— К Вандзе?

— Да не знал он Вандзи! Когда Кристину крестили, Анджея ещё на свете не было.

— Я тоже ничего не понимаю, — недовольно призналась Сильвия. — Ну и что такого, что Анджей был там? Каждый имеет право уехать, куда хочет. Ну, постарел немного, но ещё мужчина в самом соку, не старик, силы есть, почему не поехать? И почему это скрывать от Доротки? Она по отцу не тоскует, даже не вспоминает о нем, считает, наверное, что он давно помер.

— Но это же её отец!

— Отец, который её ни разу не видел! И взаимно. Да может, его уже и нет на свете. Почему же скрывать? Думаешь, с ней истерика случится? Ведь эти наши фотографии с отцом она много раз видела.

Доротка догадалась — речь идёт о её родителях. Она тоже не понимала, почему от неё надо такое скрывать, почему ей нельзя показывать какую-то фотографию её отца. Девушка знала о нем все. Знала печальную историю матери, внезапно увлёкшейся парнем, которого её сестры не одобряли, знала, что они так и не оформили их связь, и давно с этим смирилась. Отец признал дочь и позволил записать на свою фамилию, и на этом его заботы о дочке закончились. Доротка не знала, как воспринимала её мать такие отношения, ей же вполне достаточно было и того, что есть нормальная метрика, в которой фигурируют все требуемые данные и которая не осложняет ей жизнь. Возможно, девушка, став старше, даже испытывала нечто вроде понимания, ведь если мать была хоть немного похожа на своих сестёр, то неудивительно, что отец не спешил сочетаться с ней законным браком. И лучше уж иметь отца неизвестного, чем спятившего от семейной жизни, а это могло с ним случиться.

— Ну и глупые же у меня сестры — сил нет! — раздражённо кричала Меланья, позабыв о конспирации. — Неужели знакомство Анджея с Вандзей вам ни о чем не говорит?

— О чем оно должно нам говорить? — удивилась Сильвия.

— Пока ещё сама не знаю, надо подумать, но уверена — о чем-то говорит. Далекоидущем…

— Так уж сразу и далекоидущем! — скривилась Фелиция. — Все зависит от того, какого рода было их знакомство. Может, один раз случайно оказались на пикнике, организованном какими-нибудь общими знакомыми, поляками-земляками. Ведь обе американские фотографии, которые кажутся тебе такими далекоидущими, сделаны в один и тот же день на одном и том же месте. Видишь, одинаковые кактусы? Может, они с Вандой и словом не перекинулись.

— Разуй глаза, слепая команда! Он с ней рядом стоит! Под ручку её держит!

— Любой джентльмен возьмёт старушку под руку. А никто из вас, надеюсь, не возразит, что Анджей был хорошо воспитан.

Сильвия упорно ничего не понимала, ни о чем не догадывалась.

— Да если бы даже и знал её, что с того? — удивлялась она.

— Ну кретинки, ну кретинки! — уже орала Меланья на весь дом, Доротка и наверху бы услышала. — Десять лет назад они были знакомы, а спустя пять лет она уже не могла его разыскать?

— Америка большая. Исчез из поля её зрения, — предположила Фелиция.

— Уехал и не оставил адреса, — предположила Сильвия.

— А до Ванды не дошло, что фамилия Доротки — Павляковская?!

Тут уж до сестёр дошло, и —Доротка на лестнице тоже заинтересовалась. Действительно, в этом что-то есть…

— Сначала Вандзя разыскивала не Павляковскую Доротку, а Кристину, — не очень уверенно возразила Фелиция.

— А Анджей не мог ей сказать, что Кристина умерла? Ведь он об этом прекрасно знал. На похоронах был.

— Ну, тогда я не знаю, — сдалась Фелиция. — Говори, что тебе приходит в голову? Анджей знал Вандзю, Вандзя была знакома с Анджеем и что? Из-за этого мы теперь должны повеситься или дом поджечь?

— Нет, — ответила Меланья сразу успокаиваясь. — Нет, должны сделать выводы.

