И до сих пор такой метод себя полностью оправдывал. Тем более что Бежан понимал: мир состоит не из одних убийц, мошенников и прочих злоумышленников, в мире найдётся и парочка честных людей. Как правило, эти честные люди питали к старшему комиссару полиции чувства добрые и по мере возможности помогали в его нелёгком труде. По этой причине своих подозреваемых комиссар никогда не воспринимал в штыки и не считал с ходу врагами. В данном случае он сел за стол со сплошными подозреваемыми.

— Для начала разрешите сообщить вам новость, — грустно произнёс полицейский. — Я уже располагаю данными вскрытия, и из них следует — пани Паркер скончалась не самостоятельно, ей кто-то помог. И, увы, именно мне предстоит выяснить, кто.

— Это как же понимать — помог? — изумилась Фелиция. — Каким образом? По ней ничего такого нельзя было заметить.

— Ну, как же! — подхватила оживившись Меланья. — Я тебе сразу говорила — какая-то она синеватая.

— Её отравили! — с непонятным пылом вскричал Мартинек, и немедленно глаза всех присутствующих обратились на Сильвию.

— Ну вы чего, вы чего! — возмутилась Сильвия, спокойно пододвигая к себе сахарницу. — Тем, что я готовлю, ещё никто никогда не отравился. Хотя, честно признаюсь, ещё немного — и я бы отравила-таки милую Вандзю, да под рукой ничего подходящего не оказалось. Уж очень она меня допекла. Дай, думаю, нажарю пончиков, а в начинку… ну да это я только подумала, сделать ничего не успела, а потом раздумала, так что нечего пялиться!

Доротка глядела на комиссара полиции огромными, как блюдца, голубыми глазами, исполненными ужаса.

— Вы не шутите, пан комиссар? Её и в самом деле убили? Боже, Боже, как такое возможно! А что ей сделали? Как её убили?

— Прежде, чем я отвечу на этот вопрос, хотел бы взглянуть на крокетный молоток, которым, по вашим словам, она барабанила по полу. Где он?

— Езус-Мария, у меня! — с тревогой вскричала Меланья. — Фелиция наконец забрала его у неё, а я поставила в угол за книжную стенку. Думаю, там он и стоит. Хотите?…

И она приподнялась со стула. Бежан вскочил, опережая её.

— Разрешите мне пойти с вами.

Меланья тут же опять шлёпнулась на стул.

— Если хотите, можете и без меня пойти. Никаких секретов в моей комнате нет. Можете сразу и обыск произвести, не стесняйтесь, только, пожалуйста, не разбрасывайте бумаг…

— Какой обыск, что вы! Пошли вместе.

Крокетный молоток и в самом деле оказался в углу за стеллажом с книгами. Чтобы не усложнять работу экспертов, Бежан взял его осторожненько двумя пальцами у самого молотка и внимательно осмотрел. Показалось, увидел волосинку, но проверять не стал и попросил у Меланьи целлофановый пакет, очень рассчитывая на микроследы.

Меланья не раздумывая опорожнила лежавший на столе целлофановый пакет, вытряхнув закупленную в писчебумажном магазине клейкую ленту.

Засунув в целлофан предполагаемое орудие убийства. Бежан спустился с ним в столовую, стараясь по дороге не задевать за стены длинной ручкой молотка.

В столовой он застал окончание разговора.

— …я ни в коем случае, — энергично ораторствовала Фелиция. — Самая подозреваемая из нас Доротка. Признавайся, это ты убила Вандзю?

— Нет! — мрачно отрицала Доротка. — Хотя временами и хотелось.

— А если это сделал тот, кому вовсе не хотелось? — высказала видимо свежую мысль Сильвия.

— Лично мне с таким человеком ещё не довелось встретиться, — ответил ей садясь комиссар. — Вот разве что пан…

И он выжидающе взглянул на Мартинека.

Мартинек вроде бы смешался.

— Я бы предпочёл, чтобы это сделал кто-нибудь другой, — не очень уверенно ответил он. — Хотя, в общих чертах, я тоже…

— Яцек! — вдруг оживилась Доротка. — Думаю, ему не хотелось убивать пани Ванду. Сколько раз мне говорил — какая у меня замечательная крёстная бабуля, как ему интересно с ней работать. И у него не было причины её убивать.

— А он знал, какое оставлено завещание?

— В той же степени, что и мы все. Ведь он сидел за этим столом, когда бабуля рассказывала нам всем об оформлении завещания.

Вот интересно, подумал Бежан, знает ли кто из присутствующих о суммах по сто тысяч долларов, завещанных женихам Доротки? Если не знают, пока не стоит их просвещать? Поскольку на сей раз комиссар прихватил магнитофон, он потребовал присутствующих в точности повторить, что именно американская миллионерша говорила о завещании.

Из того что он услышал, ясно следовало: в гостиной в тот вечер не говорилось о дополнительных суммах, завещанных молодым людям. Видимо, мысль об этих дарах пришла в голову взбалмошной миллионерше внезапно, она не вынашивала её заранее. В связи с чем ни один из «женихов» не был непосредственно заинтересован в лишении жизни богатой дарительницы. Но это, если непосредственно. У человека может быть свой, скрытый интерес…

Офицер полиции обратился с просьбой к присутствующим:

— Давайте попытаемся восстановить в памяти все подробности субботнего вечера. Пани Паркер рассталась с жизнью между девятью часами, точнее, девятью с половиной вечера и первым часом ночи…

— Доктор Малик сказал то же самое, — пробурчала Меланья.

— …и меня интересует, что здесь происходило после двадцати одного часа тридцати минут, — докончил комиссар. — Пожалуйста, кто что запомнил?

— Пока она сидела за этим столом, была очень даже живая, — вспомнила Фелиция. — За это ручаюсь. И наверх отправилась без посторонней помощи.

— А перед этим пособирала свои драгоценности, — припомнила Сильвия. — Сложила в мешочек и забрала с собой.

— Во сколько же это было?

— А вскоре после прихода вон её любовника, — злорадно вспомнила Фелиция, ткнув в Меланью. — Во сколько он пришёл, не скажу, но при виде драгоценностей на столе обалдел и лишился речи.

— Павел Дронжкевич сам сообщит пану время своего прихода, — сухо информировала Меланья уставившегося на неё следователя. — Наверное запомнил, когда пришёл, и кроме того, потом посмотрел на часы, я видела.

— А он уже знает о смерти пани Паркер? — спросил полицейский.

— Не знаю. Я ему не сообщила. И вообще он собирался на несколько дней уехать из Варшавы, готовил репортаж, собирал материал. Не знаю, вернулся ли.

— Наверняка не вернулся, иначе бы позвонил, — со злобной ухмылкой заметила Фелиция. — Ведь с той субботы его любовь наверняка возросла.

— И сразу принялась дубасить в пол, — продолжала Сильвия, единственная из сестёр придерживаясь заданной темы. — А потом Доротка поднялась к ней наверх.

— Через несколько минут, потому что наливала чай в термос для бабули, — в ответ на вопросительный взгляд полицейского пояснила Доротка. — Это я делала в кухне. Крёстная уходя пожелала чая. И я ей его отнесла.

— А что происходило наверху?

— Ничего особенного. Крёстная бабуля уже лежала в постели. Велела мне прикрыть окно, потому что сильно сквозило, несмотря на шторы.

— Вы закрыли окно или лишь прикрыли?

— Только прикрыла. Если бы я его совсем закрыла, она через минуту опять бы принялась стучать, чтобы открыть. Не знаю, почему она жаловалась на сквозняк, по-моему не сквозило.

Меланья внезапно подняла голову и раскрыла рот, будто что вспомнила, но ничего не сказала. Бежан заметил и запомнил эту мелочь.

— Долбанула! — информировал Мартинек.

— Что? — вздрогнул комиссар.

— Долбанула по полу молотком! — пояснил Мартинек. — Я вспомнил. Наверняка помню — один раз долбанула, я ещё удивился — почему только один раз, обычно она барабанила несколько раз.

