Охота на оборотней

— Однако мы отвлеклись.

— Отвлеклись, да… Схема, которую я предложил Ильинскому, давно вызревала у меня в голове. Я заметил странную закономерность. Как только убивают какого-нибудь бизнесмена средней руки, компаньоны да и просто бандиты растаскивают его имущество буквально за месяц и родственники остаются с носом. Большинство коммерсантов не записывают акции и предприятия на себя. Допустим, глава «Интерсвязьбанка» Беков. Когда он погиб, оказалось, что формально владел лишь 4% своего банка.

«Давай, — говорю я Ильинскому, — влезем в эту схему. Допустим, происходит убийство. Сразу арестовываем все имущество покойного, отсекаем бандитов и возвращаем родственникам наследство. Понятно, не бесплатно…» Всем моя идея очень понравилась. Вскоре она заработала.

— Ты можешь назвать какие-то конкретные примеры?

— Если можно — без примеров… Но это были не единичные случаи. Деньги выходили приличные: и 50, и 100 тысяч баксов. Правда, мы никогда не навязывали людям ставки. Сколько дадут — столько дадут.

— Как распределялись эти деньги?

— Половина уходила непосредственным исполнителям. Половина — руководству: Ильинскому, Енину Богословскому, Бабанову

— Это была единственная коммерческая схема?

— Нет, были и другие. Я не хочу конкретизировать, но касались они защиты бизнеса. У всех ведь есть знакомые, каждому нужна поддержка.

— Точнее, «крыша».

— Можно и так. Скажем, конкуренты пытаются у кого-то отобрать бизнес. Ситуация искусственно подтягивается под разработку какого-нибудь убийства, имущество арестовывается.

— Иными словами, под оперативную разработку можно подвести все, что угодно?

— Чем мои бывшие друзья активно и пользуются. Закрывают какой-нибудь склад или фирму — якобы разрабатывают владельцев. А потом за открытие берут деньги.

Но вернусь к тому, с чего начал: к помощи родственникам убитых. По такой схеме мы проработали где-то полгода, но потом пошли недовольства.

Аппетиты у начальства росли, они постоянно требовали увеличения ставок. Я объяснял, что людей нельзя прессовать, ведь выполняем мы в конце концов благородную миссию, однако меня никто не слушал.

С этого и начались разлады в нашей команде. Дальнейшая череда событий лишь усугубила их. Расскажу по порядку.

В конце прошлого года в Москве убивают совладельца нескольких таможенных терминалов. В его офисе мы находим «черную» кассу, двойную бухгалтерию: поддельные печати, левые декларации. Прямо на месте задерживаем три машины с контрабандой.

Хозяин терминалов с ходу предложил мне 50 тысяч долларов взятки. Когда я отказался, он вышел на Енина и дело у меня забрали.

— Ты хочешь сказать, что взятку вместо тебя получил Енин?

— Это и не скрывалось. После встречи, на которой присутствовали владелец терминалов, Енин и один генерал МВД, он приехал окрыленным. «Мы сейчас деньги возьмем, — заявил Енин. — А с Нового года он вместе с генералом этим откроет банк и ежемесячно будут платить 10%».

Тут сыграло роль и еще одно обстоятельство. Дело в том, что «крышей» этих терминалов был известный преступный авторитет Шакро. А Енин, в свою очередь, находился с Шакро в давней близости. В МУРе все знали: если у кого-то украли на улице сумку, достаточно прийти к Енину и документы вернут, ведь Шакро контролировал именно грузинские уличные группировки. Более того, он совместно с дядей Шакро владеет рестораном у метро

«Спортивная». Даже когда Енину дали подполковника, он, не таясь, устроил там банкет.

У журналиста (как и у следователя) есть неписаное правило. Нельзя доверять обиженным. Эмоции и жажда мести — плохие поводыри.

Почему же я верю рассказу подполковника? Да потому, что практически все, о чем он говорит, в разных подробностях подтверждали мне совсем другие, не знакомые даже с ним люди.