— Только не я! — сразу отмежевалась Сильвия.

— А мы такого от тебя и не ждём. Прежде всего, не говорите Доротке…

— Да перестаньте вы! — сказала Доротка, входя в гостиную. — Я уже давно стою под дверью и слушаю, хотя вас на всей улице слышно, не обязательно подслушивать. И не понимаю, почему не следует мне говорить об этом. Прекрасно же знаете, что по поводу отца я не испытываю никаких комплексов. Совсем его не знаю, кажется, был порядочный человек, не проходимец какой-нибудь. Нет у меня к нему и претензий насчёт того, что не взял меня к себе. Ведь не исключено, он женился, а мне ещё не хватало мачехи-мегеры, может, давно сжила бы меня со свету. Так что, если надо подумать над проблемой, пожалуйста, я тоже могу. Итак, выяснилось, мой отец знал крёстную бабулю в Штатах. В Штаты каждый имеет право поехать, у каждого есть, вернее, была возможность встретиться там с бабулей. И что?

Тётки, онемев от неожиданности, молча уставились на такую новую, такую деловую Доротку, к тому же согнувшуюся под тяжестью упаковочного мусора.

— Ишь, нашлась мыслительница, — проворчала Меланья, первой приходя в себя. Но на этом её ирония выдохлась, больше она ничего не добавила.

— И что? — подхватила Сильвия. — До чего ты додумалась?

— Чаю хочется! — закончила Фелиция.

Чай — дело обычное, Доротка привыкла к этой обязанности и в данном случае тоже не протестовала. Вот только обе руки заняты… Автоматически сложив на колени Меланье всю кучу мусора, причём Меланья так же автоматически обхватила его обеими руками, Доротка повернулась и ушла в кухню.

Меланья опомнилась.

— Она что, спятила? Чего это мне мусор сунула?

— Чтобы ты вынесла его на помойку, — предположила Фелиция.

Меланья в ярости раскрыла рот, чтобы призвать к порядку эту обнаглевшую племянницу, но раздумала. Сердито фыркнув, она вышла из дому с охапкой мусора. В конце концов, ей сунули мусор приличный, не вонючий и не липкий, ладно, так уж и быть.

Дождь уже прекратился, но дул сильный ветер и в воздухе чувствовалась промозглая сырость. Неприятная погодка! Меланья бегом пробежала по дорожке к калитке, где стоял мусорный бак, бросила в него свою ношу и бегом вернулась к дому. Горела лишь лампа над входной дверью, освещая вход и дорожку к калитке, весь остальной участок был погружён во тьму. И все же Меланье вдруг показалось, что перед освещённым окном гостиной что-то шевельнулось. Притормозив у двери, Меланья всмотрелась внимательней, даже сделала шаг назад. Штора в окне была задёрнута, оставалась лишь узкая щель яркого света, в которой и мелькнула чья-то тень. Нет, наверное показалось, ничего там не шевелится. Меланья минуту подождала, холод пробирал до костей, ведь выскочила, как была, в халате.

И все-таки сделала назад ещё два шага. И в этот момент кто-то прильнувший к стене дома отскочил в темноту и свернул за угол. Меланья не стала поднимать крик, опрометью кинулась в дом и нажала за вешалкой на выключатели ламп наружного света. При этом с вешалки на неё свалилось её собственное манто, кем-то просто наброшенное на другие пальто. Когда, накинув его, она выскочила в садик, там уже никого не было.

— Холера! — раздражённо буркнула она, повыключала яркие лампы, оставив лишь одну над входной дверью, попыталась повесить шубку, обнаружила, что у неё оторвана вешалка и вернулась в гостиную.

Ни Доротка в кухне, занятая заваркой чая, ни Сильвия с Фелицией, занятые обсуждением насущной проблемы в гостиной, не заметили яркого света за окнами.

— Меланья в чем-то права, — рассуждала Фелиция. — Если Вандзя была знакома с Анджеем, что-то же она должна была знать. Жаль, раньше не знали, теперь уж её не расспросишь.

— А что если расспросить Войцеховского? — предложила Сильвия и зевнула во весь рот. — Ну, я пошла спать, пусть Доротка принесёт мне чай наверх. А вы можете позвонить ему и прямо спросить.

— Разорюсь я на этих международных разговорах!

— Вандзя заплатит, — сухо напомнила Меланья, усаживаясь за стол. — Ведь ты же получишь наследство.

— Ты тоже.

— Можем заплатить все поровну. А Сильвия права, давай позвоним Антосю, что нам стоит? Надо же все выяснить.

— Звони, кто тебе мешает.

Тут вошла Доротка с чаем. И сразу услышала два распоряжения:

Меланья:

— Принцесса, извольте позвонить Войцеховскому.

Фелиция:

— Отнеси наверх чай для Сильвии.

У Доротки не было сил ссориться с тётками.

Этот кошмарно длинный день оказался для неё очень тяжёлым. Девушка поставила поднос на стол и молча взглянула на Фелицию. Не выдержав её укоризненного взгляда, тётка сдалась:

— Ну ладно, сначала Сильвия, потом Войцеховский, ведь с ним дело может затянуться.

— А если она ещё чего попросит, скажи, что занята, — прибавила Меланья.

Сильвия, разумеется, попросила. Правда, постельное бельё после Ванды она сменила сама, но забыла внизу книжку. Никакого сомнения — читать её она все равно не будет, заснёт сразу же, как голова коснётся подушки, но тем не менее потребовала книгу принести. И кое-что из нижней ванной, зубную щётку с пастой непременно, да ещё крем для лица. И куда-то задевался дополнительный плед.

Плед Доротка молча извлекла из-под одежды, наваленной на её кровати, а что касается остальных просьб, то оставила их без внимания.

Внизу Меланья встретила её упрёками:

— Копаешься ты по-страшному! Удивляюсь, что на работе как-то справляешься. А ещё Мартинека ругаешь за медлительность. Давай-ка быстрее садись и вызванивай Войцеховского!

Доротка так же угрюмо принялась дозваниваться до Войцеховского. Рот раскрыла лишь для того, чтобы, услышав мужской голос по ту сторону трубки, спросить, он ли у телефона. Меланья вырвала у неё трубку из рук. Фелиция поспешила в свою комнату, чтобы взять трубку параллельного телефона и тоже участвовать в беседе. Доротка имела возможность подключиться к ней, подняв трубку в комнате Меланьи, но возможностью не воспользовалась. Села за стол и взяла в руки свой стакан с чаем, надеясь на минутку покоя.

Войцеховский был чрезвычайно удивлён, услышав о знакомстве Вандзи с Анджеем Павляковским.

— Нет, я ничего об этом не знал. К тому же фамилия… Павляковский! Когда я сообщил Вандзе, что фамилия Доротки Павляковская, у Ванды никаких ассоциаций не возникло. Нет, точно, эта фамилия ей ни о чем не напоминала. А что за снимок, где сделана фотография?

— Точно мы не знаем, но наверняка у вас, в Америке. Может, переснять и выслать вам копию?

— Нет, высылайте факсом! Там скорее придёт. Знаете, вы меня удивили. Господи, сколько же я тогда намучился, устанавливая фамилию дочери покойной пани Кристины!

— Но фотография цветная…

— Ну и что? У меня факс цветной. Разумеется, Вандзя могла знать людей, о которых я и понятия не имел, конечно, все это были поляки, с американцами она мало общалась, но это было давно. В последние годы она редко с кем встречалась, ведь большинство польских эмигрантов перемёрло, а молодые уже стали американцами. Вот Вандзя и почувствовала себя одинокой. Не исключаю того, что пан Павляковский даже мог гостить у неё десять лет назад. Когда пришлёте фотографию, я тут порасспрашиваю людей. Признаюсь, после отъезда Ванды у меня такое ощущение, что абсолютно нечего делать…

Положив трубку, Меланья рассмеялась:

— Нет, он просто трогательный! Яснее не выразить, как же его наша Вандзя достала.

Вернувшаяся в гостиную Фелиция поинтересовалась:

— У него-то факс цветной, а где ты думаешь цветной разыскать?

— При чем тут я? Пусть Доротка похлопочет. В крайнем случае подключим Мартинека, молодёжь такими вещами интересуется.

— А у тебя в редакции нет такого?

— Есть, но я бы не хотела, чтобы у меня в редакции знали…

— Да пусть знают, что тут такого, зато бесплатно!

— Тебе главное — бесплатно. А мне придётся вдаваться в объяснения с коллегами.

— Понятно! — обрадовалась Фелиция. — Подозреваешь своего обожаемого Павлика?

— Дура ты, что ещё сказать?

Доротка сидела по-прежнему молча, удовлетворённо прислушиваясь к ссоре тёток. Сообразив, что она тоже лицо заинтересованное, бесцеремонно прервала их ссору, заметив равнодушно:

— Полиция. У них наверняка есть цветной факс. Полагаю, они обрадуются вашему открытию, наконец что-то новенькое. А о результатах узнаем от Войцеховского.

Затормозившие на всем скаку тётки молча смотрели на племянницу, потом переглянулись.

— А прикидывалась ветошью, — по привычке съехидничала Меланья.

Фелиция же лихорадочно соображала, соглашаться или, как всегда, принять чужое мнение в штыки. Предложение подкупало уже тем, что исключало денежные расходы.

— Ну, не знаю, — важно произнесла она. — Не уверена, что они оказывают такие услуги населению. Впрочем, поступай как знаешь. Можешь им позвонить, они свой телефон оставили…

Свой автоответчик инспектор Бежан прослушал лишь в полвторого ночи, вернувшись домой. И очень порадовался. Настолько, что с трудом удержался от немедленных действий.

Две цветные фотографии Вандзи с Анджеем полетели в Штаты утром следующего дня. Учитывая разницу во времени, ответа от Войцеховского можно было ждать лишь во второй половине дня.

Бежан с помощником решили в оставшееся время подвести итоги достигнутого.

— Дронжкевич клянётся, что о наличии пани Паркер узнал лишь в пятницу, то есть в день убийства, — докладывал Роберт. — Меланья не трезвонила о ней, не говорила ни Павлу Дронжкевичу, ни кому другому. По её словам, разумеется. Вполне возможно, они с Дронжкевичем обычно встречаются или у него, или на служебных мероприятиях, так что он в их доме мог и не появляться на той неделе. У меня создалось впечатление, что и он не из болтливых, свои отношения с Меланьей старается не афишировать. Признался, что давно подумывает о женитьбе, но она не желает. В последнее время наверняка ещё сильнее подумывает. А не афиширует главным образом потому, что моложе её, а ты знаешь, как у нас люди относятся к таким. Богатая баба, вот он и польстился. А он давно за ней ухлёстывает, возможно, там чувства серьёзнее, но есть препятствие: он хотел бы иметь ребёнка, а она ясно заявила — рожать не собирается. Мы с ним общались за рюмочкой, Павел расклеился и признался, все, о чем сейчас мечтает — чтобы какая-нибудь девушка ему родила, все равно кого, а он женится на Меланьи и они будут это неизвестно что воспитывать вместе, в любви и согласии. Ну и в комфорте. Но сомневается, что Меланья на такое пойдёт, она баба с характером. Так что её богатство для него не цель жизни, хотя честно признал, многое в последние годы куплено на её деньги. Машина в том числе.

— Теперь она станет ещё богаче? — заметил Бежан.

— Он это понимает. Даже планы строил. Возможно, теперь смогут вместе отправиться отдохнуть куда-нибудь в интересное место или выехать за границу с целью сделать сенсационный репортаж.

— Твои соображения.

— Если откажется от мечты о ребёнке и женится на Меланье, станет автоматически её наследником, хотя неизвестно, кто первый покинет этот мир. Уверил меня, что ни с кем на эту тему не говорил, сам понимаешь, для него тема щекотливая. Решает её сам, много в последнее время думает над этим, но к окончательному выводу ещё не пришёл. Имею соображение: после известных событий Меланья ему кажется и моложе, и красивее.

— Надеюсь, это тебя не удивляет, — подвёл итоги начальник. — Лично я тоже полагаю, она не занималась рекламой богатой старушки, так что эту пару пока оставим в покое. Ага, рассказал, что они делали тогда наверху?

— Сначала и в самом деле выбирали снимок для публикации, а потом немного… ну. повозились немного. Поэтому он сразу спустился, а ей пришлось задержаться, чтобы поправить причёску и привести в порядок макияж. А поскольку он видел, в каком состоянии оставил женщину, решительно утверждает — за то короткое время, что она задержалась наверху, никак не могла успеть привести себя в порядок и пристукнуть старушку. Звуков никаких подозрительных не слышал, отдельного стука тоже. И знаешь, у меня создалось впечатление, что о своих личных планах и вообще событиях того вечера этот тип говорил откровенно, раскованно, ничего не пытаясь скрыть. Заикаться начал и попытался что-то скрыть, когда перешёл к положению дел на работе, такое там змеиное гнездо — кошмар, ну да нас с тобой в данный момент вся эта грязь и криминальные махинации не колышат.

Бежан кивнул.

— Ты прав. Теперь о моем нотариусе. Тоже посидели за рюмочкой, не стану скрывать, коньячок всегда себя показывает. Выяснилось что персонал в конторе — люди проверенные, работают давно, из молодёжи одна только секретарша, но дочка хорошего знакомого. Никогда раньше из его канцелярии ни одного словечка не просочилось. А вот за клиентов он поручиться не может, их контора так глупо устроена, что слышимость в ней на все сто. Несколько кабинетов, несколько нотариусов, секретариат, посетители ожидают в коридоре, а перегородки между отдельными комнатами тонкие и не везде доходят до потолка. Он с коллегами давно привык к беседам вполголоса, если говорить негромко — все в порядке. Но пани Паркер привыкла говорить громким и пронзительным голосом, и тогда, у него на приёме, почти кричала, разорялась так, что во всех уголках наверняка было слышно. А его самого ожидали трое клиентов в коридоре, нет, в коридоре две штуки сидели, а третий находился в секретариате, там работал его помощник, так они могли слышать каждое слово пани Паркер. Вот сейчас… через полчаса, обещал позвонить и сообщить мне фамилии всех трех, на всякий случай. Если исключить его самого и его проверенный персонал, это единственные люди, которые могли в подробностях ознакомиться с последней волей нашей покойницы.

Роберт недоверчиво покачал головой.

— Ну и что из этого? Может, даже с интересом слушали, да им какое до этого дела? Конечно, если никто из них не связан ни коим образом с роднёй пани Паркер или её наследницами.

— Скоро мы об этом узнаем. И поговорю с Войцеховским, сегодня же позвоню, хотя рановато, надо дать ему время пообщаться с людьми, порасспрашивать. Если кого-нибудь обнаружит, тогда напустим на них тамошних полицейских, они быстрее и профессиональнее снимут показания, хотя я бы предпочёл поговорить по-дружески, не официально. Жаль, нет возможности слетать туда. Правда, я не знаю английского, то есть знаю, да плохо, но ведь пани Паркер и вовсе им не владела, общаться пришлось бы с поляками.

Роберт оживился.

— А может, все-таки имеет смысл?

— Времени в обрез. Давай-ка все-таки займёмся той Павляковской, которая фигурирует в списке лиц, общавшихся о Хубеком. Вот адрес, может, она ещё там живёт.

— Но ведь при опросе заявила, что ничего не знает.

— Заявить можно, что угодно, а ты проверь. И при случае пообщайся с мужем, ведь она Павляковская по мужу.

— Давай уточним, кого именно мы хотим найти.

— Мы хотим найти человека, которому оказалась на руку смерть Ванды Паркер и которому может оказаться выгодна смерть Дороты Павляковской. Не обязательно эти две линии сходятся в одну, могут быть самостоятельные дела. Что касается Доротки, её ближайшими наследницами являются тётки, но ещё ближе — её отец, о котором мы с тобой не подумали. Так что думай теперь…

А Роберту и думать было нечего, он юридически все уже разложил по полочкам.

— Панна Дорота унаследовала крупное состояние. Вряд ли она убила завещательницу, завещание законное, оформление правильно. В случае скоропостижной смерти Дороты, её состояние должен унаследовать ближайший родственник, в данном случае отец. Неважно, что с её матерью они не были расписаны, дочь он признал официально…

Зазвонил телефон, Бежан записал фамилии, продиктованные нотариусом. Роберт терпеливо пережидал.

— Понятно, — повторял вслух Бежан. — Супруги Ковальские, Иоланта и Тадеуш, адрес… телефон… Ханна Выстшик, по делу о наследстве, адрес… И все? Нет, нет, не обижайтесь, я обязан спросить, вам я доверяю. Понятно, понятно, визит пани Паркер запомнился надолго… Благодарю вас.

— Всего три человека, — с облегчением вздохнул Роберт, получив от комиссара листок бумаги с фамилиями и адресами свидетелей. — О Боже, Ковальские аж в Ломянках живут! Хорошо хоть телефон есть, можно быть уверенным, что застану их дома.

— А как там Янчак? — поинтересовался Бежан.

— Десять минут назад ещё спал, — информировал Роберт, в обязанности которого входило присматривать за Мартинеком. — Сестра с мужем на работе, их ребёнок в школе. Пришлось успокаивать… Заняты Ломянки. Пришлось успокаивать Мартинекову мамашу, что её сыночку ничего не грозит, он не арестован, только слишком важный для нас свидетель, отсюда и такие меры… Ну наконец-то!

Пани Ковальская оказалась дома, и Роберт без промедления отправился к черту на кулички, на край Варшавы. Бежану досталась Ханна Выстшик, у которой не было телефона, зато жила неподалёку. Положился на удачу, может, повезёт, и застанет свидетельницу дома. Не повезло, дома её не оказалось. От соседей комиссар узнал, что Ханна Выстшик работает уборщицей по найму, ходит по домам. Соседи охотно поведали об этом Бежану, ведь он умел располагать к себе людей, а явился не в мундире, ясное дело. По собственной инициативе соседи, вернее, обе соседки добавили, что, возможно, пани Ханя скоро сможет избавиться от тяжёлой работы, ей светит небольшое наследство, оставленное тёткой, пол-участка за городом и полдома, как раз она занимается этим последнее время, хотя кто знает, ведь эти адвокаты сущие кровопийцы, а Хане, бедняжке, подмазать их нечем, не такие у неё доходы.

Бежан с интересом выслушал информацию и удалился, шансы дополнить её были только вечером.

А Роберт в Ломянках узнал, что супруги Ковальские, будучи у нотариуса, ничего не видели и не слышали, всецело поглощённые собственными проблемами. Пан полицейский наверняка даже не представляет, как неимоверно сложно в наши дни одно продать, а другое купить. Вроде бы свобода, вроде бы никаких ограничений, а как дойдёт до дела — хоть караул кричи. Столько развелось бюрократии и бюрократов — буквально душат человека. И все стараются друг друга вокруг пальца обвести. Правда, что-то там, в нотариальной конторе мешало им обсуждать проблему, шум какой-то. Нет, не музыка, просто одна из клиенток на всю контору кричала о своих делах, причём таким пронзительным голосом, что другим невозможно было друг друга услышать. Нет, о чем она кричала, не знают, всеми силами старались не слушать её, и теперь пани Ковальская, как ни старается, ни словечка припомнить не может. И уверена, муж тоже не запомнил, он у неё такой, что сразу двумя делами заниматься сроду не умел, это у женщин внимание раздваивается, могут сразу и слушать, и говорить, а мужикам куда там, извините, пан полицейский, наверное, полицейские могут.

Роберт убедился, что ни о каких миллионах эта женщина не слышала, иначе бы запомнила. А раз не слышала — и другим о них не говорила. О чем и сообщил начальству по мобильному телефону на обратном пути, в ответ получив приказ понаблюдать за Мартинеком.

