Гарпии

— Да нет, ради Бога, и знаешь, я буду рада, — призналась Доротка. — Вчера я просто перепугалась, сегодня меня уже не трясёт, но страх не совсем прошёл. Только давай договоримся. Околачиваться будешь не задаром, считай, я взяла такси… ну, скажем, часа на два-три. Слышал ведь, теперь я богатая наследница, могу себе позволить, — пошутила девушка. Яцек несколько минут назад пришёл к выводу, что пора приударить за этой красавицей, начать ухаживать по всем правилам, а значит, и презенты любимой дарить, а тут получается — она собирается ему платить! Хотел возмутиться, но хватило ума промолчать и проявить тактичность.

— О'кей! Значит, договорились: когда ты меня вызываешь, то платишь нормально, а когда я вызываюсь сам немного подежурить, то уж это моё дело. Договорились?

— Договорились! — улыбнулась Доротка.

Торжественная церемония получилась не очень торжественной, а даже немного смешной, но все прошло, как надо. Молодые неотрывно смотрели Доротке в рот, совершенно не обращая внимания ни друг на друга, ни на главного сотрудника Загса.

В конце концов тот тоже перестал обращаться к ним, а адресовался только к Доротке, и торжественную заключительную речь произнёс явно по её адресу. Доротка прекрасно владела собой, не улыбнулась, не сбилась и все превосходно переводила, так что брачный союз был заключён между теми, кто хотел его заключить, никаких ошибок и накладок не произошло. И брачующиеся, и гости были в полном восторге. А больше всех восторгался Яцек. Дороткой, разумеется. Мало того, что прекрасна, как ангел, вон как шпарит на нескольких иностранных языках сразу!

На свадебном приёме в небольшом зале отеля «Европейский» молодые посадили Доротку без церемоний между собой и наговорились, кажется, наконец за все предшествующие месяцы! Молодой муж, толстенький датчанин среднего возраста, хватив пару рюмок, перестал обращать внимание на молодую жену, целиком посвящая его Доротке. Та даже почувствовала себя неловко. И только под занавес торжества он пояснил свой интерес к прекрасной переводчице.

— Я и не предполагал, что у вас в Польше могут быть драгоценности такого класса, — сказал датчанин. — Таких изумрудов мне не приходилось ещё встречать. Изумительное колье!

— Фамильные драгоценности, — скромно потупилась Доротка.

— Такие драгоценности должны храниться в банковских сейфах, а вы носите их так открыто… и без сопровождения охраны. Странная все-таки страна ваша Польша. Должно быть, тут очень безопасно?

— В нашей Польше все уверены, что это имитация, Чешская бижутерия. Я и то удивлена, что вы сумели определить подлинность колье.

— Так я же по профессии ювелир. Тоже фамильная черта! — рассмеялся новобрачный.

Доротка не сочла нужным выводить иностранца из заблуждения относительно того, что в Польше безопасно живётся. Безопасно, ха-ха! Особенно в свете последних покушений на неё… Но поносить родину непатриотично, и разговор перешёл на другие темы, к которым переводчица сумела подключить и новобрачную. Вскоре начались тосты и застольные речи, вот где пришлось Доротке поработать!

Приём не затянулся, к семи вечера уже кончился. Яцек с машиной ждал у входа, домой Доротка вернулась в целости к сохранности.

— Зайди к нам, пожалуйста, — попросила Доротка. — Сейчас начнутся расспросы о свадьбе, поможешь мне рассказывать. И возможно, меньше будут издеваться надо мной, все-таки присутствует посторонний, а то ведь просто житья нет, к каждому слову придираются! А я в последнее время стала какая-то раздражительная, обидчивая. И обязательно заставят обедать, а я после приёма просто не в состоянии. Надеюсь на твою помощь, обычно Сильвия в меня пихает все, что от обеда осталось. Не бойся, тётка Сильвия готовит вкусно.

— Я уже заметил это, — пробормотал Яцек и принял приглашение Доротки, не предчувствуя ничего плохого.