Вот и о странных делах Сергея Енина задолго до подполковника поведал мне знакомый следователь из Дорогомиловской прокуратуры.

В 2002 году он вел дело об убийстве Тенгиза Кардавы, брата вора в законе Вахо Сухумского. Среди прочего заинтересовался и тем самым рестораном близ метро «Спортивная»: были данные, что в этом заведении имели свой интерес грузинские воры.

Следователь выслал на место прикомандированных к бригаде оперов, но не успели они приступить к работе, как в ресторан примчался Енин. «Если сейчас же не уберетесь, — пообещал он, — всех уволю и посажу».

Правда, с приездом прокуратуры Енин исчез. Ресторан обыскивали без него. Оно и к лучшему, ибо в сейфе обнаружились документы убитого Кардавы, и это было уже серьезной зацепкой.

«Я вызвал на допрос директора ресторана, — рассказывал мой товарищ. — Вел он себя вызывающе. Заявил, что за спиной у него вся Петровка, и показал удостоверение внештатного сотрудника МУРа, выписанное в отделе Енина — Ильинского. Когда я позвонил Енину, тот объяснил, что это его агент».

Такие удостоверения моему следователю доведется увидеть еще не раз. Все эти грузины числились якобы агентами у Енина.

Очень удобная схема. Она позволяет легально, без какой-либо опаски «крышевать» даже самых отъявленных бандитов. И попробуй что-нибудь возрази. Агент — это святое. Потому-то рассчитывать на помощь МУРа в этом деле прокуратуре не приходилось.

«Извини, — честно ответили знакомые сыщики, — Енин запретил нам сюда соваться». И шепнули, что глава банка, где числился вице-президентом Кардава, побывал у замначальника МУРа Бабанова и врученная им пачка аргументов произвела на того глубокое впечатление.

А вскоре прикомандированные к прокуратуре опера были вызваны в МУР, где им сказали, что не стоит выказывать излишнюю ретивость. У вас и без того, мол, масса «висяков».

ГАЗОВАЯ АТАКА

— Вторым звонком надвигающейся войны стало убийство проректора Института тонких химических технологий Французова. Этим делом занимался я. Очень быстро сумел докопаться до махинаций. Французов строил жилой дом, а один из инвесторов был членом солнцевской ОПГ. Поначалу работа шла активно: обыски, экспертизы. И вдруг — резкий спад. Почему?

— Почему?

— Да потому, что с руководством отдела кто-то сумел договориться. Я понял, что меня просто используют в роли пушечного мяса. Разрабатываю схемы, рою носом землю, а за счет моих результатов люди получают деньги. Грубо говоря, «крысятничают». Ну я и не сдержался. Сказал все, что думаю.

К этому моменту, впрочем, отношения в отделе серьезно накалились. Верхушка нашей бывшей команды отгородилась от всех и чужими руками принялась загребать жар.

— Сотрудники твоего отдела рассказывали мне о многих странностях, которые творились в это время. Скажем, о том, что руководство запретило им разрабатывать курганскую преступную группировку.

— И это было. Вплоть до того, что люди выезжают на задержание киллера. Уже сидят в засаде, и вдруг звонок Ильинского: немедленно возвращайтесь, сдавайте оружие.

Коммерция поглотила все. Если раньше и бывший начальник отдела, и даже Голованов контролировали дела, лично выезжали в штабы, то теперь никто и задницу от стула бесплатно не оторвет.

Даже когда ловишь кого-то за руку, руководство закрывает на это глаза. Допустим, было убийство Павла Щербакова — сына главного профсоюзника. Он владел акциями Таганрогского металлургического комбината и завода «Красный котельщик». Мы установили, что его компаньон переводил крупные суммы в один банк и оттуда деньги уходили за рубеж.

Понятно, надо было проверить эти переводы: не в них ли причина убийства? Начинаем окружать этот банк. И вдруг я узнаю, что банкиры заплатили 25 тысяч долларов Садакову, одному из сотрудников моего отделения, и тот отдал им все документы. Утечка приводит к срыву операции.

Прихожу к Ильинскому, рассказываю. «Ну если так, — отвечает он, — готовь его к увольнению». Однако разом появляется Енин: не трогай. В итоге Садаков остался служить. А взятые им деньги, как оказалось, ушли Енину.

— Руководство МУРа и ГУВД знало о том, что происходит в вашем отделе?

— Но разве это творилось только у нас? МУР прогнил насквозь, не замечать этого было невозможно. Выходит, всех такое положение устраивало.

— Все, что ты говоришь, — это, так сказать, прелюдия. В чем была причина окончательного вашего разрыва?

— Причина опять-таки в деньгах. Осенью 2000 года расстреляли заместителя гендиректора компании «Ямбурггаздобыча» Филиппова. Вскоре выяснилось, что Филиппов занимался поиском денег, украденных прежним руководством. В итоге он нашел примерно 12 миллионов долларов, но как только эти деньги вернулись в Россию, новое руководство тут же вывело их за рубеж. То есть Филиппова банально «кинули».

В его кабинете мы нашли схему последнего увода денег. Очевидно, он продолжал вести расследование, но теперь уже самостоятельно. И это, скорее всего, и стало мотивом убийства.

Начинаем раскручивать. Находим банковские документы, из которых видно, что миллионы действительно ушли за рубеж. Ревизия дает заключение: деньги украдены.

— Выходит, против руководства «Ямбурггаздобычи» надо возбуждать дело?

— Совершенно верно. К сожалению, гендиректор компании — основной подозреваемый — имел за спиной серьезную поддержку. Дело, которое велось в прокуратуре Западного округа Москвы, развалили. Нам связали руки.

Однако до тех пор, пока существовали документы, доказывающие хищения, этот человек не мог чувствовать себя в безопасности. Было их три комплекта. Один — в «Ямбурггаздобыче». Второй — у следователя, которая передала его тоже в компанию, после чего уволилась. А вот третий — был у меня.

Много раз эти бумаги пытались отобрать, вскрывали даже сейф, но я надежно спрятал их, понимая, что рано или поздно они пригодятся.

Проходит два года. Осенью вызывают меня Ильинский, Богословский и Енин: не пора ли, мол, вернуться к этому делу? И осторожно так спрашивают: документы еще у тебя? Я сразу понял, где зарыта собака, и ответил уклончиво. Дескать, какие-то бумаги есть, а какие — не помню.

— Объясни, что тебя насторожило в словах начальства?

— Мне с самого начала было ясно, что никакого дела реанимировать они не собираются. Их интересуют только документы, потому что главный подозреваемый стал уже заметной фигурой в «Газпроме». То ли он сам решил избавиться от улик, то ли конкуренты искали компромат…

Так или иначе, документы из меня стали выбивать любыми путями. Сначала Ильинский сказал, что я должен их вернуть, потому что такую команду дал Трутнев. На другой день Бабанов заявил, что приказ отдал уже, оказывается, не Трутнев, а лично начальник ГУВД Пронин.

Но я продолжал «включать дурака». Мол, все документы были в прокуратуре, а у меня осталась какая-то чепуха.

— Они в это верили?

— Пару месяцев я ситуацию тянул, пока в январе не убедился, что от меня просто так не отстанут. В общем, отобрал я часть бумаг — мелочевку всякую — и отнес Ильинскому. Тот, радостный, тут же сел в машину с Бабано-вым и куда-то уехал.

А я пошел искать себе новое место, потому что работать с этими людьми было уже невозможно… Вечером возвращаюсь в МУР. В кабинете у Богословского горит свет. Захожу, у него на столе — пачки долларов, уже поделенные на четыре кучки. На глаз — минимум тысяч семьдесят.

Он, ясно, заволновался. «Только что, — говорит, — машину продал». Я в ответ лишь усмехнулся: «Видно, машина была у вас на четверых».

— Когда вскрылся твой обман?

— Недели через две. Вызвали меня все четверо и давай кричать: «Ты что нам за х...ню подсунул?» — «Вы о чем? Отдал все, что было». — «Ладно, — говорят, — с тобой все понятно».

С этого дня неприязнь наша переросла в настоящую войну. Сначала они попытались возбудить против меня уголовное дело якобы за сокрытие; не вышло. Потом — провели переаттестацию и влепили несоответствие. А попутно то и дело уговаривали, стращали: отдай документы. Когда убедились, что ничего не выйдет, перешли от угроз к действию.

Остальное ты уже знаешь…

Ачтоя, собственно, знаю? Что легендарный, прославленный МУР превратился в гигантскую коммерческую структуру? Что о подвигах его впору писать уже учебники не по криминалистике, а по экономике?

Это известно, наверное, уже каждому. И только руководство Петровки невинно хлопает глазами. Оно, оказывается, все эти годы жило в полном неведении.

«Никакой компрометирующей информации по задержанным я не имел», — уверял меня тогдашний начальник МУРа Виктор Трутнев.

И про муровский фонд, который специально, чтобы получать через него «откаты» и дань, организовали «оборотни», Трутнев тоже ничего не знал, хоть люди эти регулярно и подкидывали ветеранам крохи с барского стола.

Я, правда, не успел спросить его о другом, аналогичном фонде (социальной защиты сотрудников милиции), созданном «оборотнями»-2: Трутнева сняли прежде, чем

ГУСБ разгромило ореховско-милицейскую банду во главе с капитаном МУРа Киреевым. Но вряд ли ответ был бы другим. Вокруг Петровки столько фондов. За всеми не уследишь…

…Идея легальных милицейских «крыш» не нова. Первым всю привлекательность их оценил еще в бытность свою начальником Московского РУОПа Владимир Рушайло. Крупнейшие банки, предприятия, фирмы в очередь вставали, дабы внести посильную лепту в «борьбу с оргпреступностью». За это гарантировались им неприкосновенность и помощь в разрешении любых проблем.

Сегодня при МУРе существует почти десяток фондов. В том числе и некий фонд содействия оперативным службам милиции.

Только из попавших в мое распоряжение документов следует, что за первый квартал 2003 года на счет этого фонда было перечислено свыше 200 тысяч долларов. Плательщики — самые разные фирмы и банки (в том числе, кстати, и знаменитый ныне банк «Авангард», где держала свои сбережения бригада Лысакова — Самолкина).

Но вот что удивительно: в графе «назначение платежа» абсолютное большинство доброхотов (ООО «Албес-М», ООО «Спецстрой-Т», ООО «Фирма „Маета“) указывают одну и ту же причину: „благотворительный вклад по письму № 3/333“.

Мне удалось найти черновик этого письма, вышедшего из стен МУРа. В нем содержится просьба «изыскать возможности по материальной поддержке празднования юбилея уголовного розыска». И готовил его… начальник МУРа Виктор Трутнев. Правда, адресовано оно почему-то гендиректору фирмы «Альпина-Трейд».

Что это значит? Очень просто. Под одним и тем же номером с Петровки рассылались письма разным коммерсантам, что уже само по себе делает их (письма) незаконными. А потом деньги эти обналичивались и снимались со счета в Сбербанке. Получала их всякий раз никому не известная гражданка Харатова. «Цель расхода: благотворительность» — написано в банковских чеках (каждый — минимум на 100 тысяч рублей).