Уже после разговора с помощником Бежан получил интересную информацию из лаборатории. Звонил кореш старшего комиссара…

— Эдик, — сказал кореш, — дело немного прояснилось, есть у нас отличный отпечаток. Рука в перчатке ухватилась за перила, след не пальца, а ручки целиком. Так вот — это дамская ручка! Ни у одного мужика не может быть такой ручки, разве что какой подросток… Может, это тебе что даст. Посылаю результаты экспертизы.

Хотя Доротка и боялась выходить в город, оставаться дома не могла, тётки не разрешили. Надо было провернуть множество дел — и в посольстве, и в погребальной конторе, то есть в бюро ритуальных услуг. На занятия не пошла, не до них, но по делам её тётки буквально вытолкали из дому. Переводы документов Доротка молниеносно сделала сама, сама же и официально заверила, шлёпнув по блату печать присяжного переводчика, и тем не менее все это отняло у неё не меньше четырех часов. А когда забежала в бюро переводов, получила выгодное предложение. Намечалась свадьба датчанина с полькой. Молодая говорит по-польски и по-английски, молодой только на родном языке, между собой общаются на очень скверном немецком, другого общего языка не имеется. На церемонию требуется переводчик, владеющий всеми перечисленными языками, Доротка как нельзя лучше подходит, а платят щедро.

Доротка согласилась не раздумывая, очень забавным представилось ей такое мероприятие, вот только времени оставалось в обрез, ведь свадебная церемония намечена на шестнадцать, а уже полтретьего. Переводчику же, главному лицу на торжестве, без которого остальные никак не обойдутся, непременно надо было присутствовать и на свадебном ужине в ресторане отеля «Европейский», следовательно, необходимо переодеться.

Подумав, Доротка позвонила Яцеку. Хорошо, когда у человека есть сотовый телефон.

— Сможешь приехать к нам домой в полчетвёртого? А если получится, то, пораньше. Я уже еду домой. Нет, за мной приезжать не надо, только время потеряем, ведь сейчас везде пробки, а у меня отсюда прямой автобус. Захватишь меня и поедем к Дворцу Бракосочетаний, за полчаса успеем, как думаешь? Мне ни в коем случае нельзя опаздывать, я там главное лицо.

— Постараюсь быть раньше, — только и ответил Яцек, не осмеливаясь уточнять, с чего это Доротка является главным лицом на предстоящей церемонии бракосочетания. Да, с этими бабами не соскучишься…

Дома Доротка застала Сильвию, Фелицию и Мартинека.

— Отправляйся немедленно за сметаной! — приказала Сильвия. И была неимоверно удивлена, получив решительный отказ племянницы.

— Во-первых, никуда я не пойду! А во-вторых, помогите мне быстро одеться. Через полчаса у меня свадьба, надо выглядеть пристойно.

У тёток был такой уморительно ошарашенный вид, что, смилостившись, племянница поясняла:

— Меня попросили быть переводчицей. Очень хорошо заплатят. Быстро, что мне одеть?

— Горностаевый палантин, тот, что мы у Ванды обнаружили, — издевательски предложила Фелиция.

Сильвия подошла к делу серьёзно.

— Горностай малость пожелтел, не стоит. Лучше накидку из голубой норки. Куда мы её задевали?

Поскольку вещи утрамбовывала Доротка, пришлось лихорадочно вспоминать, куда же она затолкала коробку о меховыми накидками. Кажется, на чердак. Ох, спятит она с тётками, при чем тут Вандзины меховые накидки, заморочили они ей голову.

Надо самой решать. Но и сама не помнила, куда во всем этом столпотворении с фрахтом засунула собственные платья. В панике распахнула двери шкафа Меланьи, в глаза бросилось платье-костюм серо-зеленого цвета с кроенным жабо, кажется, ни разу не надёванное, поскольку Меланья не любила этот цвет, сама же Доротка не раз втихаря примеряла костюмчик, словно сшитый на неё, и, уже не слушая криков тёток, быстренько переоделась в него.

