Очень просто, вызвала сантехника, и он сменил бачок. Что-то в нем раскрутилось, так что исправить было нельзя. Балда, чего скалишь зубы? Я о бачке, а не о сантехнике.

Алиция, похоже, вспомнила о предстоящих расходах и перестала улыбаться.

– Исправить можно все, ладно, поглядим, как он будет вести себя и впредь.

– Если примется рычать сам по себе – сразу уезжаю, – решительно заявила я. – Со слухом у меня всегда были проблемы, но я не глухая и долго такого не выдержу. Да и ты, попомни мое слово, быстро спятишь, если вообще не сбежишь из дома.

– Подумаю…

Беата не вмешивалась в наш разговор, не отрывая взгляда от часов. Все ее мысли были о сумке. Она наверняка торчала бы с раннего утра на перроне, если бы я опять не предложила довезти ее до станции на машине, поскольку мне снова требовалось ехать за покупками. Пешком я тут по магазинам не ходила, хотя до них было не больше километра, но не хотелось таскать тяжести, а продукты сами почему-то отказывались самостоятельно добираться до дома. Мне бы пришлось тащить картошку для Алиции, бутылки с пивом для всех, а также для всех молоко и овощи, для себя – любимую рыбу, так что продуктов набиралась целая гора, к тому же некоторые в стеклянной таре, а это делало их еще тяжелее. Можно было, конечно, воспользоваться любимой Алициной сумкой на колесиках, которую она мне всякий раз подсовывала, да как-то не лежало у меня к ней сердце.

***

На сей раз Беата наконец получила свою сумку. Когда подъехал поезд, из первой двери головного вагона высунулся железнодорожный служащий с большой целлофановой сумкой в руке, спросил у нас фамилию, услышал ее, с улыбкой вручил нам сумку, с улыбкой же принял благодарственное пожатие руки, и поезд двинулся дальше. Ошалевшая от счастья Беата готова была обнять весь мир и с радостью согласилась сопровождать меня по магазинам.

– Нет, ты посмотри, ведь ничего же не пропало! – твердила она, роясь в сумке, пока мы ехали с вокзала. – Абсолютно ничего! Ну что за страна! Почему не украли сумку, когда она валялась без присмотра?

– Ничего удивительного, просто честный народ, – объясняла я со знанием дела. – Конечно, понемногу портится национальный характер, деморализуется, но не сразу, хотя мы делаем всё, что можем. И другие народы, повалившие в Данию с юга. Но ведь повалили недавно, всего лет тридцать с небольшим прошло, а к честности людей приучали больше трехсот пятидесяти. Так что сама сосчитай.

– Испаскудить характер куда проще, чем воспитать в человеке порядочность, – возразила девушка.

Правильно, потому он и портится в ужасающем темпе, но до нас им еще далеко. Что же касается твоей сумки, думаю, сыграло роль и то обстоятельство, что на вокзале в Копенгагене пассажиры сменяются, многие выходили вместе с тобой, другие входили. Выходящие не обратили внимания на твою торбу, а вновь вошедшие считали – хозяин сумки рядом с ней, в вагоне. Во время хода поезда вообще трудно украсть сумку на глазах присутствующих, а на остановке ею уже с нашей подачи заинтересовались служащие дороги, так что если какой-нибудь вор и положил на нее глаз, было уже поздно.

– Выходит, мне повезло! – радостно вздохнула девушка. – Странно, обычно не везет…

Возвращаясь с продуктами, я решила заглянуть в свой любимый магазинчик со всевозможными инструментами. Был такой недалеко от дома Алиции, в котором я не один десяток лет закупала не только маникюрные принадлежности, но и всевозможные причиндалы для шлифовки янтаря, разнообразный дачный инвентарь, начиная с секаторов десяти размеров и кончая копалками и мотыжками. В магазине, как правило, я заставала лишь хозяина, никогда не видела покупателей, так что можно было вдоволь пообщаться со сведущим человеком, советуясь с ним по любому вопросу. Алиция как-то обмолвилась, что хозяин интересовался, что это меня давно не видно, похоже, и ему было приятно беседовать с такой любознательной клиенткой.

Беата, пребывающая в состоянии эйфории – я так и слышала, как трепещут крылья у нее за спиной – согласилась зайти в магазин. Она бы на все согласилась, пригласи я ее даже на минутку заглянуть в пекло.