* * *

Первой Бежан отловил сестру Мартинека. Зайдя за сынишкой в детсад, она поспешила домой, чтобы к пяти успеть приготовить обед. К этому времени обычно возвращался с работы её муж.

Как известно, Бежан старался установить со свидетелями дружеские отношения, беседовать с ними непринуждённо. Едва войдя в квартиру, он сразу понял — не вовремя явился, поскольку из кухни доносились бульканье в кастрюле и шкворчание на сковородке. Хозяйке явно не до посторонних посетителей. Однако комиссар был парень находчивый, предложил побеседовать в кухне и даже вызвался помочь, если можно.

Сестра Мартинека от помощи не отказалась.

— Очень хорошо, вот, снимите кожицу с помидор я уже их ошпарила, сумеете? И лук надо почистить, а потом порезать, желательно помельче, а то я как раз готовлю будынь[3], надо непрерывно мешать.

Старший комиссар полиции умел и лук нарезать, и с помидор кожицу счищать. Очистил и то, и другое, может не очень хорошо, но вполне сносно.

Выбрасывая очистки в пакет с отходами, он мимоходом поинтересовался:

— Ваш брат пересказывал пани то, чему стал свидетелем в доме Вуйчицких, правда? Он нам сам об этом сказал. А мы сейчас расследуем дело об убийстве пани Паркер. Вот почему мне необходимо задать вам несколько вопросов.

— А что? — вопросом на вопрос ответила сестра Мартинека, пытаясь одним глазом глядеть на полицейского, а другим на будынь. — Если считаете, что он вам в чем-то соврал, то сразу заявляю — не соврал. Он слишком глуп, чтобы врать, говорит все, как было.

— Ну, так уж глуп… Я бы выразился по-другому — Мартинек на редкость правдолюбив. Нет, нет, во лжи мы его не подозреваем. Дело в другом. Расследование любого преступления, проше пани, дело тонкое, деликатное. Желательно вести его в тайне, но бывает, сведения просачиваются наружу. Вот и теперь полиция пытается определить круг лиц, располагающих информацией. От вас мне хотелось бы узнать, что именно Мартинек рассказывал вам и кто ещё при этом присутствовал. Назовите всех.

— Кого я должна назвать? — не поняла сестра Мартинека. Возможно, её внимание рассеивалось из-за обеда.

— Тех, кто наряду с вами слышал Мартинека, когда он рассказывал об интересных событиях, случившихся на минувшей неделе в доме, где он постоянно бывал. Ну, родные, знакомые, может, случайные лица.

— Родных, пан полицейский, можете сразу исключить, ни отец, ни мать никогда не слушают, что несёт Мартинек. Вот разве что Кацпер, младший брат… Нет, сомневаюсь, дома я его никогда не вижу без наушников на голове. Знакомые же к нам в те дни не заходили, мать болела… А, вы хотели бы знать, кто мог подслушать здесь, у меня? Да, тут была соседка, моя приятельница…

— А вы сами?

— Что я сама?

— Вы сами никому не пересказывали того, что услышали от Мартинека?

Дунув на вздыбившееся молоко, сестра Мартинека совсем прикрутила газ и принялась помешивать с ещё большей энергией. Потом увеличила пламя, и помешивала уже не столь отчаянно, но чрезвычайно внимательно, не отрывая взгляда от кастрюльки. Сложная штука этот будынь… Отставив готовое блюдо в сторону и заменив его чайником, женщина повернулась к полицейскому, решив уделить ему немного времени.

— Я никому не пересказывала, уверяю вас, пан полицейский. Правда, сама слушала с интересом, ведь американская миллионерша для нас такая экзотика, но как-то никому на работе не сказала о ней, не до того было, на этой неделе как раз была срочная работа, не до болтовни. А после работы я никогда не задерживаюсь, опрометью бегу в садик, там сердятся, если ребёнок остаётся после четырех. Уверяю вас, мне не до болтовни было. Извините.

