Он много смеялся и шутил, болтая с Глостером, пока они ехали по улицам бок о бок, Букингем – на своем красавце-гнедом, а Ричард – на своем крупном мерине по кличке Байт Суррей. Том, гарцевавший на шаг позади них на своем верном Барбари рядом с другими оруженосцами и пажами, видел, как лорд Ричард раз или два недовольно поморщился, словно считал, что сейчас не время зубоскалить. Но он, как всегда, не пытался остановить развеселившегося Букингема, легкомыслие которого было столь ненавистно Гастингсу.
По обычаю, монах огласил сначала название своей проповеди, и у Тома перехватило дыхание, когда он его услышал. «Свора незаконнорожденных не должна пустить корней». Итак, слухи были верными! Проповедник продолжил речь, восхваляя отца регента, сражавшегося и умершего за дело Йорков, а потом принялся превозносить самого регента, перечисляя его добродетели и великие деяния, а закончил тем, что назвал Глостера человеком, вполне достойным того, чтобы самому стать королем.
Затем последовала пауза, проповедник переводил дыхание, прежде чем приступить к главной части своей речи. Том взглянул на застывший профиль своего господина – лорд Ричард ни за что не хотел выдать обуревавших его сейчас чувств. Леди Анна кусала губы, и её тонкое лицо было так бледно, что выглядело почти прозрачным. Букингем казался радостным, а Говард – умиротворенным. Можно было не сомневаться: они прекрасно знали, что должно последовать дальше.
– Однако, – продолжил монах, – лишь недавно выяснилось, что не только прекрасные душевные качества и благородные поступки делают милорда Глостерского достойным английской короны, но она принадлежит ему и по закону – Божескому и человеческому.
В наступившей за этим гробовой тишине можно было слышать, как зазвенели удила чьей-то мотнувшей головой лошади и как воркуют на крыше греющиеся на солнце голуби. Букингем нервно хихикнул, поспешно скрыв смех за покашливанием, больше никто не проронил ни звука.
– Стало известно, – воскликнул монах звенящим голосом, – что когда наш покойный сюзерен Эдуард Четвертый обвенчался с леди Елизаветой Вудвилл, он был уже женат и связан брачным договором с леди Элеонорой Батлер, дочерью графа Шрусбери. Таким образом, его браке ныне здравствующей королевой недействителен, а дети, рожденные ею, являются незаконнорожденными. Следовательно, если учесть, что дети короля Эдуарда не могут наследовать ему в силу своей незаконнорожденности, а дети покойного герцога Кларенса признаны недееспособными из-за дурной крови, текшей в жилах их отца, единственным истинным наследником Йорков, а значит, и законным королем Англии может считаться только Ричард Глостерский, наш лорд-протектор.
Вот, значит, как! Теперь все становилось ясным Эдуард, этот белокурый гигант, неутомимый любовник, тайно женившийся на Елизавете Вудвилл, чтобы затащить её в свою постель, лишь повторил старый трюк, который уже опробовал на Элеоноре, когда воспылал к ней страстью, – ибо если женщина добродетельна, а мужчина хочет её, то что еще остается делать? Многие придворные проделывали подобные фокусы с брачными контрактами, чтобы обманом завлечь в свои сети целомудренных женщин. Графы и герцоги могли позволить себе отказаться потом от этих святых обязательств. Но монарх не мог. Королевские отпрыски должны быть вне подозрений – а на весь прекрасный выводок Эдуарда была теперь брошена тень. Люди медленно расходились, потихоньку перешептываясь между собой. Том заметил на многих лицах удивление, но не неверие или осуждение, на некоторых же – явное облегчение. Даже те, кто был достаточно упрям, чтобы не поверить в преподнесенную им историю, будут только счастливы, что наконец-то страна избавится от малолетнего короля – и всех вытекающих отсюда раздоров, дурного правления и кровавой борьбы за первенство Букингем сказал несколько слов Глостеру, поклонился и отбыл по своим делам. Регент с женой в сопровождении свиты в молчании отправились домой. Лица Ричарда и Анны были напряжены и суровы.
В Кросби Плейс они слезли с лошадей, которых тут же увели, вошли в дом и поднялись наверх, чтобы пообедать.
