Глава восьмая

НАМЕКИ

Мышка сидела в кухне «Троллопа», когда туда вошел Акулья Наживка. Из общего зала вырывался оглушающий шум. Осел помогал обслуживать посетителей. Хорек провожал кого-то из клиентов, освещая ему дорогу, а Киса и Норка еще не пришли. Мышка делала последние штрихи к портрету Филина, который она нарисовала пером и чернилами. Акулья Наживка наблюдал, как она работает.

— Надо тебе показать, как пишется твое имя, — сказал он, безуспешно стараясь придать своему голосу легкость и беспечность. — О, боги. Бедный Филин.

Мышка серьезно взглянула на него.

— Акулья Наживка, откуда у тебя этот шрам на лице?

— От ножа.

— Ты его в драке получил?

— Оставь это, Мышка, — посоветовал он.

Мышка продолжала пристально разглядывать его, от чего мужчине было не по себе. Можно было не сомневаться, что она пыталась запомнить образ, чтобы позже использовать его. Потом она раскрыла свою кожаную папку, достала оттуда три рисунка и разложила их рядышком на деревянной скамье. Когда Акулья Наживка взглянул на них, у него перехватило дыхание.

— Малыш, — прошептал он, — ты играешь в опасную игру. Что с тобой станет, когда ты уже не будешь такой милой и безобидной маленькой девочкой?

Мышка молча выбрала средний листочек и поднесла его край к пламени лампы. Бумага загорелась, скручиваясь и чернея. Она держала его до тех пор, пока не остался только один необгоревший уголок, а потом бросила горящий листок в кучку холодной золы в камине.

— Ты сам нанес себе шрам?

Он стиснул зубы.

— Мышка, — предупреждающе сказал он.

— Шрам, конечно, отвлекает внимание, но он не уменьшает сходства. Я же, в конце концов, это заметила.

— Мышка.

— Вы родственники? Почему ты прячешься?

— Мышка! — Он схватил девочку за плечо, и в его янтарных глазах зажглись отчаяние и решимость. Он понизил голос. — Тебе опасно даже задавать такие вопросы, а уж тем более знать на них ответы. Оставь это. Мое прошлое умерло — совсем. Пусть я буду Акульей Наживкой. Пожалуйста, Мышка.

Мышка убрала два оставшихся рисунка в кожаную папку. Потом она вынула угольный карандашик и дала его Акульей Наживке.

— Покажи мне, как писать мое имя.

Они все еще писали, когда пришли Киса и Норка.

— Есть какие-нибудь вести от вашего благородного друга? — спросила у грузчика Норка.

— Пока нет, — ответил он. — Я пришел сюда, потому что Осел прислал мне весточку, что ему нужно поговорить со мной. Вы не знаете, чего он хочет?

Норка пожала плечами:

— Понятия не имею. Судя по шуму, народ расходится. Если это так, то Осел скоро сюда придет.

В этот момент в дверь вошел Хорек. И почти тотчас из общего зала выскользнул Осел.

— Что тебя тревожит, Осел? — спросил его Акулья Наживка.

— Тебе что-нибудь говорят имена Элхар, или Дедемар, или Ридев? — спокойно спросил его Осел.

Лицо Акульей Наживки окаменело.

— А что? — он едва двигал губами. — Почему ты спрашиваешь?

— Подслушал, как Элхар и Дедемар разговаривали сегодня днем. Они говорили о ком-то и называли ее Миледи, которая была недовольна из-за того… — Он запнулся, пытаясь отделить реальный разговор, который слышал, от тех догадок, которые потом строил сам. — Из-за того, что пропал их бумажник. Тот, которого звали Элхар, назвал это «уликой» и почти обвинил второго в том, что она пропала. Они говорили об убийстве, которое прошло гладко: Морской Ястреб был убит, но при нем не нашли бумажника, хотя стража тщательно обыскала его. Поэтому Миледи злилась из-за напрасно потраченных на наемных убийц и на улики денег, а это, похоже, немаленькие деньги.

— Это все? — спросил Акулья Наживка.

— Нет. Элхар еще сказал Дедемару, что ему надо бы бросить Миледи кость. Тогда Дедемар попросил передать ей, что ее Щенок встречается сегодня после полуночи с Ридевом в таверне «Сытая кошка».

— В «Сытой кошке»? — переспросила Киса. — Это там, где работает Сорока. Раньше это место называлось «Жирная кошка». Уже, наверное, полночь, Пошли скорее!

— Нет! — крикнул Акулья Наживка. — Киса, это не игра. А если и игра, то ставки в ней, черт возьми, слишком высоки!

— Ты что-нибудь понял из всего этого? — спросил Осел.

— Достаточно, чтобы убедиться, что детям в это соваться нельзя! Это большая политика. Нет ничего более опасного, чем интриги Домов Советников.

— Так это связано с заговором против Короля? — спросил Хорек. — Кто такая Миледи?

— Ты что, не слышишь? — сказал Акулья Наживка. — Это все очень опасно!

— Мы слышим, — мирно сказал Осел. — Просто мы не согласны с тобой.

Акулья Наживка вглядывался в их непримиримые лица. Боль и беспокойство исказили его черты, и он взъерошил свои темные волосы.

— О, боги, — пробормотал он. — Как я смогу жить дальше, если допущу, чтобы кого-нибудь из вас убили? Норка, — и обратил молящий взор на воровку. — Интриги Советников — это хуже, гораздо хуже, чем драка в Воровской Гильдии. Никому из вас там не место, особенно Мышке и Кисе.

Норка спокойно смотрела на грузчика.

— Но мы-то сейчас думаем о Филине.

— Но это с ним никак не связано!

— А Филин думал, что связано, — сказала Норка, и голос ее был спокойным, почти мягким. — И еще он сказал, что мы нужны Королю.

— Да мне наплевать на Короля! — закричал Акулья Наживка.

— И совершенно напрасно, — сухо вставила Мышка.

— Король всегда мишень, или заложник, или марионетка. Это все дается ему вместе с короной, и одним предупреждением его не спасти. Но если вы будете замешаны во все это, кто-нибудь из вас обязательно пострадает.

— Да брось, — сказал Осел. — Ты нас не переубедишь. Но если откажешься нам помогать, то мы будем еще более уязвимы. Кто такая Миледи?

Акулья Наживка боролся со своей совестью, но в конце концов развел руками, признавая поражение.

— Это Миледи Исива Гитив, как я полагаю. По крайней мере, Элхар — это человек Гитивов. Исива — это Советник Дома Гитивов. Она очень злобная и все время плетет какие-то интриги. Ридев — это Лорд Советник Дома Ажеров. Ажеры и Гитивы все время грызутся между собой.

— А кто такой Щенок Миледи? — спросил Хорек.

— Этого я не знаю, — снова вздохнул Акулья Наживка. — Хотя я думаю, что мог бы это разузнать.

— Хорошо, — быстро отозвалась Норка. — Я пойду с тобой.

— Нет.

— Тогда я пойду за тобой.

— Нет, — твердо повторил Акулья Наживка. — Или я пойду один, или вообще не пойду.

— Очень хорошо, — ответила Норка. — Кто хочет пойти со мной? Хорек? Киса?

— Норка! — закричал в ярости Акулья Наживка. — Ну зачем тебе это нужно? Ты лее все равно не узнаешь Советника Ажера.

Воровка пожала плечами:

— Ну а наших трущобных я смогу узнать, как ты думаешь?

Акулья Наживка взглянул на нее и невесело рассмеялся.

— Подумать только, а я-то удивлялся, как тебе удалось убедить мерзавца Хижана делать то, что тебе нужно. — Он изысканно поклонился ей, а потом подал знак следовать за ним. Оглянулся на остальных. — А вы, ради всех богов, оставайтесь здесь.

— Так кто такая Сорока? — спросил Акулья Наживка, когда они укрылись в тени, не заходя в переполненную таверну.

— О, Господи, ничего-то ты не знаешь, — сказала Норка. — Вообще-то все называют ее Адиса. Она работает там барменшей.

— А, так это она. А почему вы называете ее Сорокой?

— Она очень любит мелкие, круглые, блестящие штучки, — сухо сказала Норка. — Преимущественно серебряные. Ну что, мы войдем?

— Как? Разве ты не собираешься карабкаться по стене и залезать в окно?

Воровка не обратила внимания на его язвительный тон.

— Дверь открыта, — сказала она вежливо.

— Какая ты наблюдательная. Как бы я справился без тебя? — Он взял ее за руку, и они вошли.

В «Сытой кошке» было полно народу. Найти столик, откуда открывался бы полный обзор, было невозможно, и они просто топтались у стойки бара. Они потягивали пиво, незаметно оглядывая толпу, при этом все время поддерживали непринужденный разговор. Когда кружка у Норки опустела, она поставила ее на поднос проходящей официантки и взглянула на Акулью Наживку..

— Пошли.

— Что, уже?

Норка язвительно улыбнулась и кивнула. В ответ на его лице появилось такое звериное выражение, что Норка едва не отступила назад.

— Ты думаешь, он здесь? — грозно спросил он.

Она похлопала ресницами.

— Столик у двери; мужчина с заостренной бородкой, что сидит с тощим парнем, у которого зеленое кольцо на пальце.

Акулья Наживка потрепал ее по щеке. Что-то опасное таилось в глубине его глаз, и в его голосе прозвучал металл:

— Моя умная девочка. Пойдем.

Им нужно было пройти мимо столика, за которым сидели те двое мужчин. Когда они поравнялись, молодой человек окликнул их:

— Послушай, приятель, не слишком ли она молода для тебя?

— Ты что, из ума выжил? — прошипел его спутник.

Акулья Наживка нагло оглядел его с ног до головы, прежде чем ответил.

— Она уже довольно опытная.

— Это же варварство…

— Мой приятель слишком много выпил, — вступился человек с острой бородкой.

Норка перебила их обоих.

— Да брось их, — сказала она твердо, — мне надо поесть.

Худощавый юноша поднялся, вытаскивая кошелек из внутреннего кармана.

— Если все дело в деньгах…

— Цитанек, сядь на место! — Старший мужчина схватил своего спутника за руку.

То, что увидела Норка, добавило ее голосу убежденности:

— Убери это! Если ты сверкнешь здесь своим империалом, то нас всех могут за него убить. — Они все стояли, застыв, как на рисунке Мышки, пока юноша со вздохом не убрал кошелек в карман.

— Послушай, — Норка утешающе потрепала его по руке. — Ты такой добрый. Я благодарна тебе; но золото ведь есть не будешь, во всяком случае, в Трущобах. — Потом она снова повернулась к Акульей Наживке. — Пойдем, любовничек.

Акулья Наживка остановился, как только они вышли на улицу, где их не видели другие посетители. Норка тянула его дальше.

— Пойдем, — торопила она.

Он колебался.

— Пойдем же, надо бежать.

— Зачем бежать? — спросил он, спеша за ней. — О, боги. Норка, только не это! — Но они помчались по хорошо им известным извилистым переулкам.

Они перешли на шаг, когда были уже очень далеко от таверны. В бледном свете луны Норка заметила блеск в глазах Акульей Наживки. Он внимательно наблюдал за ней. Она ухмыльнулась, совершенно не чувствуя раскаяния.

— Да, я проверила его карман, — ответила она на его взгляд. — Ну так что? Я же воровка.

— Вот и вся твоя конспирация.

Она дернула плечом.

— Он бы и так нас запомнил. А кто он, этот Цитанек?

Акулья Наживка покачал головой.

— Я не уверен, — медленно произнес он.

— Это, наверное, означает: «Я догадываюсь, но тебе не скажу»?

— Да. — В его голосе появилась какая-то опасная мягкость. — А ты, моя милая воровка, сегодня впутала меня, хуже не придумаешь. Возвращайся в «Троллоп» и вели остальным идти по домам.

— А ты пока что будешь делать?

Но Акулья Наживка уже растворился в ночи.

Поздно вечером Ридев Ажер сидел в своем роскошном кабинете, потягивая бренди и размышляя. Он думал, что теперь у него есть все недостающие кусочки, и что он может собрать мозаику. Филин, красивый мальчик, — это наживка. Логично было предположить, что Исива собирается использовать мальчика, чтобы получить у него некоторые уступки. Но почему-то это казалось слишком очевидным, слишком прямолинейным для столь утонченной женщины, как Миледи Гитив. Значит, если не он, тогда кто? До него дошли слухи, что Венихар Гобез-Ихав предлагал за мальчика пять империалов. Но Исиве ничего не нужно от Дома Ихавов. Да ей бы и не потребовалась такая дорогая наживка, чтобы отвлечь Лорда Советника от его ремесленников. Мальчик мог предназначаться Премьер-министру. Но если это так, то вряд ли эта уловка сработает. Старый дядюшка Зарехаф скорее всего не пожертвует своими тонко сплетенными интригами ради мимолетной страсти, каким бы привлекательным ни был мальчик. Возможно, верна Другая теория. Молодой родственник Исивы, Цитанек, имел вполне подходящее происхождение и, судя по его поведению сегодня вечером в таверне, был достаточно сострадательным юношей, что делало его очень уязвимым, несмотря на все его склонности. Скорее всего, мальчика готовили для Цитанека. Это был красивый план, и он даже мог сработать. Но если план хорош для Исивы, то, конечно же, может подойти и для него. Самый щекотливый вопрос — как достать мальчика? Потом будет довольно легко устранить всех соперников и претендентов и устроить небольшой несчастный случай Ученому Королю. Все это требовало очень тонких действий, но Ридев был уверен в своих силах. Он улыбнулся; если вести себя умно, то он, может быть, даже сможет заручиться поддержкой своего дядюшки, и тогда это будет действительно изящный план. Довольный собой, Ридев отставил в сторону недопитый стакан с бренди и пошел спать.

Глава девятая

ЩЕНОК МИЛЕДИ

Филин сначала внимательно осмотрел завтрак, который подала ему Минцера, и она, конечно, это заметила. Когда он в третий раз разломил на кусочки пышный хлебец, Минцера цокнула языком:

— Миледи запретила мне пичкать тебя хацетом. Так что можешь спокойно есть свой завтрак.

Филин кивнул:

— Если бы она приказала отравить меня, ты бы сказала то же самое.

Минцера вздохнула:

— Я, наверное, заслужила такое отношение.

Филин снова стал внимательно потрошить хлебцы. Неожиданно в облаке голубых шелков в комнату вплыла сама Миледи Исива. Филин застыл от возмущения, когда она наклонилась к нему и, благоухая духами, поцеловала в бровь.

— Как ты себя чувствуешь, мой милый бедный мальчик? Да ты почти ничего не съел.

— Вас это удивляет? — спросил он.

Миледи Исива плотно сжала губы.

— Я заплатила за тебя десять империалов. Вряд ли я стала травить тебя. Если бы ты не был так чувствителен, хацет не причинил бы тебе вреда.

Филин не ответил, но страх и недоверие в его глазах тронули даже Миледи Исиву.

— Ты закончил завтрак? — спросила она.

Он кивнул, и она знаком приказала ему следовать за ней. Он послушно пошел, отстав на положенные три шага.

В дверях библиотеки она остановилась и с легким раздражением сказала:

— Я кое-что забыла у себя в будуаре. Пойди развлеки пока моего гостя.

— Может быть, я могу принести это вам, милостивейшая Миледи?

— Делай, как я сказала.

Она открыла дверь, мягко втолкнула его в комнату и сразу же закрыла за ним дверь. Он услышал, как в замке повернулся ключ. У высокого окна стоял какой-то человек и смотрел на улицу сквозь задернутые шторы. Когда он повернулся, у Филина перехватило дыхание. Он видел этого человека во сне: молодой, худой, с орлиными чертами лица, а на руке — кольцо с большим зеленым камнем. Пока они рассматривали друг друга, на лице у человека сменилось несколько выражений, в точности как Филин видел во сне. С легкой улыбкой он поманил Филина. Потом взял его за подбородок и повернул лицо к свету, почти так же, как делала Миледи. Он потер зеленеющие синяки.

— Это Исива сделала? Или приказала, чтобы это сделали?

— Нет. Меня избил мой брат.

— Брат? — От удивления его голубые глаза расширились, взгляд скользнул по повязке на левом запястье Филина.

— Еще до того, как продал меня.

— Как тебя зовут, мальчик?

— Филин.

— Филин? Почему?

— Норка так назвала меня. Она сказала, что у меня глаза как у филина. — Неожиданно нахлынули воспоминания: совсем молодая порывистая Норка излагает ему правила: «Если ты хочешь быть одним из нас, тебе нужно новое имя. Вот как у меня: я — Норка, а не Фриса. А ты будешь Филином. У тебя глаза филина, да и зрение тоже. Филин видит в темноте, а ты можешь заглянуть в темные глубины души. Это очень помогает, когда просишь милостыню, — сразу узнаешь, кто может посочувствовать и раскошелиться».

Воспоминания причиняли боль. Глаза наполнились слезами, но он прикусил губу, решив, что ни за что не заплачет. На лице незнакомца отразилось сочувствие, и он пригладил взъерошенные волосы Филина.

— Эх, Филин, — вздохнул он грустно.

Именно эта нежность сломила его решимость. Слезы хлынули из глаз мальчика, и незнакомец, приобняв, мягко привлек его к себе. Филин постарался унять слезы и оттолкнул его. Ничего не говоря, мужчина дал ему носовой платок.

Филин вытер глаза и высморкался.

— Обычно я не такой плакса, — сказал он с отвращением. — Извините.

В ответе мужчины сквозил цинизм:

— Я тоже не всегда такой мягкий. Меня зовут Цитанек. И давно ты здесь, Филин?

— Четыре ночи и три дня.

— А чем ты занимался до того, как твой брат продал тебя?

— Просил милостыню у Храмовых Ворот.

Цитанек приподнял брови.

— А ты довольно чистый для трущобной крысы. — В его тоне прозвучала насмешка. — Должно быть, тебе нравится твоя новая жизнь — вдоволь еды, новая одежда, удобная постель.

— И такие красивые украшения, — откликнулся Филин, показав на рабский браслет. — Я ненавижу это. Даже если еда не отравлена, то слишком острая. Кровать настолько мягкая, что душит меня, а от одежды все чешется. Уж лучше бы я был дома, и пусть в нем полно грязи и паразитов. Может, жизнь в Трущобах и труднее, но здесь я всего лишь собственность Гитивов. И вы думаете, мне нравится все это? О, боги! — Он повернулся и пошел прочь. Но на полпути к двери остановился. — Я даже не могу обидеться и уйти, — добавил он. Несмотря на гнев, ему стало весело. — Она нас заперла.

Они оба неожиданно рассмеялись.

— Филин, не уходи и не обижайся. Я прошу прощения. Моя кузина Исива — хитрая женщина. Ненавижу, когда меня используют. И почему мне не пришло в голову, что ты обидишься? — Цитанек протянул руки. — Посиди со мной, расскажи мне о жизни в Трущобах.

Филин шагнул к нему и вдруг застыл. Подняв на Цитанека испуганные глаза, он прикрыл рот руками.

— Филин, что случилось?

— Ридев Ажер спрашивал меня, какую роль, как я думаю, мне отвели в Доме Гитивов. Я сказал, что, как мне кажется, роль наживки. Он посмеялся и сказал: «Очень может быть. Вот только для кого?» Наверное, она решила использовать меня против вас.

Цитанек пересек комнату и подошел к мальчику. Легко коснувшись рукой его плеча, он сказал:

— Господи, Филин, да это было ясно с того момента, как она втолкнула тебя сюда. Но если ты — не добровольное оружие… может, она просчиталась.

Филин со всей серьезностью встретил взгляд Цитанека.

— Я — не добровольное оружие, но я ее раб, — прошептал он. — И мне очень страшно.

Лицо молодого человека смягчилось.

— Мне тоже, — выдохнул он. — Исива внушает мне ужас, но не стоит показывать это. Поэтому иди сюда и сядь рядом. Расскажи мне о своей подруге, Норке.

Миледи Исива отошла от потайного отверстия для подслушивания. На губах у нее играла довольная улыбка. Все шло, как она планировала: ловушка расставлена, и дичь уже ухватила наживку. Теперь надо ждать и не торопиться; нельзя вспугнуть добычу. Рано или поздно, Цитанек заглотит наживку, и тогда — тогда он полностью окажется в клетке.

Вся закутанная в шелка, она прошла в зал, где ее поджидал один из телохранителей:

— Элхар!

— Да, милостивейшая Леди, — откликнулся он с легким поклоном.

— Цитанек знает, что его видели с Ридевом Ажером вчера вечером?

— Не думаю, что он видел меня, милостивейшая Леди.

— Я хочу, чтобы ему сказали. Пусть испугается. Сведения должны просочиться от Дедемара. И еще, подумай, что можно разузнать о Венихаре Гобез-Ихаве. Я хочу знать, как он познакомился с Филином и почему его интересует мальчик. Пять империалов — большая сумма для Дома Ихавов, особенно если учесть, что они не покупают рабов.

Элхар снова поклонился:

— Будет исполнено, Миледи.

Премьер-министр Зарехаф теребил золотую цепочку члена Кабинета. Прищурив темные глаза, он рассматривал своего племянника. Молодой человек спокойно выдержал ее испытующий взгляд: Ридев Ажер был не новичок в интригах.

— Если позволишь, буду откровенным, — сказал наконец Премьер-министр.

Ридев спрятал улыбку: его дядя Зарехаф никогда не был откровенен.

— Надеюсь, ты понимаешь, что я прежде всего должен думать о здоровье и прочности Королевства.

— Конечно, — согласился Ридев, про себя цинично подправив это заявление: «о прочности положения этого кровопийцы в Совете».

— Несвоевременный переворот… — Зарехаф нахмурился. — В смене власти мало пользы, если при этом народ продолжает страдать.

Это, конечно, должно означать, подумал Ридев, что если начинаешь политическую чистку, то может оказаться, что избавятся и от тебя.

— До меня дошли слухи и толки, что среди некоторых Домов растет недовольство Ученым Королем. Но я не уверен, что уже пришло время переходить к открытым действиям.

— Нет, конечно, — быстро согласился Ридев. — Я ничего такого — ммм — и не предлагаю. Я осторожный и сдержанный игрок. Однако ни сдержанность, ни осторожность — ммм — не свойственны некоторым недовольным Домам. Я предлагаю осторожно и внимательно — ммм — следить за их действиями. Тогда мы могли бы — ммм — предвидеть или даже предотвратить их гамбит. Я, например, не вижу, в чем преимущество смены Властелина, если только мы не уверены, что — ммм — сможем управлять им.

Глаза старика неожиданно сверкнули, и он бросил оценивающий взгляд на Лорда Советника Ажера, но уже в следующий момент его улыбка стала покровительственной.

— Это твое «мы», Ридев, мастерский шаг, но я — очень опытный игрок. Мы оба прекрасно знаем, что ни один из Домов Советников не делает ходов на доске хассе, не ожидая пристального внимания к себе и оценивающих взглядов. Итак: тебе нужна моя поддержка в том, что ты задумал. Очень хорошо; я выслушаю твой план. Скажи мне, чего конкретно ты хочешь добиться этим заговором?

Ридев постарался скрыть свое удовлетворение; редко удавалось добиться такой прямоты от дядюшки.

— Лично я, — сказал он, добавив в свой вежливый тон нотки мстительности, — хотел бы видеть, как падет Исива Гитив.

Старик широко раскрыл глаза:

— Ты думаешь, это возможно?

Ридев изящно повел плечом:

— Почему бы и нет? Например, если она решится на большее, чем просто — ммм — жаловаться на Кетирана.

— Ты хочешь толкнуть ее на государственную измену?

— Дорогой мой дядюшка Зарехаф, — голос Ажера дрожал от злобы, — я хочу заманить ее в любую ловушку, которая сможет поглотить ее.

— Хорошо, — сказал Премьер-министр; потом добавил, будто бы размышляя вслух: — Но кто унаследует ее власть? Ее мерзкий сынок?

— Герцог Алгафен не интересуется политикой и Советом. Если он унаследует место Исивы в Совете, сомневаюсь, что он окажется той силой, с которой нужно считаться. — Ему удалось придать голосу абсолютно равнодушную интонацию. Ему нужно было, чтобы Зарехаф пошел по ложному следу. Надо было убедить дядю, что он действует, руководствуясь эмоциями, а не разумом.

В глазах Премьер-министра, по которым обычно трудно было что-нибудь понять, мелькнула догадка.

— Что же такого сделала Исива Гитив, что заслужила такую враждебность?

Ноздри Ридева Ажера задрожали, когда он попытался изобразить сдерживаемый гнев.

— Мне не хочется об этом говорить, — сказал он сквозь зубы, специально оставив такой крючок для дяди.

Премьер-министр посмотрел на своего племянника:

— Если ты хочешь, чтобы я помогал тебе в этом деле, то между нами не должно быть никаких секретов.

Ридев сжал зубы.