Теперь ноги. Зимние сапожки исключались, надо срочно найти какие-то подходящие туфли.

Глядя на племянницу в изящном платье-костюме, отлично сидевшем на её стройной фигурке, Фелиция вдруг позабыла о своей обычной вредности и в ней пробудилось чувство эстетики.

— Вроде бы мне что-то подходящее попадалось на глаза из Вандзиной обувки, — задумчиво произнесла она. — Давай поглядим.

Часть вещей Вандзя успела разместить сама на вешалке в шкафу, что находился в комнате Сильвии и Доротки. Там нашлась и подходящая обувка, и даже сумка к ней, у миллионерши все было подобрано.

Теперь и Сильвию проняло. Она полезла куда-то за шкаф и принесла своё изумрудное колье.

— Вот, даю надеть. Надеюсь, не потеряешь. Очень подходящее к твоему зеленому платью.

Фелиция в ужасе вскричала:

— Спятила? Её же ограбят или даже убьют из-за твоего колье!

— Да никому в голову не придёт, что камни настоящие, никто и не усомнится — подделка. А как подходят, правда?

— Что ж, — резюмировала Фелиция, — оделась ты прилично, вот только личико подкачало, не вписывается в общий вид. Подкрасься немного.

— Минутку! — вспомнила Сильвия. — А как же сметана?

— За сметаной пусть Мартинек сбегает! — ответила Доротка, извлекая из сумочки косметику.

Лёгкий на помине, Мартинек в этот момент появился в дверях гостиной, весь в цементе, гипсе, ржавчине и краске. Фелиция решительно воспротивилась:

— Не стану я его отрывать от работы!

— В таком случае я не стану готовить обед! — сердито отозвалась Сильвия и так энергично опустилась на стул, что он злобно скрипнул под нею.

— Ну и не надо. С голоду не помрём!

Мартинек по природе своей очень любил соблюдать нейтралитет, но в данной ситуации трудно было оставаться нейтральным. Уже не говоря об обеде, парню до смерти надоела проклятая мойка.

Пообещав Фелиции завтра же с ней закончить, он поспешил смыть с себя следы тяжких трудов, чтобы отправиться за сметаной.

Яцек ожидал с машиной на улице, у калитки.

При виде девушки у него перехватило дыхание. Одно дело — Доротка в джинсах, сапогах и спортивной куртке, небрежно причёсанная, и совсем другое — в изящном платье, на которое наброшена легчайшая накидка из голубоватого по всей видимости меха, сквозь которую поблёскивали какие-то очень драгоценные камни, на шпильках, с волосами, собранными в узел, хотя и небрежный, но очень к лицу девушке, со слегка подкрашенными губами.

Только теперь Яцек понял, как же хороша эта девушке, хотя про себя данную мысль сформулировал немного другими словами. Выскочив из машины, он распахнул перед Дороткой дверцу, не спуская с неё глаз.

— Что за свадьба? — первым делом хотел знать Яцек. Доротка в двух словах удовлетворила его любопытство, уточнив свои обязанности, а потом рассказала о тех неприятностях, которые ей пришлось пережить накануне и из-за которых полиция запретила ей выходить из дому. К сожалению, не может она не выходить.

— В таком случае я иду с тобой на свадьбу! — твёрдо заявил Яцек. — На приём не потащусь, это уже неприлично, а в Дворец Бракосочетаний имею право пойти. Нет такого запрета, чтобы таксисты не имели права… Впрочем, сойду за гостя, ведь там будет прорва народу.

— Да брось, Яцек, не знаю, как долго это все продлится, ты-то за что будешь страдать?

— Ничего страшного, не такие уж это страдания. А пока будешь на приёме в «Европейском», на часок съезжу по делам и вернусь. Домой тебя доставлю лично, не нравятся мне эти… водовороты вокруг тебя. Не знаю, чем это пахнет, но не верю в такое паршивое стечение обстоятельств, так что уж ты разреши немного при тебе пооколачиваться. Впрочем, околачиваться намерен и без твоего разрешения.