Том шел следом за ними – настолько близко, что услышал, как леди Анна тихо спросила у своего мужа.
– Правда, – ответил Ричард. В его голосе не слышалось никакого торжества – только безмерная усталость. – Епископ Стиллингтон сообщил мне об этом на прошлой неделе – он венчал короля и Элеонору. Вот почему Эдуард все эти годы держал его в тюрьме – чтобы заткнуть ему рот. Раньше я никак не мог этого понять.
– Но сам-то Эдуард... О чем он думал?! Как мог это сделать? Каким образом он надеялся выпутаться из этого положения?
– Женщина довольно скоро умерла. Знал только Стиллингтон, а если ему велели держать язык за зубами – никакого вреда от этого человека быть не могло. И все было бы в порядке, если бы Эдуард не умер раньше времени, оставив сына еще совсем юным. Проживи мой брат еще несколько лет, мальчик бы наследовал ему и сам решил, что дальше делать со Стиллингтоном.
– Тогда почему Стиллингтон молчал все эти годы и заговорил только сейчас? – воскликнула Анна.
– Он не мог заговорить, пока Эдуард был жив, – слишком боялся. А сейчас... По его словам, он почувствовал, что должен рассказать все, чтобы незаконнорожденному ребенку не досталась корона, которая по праву принадлежит мне. – Ричард скривился. – И юному Эдуарду но надо будет завидовать тому, что является моей собственностью.
– А что скажет королева? – задумчиво проговорила Анна. – О, она уже давно знает об этом, – ответил Ричард. – Я слышал всю историю. Джордж каким-то образом все разнюхал и намекнул королеве, что ему все известно. Он всегда ненавидел её, а уж проникнув в тайну этого предыдущего брачного договора, он твердо уверился, что после смерти Эдуарда сам станет королем. Вот почему Елизавета так добивалась его казни. – Лицо Глостера исказилось от боли – он тяжело переживал гибель своего сумасшедшего брата. – Да и без Эдуарда тут не обошлось, как я теперь понимаю. Это было и в его интересах, а Джордж сам не раз давал ему повод. Королева все зудела и зудела – и в конце концов Эдуард согласился... Вот почему казнь проводилась без свидетелей – боялись, что Джорджу придет в голову обратиться к толпе.
Наступило молчание. Они остановились на лестничной площадке перед дверью столовой и повернулись, чтобы посмотреть друг на друга. Ричард взял руки жены в свои и нежно погладил тонкие пальцы, вглядываясь в бледное, болезненное лицо Анны и пытаясь прочесть ту мысль, что застыла в её неподвижных глазах.
– Анна, – проговорил он, – что еще я мог сделать? Бог свидетель, я не желаю быть королем. Бог свидетель, меньше всего мне хочется взвалить на тебя такой груз, как эта несчастная корона, моя дорогая, но что мне остается делать?! Мальчик не может быть монархом. Возможно, я мог бы попытаться доказать, что сын Джорджа вполне нормален, но он тоже всего лишь ребенок, так какая от этого была бы польза? И кроме того, он слишком слабый и нерешительный. – Ричард посмотрел на жену почти с отчаянием, и в голосе его зазвучали умоляющие нотки, так как Анна ничего не говорила, а только смотрела на мужа. – Я не хочу этого, но не имею права отказаться. Это моя обязанность, мой долг. И даже более того – теперь это свершившийся факт. Анна, что еще я могу сделать?
Наконец она судорожно вздохнула и опустила глаза. Теперь женщина смотрела на свою руку, все еще покоившуюся в его руке, а потом сжала пальцы мужа, поднесла их к губам, поцеловала и прижала к своей щеке.
– Да, у тебя нет другого выхода, я понимаю. Уж коли так, нам нужно будет сделать все наилучшим образом.
Она уставилась в пол, напряженно сдвинув брови, и Том увидел, как губы её прошептали одно лишь слово: «Эдуард», прежде чем она вновь вскинула голову и вошла в комнату. Потом он часто размышлял, кого она имела в виду: покойного монарха, короля, в одночасье лишившегося короны, или своего маленького сына, которому теперь предстояло в один прекрасный день самому взойти на престол. А Ричард, шагнув в столовую вслед за женой, тихо сказал:
– По крайней мере, твой отец был бы доволен.