Вошла она в магазин – и надо же, с ходу наткнулась на какой-то инструмент, который искала всю сознательную жизнь, очень необходимый при твердой обработке металла. Не скажу какой, с металлом я никогда не работала, так что и инструмента назвать не могу, но поняла – очень редкий. Хищной львицей набросилась девушка на давно разыскиваемую редкость, и представьте ее разочарование: это оказался лишь макет инструмента. Хозяин положил его, чтобы возможный покупатель знал – имеется таковой, и по требованию клиента хозяин выпишет его с центрального склада в столице. Но для этого потребуется дня два. А инструмент редкий, это я поняла из разговора Беаты с владельцем магазина, за ним к нему приезжали ювелиры даже из других стран, не только со всей Дании. Не помня себя от радости, что наконец получит столь нужное ей орудие производства, Беата согласилась бы ждать и двадцать лет. Потом вспомнила об Алиции. Нет, не будет стеснять ее, прямо сейчас поедет в гостиницу, благо и деньги, и кредитные карточки вернулись к ней.

Гостиница оказалась забитой до отказа, ближайший номер освобождался лишь через две недели. Ничего не попишешь, начинался туристический сезон.

Беата опять впала в отчаяние.

– Чувствую себя последней идиоткой, – ныла она. – Хотела только повидаться с Алицией, но не садиться ей на шею! А тут сваливаюсь, как смерч какой.

– На смерч ты мало похожа, – успокаивала я ее. – И не отчаивайся так. Поездим с тобой по ближайшим окрестностям, поищем в гостиницах и мотелях в Лингби или Холте.

***

Услышав о новой проблеме Беаты, Алиция лишь постучала пальцем по виску и предложила на обед филе из индюшачьей грудки, которые первыми начали размораживаться в моем багажнике. Что же касается моей личной рыбы, то сообща решили – еще потерпит.

– Из телевизионной комнаты я уже убрала семена, – сообщила она нам. – Теперь можно добраться до софы. Правда, она выдвижная и нижняя ее часть с годами как-то все хуже выдвигается, но с этим мы можем подождать до приезда Павла. Приедет и вытащит, не хочется мне сейчас возиться с ней.

– Я могу вытащить, вы только покажите как, – тут же предложила свои услуги Беата, горящая желанием хоть как-то облегчить хозяйке неудобства с ее, Беатиным, размещением.

– Не горит. У нас еще есть время выпить кофейку.

– А как ведет себя туалет? Рычал?– поинтересовались мы.

– Сам по себе не рычал, но при моем участии… боюсь, что так просто не перестанет.

– Ты разрешишь мне проверить?

И хотя это происходило днем и мы чего-то подобного ожидали, рев оглушил нас. И надо же, как раз в самый кульминационный момент в дверях появился Павел. Он уже было занес ногу, чтобы перешагнуть порог, но замер, словно громом пораженный.

– Это что, фанфары в мою честь? – тревожно поинтересовался он. – Ну зачем же, не нужно… И как вам удалось произвести такие могучие звуки?

– Павлик! – обрадовалась Алиция. – Как хорошо, что ты приехал. И как раз к завтраку.

– К чему?!

– Ну к ленчу, какая разница. На звуки не обращай внимания. Это просто сортир.

– А я решил, что ты увлеклась какой-то новой музыкой. Я не совсем понял, о чем ты, ну это неважно…

Алиция всегда забывала о правилах хорошего тона, пришлось взять на себя обязанности хозяйки.

– Как ты догадалась, это Павел, – я представила Павла Беате.

Тут, поздоровавшись с нами, Павел как раз добрался до Беаты. Взглянули они друг на друга и… пропали оба.

А в моей голове молниеносно, сменяя одна другую, просвистела тысяча соображений. Разумеется, Беата – красивая женщина, правда никакая не блондинка, волосы и глаза темные, зато кожа… Куда там бархату! Да и все остальное на уровне. Павел за эти годы из симпатичного парня превратился в очень интересного мужчину, за которым бабы бегали, спотыкаясь и падая. К тому же было в нем что-то, говорящее о несомненной порядочности и вызывающее симпатию у всех, без различия пола и возраста. Кошмарное сочетание! Оба они оставили в Варшаве свои вторые половины, Беата – мужа Юлиана, а Павел – жену Эву. К тому же, насколько мне известно, Павел бабником не был, да и Беата считалась верной женой.