— А когда это было?

— Когда я отправился в кухню за свежим чаем. Пани Сильвия тоже туда пришла, в кухню, значит, но не сразу, а немного спустя. Один раз долбанула и потом успокоилась.

Комиссар подумал — надо все эти мелкие происшествия расположить в хронологическом порядке и привязать их к Павлу Дронжкевичу, который посматривал на часы. А самого Дронжкевича хорошо бы допросить ещё до того, как он узнает о случившемся, если, разумеется, для него это станет неожиданностью. Кажется, его нет в Варшаве…

— Дайте мне номер телефона пана Дронжкевича, — обратился он к Меланье. — Можете дать или раздобыть по своим каналам?

— Могу, почему же не дать? — удивилась Меланья. — Восемь-четыре-семь-ноль-два-три-два. Рабочий тоже дать?

— А сотового у него нет?

— Есть, да я его так не помню, придётся заглянуть в записную книжку.

— Тогда попозже, если понадобится. Пани позволят мне позвонить?

Пани позволили, явно заинтересованные. Подойдя к телефону, Бежан настучал номер.

Запыхавшийся Павел Дронжкевич отозвался после третьего сигнала. Бежан представился по всем правилам — фамилия, имя, служебное звание, и приступил к делу.

— В пятницу вечером вы были у знакомых на улице Йодловой. Можете назвать точное время, когда вы туда пришли?

— Минутку, пан старший комиссар. Я буквально только что ввалился в дом, разрешите положить хотя бы вещи, а то неудобно их держать. В чем дело? Ох, минутку…

По ту сторону провода раздался грохот, слышно было, как Павел Дронжкевич в спешке собирает что-то с пола. Вот он опять взял телефонную трубку.

— Дело в том, чтобы я мог установить время, — официально ответил полицейский. — Вы мне очень поможете, если сумеете точно вспомнить. Тут у нас кое-какие неприятности, надо точно установить время и вся надежда на пана.

— Пожалуйста, отчего же, — несколько рассеянно отозвался Павел Дронжкевич, лихорадочно перебирая в памяти события того вечера и тщетно пытаясь припомнить, что же он нарушил. — Я все время смотрел на часы, потому что на девять мы с пани Меланьей были приглашены к знакомым, я специально заехал за ней без двадцати девять, но в их доме попал на очень милое семейное торжество и уже остался у них…

— Так вы действительно то и дело поглядывали на часы?

Павел Дронжкевич удивился — лично он ничего плохого в том, чтобы смотреть на собственные часы, не видел, это не является деянием утоловно наказуемым. И он охотно признался:

— Да, сначала я довольно часто посматривал, все думал, может, стоит поехать к знакомым, ничего, если немного опоздаем. Но в девять двадцать пять я окончательно отказался от этой мысли…

— Вы можете сказать, что за встреча и что за знакомые?

— Нечто вроде интервью или даже небольшой пресс-конференции с новым депутатом из Жолибожа. Ничего особенного, для меня интервью не столь уж важно, вполне мог обойтись и без него.

— А что было потом?

— Извините… когда?

— Ну, после того, как вы решились остаться на семейном приёме в доме пани Меланьи? Может, вы случайно заметили время, когда пани Паркер покинула общество и поднялась наверх?

— Заметил, конечно, как раз за минуту до того, как я принял решение. В девять двадцать.

— А как она дубасила, вы слышали?

— Видите ли… трудно было не слышать…

— Во сколько это произошло?

— Сразу же после того, как я махнул рукой на служебные обязанности и перестал смотреть на часы. В полдесятого, не позже. К сожалению, больше не смогу с такой точностью отмечать события, ибо перестал следить за временем. Знаю лишь, ушёл из гостей ещё до двенадцати, потому что в двенадцать я был уже дома.

— Чрезвычайно вам признателен, пан мне очень помог. Про…

— Нет, нет, минутку! Что случилось? Вы можете сказать? Там ведь что-то произошло?

— Произошло, но это пану объяснит пани Меланья. Не сейчас, немного позже. В данный момент пани Меланья беседует со мной. Позвонит вам, когда освободится.