Опять повернувшись спиной к посетителю, молодая женщина принялась разливать ещё не остывший будынь по мисочкам, комиссар же принялся нарезать лук, стараясь сделать это поаккуратнее.

Навык кухонной работы у него был немалый, часто помогал жене. Кухонные занятия не мешали следователю думать. Опыт и интуиция подсказывали — в данном случае он имеет дело с человеком вежливым, доброжелательным и не заинтересованным в сокрытии правды. Ему говорили правду, в этом не приходилось сомневаться. Он научился безошибочно улавливать в показаниях свидетеля насторожённость, скрытую враждебность, притворную искренность и даже сердечность, страх, фальшь, показное стремление помочь родной полиции, злонамеренное желание обвести её вокруг пальца, словом, тысячу всевозможных побуждений. Сейчас он имел дело с показаниями искренними и нейтральными, без каких-либо эмоций.

— А теперь, пожалуйста, о соседке, вашей приятельнице, которая тоже имела возможность слышать рассказы Мартинека.

— Вероника? Что же о ней сказать? Слушала, потому что было интересно. Ведь ей довелось побывать в Штатах и теперь, слушая Мартинека, она то и дело смеялась.

— Вопросы какие-нибудь вашему брату задавала?

— Вопросы? — задумалась сестра Мартинека. — Ага, допытывалась, видел ли он собственными глазами шляпки американской миллионерши, потому как они, то есть американские старушки, по её словам носят совершенно невообразимые головные уборы.

— А она кому-нибудь рассказывала о приезде американской миллионерши?

— Откуда же мне знать? В принципе она не из болтушек, но, может на работе кому и сказала. Не знаю.

— Придётся расспросить её. — вздохнул Бежан. — Одной луковицы пани хватит? А как её фамилия?

— Хватит одной, в салат больше не надо, не то вкус испортится, — наставительно заметила сестра Мартинека. — А фамилия её… какая же Вероники на фамилия? Банькович… нет, Банькович был её первый муж, мы тогда ещё и познакомились, обе были молодые, только в этот дом переехали. Банькович погиб в автокатастрофе через год после женитьбы на Веронике, сам виноват… А потом она вышла второй раз замуж, а может, так жили, я не расспрашивала, она сама не говорила. И сейчас живут вместе, возможно, и расписались. А как фамилия второго — не знаю. Да вы сами спросите, ведь она в этом же доме живёт.

— В какой квартире?

— Да на этой же площадке лестничной, дверь напротив.

— И часто вы общаетесь?

— В последнее время реже, у меня ребёнок и родители на мне, она тоже работает.

— А когда ваш брат рассказывал об американке, почему она у вас оказалась?

Сестра Мартинека вдруг встревожилась.

— Пан полицейский, скажите честно — вы не договорились тут, у меня, встретиться сегодня с Мартинеком?

— Нет, конечно, с чего такое пришло пани в голову?

— Слава Богу! — облегчённо вздохнула молодая женщина. — Ни с чего, просто напомнили о нем, и я перепугалась. Готовлю обед на два дня, некогда мне столько времени проводить в кухне, а если придёт Мартинек — все сожрёт! Ведь это же бочка бездонная, просто бездна какая-то. Вы думаете, почему Кацпер такой худущий? Да потому что Мартинек сметает дома всю еду подчистую, брату ни крошки не остаётся. А вы, наверное, подумали — Кацпер по природе такой скелет? Родители уже свыклись с аппетитом Мартинека, да и куда им деться, у меня же пока ещё недостаточное благосостояние. Время от времени подкармливаю обжору, чтобы родители передохнули, а так на порог бы не пустила. Так о чем вы спросили?

— Просто поинтересовался, почему ваша приятельница Вероника Банькович зашла к пани в тот вечер, когда вы как раз подкармливали брата?

— Да уже не помню, так просто, по-соседски.

— Как вы думаете, я её застану дома?

— Сейчас она наверняка ещё не вернулась с работы, обычно они с мужем возвращаются поздно. Много работают, наверное. Они вместе работают, это я знаю.

— Где?