Это более чем странно, ведь обычно фонды, которые создаются действительно для благотворительности, перечисляют средства на вполне конкретные цели. Даже в бумагах рушайловского фонда все было указано четко: банкеты, цветы, подарки. Здесь же — одно только слово «благотворительность». И пойди отыщи теперь эти тысячи…

Конечно, лучше было бы не терзаться в догадках, а спросить обо всем напрямую у полковника Трутнева. Но увы: после ареста «оборотней» он был снят с должности. Так распорядился Борис Грызлов, потому что руководство ГУВД как раз стояло за Трутнева горой…

А несколькими месяцами позже Виктор Трутнев был назначен начальником УВД Северо-Восточного округа Москвы: должность, между прочим, генеральская.

На его место — а точнее, на свое — к великой радости Петровки вернулся Виктор Голованов. Тот самый Голованов, уволенный из милиции в эпоху рушайловских чисток.

Голованов долго не хотел возвращаться. Он уже почти оформился в другое ведомство, где и зарплата и должность были несравнимо выше. Но его пригласили к себе Грызлов и будущий министр Нургалиев и привели аргументы, против которых возразить Голованов не смог.

Да и не в одних аргументах было, собственно, дело. Просто Голованов, отдавший всю жизнь и душу МУРу, в тот момент оказался единственным, кто мог спасти эту легендарную службу. Новых потрясений и кадровых чисток люди просто бы уже не выдержали.

(«Я всю жизнь был и остаюсь патриотом МУРа. Это самое чистое и честное подразделение в милиции, несмотря ни на что», — сказал Голованов в первом же интервью в качестве нового-старого начальника МУРа.)

Это понимали все. Кроме начальника ГУВД Владимира Пронина, который сопротивлялся головановскому назначению всеми силами.

Не исключаю, что одна из причин сопротивления заключалась в нашей с Головановым дружбе, которую ни я, ни он не считали нужным скрывать…

После разгрома «оборотней» генерал Пронин повел себя трусливо и жалко. Об арестах говорила — без преувеличения — вся страна. И только руководители столичного ГУВД предпочли отмолчаться, словно лучших сыщиков МУРа кидают на нары каждый день.

Я приходил в те дни на Петровку. Я видел, какие растерянность и уныние царили здесь. У людей уплывала из-под ног земля, они не хотели верить в услышанное — и не верить тоже не могли. Они ждали, что Пронин соберет их, объяснит, что происходит, раскроет глаза: примерно также в июне 41-го народ ждал обращения Верховного.

Но Владимир Пронин был очень занят. Он проводил отпуск и вернуться с дачи в Москву было выше его сил.

(Вспоминаю, как после записи почившей ныне в бозе телепрограммы «Свобода слова» — она снималась через неделю после арестов — начальник МУРа Виктор Трут-нев при мне докладывал Пронину по телефону, как прошла передача.)

И вернувшись на работу, он тоже не сказал ни слова. Как будто ничего не произошло. Как будто все это — в порядке вещей.

Уход от проблемы — лучший способ ее решить. По-хорошему, после скандала с «оборотнями» следовало бы уволить не один десяток человек, благо большинство беспределыциков начальству известно. Но Пронин делать этого не стал. Он просто вывел людей за штат, позволив перевестись в другие службы. И если бы завтра их арестовали, МУР как бы был уже и ни при чем.

(Вывод за штат — гениальная штука, придуманная чиновниками, которые больше всего боятся ответственности и шума. И не подкопаешься: хоть и концы в воду, но формально-то меры приняты.)

Вместо того чтобы лечить болезнь, начальник ГУВД только глубже загонял ее внутрь.

Вскоре после скандала с «оборотнями» Генпрокуратура проводила проверку столичного ГУВД. Даже при выборочном инспектировании вскрылось, что за один только год столичная милиция «списала» 105 (!) трупов. Людей забивали насмерть, резали, душили, а блюстители порядка оформляли бумаги так, будто умерли они от острой сердечной недостаточности. И всё для того, чтобы не заводить дел, не портить статистику, о которой так печется генерал Пронин.