Положив трубку, комиссар Бежан задумчиво оглядел сидящих за столом. Итак, в полдесятого усопшая ещё была жива. Её могла убить Доротка, но если Мартинек слышал, как она позже стукнула в потолок своим молотком… Когда это произошло?

Не потребовалось много времени, чтобы установить — стук послышался минут через десять-пятнадцать после того, как Доротка спустилась вниз. В порядке следственного эксперимента Мартинека опять заставили заварить чай и велели сделать это в точности так, как в ту роковую пятницу. Парень послушно собрал со стола часть стаканов на поднос, отнёс поднос в кухню, налил воды в чайник, включил и принялся споласкивать заварочный чайник, а Бежан с секундомером в руке следил за его действиями. И как-то сразу догадался, зачем Сильвия отправилась за парнем на кухню.

— Кто-нибудь ещё, кроме пана, слышал звук удара? — поинтересовался полицейский.

— Как видите, никто не признается, — ответила за всех Фелиция. — Но что-то в этом есть, ведь она не спрятала молоток, как это обычно делала. Он лежал на полу у её постели, я сразу его увидела, как только вошла в комнату. Так и бросился в глаза! Кто-то прикончил Ванду в тот момент, когда она как раз приноравливалась барабанить.

— Так обычно пани Ванда прятала молоток?

— И ещё как ловко! — вздохнула Доротка, смахивая слезинку. — Тётя Фелиция с самого начала велела мне отобрать у бабули молоток, уж очень она всех нас доводила своей долбёжкой, но мне ни разу не удалось, а я и сама хотела отобрать, ведь больше всего мне доставалось. И не получилось. То она сжимала его в руке, не могла же я силой его вырывать, то вообще неизвестно куда прятала. Я уж и представить не могла, куда именно, не под кровать — это точно, от двери сразу видно, лежит что под кроватью или нет. И ничего не лежало, то есть нет, старый чемодан лежал, но не такой большой, чтобы за ним не видать было молотка, ведь у молотка очень длинная ручка. А теперь-то я знаю, что она прятала молоток рядом с собой под одеяло, это я последний раз заметила.

И девушка опять смахнула с глаза слезинку.

Комиссар поднял руку:

— А теперь, внимание, очень важный момент: пусть каждый из вас скажет, где находился в момент того самого одиночного удара.

— Вот интересно, если я не имею понятия, когда этот удар раздался, как я могу знать, где находилась в данный момент, — с претензией вопросила Фелиция. — Но в принципе мы все сидели за столом, никто никуда не удалялся.

— А вот и нет! — вывела Фелицию на чистую воду её сестра Меланья. — Мартинек удалился в кухню. И Сильвии не было. Ведь тем самым вы вычисляете убийцу, правда, пан комиссар?

— Сильвия тоже пошла в кухню! — стукнула по столу кулаком Фелиция.

— Не сразу! — возразила Меланья.

— Насколько я припоминаю, она крутилась перед зеркалом, примеряя колье, — сказала Фелиция. — А потом…

— А потом я вернула его Дороте и отправилась в кухню, — с достоинством возразила Сильвия. — Не исключено, что с заходом в туалет…

— Но остальные сидели! Сидели! — кричала Фелиция.

— Ничего подобного! — опять возразила Меланья. — Лично ты не сидела безвылазно, а отправилась в свою комнату, за чем — не знаю, а потом и вовсе исчезла из глаз…

— В кухню я пошла! А вот ты прихватила хахаля, и оба поспешили наверх!

— И вовсе не так, то было позже и всего на минутку, успели просмотреть фотографии…

— Кто же в таком случае сидел в гостиной за столом? — хотел знать полицейский.

— Яцек с Доротой, — твёрдо заявила Сильвия. — Когда я выходила — сидели, когда вернулась — тоже сидели. Вдвоём. Собственными глазами видела! А спустя какое-то время собрались все. Мартинек принёс из кухни чай, и я видела, как Меланья спускалась по лестнице, одна, её Павел уже сидел за столом…

— Вам, пан полицейский, придётся рассмотреть возможность группового убийства, — ехидно заметила Меланья. — Дружными усилиями мы кончили старушку, а теперь создаём друг другу алиби…

— Уж ваши алиби просто восхитительны, — не удержался от сарказма Бежан. — Только и жду, вот-вот начнёте хором признаваться, кстати, тоже неплохой метод. А вы, проше пани, собрались что-то сказать, да раздумали. Может, теперь скажете?

— Когда именно? Сдаётся мне, я без конца только и делаю, что говорю, и не могу припомнить, чтобы воздержалась. В чем-чем, а в излишней сдержанности меня уж никак не упрекнёшь.

— И тем не менее. Это случилось в тот момент, когда пани Дорота описывала, что она делала наверху, когда, так сказать, обслуживала пани Паркер. Отнесла ей чай, прикрыла окно… И тут вы хотели что-то сказать.

Все присутствующие подняли головы от своих стаканов чая и с любопытством уставились на Меланью. А та смотрела на Бежана, несколько сбитая с толку.

— Что же я хотела сказать? Что же я хотела… Повтори, что ты говорила, Доротка!

Доротка явно встревожилась.

— Да ничего такого я не говорила! Что я могла сказать? Что прикрыла окно, потому как даже сквозь шторы сифонило.

— Ну да! — радостно вскричала Меланья. — Вспомнила! И ничего такого особенного, потому и не стала говорить, пустяк. Просто я знаю, почему сифонило, но какое это имеет значение?

— Наверняка никакого, — убеждённо подтвердила Фелиция. — И почему же?

— Открылась балконная дверь, она ведь не была заперта, а ветер дул с той стороны, вот и распахнул её. Когда я поднялась наверх, обратила на это внимание и закрыла её.

— Заперла?!

— Что я, спятила? Так дорого нам обошлось тогда…

— Вот именно! Весной ты заперла, ты!

— И вовсе нет, ведь пани Стефча призналась.

— Ну не знаю… Может, тебя пожалела, хотела выручить.

— Стоп! — вмешался комиссар. — Мне бы хотелось понять, о чем вы говорите.

Меланья с Фелицией чуть не подрались, того и гляди младшая сестра вцепится когтями в старшую. И дураку было ясно — смертельно обиделась на подозрение, что это именно она весной заперла балконную дверь. Фелиция зловеще покачала головой, Сильвия попеременно то кивала, то отрицательно мотала. Доротка поспешила вмешаться, пока тётки не схватились врукопашную.

— Они говорят о балконной двери, проше пана комиссар, той самой, через которую Мартинек вошёл в дом, вы же видели. Её мы никогда не запираем, только плотно закрываем, чтобы в случае чего через неё проникнуть в дом. Однажды так случилось, что все двери оказались заперты, и пришлось выбивать стекло, ну и с тех пор…

— Да, у моей сестры есть милая привычка выскакивать из дому без ключей и при этом захлопывать за собой дверь! — подхватила Меланья. — И уже несколько раз мы оказывались в отчаянном положении, особенно раз, зимой, в метель, когда все мы выскочили из дому в одних халатах. Конечно, можно было бы повыбивать стекла в окнах первого этажа, но сами видите, залезать в эти окна страшно неудобно. Высокий первый этаж, без лестницы не достанешь, а лестница проходит на большом расстоянии от окна. А потом… как-то глупо жить без стёкол в окнах, особенно зимой, правда? Поэтому мы решили раз и навсегда балконную дверь не запирать, пусть будет нашим аварийным входом. Вот почему, кстати, нам так нужна лестница.

— Понятно. И через ту дверь сифонит?

— И вовсе нет! — сердито возразила Фелиция. — Балконная дверь очень плотно закрывается, её надо с большой силой толкнуть, только тогда откроется. Наверное, какая-то растяпа сама не закрыла, как следует. Полагаю, Доротка.

— Да я и не прикасалась к ней! — заверила Доротка.

— А я закрыла как следует и хватит об этом! — прикрикнула Меланья на сестру. — Видите, пан полицейский, теперь, надеюсь, ясно, почему я раздумала упоминать о балконной двери? Ведь она может о ней твердить до скончания дней своих. Вам это нужно?

— Нет, спасибо, о двери больше не нужно. Сейчас я бы хотел осмотреть комнату погибшей и узнать, где в данный момент находятся её драгоценности.

— Надо же, Вандзя Ройкувна — и вдруг погибшая! — пробурчала Фелиция. — Надо же…

— А вы это все сразу и сделаете, — сообщила Сильвия. — Они там и лежат на её постели, в замшевом мешочке.

— В таком случае разрешите?…

Наверх вслед за полицейским цепочкой потащились все бабы, с Мартинеком в арьергарде. Парень демонстративно старался не оставаться один, чтобы его не смогли обвинить в том, будто пытается стереть следы преступления. И вовсе неглупая мысль, можно было бы, например, попытаться отчистить крокетный молоток. Вот почему он старательно держался в толпе.

Комиссар остановился в дверях комнаты покойницы, остальные заглядывали ему через плечо. Разница во внешнем виде комнаты по сравнению со вчерашним днём бросалась в глаза и под ноги. Наследницы воспользовались воскресеньем для того, чтобы частично распаковать фрахт, чтобы посмотреть, что в нем, — и результат валялся по всей комнате. И теперь, кроме ящиков и коробок, комнату загромождало множество вещей, разбросанных по полу и наваленных на ещё не распакованные коробки.

Бежану требовалось как-то пройти в, комнату, чтобы осмотреть постель.

— Альбомы с фотографиями я забрала, — информировала полицейского в спину Сильвия, — были вон в той коробке. Если надо, покажем, они внизу.

Никого не слушая, Бежан по мере возможности осторожно прошёл в комнату и осмотрел постель. Её ничем не успели завалить, лишь прикрыли покрывалом, так что лежащий на покрывале замшевый мешочек ещё издали бросался в глаза. Бежан показал на него пальцем.

— Это?

— Да! — информировала Сильвия, словно приклеенная к спине полицейского. — Мы нашли их за шкафом, в моих ботинках, вон, ботинки, там и стоят. Не знаю, почему именно в моих.

— Наверное, потому, что там стоят, — насмешливо бросила от двери Меланья.

Развязав замшевый мешочек, Бежан высыпал его содержимое на покрывало. И изумился — каким образом ЭТО до сих пор ещё не украли? Ведь это же сказочное сокровище! Удивительные бабы, ничего не скажешь. Могли поделить драгоценности или пока спрятать их все вместе, а поделить потом, когда все успокоится. Ну уж во всяком случае не оставлять на виду мешочек. Ведь любой нормальный человек именно так и поступил бы, побоялся того, что раз началось следствие, полиция может реквизировать драгоценности до выяснения, а там… не могли же они не подумать и о налоге, который придётся платить за дарственную. Правда, в данном случае, видимо, обойдётся без уплаты налогов, но ведь они имели право так думать!

Упорно придерживающаяся полицейской спины, Сильвия частично разрешила сомнения комиссара.

— Я нашла их сегодня утром, — начала она пояснять. — Просто собралась надеть ботинки, когда Фелиция подняла крик из-за лестницы, раз в садике искать, значит, нужно переобуться, подумала я. Ведь после дождя там грязь и сыро. Вот и пришла сюда за своими ботинками, ведь в этой комнате, до приезда Вандзюни, Царство ей Небесное, жили мы с Дороткой, и свои вещи я тоже тут держала. Сунула ногу в ботинок, а там этот мешочек! Я ещё Меланью позвала, она посмотрела — он самый, говорит, ну я и положила его на кровать, а о ботинках как-то забыла. Из головы вылетели, опять представила себе это богатство. Видите же, как блестят!

Бежан невольно подумал — пожалуй, у него из головы тоже вылетела бы лестница, да и все они должны заниматься только вот этими драгоценностями, а вздорные бабы ссорятся из-за лестницы и балконной двери. Нет, все-таки они какие-то ненормальные…

— Здесь все? Ничего не пропало? — суровым голосом поинтересовался полицейский.

— Откуда нам знать? Мы ведь не считали эти вещи, не знаем, сколько их должно быть. Да куда им деться. Вы собираетесь их изъять, пан полицейский?

Бежан подумал.

— Нет, не считаю целесообразным, только, ради Бога, спрячьте их в безопасном месте.

— Я возьму их к себе! — решила Фелиция.

Меланья и Сильвия вскричали в один голос:

— О, нет, только не забирай! Тогда они обязательно затеряются!

— Лежали до сих пор в ботинках Сильвии, пусть и лежат там, — предложила Меланья. — Потом подумаем. А что вас ещё интересует, пан комиссар?

— Многое, — осмотрелся Бежан. — Где находился молоток? Меня интересует, в каком месте он находился? Как можно точнее.

— Не знаю. Фелиция…

Фелиция неохотно пробралась сквозь загромождённую комнату и показала место пальцем, куда уж точнее:

— Вот здесь лежал, у самой кровати. Вернее, не лежал, а стоял. Сам молоток на полу, а палка, рукоятка опиралась о постель. Я на цыпочках подошла, чтобы не разбудить Вандзю, ведь сколько мечтала отобрать у неё проклятый молоток, а она, бедняжка, уже…

— Все-таки уточните, стоял он в головах или в ногах?

— Да вот точнёхонько здесь, где я пану показываю. А что? А, поняла, если бы она просто выронила его из рук, он бы упал, и в другом месте. Выходит, некто вырвал его у бедняжки из рук и огрел её… Да нет, ведь голову же ей не проломили! Мы бы заметили.

И опять подумал комиссар Бежан: все-таки непредсказуемые создания эти бабы. Вроде бы и глупые, и склочные, и вздорные, но не дуры. Вон, сразу поняла, почему он именно об этом спрашивает, и выводы делаются правильные и быстрые. И ведь ни одна из них не пытается скрыть, что думает, только подумала — и сразу выбалтывает, так птичкой изо рта мысли и выпархивают, одна за другой. Если они и преступницы, то нетипичные какие-то. Ведь не мог же он случайно наткнуться на скопище таких неподражаемо талантливых артисток! Нет, они не играют, не притворяются, искренни в каждом своём слове, каждом побуждении.

Комиссар представил, как происходило убийство старушки: стукнула молотком в пол, а преступник вырвал у неё из рук молоток. Возможно, женщина собралась крикнуть, вот он и поспешил её легонечко стукнуть, чтобы не поднимала шум. Стукнул легонько, возможно, помешала подушка, ведь скорее всего, старушка лежала, не успела сесть. А потом преступник вытащил подушку из-под её головы, набросил на лицо и прижал. Немного подержал…

Все происходящее могло быть экспромтом, но вот дальнейшее уже представляло действия продуманные. Преступник опять засунул подушку под голову женщины, осторожно уложил на ней голову своей жертвы, чтобы не сразу бросалось в глаза. Возможно, разыскивал драгоценности, но заглянуть в ботинки Сильвии не догадался. Времени у злоумышленника было в обрез, ведь в доме полно народу, причём все перемещаются в самых разных направлениях, преступник очень рисковал и задерживаться побоялся. Наверху Меланья оставалась одна, Дронжкевич спустился в столовую раньше. А до того находились оба наверху, фотографии рассматривали… Кто может поручиться, что занимались именно этим?

Прежде всего необходимо сделать лабораторный анализ оставленных на крокетном молотке микроследов.

Бросив взгляд на разваленный фрахт, комиссар решил поручить заняться им сотрудникам, а пока спустился вниз. За ним цепочкой последовала процессия.

Опытный следователь уже понял — дело ему досталось нелёгкое.

Уже совсем стемнело, когда Доротку погнали в магазин. У Сильвии, видите ли, кончились лимоны. Столько всего запасли, а вот с лимонами промахнулись. Доротка даже с удовольствием отправилась в магазин, хотелось немного отдохнуть от тёток, от их вечного брюзжания, от Мартинека, сонливо околачивающегося вокруг несчастной мойки. Девушка удивлялась, почему Мартинек не отправляется домой, ведь уже вечер. Ей и невдомёк было, что тот твёрдо решил присутствовать при жеребьёвке. Дело в том, что тётки задумали сегодня вечером непременно поделить Вандзины драгоценности и сделать это путём жеребьёвки, вот Мартинек и дожидался захватывающего события. А бедной Доротке совсем негде было приткнуться: чулан по-прежнему оставался недоступной мечтой, оккупированный Сильвией, в свою же комнату пробраться не было никакой возможности не только из-за проклятого фрахта, но и из-за запрета полицейского. Можно, конечно, было сидеть в гостиной, но ведь там и минуты не дадут спокойно посидеть, уж тётки найдут, чем ей заняться.

Предаваясь таким невесёлым мыслям, девушка неторопливо тащилась по улице, старательно обходя выбоины, полные воды и спотыкаясь на неровностях мостовой. Тротуары по обеим сторонам их улочки были в ещё худшем состоянии, и в темноте по ним ходить было невозможно. Услышав, что сзади едет машина, Доротка подумала — надо бы пропустить. Машина вдруг взревела мотором, набирая скорость, Доротка увидела перед особенно глубокую лужу, подумала — если посторониться, её непременно обдаст целым фонтаном грязных брызг, и шмыгнула вбок, под прикрытие чахлых кустиков у чьего-то забора. В тот же момент машина резко свернула в лужу, перед которой только что стояла Доротка, повторила за девушкой рывок в сторону, смяла чахлые кустики буквально в двадцати сантиметрах у неё перед носом, и, взревев мотором, умчалась.

Оглушённая Доротка даже испугаться не успела. Оцепенев, стояла она у чужой калитки, не понимая, с чего этот кретин шофёр вдруг выписал такую петлю и зачем ему пришлось заскакивать на тротуарчик? Вон как трещали кусты, небось весь лак с бока ободрал. Она сама недавно в темноте сильно поцарапалась именно о колючки этих кустов, барбарис, наверное, или ещё какая зериба африканская, тоже колючая вещь. Если бы, например, в машине сидел преступник, машину запросто можно было бы разыскать по этим царапинам. Да нет, небось, просто пьяный.

Наконец Доротка сбросила оцепенение, отвалилась от чужой калитки и, пожав плечами, продолжила путь к магазину. Наверняка у пьяного шофёра все расплывалось перед глазами, вот и дал кривуля, хорошо ещё в забор не врезался. Или в неё, как пить дать, ещё несколько сантиметров — и пригвоздил бы её к калитке. Ну да что о нем думать, все обошлось.

Доротка собиралась рассказать о неприятном происшествии родным по возвращении из магазина, однако, когда вернулась, в доме уже бушевал очередной тайфун. Тётки делили драгоценности. На робкое упоминание Доротки, что её чуть не задавила машина, никто и внимания не обратил. До того ли?

Фелиция разыскала в своих закромах много маленьких целлофановых пакетиков. Меланья принесла сверху бумагу и клейкую ленту, которую всегда закупала для своих нужд в неимоверных количествах, Сильвия разрезала бумагу на малюсенькие кусочки, на них Меланья фломастером проставляла номера, почему-то двойные: две единицы, две двойки и так далее. Вернувшейся Доротке велели немедленно уже готовый один набор номеров прикрепить клейкой лентой к целлофановому пакету. Мартинек, изнемогая от избытка энтузиазма и желания помочь, крутился у всех под ногами и только мешал, время от времени выполняя мелкие поручения дам.

— Мы сосчитали, оказалось всего сорок две штуки, — конфиденциальным шёпотом информировал он Доротку. — Клипсы сошли за один номер, потому как комплект.

— Клипсы? — удивилась Доротка. — Разве не серьги?

— Клипсы, клипсы, — подтвердила Сильвия. — Наверное, у Вандзи не были проколоты уши, вот она и завела клипсы. Странно, в её время всем девочкам прокалывали уши.