— Вот не скажу. Вероника говорила, да мне ни к чему, не запомнила. Но раньше восьми их дома не застанете, это уж точно, может, что передать?

— Если пани хоть слово скажет о моем визите, — веско и как-то зловеще промолвил Бежан, — не только соседке, но вообще кому-либо, то в следующий раз непременно назначу встречу Мартинеку в вашей квартире! Знаю, это шантаж, но поскольку нетипичный, статья мне не грозит. А расхлёбывать вам, так что решайте.

Сестра Мартинека с ужасом взирала на ставшего вдруг таким грозным полицейского. А она ещё заставила его по хозяйству помогать!

— Ну, знаете, — наконец произнесла женщина дрожащими губами. — Не ожидала от пана такого свинства.

— Все в ваших руках! — бросил в заключение полицейский и вышел.

Старший комиссар Бежан направлялся к следующему по списку свидетелю, когда его заловил по телефону помощник.

— Павляковская сменила адрес, — информировал Роберт. — И если быть точным, Павляковской она не могла себя называть, ибо с Павляковским они не расписались. А её настоящей фамилии установить не удалось.

— А сам Павляковский, отец Дороты?

— Проживал по указанному адресу, но выписался. Куда — пока не знаю, как раз занимаюсь выяснением данного обстоятельства. Зато установил, что некий Анджей Павляковский, надеюсь, тот самый, почти шестнадцать лет провёл в Штатах, уехал туда вскоре после рождения дочери и смерти её матери. Пробыл там, как видишь, довольно долго, шесть лет назад вернулся. Думаю, Войцеховский в своих поисках вышел на него, но наткнулся на его сожительницу, а та не захотела сообщать Войцеховскому сведений о бывшей любовнице своего сожителя, Кристине…

— Могла и не знать о её существовании.

— Могла и не знать, а Павляковскому не сочла нужным сообщить о звонке Войцеховского. Не исключено, отец Доротки не догадывался о том, что разыскивают его дочь.

— Да, сплошные «может», «возможно»… Итак…

— Итак, продолжаем поиски. У нас в списке остаются трое: соседка сестры Мартинека, некая Ханна Выстшик и Павляковский. Постарайся его разыскать, где-то же он прописан.

— И ещё Войцеховский.

— Войцеховскому позвоним вечером. Пока не поздно, берись за очередную кандидатуру из нашего списка, есть шансы уже застать дома.

— А подозреваемым надо бы вернуть перчатки, ведь ни одна из них так и не подошла…

— Правильно. Смотайся в лабораторию за ними.

К концу дня общими усилиями были допрошены ещё четыре человека из тех, которые оказались в орбите действия Войцеховского несколько лет назад. Одна из старушек даже знала мамашу пана Войцеховского, была на её похоронах. Именно она посоветовала пану Хубеку, уполномоченному Войцеховского, пошарить по кладбищам, назвав Повонзки, и тем весьма помогла искателю. Но ни о какой пани Паркер она никогда не слышала.

И вообще из разговоров с людьми, бывшими некогда собеседниками пана Хубека, явствовало, что это был человек сдержанный, попусту рта не раскрывал и фамилии пани Паркер никому не назвал. У его тогдашних собеседников создалось впечатление, что он разыскивает родных пана Войцеховского, тем более что беседовал исключительно с людьми, знавшими последнего. В розысках ни разу не упоминалась богатая американская старушка.

Бежан уже третий раз наведался к соседке сестры Мартинека, и опять у неё никого не оказалось дома. Пришлось ещё раз побеспокоить сестру Мартинека. Та подумала и сокрушённо призналась — совсем из головы вылетело, соседка Вероника ведь как-то ей сказала, что вроде бы они с мужем собираются уехать из Варшавы. Куда? Нет, этого Вероника не говорила, сказала только, куда-то недалеко от Варшавы, а может, и называла место, да у неё в голове ничего не держится, столько своих забот, такие ненужные сведения просто тут же улетучиваются, а ещё с обедом спешила. Вероника говорила, что муж где-то там останется, а она, Вероника, собиралась вернуться раньше, сегодня уже вряд ли, возможно, завтра.

На сей раз в смущённой, сбивчивой речи женщины Бежан интуитивно почувствовал новый элемент. И, как оказалось, не ошибся.

— Вы виделись с соседкой? — строго спросил он. — Разговаривали с ней? До сих пор вы говорили правду, а сегодня что-то крутите. С чего бы это? Что произошло?

— Да нет, с Вероникой я не встречалась, она мне позвонила, — смущённо призналась сестра Мартинека. — Ладно уж, скажу пану, это не по части полиции, так что можно. Видите ли, Вероника позвонила и попросила меня, чтобы всем говорить — её нет в Варшаве, даже если бы я и увидела её когда. Дело в том, что по работе ей приходилось общаться с одним очень неприятным иностранцем, который совсем её доконал. Зануда ужасная, а при этом глупый и нахальный, ему объяснили — ничего не получится из контракта, а тот упёрся, и ни в какую, преследует Веронику и на работе, и дома, думает, не мытьём так катаньем своего добьётся. Скоро должен уехать, вот соседка и избегает его. Но сегодня её и в самом деле нет дома.

— Вы обо мне ей рассказали?

— Нет, что вы! Так напугали меня Мартинеком, что я никому ни гу-гу. И нет у меня времени готовить завтра обед, очень рассчитываю, что сегодняшнего хватит на два дня. Послезавтра уже брат мне не так страшен, но не беспокойтесь, пан полицейский, все равно не расскажу о вас.

Это прозвучало искренне, Бежан больше не цеплялся к сестре Мартинека, а её соседку на сегодня вычеркнул из своих планов.

Роберту тоже не повезло. Не удалось разыскать Анджея Павляковского. Аспирант выяснил, что долгие годы Павляковский был прописан в квартире первой жены, с которой развёлся ещё до встречи с матерью Доротки, но прописка за ним осталась, даже на те шестнадцать лет, что провёл в Штатах.

Первая жена Павляковского вскоре вторично вышла замуж и сменила фамилию, и получилось, в её квартире проживали супруги Голембевские с двумя детьми и некто Павляковский, фактически же жили лишь Голембевские с детьми, но без пана Павляковского. Пани Голембевская с некоторой заминкой призналась, что не стала со скандалом выписывать бывшего мужа, от него тоже была польза. Когда, например, они с мужем уехали на заработки в Германию, тот жил в их квартире и стерёг её. В этом отношении на него можно было положиться, не мошенник и не проходимец, вот только бабник страшный, из-за этого она так скоро с ним и развелась. Выяснилось, что кроме неё, у Анджея было ещё две бабы, а, может, и двадцать, это ей были только две известны, а она не любит такого… товарищества. В их отсутствие наверняка приводил в квартиру баб, может, целый гарем, а может, по одной, это её не касалось, убирала эта баба или гарем тщательно, квартира оказалась в полном порядке, и это главное.

Сопоставив хронологию, Роберт установил, что агент Войцеховокого Хубек беседовал с сожительницей Павляковского как раз в то время, когда хозяева квартиры Голембевские ишачили в Германии. Во всяком случае хозяйка квартиры ни о каком Хубеке не слышала. А совсем недавно Павляковский от неё выписался, по собственной инициативе, она его не выгоняла. По какому адресу выписался — понятия не имеет, её это не колышет.

Итак, след Павляковского оборвался. Пробормотав ругательство, неутомимый Роберт отправился пытать счастья с другой кандидатурой из их списка, а именно с Ханной Выстшик, которую передал ему комиссар, занявшись в свою очередь сестрой Мартинека. Пани Выстшик все не было, но к счастью была её соседка по этажу, разговорчивая и весьма информированная особа, у которой Ханна Выстшик тоже раз в неделю прибиралась в квартире. С Ханной они встречались нечасто, соседка просто оставляла уборщице ключ от своей квартиры, но иногда их пути пересекались, благодаря чему соседка знала многое о пани Ханне. Знала, что та имеет виды на небольшое наследство — клочок земли и полдома, что из-за этой малости ведёт судебную тяжбу с сестрой и каким-то кузеном, и по всей вероятности сегодня опять останется на ночь у сестры. А что такого? Судятся, но с топорами друг на дружку не бросаются, все не теряют надежды полюбовно договориться. Сестра живёт в Пясечном, под Варшавой, адреса соседка не знает. Почему она думает, что сегодня Ханна Выстшик у сестры заночует? А потому, что по вторникам и средам Ханя ездит в Константин прибираться в большой вилле у таких… богатеньких, два дня занимает уборка, начинает во вторник, в среду кончает, вот и ездит ночевать к сестре в Пясечно, уж больно далеко оттуда до дома…А в среду, закончив уборку, непременно вернётся домой, чтобы отдохнуть, по средам у Ханны другой работы не имеется, так что даже должна вернуться домой пораньше.

На вопрос, не слышала ли соседка от пани Выстшик каких рассказов о наследстве, соседка призналась, что она с Ханой уже больше двух недель не встречались, поэтому никаких новостей по наследственной части она слышать не могла. Да, в назначенные дни Ханя появлялась и в эти две недели у неё дома, что соседка безошибочно определяет по наведённому Ханой идеальному порядку в её квартире.

— Не повезло нам с тобой сегодня, — вынужден был констатировать Бежан, когда вечером они встретились с помощником. — Единственный улов за весь день — информация кореша из лаборатории об отчётливом отпечатке на перилах, неизвестный ухватился ладонью, так что отпечаток большой и отчётливый. Заключение эксперта: перчатка дамская, коричневого цвета, темно-коричневого, изрядно поношенная, замшевая, лопнула по шву указательного пальца. Замша изрядно потёртая. Перчатка с левой руки. Хорошо, что замшевая, благодаря этому удалось установить столько характерных признаков. Теперь знаем, какую перчатку искать. И знаем, что на балкон залезала женщина.

— Глупая баба, не сообразила, что в замшевых перчатках на мокрое дело лучше не идти?

— Ну не такая уж она дура. Гладкие кожаные скользят, а замшевые нет. И нет у нас стопроцентной уверенности, что баба, вдруг у мужчины такие дамские ручки? Или у парня подростка, которому ещё не пришлось заниматься физическим трудом.

— Маленькие изнеженные ручки у мужика? — усомнился Роберт. — Вряд ли. Даже если никогда не занимался физическим трудом, чем-то же другим занимался? В теннис играл или, скажем, конным спортом…

— …или умственным трудом, — подхватил Бежан. — И знаешь, что я тебе скажу? Чертовски интересно бы взглянуть на этого Павляковокого. Закончил Политехнический, шестнадцать лет провёл в Штатах, небось, и с компьютером знаком, электрик по профессии, мог и здесь иметь дело только с компьютером. Не скажу, что это такой уж тяжёлый физический труд, во всяком случае, ручек не портит. Ты обратил внимание, какие у панны Дороты маленькие, нежные ручки? Может, от папочки унаследовала?

В ответ Роберт только тяжело вздохнул.

— Ну что, звоним Войцеховскому?

— Да, и это будет нашим последним делом на сегодня!

С Войцеховским тоже не повезло, его не оказалось дома. Если уж не везёт…

— Меня так и подмывает съездить на Йодловую, — нерешительно заговорил Бежан, нарушая собственное слово. — Сдаётся мне, там мы многое узнаем, даже не расспрашивая, и к нам вроде бы уже попривыкли. А мне очень бы хотелось присутствовать при торжественном акте вскрытия завещания. Интересно, как воспримут оба «жениха» известие о том, что каждый унаследовал по сто тысяч зелёных? Не поручусь, что для них это будет полной неожиданностью.

— Я тоже не поручусь. И поехать не прочь.

* * *

На Йодловой, как всегда, дым стоял коромыслом.

Мартинек, разумеется, сметану купил, Сильвия, разумеется, обед приготовила, три дамы и молодой человек пообедали и о мойке как-то позабыли. Только теперь Сильвия спохватилась и впала в панику из-за колье. Ну зачем она позволила Доротке его надеть? Ведь племянница отправилась не только во Дворец Бракосочетаний, но и потом в ресторан, а там, не дай Бог, упьётся и потеряет колье. Или будет возвращаться домой на автобусе, и тут её непременно ограбят. Сорвут с шеи и ещё девчонку пристукнут! И хотя Доротка никогда не напивалась допьяна, автобус же исключался из-за лёгких туфелек на шпильке, Сильвия паниковала все больше. Обе сестры не преминули воспользоваться случаем поразвлечься и вместо того, чтобы успокоить Сильвию, ещё и подзуживали её.

Фелиция присоединилась, к нападкам на племянницу, но у неё были к той претензии другого характера. По правде говоря, претензии к самой себе, но такие просто исключались. Всегда, во всем виноватой была Доротка.

— Вот, и в посольстве побывала, и в погребальной конторе, а мы так и не знаем, что она там оформила. И мы даже не спросили, показ мод устроили, идиотки несчастные.

— Ты кого ругаешь? — с ядовитой вежливостью поинтересовалась Меланья. — Меня на показе мод не было, вы тут вдвоём действовали.

— Ты же сама ей посоветовала насчёт туфель и сумки, — напомнила Сильвия старшей сестре.

— А ты не могла спросить, оформила ли она все необходимое для похорон? — не сдавалась Фелиция. — Не вечно же Вандзя будет лежать в морге!

Мартинек сделал попытку успокоить благодетельницу:

— Может, её используют как наглядное пособие для студентов-медиков. Берут разные органы. И хорошо платят!

Фелиция невольно задумалась над такой возможностью. И возразила:

— Неудобно. Как-никак она нам завещала своё состояние. Надо узнать, где находится фамильный склеп Роеков, когда наконец Доротка узнает!

— Об этом легко узнать в главном управлении варшавских кладбищ, достаточно сослаться на захоронение кого-нибудь из Роеков. Кто в последнее время из них помирал, может, хоть одна из вас помнит?

Попытки вспомнить заняли столько времени, что успели приехать Яцек и Доротка. Сильвия чуть ли не силой сорвала с шеи племянницы свою драгоценность, и сразу потребовала снова её надеть, ибо колье было так прекрасно, что хотелось смотреть и смотреть на него. Её очень порадовал отзыв о колье датского новобрачного. Вот, сразу понял, какая это ценность, какая редкость! Так что Сильвия перестала метать икру, зато Фелиция ещё сильнее разбушевалась, хотя информация о завершении погребальных формальностей должна бы была её успокоить. Увы, на первый план вышла проблема захоронения.

— Не желаю, чтобы Вандзя лежала рядом со мной! — кричала Фелиция. — Есть у них свой склеп, пусть там и упокоится! Наша принцесса, разумеется, не узнала, на каком кладбище он находится. Как шику задавать, перед датчанами выпендриваться, так она всегда готова, а чтобы дело сделать! А я не согласна пускать Вандзю в наш склеп!

— Так, может, просто сожжём её в садике, а прах по ветру развеем? — ехидно предложила Меланья.

— Или отправим Войцеховскому в Америку! — рассвирепела Фелиция. — В супнице! Все равно стоит без употребления.

— В консервной банке лучше, — робко предложил Мартинек, чем вызвал огонь на себя.

— А уж ты бы лучше молчал! — обрушилась на него Фелиция. — Яцек, помоги ему. Два парня в доме, а мойка до сих пор не закреплена. Меланья, твой уважаемый хахаль тоже мог бы хоть что-то сделать, мужик как-никак. Пусть придёт и поможет парням! Не поверю, что не способен даже на такую малость.

Мартинек струхнул и сидел тихо, как мышь под метлой. Яцека рассмешило заявление Фелиции, он не возражал.