Семь тысяч сокрытых от учета преступлений нашли прокуроры. 927 уголовных дел пришлось возбуждать им самим. Не по какой-то ерунде: по убийствам, грабежам, разбоям…

На фоне подобной вакханалии появление банды «оборотней» ничуть не выглядит удивительным. Скорее, удивительно другое: почему их так мало сумели еще разоблачить?

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Маленькая девочка подходит к милиционеру:

— Дяденька, переведите меня через кладбище. Боюсь. Вдруг там оборотни.

— А чего нас бояться? Обыкновенные, хе-хе, вурдалаки…

…Вряд ли, делая свое первое заявление об аресте группы сотрудников МУРа, тогдашний министр Грызлов мог предположить, что полузабытое это словечко станет одним из символом эпохи, широко шагнет в народ.

Еще и чернила не успели высохнуть на «стражных» постановлениях, а уже загуляли по Москве анекдоты про оборотней. О новых, введенных в МВД должностях: старший оборотень и старший оборотень по особо важным делам. О волшебном зеркале, установленном в кабинете министра Грызлова, перед которым проходят теперь спецпроверку все милиционеры: есть отражение или нет…

И это, наверное, не случайно.

Анекдот — есть высший знак народного признания. О сиюминутном, проходном анекдоты не слагают. Из всех киногероев никто, кроме Штирлица, Чапаева и поручика Ржевского, чести такой не удостаивался.

А это значит, «оборотни» пришлись нашему обществу ко двору. Превратились в некий отрицательный символ эпохи: такой же точно, каким в 60-е был образ стиляги, а в 90-х — нового русского.

Да что там в образ: в национальную идею, ибо мы давно уже очутились в царстве «оборотней», сами, может, того не замечая.

Повсеместно нас окружают оборотни-прокуроры, оборотни-чиновники, оборотни-врачи, даже оборотни-сантехники.

Покажите мне хотя бы одного честного чиновника! Министра, живущего на зарплату! Депутата, пухнущего с голоду!..

Пройдитесь по вечерней Москве. Посмотрите, какие лимузины с федеральными правительственными номерами припаркованы у самых дорогих ресторанов и казино.

Или того пуще — съездите на Рублево-Успенское шоссе, где обитают лучшие люди страны. На зарплаты, которые они получают, не построить и собачьей будки. И тем не менее по роскоши и размаху их «дачки» способны затмить дворцы арабских шейхов.

Мы привыкли жить по двойным стандартам. По телевизору, в докладах, на собраниях и демонстрациях — одно. В жизни — другое.

И ведь все всё знаем. Но молчим. Так принято. Этакая чисто российская игра в молчанку: «да» и «нет» не говорить, черного и белого не надевать…

За пятнадцать лет «демократии» ни один высокопоставленный коррупционер не был по-настоящему отдан под суд. Девять лет условно, полученные экс-министром юстиции Ковалевым, — самый красноречивый пример. (Хорошо еще, условно не расстреляли.)

Проворовался? Не поделился? Попался с поличным?

В худшем случае тебя ждет безбедная старость в собственном доме на Рублевке. В лучшем — почетная отставка вроде той, куда был отправлен — послом в Танзанию — строитель новой Чечни Доку Завгаев. (Позже, впрочем, честнейший Дока стал зам. министра иностранных дел.)

Добрая треть членов Совета Федерации либо имела судимость, либо не успела ее получить. Мандат сенатора стоит сегодня до трех миллионов долларов.

Где Владимир Рушайло? Между прочим, Герой России (большего позора для России трудно себе представить). Успешно послужил секретарем Совбеза. Теперь возглавляет исполком СНГ.

Так чего мы хотим?

Замечательный поэт Николай Глазков написал когда-то такие строки:

Разве можно быть порядочным В непорядочной стране?

«Оборотни» из МУРа — это проблема не МУРа, не Петровки. Это проблема общенациональная. Потому что такие же в точности «оборотни» служат сегодня повсеместно, по всей стране.

Потому что английский бобби получает двадцать пять тысяч фунтов в год (примерно пятьдесят тысяч долларов), а российский Анискин — шестьдесят тысяч рублей. В двадцать пять раз меньше. А дома у него — жена, дети, и все хотят есть, и еще надо заплатить за квартиру, за свет и за газ. И вот он идет сшибать «полтинники» с торговцев у метро, ловить кавказцев, подделывать регистрации.

Когда я рассказывал о проблемах российской милиции своим британским коллегам-парламентариям, они просто не верили мне. Для английского МВД самая главная проблема сегодня — скрытый расизм: у них в полицию не принимают темнокожих. А когда Скотленд-Ярд не сумел раскрыть убийство 17-летнего темнокожего юноши, на всю страну разразился скандал, а в Палате общин создали даже специальную комиссию парламентского расследования.

А у нас? 18 352 правонарушения, совершенных людьми в милицейской форме, были выявлены в 2004 году. Из них 3720 фактов стали поводом к возбуждению уголовных дел.

И ведь это лишь капля в море… Кто идет сегодня работать в милицию? Выпускники юрфака МГУ? Потомственные интеллигенты? Моралисты и правдолюбы?

Нет, конечно. В большинстве своем — неудавшиеся, никчемные люди. Или же те, кто воспринимает службу исключительно как источник дохода, возможность «срубить бабла».

Когда в декабре 1983-го отставленному министру внутренних дел Николаю Щелокову позвонили и сказали, что к нему идут домой изымать ордена, Щелоков пустил себе пулю в лоб.

Когда в середине 1980-х началось узбекское дело, министр внутренних дел республики Эргашев предпочел смерть позору. Вслед за ним застрелился его заместитель Давыдов, уволенный безо всяких объяснений причин.

(«Ничего не могу понять, сердце — сплошная кровавая рана, веры и справедливости нет! — написал Давыдов в предсмертной записке. — Я вынужден сам принять крайнюю меру к сохранению своей чести и достоинства».)

Это было всего-то 20 лет назад. Всего двадцать, а кажется, будто позади целая вечность. Сегодня ни один из пойманных за руку милиционеров, генералов, министров и не подумает поступить по-офицерски. Даже мысль такая не приходит им в голову.

Наоборот, они будут делать всё, чтобы выйти сухими из воды, судиться, доказывать, клясться, а потом еще восстановятся через суд на службе, как это было с покровителем «оборотней», бывшим начальником МУРа Максимовым.

В коротком интервью, которое прямо из тюремной клетки дал в суде генерал Танеев, он на голубом глазу объявил, что дело его сфальсифицировано Генпрокуратурой, никого из подельников, кроме Лысакова и Самолкина, не знает и с Хинштейном обязательно будет судиться.

(Замечу для порядка, что, как явствует из изъятыхжур-налов учета посетителей МЧС, к Танееву в кабинет, помимо Лысакова с Самолкиным, регулярно приходили оба брата Демины и Александр Евстегнеев, а совместные их снимки вы без труда можете найти в этой книге.)

В другой газете я прочитал интервью с женой «оборотня» Островского, которая рассказывала, каким честным и принципиальным был ее муж… И дача у них-де — не дача, а халупа… И ремонт в квартире делают они несколько лет… И при аресте в кармане у Островского лежало всего 126 рублей…

Возможно, Ольга Островская и не знает, что ежемесячно ее супруг получал из общака бригады 5 тысяч долларов (в «черной» кассе «оборотней» каждая копейка фиксировалась). И уж тем более неведомо ей, сколько человеческих судеб сломал этот «честный» сыщик со 126 рублями в кармане…

И ладно бы в святой уверенности такой пребывали одни только жены и родственники «оборотней» (жена, говорят, кривая душа)! Нет же. Их защищает надежная стена круговой милицейской поруки, ибо честь мундира давно уже заменила собой честь офицерскую.