Но вот взглянули они друг на друга…

Холера, все кончено, это же и дураку ясно, или я Далай Лама, или, при их характерах, драма на всю жизнь, хорошо еще, оба бездетные, не пострадают невинные существа. Одна надежда – здесь оба останутся ненадолго, может, не успеют погрязнуть по уши, может, удастся им в себе переломить некстати вспыхнувшие чувства, но сомнительно. Когда упомянутые чувства вспыхивают вот так, спонтанно и молниеносно, с первого взгляда, и сразу у обоих – дело плохо… Из телевизионной комнаты во вторую гостевую прямого пути нет, надо бегать через салон, ведь Алиция до потолка заставила дверь в коридорчике…

– Какая же ты умница, Алиция! – вырвалось у меня.

Алиция не возражала.

– Я всегда придерживалась такого мнения… Беата, расставь тарелки… Пока перекусим. Павел, Павел, ты будешь спать в телевизионной комнате, нет смысла переносить постель, так что можешь сразу отнести туда свои вещи. А почему я такая умная?

– Причины мне неизвестны, но вот результаты налицо.

Мы занялись приготовлением ленча, точнее, Алиция готовила съестное, а Беата расставляла тарелки и приборы. Мое участие сводилось к минимуму, как в силу врожденной лени, так и по причине озабоченности вследствие неожиданно назревающей любовной драмы. Поэтому я ограничилась тем, что извлекла из сумки только что закупленные бутылки.

Павел тем временем как-то умудрился устроиться на выделенном ему квадратном метре жилплощади, умылся в ванной и вызвал непременный гром оркестра.

Вернувшись, он смущенно признался:

– Алиция, когда ты упомянула сортир, я подумал, что ты употребила это слово в переносном смысле, а тут полнейшая буквальность. Это что, так должно быть всегда?

– Откупорь бутылку вина. – распорядилась хозяйка. – Ко всему привыкаешь. Думаю, там полетели прокладки, но не уверена, а я сама с этим не справлюсь.

– И незачем справляться, – проворчала я. – Проще купить новый бачок. Не такие уж безумные деньги.

– И вовсе не проще! Таких, как этот мой, уже не производят, так что пришлось бы менять всю сантехнику. Штопор в верхнем ящике буфета.

Привычно взяв в руки бутылку, Павел все так же смущенно пытался довести до сведения хозяйки еще одно обстоятельство, судя по всему, немало его тревожившее.

– Ты знаешь, Алиция, я не из привередливых, и мне не хотелось бы начинать с претензий, но, может, ты знаешь… не сдохло ли у тебя в ателье какое животное? Причем крупный зверь.

Сунув в микроволновую печь индюшачьи грудки, хозяйка обернулась к гостю с вопросом:

– Какое именно животное?

– Откуда мне знать? Думаю, большое.

Я почему-то сразу обернулась к кошкам. Сидят, голубушки, на террасе, все три, греются на солнышке. Слава богу. Беата разыскала в ящике буфета штопор и без лишних слов подала его Павлу.

Хозяйка недовольно заявила:

– Никаких животных у меня в ателье не водится, ни крупных, ни мелких. Что за идиотские мысли приходят тебе в голову!

Павел совсем смутился.

– Да не в голову, в нос. Я бы и не возникал, но из ателье в мою комнату такая вонь ползет, сил нет. Я уж думал, не говорить тебе, а просто раскрыть окно на всю ночь у меня над головой, да оно сплошь заставлено цветами.

Я попросила Павла уточнить, какого характера запах проникает к нему из ателье. Ведь и мы накануне почувствовали вроде бы там неприятный запах, который хозяйка приписала экологии. У Павла было другое мнение.

– Как бы это поделикатнее выразиться… вроде запах тления… не трупом воняет, а… вот! Падалью! Да, падалью.

– Что за чушь! – возмутилась хозяйка. – Мы были там и никакой падали не почувствовали. Хорошо бы, конечно, если откинул концы наш Падла, но это вряд ли, нечего и надеяться.

Пришлось опять выводить на чистую воду любимую подругу.

– А вот и почувствовали. Забыла? Только запах был не очень сильный, и ты свалила его на экологию. Учти, мы все – бабы курящие, Павел же не курит, у него нюх отличный, вот он и разобрался в запахе. К тому же со вчерашнего дня прошел целый день. А тогда еще и Мажена говорила о неприятном запахе.

– Проверим? – робко предложила Беата.

Пожав плечами, Алиция оставила в покое кухню и направилась в телевизионную комнату. Мы потянулись за ней, Павел с откупоренной бутылкой в руке, которую по дороге оставил на столе в салоне. Добравшись до цели и с трудом уместившись на свободном куске пола, мы стали принюхиваться. И без труда обнаружили – смердит, причем вонь уже никакая не природная, а самая что ни на есть трупная. Откопав у себя из-под ног одну из пустых картонных коробок и отшвырнув ее, хозяйка распахнула дверь в ателье.

Тут уже и принюхиваться не было необходимости, воняло по-страшному.

– О, холера, – озабоченно вырвалось у Беаты.

Алиция попятилась и негодующе взглянула на меня.

– А ну, признавайся, какой труп ты мне припасла на сей раз! Выдуманный или настоящий? Ведь с каждым твоим приездом только и жди пакости. Признавайся!

Я уже привыкла к несправедливым обвинениям и даже не обиделась.

– Отцепись от меня, никаких трупов я не запланировала. Лучше проверь, что у тебя там внизу лежит. Помнишь ежа? Ну, того, что в вентиляционную трубу забрался.

– Я его вытащила!

– А лис, что повадился к тебе ходить? Может, решил, что в твоем уютном доме самое подходящее место сдохнуть от старости. Я с ними ничего общего не имею.

Павел засомневался.

– Вы думаете, одного лиса хватило бы, чтобы вызвать такую вонь?

– Так ведь запах поднимается снизу, – пояснила Беата. – И я не уверена, что это падаль. Скорее сероводород…

Алиция задумчиво смотрела вниз. Ателье располагалось значительно ниже остальных помещений дома, к нему вела специальная лестница, загроможденная всевозможным барахлом, преимущественно опять-таки коробками, из которых торчали ветки растений. Но пройти было можно. А вот в самом ателье, внизу, – не развернуться. К главному столу мешали подойти нагромождения керамических изделий и те же картонные коробки, низкая длинная полка у стены прогибалась под тяжестью цветов в горшках, начало же лесенки, ведущей в подвал, вообще не просматривалось. Я пыталась издали рассмотреть загораживающие ее предметы, но, кроме ящика с землей, пустыми кашпо и клубом каких-то кореньев, ничего не разглядела. Ну и, конечно, коробки с чем-то неизвестным.

– Надо очень постараться, тогда пролезть можно, – пришла я к выводу. – Если где-то что-то и лежит, то только там.

Очень не хотелось Алиции лезть в подвал.

– Ты так уверена, что нам обязательно нужно ЭТО увидеть?

– А ты намерена оставить эту вонь?

Мы все заметили – смрад крепчал с каждой минутой. Вчера он едва ощущался, а сегодня просто невозможно было дышать. И все навязчивей лезла в голову мысль о трупе, тем более что большие стеклянные двери в сад были распахнуты настежь. Хорошо бы лис, но ведь мог войти и бездомный, оголодавший бомж..

– Кажется, падаль перестает смердеть уже через два года, – заметила Беата. – Но вроде бы для этого необходим сухой климат.

– Пустыня? – подхватил Павел.

– В пустыне не смердит, там просто высыхает, – внесла свою поправку Алиция. – И перестаньте молоть ерунду, мы не в пустыне, мы в Дании.

– Если там и впрямь что-то лежит, то недавно, – высказала я предположение. – Вчера, в полдень, так не воняло. Но кажется, жара стоит только второй день?

– Третий. До того было холодно.

– Тогда чего ж удивляться?

Алиция очень неохотно начала спускаться по доступной части лестницы. В этот момент в доме послышались какие-то крики и стук.

– Эй, Алиция! – надрывался женский голос. – Где вы там? Иоанна? Есть в доме кто-то из вас?

Узнав голос Аниты, Алиция остановилась на третьей ступеньке и оглянулась. Встревоженная Анита продиралась к нам через телевизионную комнату. Вот она разглядела меня и перестала кричать. Уже нормальным голосом сказала:

– О, ты здесь, а я уж было подумала, куда-то ушли, оставив двери нараспашку. А где Алиция? Я по пути заехала…

– Здесь я, здесь, – с готовностью поднимаясь по лесенке, крикнула Алиция.