— Пошли, пошли, — потянул он Мартинека. — Кажется, ты там уже все разворотил? Поглядим, что удастся сделать.

Когда полицейские позвонили у калитки, ситуация в доме выглядела следующим образом. Яцек с Мартинеком пыхтели в ванной, причём Мартинек старался держаться на втором плане и ни малейшей инициативы не проявлял. А нужно бы, ведь в стене зияла большая дыра, и её нужно было чем-то заделать, ведь по-прежнему нормального кирпича не было. Велев Мартинеку держать кронштейн, Яцек чем попало закреплял его в дыре, запихивая обломки кирпича, старой штукатурки и скрепляя это цементным раствором. Под ногами хрустели те же обломки кирпича и штукатурки, завалившие не только ванную, но и прихожую.

Сильвия спохватилась, что пришло время готовить ужин и, прихватив на помощь Доротку, суетилась в кухне. Откровенно говоря, она обошлась бы без помощи девушки, но не хотела лишаться возможности любоваться на своё сокровище, блистающее на Дороткиной шее. В гостиной кричали и ссорились Фелиция с Меланьей, наскакивая друг на дружку. На полицейских никто не обратил внимания, хотя в дом их впустили.

Позвонил телефон, но на него тоже никто не отреагировал. Поднять трубку пришлось Эдику Бежану. По ту сторону провода оказался пан Войцеховский.

— Знаете, мне удалось узнать, — начал он без предисловий и спохватился, — минутку, кто у телефона? А, это вы, пан комиссар. Чудесно, я все равно собирался вам звонить. Надо же, Анджей Павляковский, а я и не знал, что он находился столько времени в Штатах! Проживал и работал в Бостоне, выяснилось, его хорошо знали знакомые Ванды, но понятия не имели о том, что они как-то связаны. Эти знакомые и познакомили его с Вандой, как совершенно постороннего человека вместе они были на каком-то пикнике, где сделаны те самые фотографии.

— Вы уверены, что пани Паркер не помнила о Павляковском? Не могла ведь не обратить внимания на фамилию.

— Могла! И когда её знакомили с ним, запросто могла расслышать, а если тогда и расслышала, то благополучно забыла к тому времени, когда я по её просьбе принялся разыскивать её крестницу. Эти знакомые сообщили мне ещё одну подробность. Под конец своего пребывания в Америке Анджей Павляковский познакомился с полькой, недавно приехавшей из Польши, они влюбились друг в друга, здешние поляки много об этом говорили. В Польшу они вернулись вместе.

— А как фамилия той польки?

— К сожалению, они не помнят. Имя запомнили, и то не ручаются на сто процентов. Вроде бы Вероника. По их словам, Вандзя тоже знала её и даже вроде бы полюбила, но их знакомство было недолгим, потому что Анджей с Вероникой вскоре вернулись на родину. Я очень рад, что удалось собрать эти сведения, помогли ваши фотографии. Я уже не буду больше звонить, вы сами передадите информацию дамам Вуйчицким, хорошо? А пока…

— Минутку, пан Войцеховский! Один только вопрос. Случайно не удалось выяснить, знали ли эти знакомые о намерении пани Паркер навсегда вернуться в Польшу?

— Знали совершенно точно. Это происходило уже после смерти мужа Вандзи, в те годы она только об этом и говорила, всем, знакомым и незнакомым, направо и налево. Такая идея фикс, знаете ли, уж вы мне поверьте, во всем, что касается Вандзи, я за свои слова полностью отвечаю.

— Вы очень помогли расследованию, большое спасибо. Вот если бы удалось установить точные даты, был бы весьма признателен.

— Некоторые я и сейчас могу сообщить. Например, тот пикник, где фотографировались, состоялся 4 мая 1986 года. У знакомых точно такие же фотографии, а они всегда аккуратно ставят даты. По их словам Павляковский покинул Штаты в 1991 году, остальные даты не могли назвать с такой точностью, только приблизительно. Ведь они не были с ним так уж близки, просто шапочное знакомство, как тут водится между земляками.