В среду собрался парламент, чтобы обсудить вопрос о престолонаследии, но к этому времени все уже было решено и оставалось только записать в парламентских отчетах единогласное решение просить Ричарда взойти на трон. Так что в четверг, двадцать шестого июня, лорды и палата общин официально призвали лорда-протектора принять корону Англии и после его столь же официального согласия под бурные аплодисменты объявили его королем Ричардом Третьим.
Новость мгновенно распространилась по Лондону, и почти все встретили её с ликованием. Теперь не будет никаких смут, неизбежных при малолетнем короле; теперь в Англии будет монарх, уже известный как мудрый правитель, храбрый полководец, справедливый и добродетельный человек. С богатой казной, которую оставили после себя покойный король Эдуард, с Тайным Советом, состоящим из умных и способных людей, страну мог ожидать новый золотой век, и уже сейчас Глостера называли в народе «добрым королем Ричардом».
Этим вечером Том опять ужинал у Генри и Маргарет – и напился до потери сознания. Вместе с сестрой и шурином юноша праздновал начало нового расцвета своей родины, но прежде чем голова Тома упала на скатерть и он заснул, сморенный добрым вином, он всплакнул над своим господином, его супругой и той мирной жизнью, которую они вели в Венслейдейле, которую так любили и которая никогда уже не вернется.
Глава 25
Радостная весть вызвала в «Имении Морлэндов» сначала изумление, а потом – бурный восторг. Элеонора быстрее других пришла в себя и заявила, что в том, как все складывается, явно видна рука Провидения, и что она, Элеонора, всегда знала: Ричард будет лучшим королем, чем его брат. Эдуард и Дэйзи ответили на это вежливыми улыбками, а потом Эдуард отважился сказать, что удивлен всей этой историей с предыдущим брачным контрактом.
– Неужели это может быть правдой? – спросил он.
– Не исключено, что все это ловко подстроено, – ответила Дэйзи – не столько потому, что думала так в самом деле, сколько для того, чтобы поддеть свекровь, которая её временами изрядно раздражала.
– Конечно же, правда, – презрительно отозвалась Элеонора, – и лишь показывает истинное лицо этой женщины из рода Вудвиллов. Использовать свое тело как приманку для короля – и только потому, что он был королем. Если бы она делала все в открытую, история с этим предыдущим брачным контрактом непременно всплыла бы, и сейчас не возникло бы никаких сложностей.
– И все равно королеве пришлось нелегко, – заявила Сесили. Они с Томасом примчались в «Имение Морлэндов», как только услышали поразительную новость. – Я имею в виду, считать себя замужем, а потом вдруг обнаружить, что это вовсе и не было браком. После всех этих лет и десяти детей...
– А как, наверное, страдала та бедняжка, которая и правда была его женой, – добавил Томас, видя, что бабушка его супруги готова взорваться от ярости даже при малейшем намеке на простое сочувствие «женщине из рода Вудвиллов», которое кто-то отважится проявить в её, Элеоноры, доме. – А кстати, что с ней сталось?
– Мне кажется, она удалилась в монастырь и там умерла, – ответил Эдуард.
– Но почему, ради всего святого, она промолчала, когда король женился на Елизавете? – поинтересовалась Сесили. – Даже если она не желала быть королевой, можно было ожидать, что она хотя бы попробует предотвратить вступление другой женщины в незаконный брак.
– Может быть, она не хотела осложнять ситуацию, – предположил Эдуард. – Она умерла, судя по всему, в шестьдесят восьмом году, а король женился только в шестьдесят четвертом – возможно, несчастная тяжело болела или слишком устала, чтобы волноваться из-за этого. И вспомните, что около полугода Эдуард держал свой брак с Елизаветой в секрете, а когда все узнали об этом, было уже немного поздновато для рассказов о его первой свадьбе.
Сесили эти доводы явно не убедили, но её муж проговорил:
– Если что-нибудь и доказывает правдивость этой истории – так это сходство обоих случаев: обе женщины были вдовами, обе старше его, обе красивы и добродетельны...
– ...И обе тайно вышли за него замуж. Еще неизвестно, сколько таких «жен» короля Эдуарда разбросано по всей стране.
– