Простым канцелярским шилом

- Он вытащил из кармана растрепанную пачку бумаг.- Здесь все документальные материалы, непосредственно касающиеся данного вопроса... все без исключения. Я не собираюсь ничего от вас утаивать. Пожалуйста, внимательно просмотрите записи. Я допускаю, что их можно использовать в качестве свидетельства лично против меня, однако тем не менее настаиваю, что при их объективном прочтении станет ясно: преступление, к которому они имеют отношение, является чисто воображаемым!
      Последние слова он произнес, повысив голос чуть ли не до крика.
      Маллет небрежно перелистал кончиком указательного пальца лежащие перед ним бумажки. Затем медленно проговорил:
      - Но, мистер Вуд, раз у вас такое, как вы изволили выразиться, железобетонное алиби, которое готовы под присягой подтвердить ваши сослуживцы, зачем мне изучать все эти бумаги?
      Утомленный собственным красноречием, Вуд два или три раза глубоко вздохнул, прежде чем уже менее внятно пробормотать:
      - Если вы готовы поверить моему слову...
      - Равно как и слову мистера Клейтона, мистера Уолтона и мистера Паркера,- напомнил ему Маллет.- Полагаю, этого было бы более чем достаточно для любого, так ведь?
      - Да, наверное,- с готовностью согласился Вуд.- Более чем достаточно.
      - Кстати,- заметил Маллет тоном, который напоминал мяуканье крупного кота, лениво играющего с маленькой мышкой.- Хотя мы с коллегой искренне рады, что вы сочли необходимым предоставить нам столь подробный и точный отчет о своем местонахождении во второй половине дня той самой пятницы, боюсь, вы несколько поторопились со своим добровольным признанием.
      Он помолчал, неторопливо набивая свою знаменитую трубку. Затем так же медленно прикурил ее от спички. Напряженное выражение Вуда застыло на его бледном лице, и он ни на секунду не отводил от инспектора внимательного взгляда. Маллет погасил спичку, аккуратно положил ее в пепельницу мистера Биссета и продолжил:
      - Мне необходимо задать вам несколько относительно несложных вопросов о вашей, скажем, совершенно иной деятельности.
      - Моей... совершенно... иной... деятельности?
      - Деятельности, которую можно проще всего определить как нечто непосредственно связанное с именем Бленкинсоп.
      Окажись здесь в данный момент мистер Эдельман, он бы искренне порадовался правоте своих психологических наблюдений. Лицо Вуда на глазах съежилось, а тело заметно обмякло и даже несколько сползло со стула вперед. Последовавшее за этим недолгое молчание нарушил Маллет, холодным и беспристрастным тоном зачитавший официальное предупреждение.
      - Я расскажу вам все,- прозвучал ответ голосом, который иначе, чем дрожащим шепотом, назвать было трудно.
      Четверть часа спустя Вуд покинул кабинет, оставив на столе подписанное и датированное письменное признание. В нем подробно излагались точные обстоятельства, при которых осуществлялась утечка конфиденциальной информации не только о работе управления, но и о планируемых мерах обеспечений безопасности, включая конкретные даты, факты, цифры, а также имена исполнителей и заказчиков. Память у Вуда оказалась отменная, и под чутким руководством инспектора Маллета признание получилось просто великолепное. Расследование по этому темному делу можно было считать практически законченным.
      - Ну вот и все!- удовлетворенно заметил Маллет, еще раз пробежав глазами полученный документ, прежде чем отложить ею в сторону. Наконец-то с этим грязным делом покончено. Надо надеяться, что старший инспектор будет тоже очень доволен.
      - Что они теперь с ним сделают, как вы думаете?- поинтересовался Джеллаби.
      Трудно сказать. Им будет заниматься министерство юстиции. Они могут либо осудить его в соответствии с законами военного времени о разглашении государственной тайны, либо попробовать использовать в качестве правомочного свидетеля против его конкретных нанимателей... Не думаю, что он откажется от своих показаний.
      - Да, вряд ли,- согласился Джеллаби.- Он сразу пошел на полное сотрудничество, как только вы взяли его в оборот...
      - В этом нам, признаться, здорово повезло. Ведь, кроме предположения Эдельмана, да и то достаточно голословного и к тому же общего характера, у нас на Вуда фактически ничего не было. Если бы он уперся, мы снова оказались бы в тупике. Хорошо еще, что гражданин, знающий свои права и имеющий мужество настаивать на них, до сих пор являет собой довольно редкий тип человека.
      - Это так, но мы все равно ни на...
      - Знаю, знаю, ни на дюйм не продвинулись в расследовании убийства мисс Дэнвил. Не стоит сыпать соль на раны. Хотя и лить крокодиловы слезы, думаю, еще слишком рано. Один раз сегодня нам уже улыбнулась удача, может, повезет и в следующий. Не забывайте, у нас еще остается молодой Рикеби.
      К сожалению, беседа с Рикеби оказалась полнейшей противоположностью тому, чего они ожидали. Уже через пару минут разговора инспектор понял, что этот неприглядного вида молодой человек принадлежит именно к тому типу людей, который он сам чуть раньше охарактеризовал как "довольно редкий". Рикеби решительно отказался помогать следствию. Нет, ему ничего не известно о мисс Дэнвил, и он категорически не желает быть замешанным ни в каких полицейских расследованиях. Когда же Маллет холодно поинтересовался, готов ли он подтвердить свой отказ в письменном виде, Рикеби ответил, что если бы и мог сделать подобное, то лишь в присутствии своего адвоката. Маллет пожал плечами:
      - Мне бы очень хотелось, чтобы вы посоветовались со своим адвокатом, поскольку я не сомневаюсь, что исходя из ваших интересов он посоветовал бы вам сделать полное признание, причем как можно скорее и желательно в письменном виде.
      - В таком случае его совет мне вряд ли понадобится,- вызывающим тоном ответил Рикеби.- Зачем он мне? У меня есть свои права. Если я предпочитаю хранить молчание, то законом, насколько мне известно, это не запрещено. Применять ко мне ваши методы "третьей степени" тоже не имеет смысла.
      - В наши дни,- спокойно заметил Маллет,- люди вашего типа обычно называют их "методами гестапо". Вам следует постараться идти в ногу со временем. Кстати, если обнаружите, что с данного момента находитесь под постоянным полицейским наблюдением, не советую обращаться с жалобой на это к своему члену парламента. Он может захотеть узнать, почему вы здесь, а не в армии. А теперь идите, и побыстрее, пока я не забыл, что я полицейский, и не задал вам хорошую взбучку.
      Досадливое молчание, невольно возникшее после ухода Рикеби, первым нарушил Джеллаби.
      - Я немедленно организую полицейское наблюдение,- сказал он.
      - Да, пожалуйста. Пусть позлится, пусть понервничает, это и ему, и нам только на пользу.
      - Интересно, что кроется за его поведением?
      Маллет пожал плечами:
      - Упрямство и хамство. Думаю, вряд ли ему есть что скрывать, но почему бы при случае не покуражиться перед властями? Да, у мистера Эдельмана наверняка есть что рассказать о его психологическом портрете.- Он встал и с удовольствием потянулся.- Что ж, день, надо отметить, выдался весьма длинный и утомительный. Знаете, у меня почему-то сильное ощущение, что именно сегодня я лично разговаривал с нашим убийцей, и от этого у меня еще больше портится настроение. Все это представляется мне ужасно бессмысленным, нелогичным... Причем самое обидное, что я до сих пор не вижу никакого способа расставить все по местам.
      - И что теперь?- спросил Джеллаби.
      - Теперь я собираюсь осчастливить мистера Пэлафокса,- ответил Маллет, постукивая кончиками пальцев по признанию Вуда.- По крайней мере, хоть что-то удалось. Ну а после... Когда, вы сказали, открывается "Бойцовый петух"?
      Глава 17
      ПРОЗРЕНИЕ В ИСТБЕРИ
      - Мистер Петигрю, с вами хочет поговорить инспектор Маллет,- заглянув в кабинет, объявила мисс Браун.
      Петигрю не видел Маллета со времени своего визита в полицейский участок Джеллаби в день начала официального следствия. Всю минувшую неделю он внимательно наблюдал, как ажиотаж вокруг дела об убийстве мисс Дэнвил сначала стремительно повышался, а потом, поскольку день проходил за днем, а ничего нового не происходило, постепенно спадал. Работа в отделе практически остановилась, и лишь несколько стойких, по-настоящему преданных делу энтузиастов вроде мисс Кларк изо всех сил старались создать хотя бы видимость порядка. Жизнь в Фернли стала почти невыносимой, сотрудники очень скоро перестали общаться, как раньше, и начали посматривать друг на друга искоса, думая, что каждый из них находится под подозрением. Никто ничего не произносил вслух, однако общая нервозность ярко и наглядно проявлялась в подчеркнутой предупредительности, необычайно осторожных высказываниях, переходящих в бурные скандалы, ссорах буквально по пустякам. Внезапное исчезновение Вуда на время снизило всеобщее напряжение, но, когда стало известно, что его просто уволили за нарушение каких-то правил поведения, а не арестовали за убийство, всех снова окутал мрак взаимного подозрения. Петигрю, вполне естественно, был искренне рад появлению инспектора, восприняв его, помимо прочего, как некий признак долгожданного освобождения от поистине невыносимой неопределенности.
      Когда Маллет вошел в кабинет, Петигрю поразило, каким усталым он выглядит. Не человек, а выжатый лимон. Осунувшееся бледное лицо с темными кругами под глазами... даже его знаменитые длинные усы, казалось, заметно опустились вниз. Лицо человека, который долго работал под сильным напряжением, а не следователя, который только что наконец-то привел крайне трудное дело к успешному завершению.
      - Сэр, я специально пришел сообщить вам приятное известие, что на завтра назначен суд над компанией "Бленкинсоп" по всем пунктам обвинения,произнес Маллет ровным невыразительным тоном.
      - Ах это!- расстроенно воскликнул Петигрю.
      Инспектор бросил на него быстрый взгляд, но ничего не сказал, хотя оба подумали об одном и том же.
      - И обвинение, и защита очень хотели рассмотреть это дело как можно быстрее, потому оно и было сразу направлено в суд Истбери.
      Петигрю насторожился. Истбери находился в его собственном и горячо любимом Южном судебном округе, жизнь в котором в данный момент казалась ему просто раем, откуда он сам себя по глупости изгнал. Эх, если бы у него только была возможность хоть на пару дней вырваться из этого ужасного места и побыть среди нормальных, здравомыслящих людей... Жизнь в Фернли наверняка стала бы куда терпимее. Маллет тем временем продолжал говорить:
      - Обвинителем на этом процессе назначен мистер Флэк. По его мнению, несмотря на вполне ожидаемое признание подсудимым своей полной виновности, желательно было бы иметь свидетеля из вашего управления в целях более убедительного доказательства получения обвиняемым незаконных средств.- Он кашлянул и добавил: - Мистер Флэк считает, что, будучи официальным юридическим советником управления, вы могли бы стать наиболее приемлемой кандидатурой.
      Петигрю снова поймал мимолетный взгляд Маллета, но на этот раз тот вроде бы подмигнул.
      - Скажите честно,- усмехнувшись, обратился он к Маллету.- Не будет ли куда более правильным назвать это предложение явным сговором между вами обоими?
      - В каком-то смысле да, сэр,- признался Маллет.- Мистер Флэк на самом деле несколько раз упоминал, что в последнее время вашему судебному округу вас очень недоставало, и мне показалось, что в данных обстоятельствах вам совсем не помешало бы сменить обстановку.
      - Я искренне признателен вам обоим и, безусловно, буду на суде в Истбери, хотя как мистеру Флэку, так и мне прекрасно известно, что интересующие суд свидетельские показания мог бы дать практически любой клерк нашего управления,- сказал в ответ Петигрю.- Хотите сообщить мне что-нибудь еще, инспектор?
      - Да нет, пожалуй... Разве только если вам захочется побольше узнать о деле Вуда. Мы все еще продолжаем выяснять несколько сомнительных пунктов и где-то недели через две сможем представить вам соответствующий отчет. Но если у вас есть желание обсудить их прямо сейчас, то...
      - Нет-нет-нет.- Петигрю отрицательно покачал головой.- Мне категорически не хочется ничего об этом слышать ни сейчас, ни даже потом... хотя большого выбора у меня, боюсь, не будет.
      - Что ж, в таком случае сегодня утром мне, к сожалению, больше нечего сообщить, сэр,- сказал Маллет с еще более усталым видом.
      - Очень жаль,- произнес Петигрю, и прозвучавшее в его голосе искреннее сочувствие пробило брешь в сдержанности инспектора.
      - Знаете, мистер Петигрю, это дело мисс Дэнвил буквально сводит меня с ума,- признался он.- Хуже мне никогда не было. Мы с мистером Джеллаби изучили все, что только можно изучить, мы опросили чуть ли не две трети персонала управления, причем многих по два-три раза, полицейский участок завален горами наших бумаг, которые я внимательнейшим образом просматривал снова и снова, а результат - снова ноль.
      Петигрю что-то пробормотал сочувственно - инспектору давно пора было с кем-нибудь отвести душу.
      - Это полностью противоречит здравому смыслу!- рассерженно воскликнул Маллет.- Вы только представьте себе: молодую женщину среди бела дня убивают в здании, где полным-полно людей, причем убивают буквально в нескольких метрах от полудюжины человек, и никаких улик против хоть одного из них, а у единственного типа с известными криминальными наклонностями стопроцентное алиби! Что касается остальных, то у них у всех были приблизительно одинаковые возможности совершить это преступление, но ни у одного ни малейшего намека на достаточно очевидный мотив.
      - Да, в этом деле мотив, безусловно, решающий фактор,- с готовностью согласился с ним Петигрю, скорее для поддержания разговора, поскольку ничего нового или оригинального его замечание не вносило.
      Но зато оно снова вызвало бурную реакцию Маллета.
      - Послушайте, но ведь кто-то очень хотел убить мисс Дэнвил,- уже более спокойным тоном сказал Маллет.- И это далеко не все. Кому-то надо было убрать ее как можно скорее, и этот кто-то не побоялся даже пойти на колоссальный риск. Зачем? Так вот, мистер Петигрю, мне необходимо докопаться до причины и во что бы то ни стало найти убийцу. Я просто обязан это сделать! Меня пугает сама мысль о том, что преступник все еще расхаживает на свободе.
      - Да, спокойствия этот факт определенно не добавляет,- согласился с ним Петигрю.
      Маллет странно посмотрел на него:
      - Мистер Петигрю, а вы хоть осознаете, что в опасности может оказаться ваша собственная жизнь?
      Петигрю не смог сдержать улыбку.
      - Не думаю, что кому-нибудь может понадобиться физически устранить меня,- сказал он.
      - На вашем месте, дорогой мистер Петигрю, я бы не был настолько в этом уверен,- возразил Маллет.- Всего две недели назад то же самое наверняка сказала бы и мисс Дэнвил. В случаях, когда имеешь дело со скрытым мотивом, никогда нельзя знать, не стоишь ли ты сам убийце поперек дороги.
      - С вашей стороны, конечно, очень любезно проявлять такой интерес к моему благополучию, но лично я не вижу никаких причин, по которым выбрать следовало бы именно меня,- вежливо заметил Петигрю.
      Временное оживление Маллета вдруг исчезло. Он встал со стула и наклонился над столом Петигрю. Глядя ему прямо в глаза, он медленно и устало произнес:
      - Не заблуждайтесь, возможно, они и есть, мистер Петигрю.
      Через несколько секунд его уже не было в кабинете.
      Чуть позже туда вошла мисс Браун со стопкой писем на подпись. Петигрю внимательно их просмотрел и молча, не произнеся ни слова, подписал. Когда он занимался всем этим, ему невольно пришла в голову мысль, что за последнюю неделю отношения заметно ухудшились даже между ним и его секретаршей: оказалось, кроме строго деловых фраз, им нечего сказать друг другу. Впрочем, может, оно и к лучшему, подумал он. Смешение личных взаимоотношений с работой ни к чему хорошему не приводит. А недавно он принимал маленькие проблемы мисс Браун довольно близко к сердцу.
      Сейчас он вдруг понял, что на самом деле ему было все равно. С его плеч будто свалился тяжкий груз. Свалился?.. Он поднял глаза и увидел, что она все еще молча стоит у стола.
      - В чем дело, мисс Браун?- достаточно резко спросил он.
      Скажите, инспектор сообщил что-нибудь о мисс Дэнвил?
      - Нет,- холодно ответил Петигрю.- Ни-че-го. Он приходил поговорить о деле "Бленкинсоп", только и всего.
      Мисс Браун, лицо которой все последнее время было необычно бледным, после его слов побледнело еще больше.
      - Ясно,- прошептала она.
      - Кстати, на следующей неделе я уезжаю на судебное заседание в Истбери. Меня не будет дня два... может, три. Вам, кажется, причитается небольшой отпуск. Вы не хотите им воспользоваться?
      Мисс Браун покачала головой:
      - Благодарю вас, мистер Петигрю, но, боюсь, я вряд ли воспользуюсь им сейчас. Вообще-то я сама хотела вам сказать об этом... Дело в том, что мне хотелось бы присоединить его к рождественским каникулам.
      - Вот как?
      - Да. А после этого...- Она секунду-другую поколебалась, а затем скороговоркой, будто опасалась, что ее прервут, добавила: - Я еще точно не знаю своих планов, но думаю, что, скорее всего, больше не вернусь сюда.
      Даже так? Всего неделю назад она бы прямо сказала: "На Рождество мы с мистером Филипсом собираемся обвенчаться". Что ж, если она предпочитает держать все при себе, это ее личное дело, с раздражением подумал Петигрю. В конце концов, он никогда не просил ее откровенничать с ним. Даже не намекал. Кроме того, ему следовало бы подумать...
      Впрочем, Петигрю не стал особенно задумываться, о чем именно ему следовало бы подумать. Вместо этого он сухо произнес:
      - Так, понятно. Нам будет не хватать вас, мисс Браун.
      Мисс Браун открыла рот, словно хотела что-то ответить, но потом, видимо хорошенько подумав, в нерешительности нахмурила высокий лоб, резко повернулась и поспешно вышла из кабинета.
      Больше вопрос о ее рождественских каникулах и дальнейших планах они не поднимали.
      Любому новичку зал бара "Синий вепрь" в Истбери мог бы показаться весьма затрапезной гостиной во второразрядном отеле, где полным-полно самых обычных людей, в основном пожилых, неторопливо беседующих о своих каждодневных и, кроме них самих, мало кому интересных делах и заботах. И тем не менее Петигрю в его нынешнем состоянии все это показалось истинным раем. Он удобно расположился на стуле, с удовольствием прислушиваясь к доносившимся до него беседам, местным сплетням, слухам... Даже разговор сидящих рядом с ним мужчин, которых он раньше счел бы просто провинциальными занудами, теперь звучал для него на редкость осмысленно и любопытно.
      - Значит, собираешься завтра обвинять меня в намеренном прекращении дела, Джонни?
      - Собираюсь, дружок. И почти уверен, ты признаешь себя виновным.
      - Признаю себя виновным?! Мне казалось, ты намерен сказать мне, что у тебя не было доказательств. Мой клиент наиболее пострадавший, уважаемый...
      - Он был садистом! Когда кто-то осмелился высказать, что приговор был чересчур жестоким, он только посмотрел на него и сказал: "Жестоким? Нет, обвинение было неверно сформулировано, иначе бы я отхлестал мерзавца!"
      Петигрю улыбнулся. Он сам придумал эту историю лет двадцать назад, и теперь ему было в высшей степени приятно стать свидетелем того, что она не забыта, что она все еще здесь в ходу, причем без особых изменений. На его плечо легла чья-то рука, и, обернувшись, он увидел перед собой секретаря суда, сияющего от удовольствия видеть наконец-то вернувшуюся в стадо заблудшую овцу.
      - Рад вас видеть, Петигрю. Вы тут завтра собираетесь защищать двоеженца?
      - Увы! К сожалению, ни защищать ни обвинять. Вообще-то я здесь совершенно случайно и на данный момент представляю собой ничтожнейшего из ничтожнейших человеческих созданий.
      Кустистые брови секретаря сошлись.
      - Надеюсь, вы не хотите сказать мне, что вас назначили членом жюри присяжных?- не скрывая удивления, спросил он.
      - Нет, я давно уже забыл, что это такое. Судя по тому, как с ними обращаются, их скорее можно отнести к представителям животного мира. Я безвредная, но нужная вещь, а именно свидетель. Сомневаюсь, что понадоблюсь им вообще, поскольку не уверен, что меня вызовут давать показания, но в любом случае завтра буду иметь нахальство спорить с вами о соответствующем размере моих командировочных расходов.
      - Не беспокойтесь, я постараюсь урезать их до минимума,- твердо заявил секретарь.- Ладно, что пьем?
      После обеда Петигрю не без сожаления узнал, что избежать расплаты за нежданные каникулы ему никак не удастся. Прокурор Флэк, самый методичный и дотошный из всех судейских, решил провести предварительную встречу, с Маллетом, и Петигрю на ней тоже надо было присутствовать. Как и следовало ожидать, все было достаточно рутинно и скучно. Он терпеливо слушал, как сначала прокурор Флэк детально перечислил ряд статей кодекса законов и вытекающие из них предписания, которые Петигрю и без того знал наизусть, а затем Маллет, почти не сверяясь с кипой принесенных им бумаг, долго говорил о фактах, и только о фактах. Но в разгар встречи произошло, казалось бы, незначительное событие, которое имело весьма серьезные последствия.
      Маллета вызвали к телефону, и в его отсутствие Флэк задал вопрос о некоторых подробностях, на который Петигрю был не в состоянии ответить. Пытаясь выйти из положения, он стал лихорадочно просматривать бумаги Маллета, тщетно надеясь найти нужную страницу в нужной папке. Практически наугад открыв одну из них, он с удивлением, близким к шоку, увидел на первой странице свое собственное имя, написанное аккуратными заглавными буквами.
      "ПЕТИГРЮ, Фрэнсис,- прочитал он,- адвокат; холост; судимостей не имеет". Какого черта?! Петигрю вернулся к обложке и увидел, что она озаглавлена: "ДЕЛО ДЭНВИЛ. Указатель персонала управления".
      - Боже мой!- вполголоса пробормотал он.- Это же черт знает что!
      - Что вы сказали, коллега?- спросил Флэк.- Вы нашли там письмо, датированное 5 апреля? Я уверен, моя собственная копия не совсем верна.
      - Простите, но я никак не могу его найти. Боюсь, нам придется подождать до возвращения инспектора.
      Он никак не мог удержаться от искушения продолжить чтение этих столь неожиданных для него материалов.
      "Год рождения - 1888; допущен к юридической практике в 1912-м; юридический консультант Управления по контролю за производством и использованием взрывателей с 1 октября; взаимоотношения с покойной характеризуются как явно дружеские, а с другими подозреваемыми - как в основном негативные, за исключением Элеоноры Браун; имеются определенные сомнения относительно возможной ревности со стороны Томаса Филипса".
      Ну это уж слишком! Не в силах читать дальше, хотя вся страница, озаглавленная его именем, была до конца заполнена плотным аккуратно написанным текстом, Петигрю перевернул страницу, чтобы поскорее убрать с глаз долой оскорбительный пассаж, и увидел:
      "ФИЛИПС, Томас: помощник адвоката; ранее не судим; год рождения - 1890; в 1916-м женился на Саре Эмили Ричарде, которая скончалась в 1934-м; с 1919-го по 1939 г, работал в компании "Мейхью энд Тиллотсон"; временный сотрудник управления с декабря 1939 г.".
      Петигрю не успел прочитать, что написано дальше, так как бесшумное появление Маллета у входной двери заставило его поспешно и с виноватым видом захлопнуть папку и засунуть ее в самый низ стопки. После кратких и точных ответов инспектора разговор пошел значительно быстрее и довольно скоро кончился. Маллет, остановившийся в другом отеле города, покинул зал заседаний практически немедленно. Если он и заметил необычный интерес Петигрю к папке с делом Дэнвил, то сделал вид, будто ничего не случилось. Петигрю, вернувшись к себе, вскоре лег спать, но не мог заснуть сразу. Он испытывал сильное чувство внутреннего раздражения против самого себя за то, что поддался соблазну прочитать то, что явно не было предназначено для его глаз, и еще большее раздражение против Маллета за то, что тот позволил себе, как он считал, непростительное хамство и несвойственную ему откровенную глупость. Впрочем, когда это чувство стало утихать, до Петигрю вдруг дошло, что в тайком прочитанных им документах было что-то еще, по каким-то причинам сильно задевшее его самолюбие. Что именно это было, он, как ни старался, никак не мог вспомнить. Петигрю целую вечность вертелся в постели, непрестанно поворачивался с боку на бок, мучительно пытаясь разрешить эту крошечную проблему. Когда ему все-таки удалось ее разрешить, она оказалась настолько тривиальной, что затраченные на поиски ответа усилия чудовищно не соответствовали результату. Чувствуя себя еще более обиженным и неудовлетворенным, но вместе с тем довольным, что мучительный поиск кончился, он наконец спокойно уснул.
      На следующее утро Петигрю пришел в суд рано, как раз вовремя, чтобы увидеть столь хорошо знакомую ему церемонию открытия судебного заседания. Чувствуя себя чуть ли не обнаженным, находясь в зале без привычной мантии, без которой он в свое время там никогда не появлялся, он преднамеренно решил сесть на одну из довольно неудобных скамей для публики в задних рядах, а не впереди, по соседству со своими коллегами. Пока зачитывалось официальное представление, его мысли были сконцентрированы не столько на проходящем спектакле или даже на деле, которое так неожиданно привело его в Истбери, сколько на том, что ему пришлось испытать вчера вечером перед сном. И чем больше он размышлял об этом - а переключить свое внимание на что-либо иное, как он ни старался, ему не удавалось,- тем больше его охватывало непонятное чувство раздражения. Будучи человеком, всегда стремившимся быть до конца честным с самим собой, Петигрю заставил себя как можно глубже, как можно детальнее проанализировать свои чувства и довольно быстро пришел к заключению: все дело в том, что оскорбительная фраза, которая при иных обстоятельствах вызвала бы у него не более чем ироническую усмешку, исходила от Малетта, человека, чьи рассудительность и острота ума всегда вызывали у него только самое искреннее уважение. В таком случае не могло ли причиной его обиды и раздражения, подумал Петигрю, лихорадочно перебирая в мозгу самые различные, даже не очень приятные варианты и невидящим взором глядя на то, как прокурор Флэк тщательно поправляет широкую треугольную шляпу на своем густом парике,- не могло ли этой причиной стать то, что в той самой фразе на самом деле была доля правды? Потому что если это так...
      Да нет же, черт побери, нет! Просто инспектор действовал на редкость глупо, а он, Петигрю, был дураком, вообразив, что если когда-то давным-давно Маллету случайно повезло в одном весьма запутанном деле, то он так и остался тем же обычным, прямолинейным и неумелым полицейским. Теперь, вспомнив о том, что вчера вечером стоило ему целого часа мучительной бессонницы, Петигрю с удовольствием почувствовал, как былое восхищение инспектором улетучилось. Рассудительность и острота ума! Ну надо же! Да ведь он не сумел даже правильно собрать очевидные факты! Плохо, очень плохо! Для человека его положения аккуратность в деталях - основа любого успешного расследования. Одного, всего только одного беглого взгляда на его записи было бы вполне достаточно, чтобы обвинить инспектора в преступной небрежности. И это допустил один из ведущих офицеров Скотленд-Ярда! Петигрю даже захотелось написать обо всем этом в газету "Тайме".
      Был и еще один резон, позволяющий Петигрю с чистой совестью перенести чувство сильной досады с себя на бестактного полицейского инспектора. Он, как ему помнится, был глубоко потрясен и расстроен убийством мисс Дэнвил и, хотя с самого начала предполагал, что расследование будет достаточно трудным, тем не менее воспринимал тот факт, что рано или поздно убийство будет раскрыто, как нечто само собой разумеющееся. Теперь он был в этом совсем не уверен. Его былой вере в профессиональные способности Маллета был нанесен поистине сокрушительный удар! Ну разве можно ожидать, что офицер, допускающий такие вопиющие - Петигрю даже поймал себя на том, что беззвучно артикулирует это определение,- такие вопиющие промахи, вообще способен довести это дело до успешного конца?
      Но тут его размышления прервал легкий шум в зале - все встали, поскольку судья, закончив официальное представление, покинул свое место. Когда Петигрю вместе со всеми снова сел, он впервые обратил внимание, что человек, вот уже некоторое время стоявший совсем рядом с ним, не кто иной, как Маллет собственной персоной.
      И хотя с профессиональной точки зрения способность инспектора бесшумно материализоваться, когда этого меньше всего ожидали, конечно, была полезна, так как чаще всего вызывала у подозреваемых некоторую тревогу, в тот момент лично Петигрю она показалась вершиной оскорбления, поэтому в ответ на доброжелательное "доброе утро" он лишь холодно кивнул.
      - Надеюсь, вы хорошо спали, сэр?- как ни в чем не бывало продолжал Маллет, будто специально вознамерившись проявлять крайнюю бестактность.
      - Нет, не очень,- сухо и коротко ответил Петигрю.
      - Жаль, сэр,- озабоченно нахмурившись, заметил Маллет.- Впрочем, не могу похвастаться, что и мне удалось всласть поспать.
      - Да?- безразличным тоном спросил Петигрю, поскольку в данный момент чья-то еще бессонница его не занимала.
      - Да. И совсем не из-за дела "Бленкинсоп". Просто мне пришлось еще раз внимательно просмотреть огромное количество материалов по расследованию убийства мисс Дэнвил.
      Петигрю ничего не ответил. Маллет мог рыться в своих бумагах хоть до посинения, лично ему не было до этого никакого дела: он только хотел, чтобы ему не мешали спокойно размышлять...
      - Знаете, инспектор Джеллаби, безусловно, проделал очень большую работу,- продолжал Маллет.- Колоссальную работу. Полагаю, сэр, вчера вечером среди моих бумаг вы заметили на редкость полезную папку, которую он подготовил по всем, кто так или иначе имеет отношение к делу Дэнвил.
      - Прошу тишины!- неожиданно проревел голос судейского пристава.
      Петигрю, лихорадочно продолжая перебирать в уме услышанное, встал вместе со всеми, так как в зал вернулись судья и прокурор Флэк, сели на свои места, прозвучал стук молотка, и заседание пошло своим ходом. У него появилось смутное ощущение того, что он сам себя поставил в дурацкое положение... если только самого себя...