Недаром на Петровке да и в МВД мало кто осуждает «оборотней» искренне. Отчасти их даже жалеют. «Ну, подумаешь, дачи, машины. Да и ловили они либо „черных“, либо бомжей». И это по-настоящему страшно…

Вспоминаю, как на заседании думского Комитета по безопасности я предложил направить письмо в адрес Генпрокурора с просьбой провести тотальную проверку всех дел, к которым были причастны «оборотни».

Мне казалось, предложение это никакого сопротивления не вызовет. Даже наоборот. Но та часть депутатов, что еще вчера носила милицейские погоны, встала на дыбы.

Особенно горячился бывший начальник одного областного УВД. «Это надо еще доказать, что они „оборотни“! — восклицал он. — Борьба с „оборотнями“ это показуха, нам даже план по „оборотням“ спускали сверху».

Я смотрел на этого седого, заслуженного, наверное, генерала, прослужившего в милиции три десятка лет; на его соседа — тоже бывшего начальника областного УВД, и было мне одновременно горько и противно. Ведь за дымовой завесой слов и лозунгов генералы эти не видели главного: сломанных судеб людей, по которым, как по ступенькам, шагали к славе «оборотни».

А потом слово взял Александр Иванович Гуров — знаменитый борец с оргпреступностью, прошедший путь от постового до генерала, — и голос его задрожал от волнения:

— Как вам не стыдно? Да если мы хотя бы одного невинно осужденного сможем вытащить на свободу, честь нам и хвала.

После этого генералы замолчали. Но все равно проголосовали против…

Нет, дело «оборотней» — это не частный случай. Это лишь звено в огромной цепи, имя которой «милицейский беспредел».

Совсем недавно маленький башкирский городок Благовещенск стал известен на всю Россию. Благовещенск — это, если можно так выразиться, милицейская Хатынь. Массовые погромы, кровавые зачистки, пытки и издевательства — когда читаешь, слышишь о них, кажется, будто речь идет не о российских милиционерах, а о фашистских карателях.

И вновь задаюсь я тем же вопросом: но разве события в Благовещенске — что-то из ряда вон выходящее? Исключение из правил?

Вот несколько цитат из обвинительного приговора милицейской банде подполковника ЦРУБОПа Игнатова, предвестника «оборотней» из МУРа:

…Игнатов велел Баеву сесть на стул лицом к стене и стал наносить удары ладонями по ушам с такой силой, что сломался браслет часов. Потом подошел к нему слева и нанес удар ногой по ребрам, от чего он упал со стула и потерял сознание. Когда он пришел в себя, то сказал Игнатову, что у него сломаны ребра, но Баева положили спиной на стол, Игнатов отломал сиденье от стула, положил его на грудь Баеву и стал на нем прыгать с такой силой, что стол сломался, и Баев упал. После этого Игнатов надел на него наручники и за цепочку стал поднимать Баева с пола, выворачивая плечевые суставы.

…При этом Игнатов вместе с неустановленными лицами повалил Липатова на пол и стал наносить удары неустановленным предметом по голым пяткам. Далее, выворачивая плечевые суставы, Игнатов поднял Липатова с пола за наручники, после чего усадил на стул, надел на голову полиэтиленовый пакет и перекрыл доступ воздуха. Затем Игнатов, снимая и надевая пакет на голову, неоднократно наносил емуударырукой в область солнечного сплетения. После этого Игнатов заставил Липатова встать, широко расставить ноги и неоднократно нанес удары ногами по половым органам и ногам, удерживая за наручники и вывернув руки. Затем нанес удары руками в грудь, живот и не менее пяти ударов металлической трубой по голове. Игнатов также вгонял ему под ноготь иглу. Выворачивал при помощи трубы плечевые суставы…

…Костюченко был ими доставлен в помещение штаба, где Игнатов и Микаэлян нанесли ему множественные удары руками и ногами в область головы, туловища, конечностей. Через несколько часов Игнатов и Микаэлян посадили