Выбралась, попыталась, оттолкнув меня, занять свободный участок пола и поздоровалась:

– Привет. Много нас тут. Пошли, напьемся кофейку…

Первый раз в жизни Алиция обрадовалась приходу Аниты, ведь он избавил ее от необходимости лезть в подвал. Должно быть, она надеялась, что жуткий запах как-то сам собой испарится и ей уже не придется разыскивать его источник?.. Я промолчала. В конце концов, в подвал я могу и сама слазать, не обязательно при этом присутствие хозяйки. Ведь меня больше всех встревожил смрад в Алицином подвале. Что там так развонялось? Не рисунки же Торкиля, не его статуэтки, не печь для обжига глиняных изделий, не испорченная стиральная машина, пусть даже и очень преклонного возраста, и не удобрение для цветочков. Оно в сухом виде не выделяет никакой вони, другое дело – в мокром, тогда очень смахивает на свежий коровий навоз. Тогда что же? Неужели и в самом деле труп? Чей, черт бы его побрал?!

Анита уже лет десять назад бросила курить, не удивительно, что, оказавшись в ателье, сразу же принялась принюхиваться, но пока ничего не говорила. Зная порядки в Алицином доме, воздержалась от вопросов, которые могли для хозяйки оказаться неудобными. Зато с интересом оглядела Беату и с радостью поздоровалась с Павлом, которого знала многие годы и любила. К Павлу все относились с симпатией.

– Так я забежала к тебе по пути, – принялась она объяснять хозяйке. – Мне опять по делам службы приходится курсировать на трассе Хиллерод – Копенгаген, так что ты оказалась по пути. А мне очень хотелось разобраться кое в чем, и, представь себе, Падальский действительно у нас был!

Эти слова были произнесены с таким торжеством, что пренебречь ими было невозможно. Алиция замерла над столом с кофейными чашками и повернулась к гостье.

– Что ты хочешь этим сказать? При чем тут подлец?

– При том, что это он подбросил тебе журнал с исландским мхом. Украл у Яся и привез сюда. Я брякнула так, в шутку, а расспросив сына, уверилась – специально подбросил тебе.

– А зачем мне оно? К тому же этот подонок не знает датского.

– А вот и знает.

– С каких пор? Двадцать лет назад не знал ни словечка.

– А пять лет назад серьезно принялся за изучение датского и преуспел. Правда, только на письме. Умеет читать и писать, говорить так и не научился, а все из-за акцента. И когда ему говорят – тоже не понимает. Зато с письменными текстами может даже переводчиком работать, так что не исключено, журнал похитил для себя, а в твоем доме оставил случайно.

Расставив чашки, Алиция достала кофе. Чайник фыркнул. Беата, изо всех сил старавшаяся все время быть полезной, уже стояла над ним и приступила к разливанию кипятка. Я решила не возиться с чаем и тоже выпить кофе.

– В холодильнике имеются сливки, – бросила я в пространство. – На полочке в дверце.

За сливками рванулся Павел. Кухня в доме Алиции рассчитана была лишь на одного человека, двое-трое уже создавали в ней толпу. Павел и Беата то и дело отирались друг о друга, но им это явно не доставляло неприятности. Я старалась не смотреть на них, надо же поберечь нервы. Молодые люди обслужили нас отлично, не забыли ни сахар, ни ложечки.

Алиция уселась за стол, не обращая на них внимания.

– О мхе я прочла, хотя не до конца, спать хотелось. Мне было интересно, но сомневаюсь, чтобы было интересно этому паршивцу.

Я подумала: это же надо так возненавидеть человека, чтобы ни разу не назвать его по фамилии! Как не похоже на мягкую, доброжелательную Алицию. Должно быть, Падальский ей и в самом деле здорово чем-то досадил. Ладно, придет время – сама расскажет. Пока же я внимательно прислушивалась к тому, что Анита рассказывала Алиции. Разговор предполагался конфиденциальный, но от меня у них секретов не было.

– Оказывается, – вполголоса рассказывала Анита, – Ясь выписал этот журнал и собирает все номера. За один год уже собрал комплект, теперь собирает за второй, потому и обнаружил пропажу одного журнала. Экземпляр исчез из дома вместе с Эрнестом.

– С каким Эрнестом? – не поняла Алиция. – А, с этой Падлой.

– Ну да, если тебе угодно так именовать Падальского. Он просто украл его. А перед этим просил Яся одолжить его, с возвратом, Ясь отказал, так твоя Падла свистнула его в последний момент. И сдается мне, что тут дурно пахнет.

Поскольку упоительная вонь из ателье уже добралась и до салона, Алиция имела все основания спросить гостью:

– Ты говоришь в переносном смысле или в самом прямом?

– Говорила-то я в переносном смысле, – не стала скрывать Анита, – но раз уж ты затронула эту тему, я, пожалуй, спрошу: у тебя ничего не протухло? Если это с моей стороны бестактность, извини, вопрос снимаю.

– Да ладно, чего там, – махнула рукой Алиция. – Смердит, как пить дать. Они уверяют – у меня в подвале что-то сдохло.

– Я бы присоединилась к их мнению.

– И мы должны проверить. Причем срочно, а какая тут может быть спешка? Если что сдохло, то уже опоздали. Повоняет и перестанет.

– Беата уверяет – два года повоняет, – равнодушно заявила я. – Мне что, я-то уеду, а вот ты подумай, как выдержишь.

– Если позакрывать все двери, – начала Беата, желая успокоить хозяйку.

– И если очень постараться, то можно пооткрывать все окна, – поддержал Беату Павел.

– Так вонь идет из ателье? – заинтересовалась Анита.

– Из ателье, – подтвердила я. – Снизу.

У Аниты глаза разгорелись.

– И вы считаете – труп?

– Очень похоже. Только неизвестно чей. Анита заколебалась.

– Не знаю, как поступить. Участвовать в обнаружении трупа или не дожидаться, уж очень я тороплюсь. А если останусь, стану свидетелем, мне же это ни к чему. Я бы, пожалуй, сразу уехала, но мне очень нужно получить свой журнал, Ясь просил, а я обещала.

И она просительно глянула на Алицию. Мы все уставились на хозяйку, а она, кажется, ничего не видела и не слышала, думала о своем. И тут я готова была поспорить на что угодно – Алиция начала догадываться о причине дурного запаха, и теперь дала бы все на свете, лишь бы избавиться от нас всех и самолично изучить эту причину. Без свидетелей. Боюсь, у нее не было на это ни малейшего шанса.

Умная Анита тоже поняла, что сейчас хозяйке не до нее.

– Что ж, не буду настаивать, – сказала она, – как-нибудь в другой раз.

Встав из-за стола, Анита направилась в ванную. И через минуту в ужасе вылетела оттуда, когда оглушительный рев потряс дом от фундамента до крыши. Оказывается, о прихотях бачка никто не удосужился ее предупредить.

А все же что ни делается, все к лучшему. Алиция тоже перепугалась, но быстро пришла в себя.

– Ладно, – сказала она, решительно вставая со стула. – Ваша взяла, пойду проверю.

Анита опять стала колебаться, остаться ли в доме Алиции и стать свидетельницей, может быть, чего-нибудь выдающегося, или поспешить на работу, а то и второй поезд пропустит. Как быть? Тут и журнал, который обещала вернуть сыну, тут и жуткая вонь, тут и ужасающий рев сантехники… Слишком много для одного человека, тем более для журналистки. Уедет, а потом вся изведется, что упустила нечто потрясающее. Что самое главное в характере журналиста? Любознательность. Решено. Остается.

***

Стараясь по возможности совсем не дышать, я спустилась вслед за Алицией по лестнице, ведущей в подвал мастерской Торкиля. Все остальные столпились у меня за спиной, немного повыше, где еще можно было время от времени вдохнуть немного воздуха. Алиция преодолела целых одиннадцать ступенек, продралась сквозь баррикаду на оставшихся трех метрах и остановилась перед огромным морозильником у стены. Сколько себя помню, этот морозильник всегда тут стоял. Про себя я называла его бездонным колодцем, ибо то, что в морозильник закладывали, назад уже никогда не появлялось. Зная об уникальных свойствах этого холодильного аппарата, я когтями и зубами отстаивала купленные мною продукты, которые хозяйка любезно предлагала спрятать на хранение в этот отличный аппарат с температурой, как на Северном полюсе. Меня вполне устраивал обычный, тот, что стоял в кухне, ведь продукты я покупала для того, чтобы есть, а не класть на вечное хранение.

Остановившись на момент перед громадиной, хозяйка пробормотала что-то нечленораздельное, после чего рывком открыла дверцу гиганта.

Хлынувшая на нас вонь превзошла все нормы. Я пошатнулась и, заткнув нос, схватилась за перила лестницы. Сзади послышались крики и глухие удары. Алиция попыталась выстоять, но и ей это не удалось. Все мы в панике, спотыкаясь и падая, выбрались на свежий воздух и долго стояли во дворе, у края террасы, где еще можно было дышать.

– Похоже, баранья ножка переживает свой великий день, – предположила я, и не знаю, чего больше было в моем голосе – сочувствия или издевательства. – И что теперь? Алиция, в Дании есть какие-то службы, вывозящие такие вещи, или тебе придется обращаться в прозекторскую при местной больнице? Нет ли у тебя там знакомых?

– Извините, но мне немного нехорошо, – метнулся в сторонку весь зеленый Павел. – Алиция, ради бога, не обижайся…

– А что я говорила? – торжествовала Беата. – Труп совсем по-другому пахнет… того…

– Какая баранья ножка? – не поняла Анита. – Ох, Алиция, мне тоже дурно.

Поскольку хозяйка молчала, пояснения пришлось давать мне.

– В морозильнике лет тридцать пять лежала баранья ножка, приобретенная ради какого-то особого случая. Слава богу, до сих пор никакого особого случая не представлялось…

– Не мели глупостей! – разозлилась Алиция. – Кто-то отключил морозильник. Хотелось бы мне знать – кто?

Ответом хозяйке, естественно, был слаженный хор, поторопившийся заверить: «Не я!»

– И не я, тогда кто же?

– А ты уверена, что его отключили, а не просто испортился?

– Мог и сам отключиться автоматически, из-за перегрева, – предположила Анита.

– Автоматически и из-за перегрева шнур сам вылез из розетки? – криво усмехнулась хозяйка.

– Ты видела…

– Да, я своими глазами видела. Шнур отключен и лежит рядом с розеткой. Кто-то же должен был его вытащить из розетки, он очень плотно включается.

Пришедший в себя к тому времени Павел заметил:

– Но ведь туда никак нельзя было добраться.

– Я же добралась!

– Но с каким трудом. И не до самой стены, розетка по ту сторону ящика.

– А до самой и не было необходимости, достаточно было изо всех сил потянуть за провод, – упорствовала Алиция.

А Беата все допытывалась:

– Неужели одна нога, пусть даже и баранья, может достигнуть такого эффекта?

– Почему одна нога, что ты? Там было полно мяса, которое Алиция замораживала в течение тридцати пяти лет. Были там и готовые блюда, и мороженое, семенные бобы неизвестно для чего, их ни есть, ни выращивать нельзя… И еще была рыба, которую я купила себе шесть лет назад и которую мне так и не дали съесть.

– И еще была ветчина, купленная для твоей мамы, ты же сама ее и забыла. Это было еще в те времена, когда у вас в Польше ветчины нельзя было купить…

– …и мама была еще жива, – пригорюнилась я.

– А я тебе еще тогда говорила – обязательно забудешь! – торжествовала Алиция. – А еще говорят – я забиваю морозилку. Забивают все, кто приезжает!

– В сравнении с бараньей ногой моя ветчина – мелочь. Выбросила бы ее – и все.

– Я чужих вещей не выбрасываю!

– Своих тоже, ну да что напрасно спорить. Давайте решать, как беде помочь. Ведь долго не выдержим.

***

Анита вдруг вспомнила, что она едет на работу и очень торопится. От журнала пришлось временно отказаться, ясно же, что при таких катаклизмах никто не займется поисками какого-то журнала. Беата осталась верна себе и думала только о том, какую бы пользу принести хозяйке дома. И теперь, набрав в грудь побольше воздуха – повернувшись при этом лицом к соседскому участку, – она заявила, что готова очистить морозильник от смердящего содержимого. Когда ей деликатно намекнули, что в ноге, небось, за это время червяки завелись, мужественная женщина ответила – она их не боится, поскольку привыкла ловить рыбу и черви ей не в диковинку. Как-нибудь выдержит. Тогда и в Павле взыграли чувства, и он малость охрипшим голосом выразил желание помочь Беате.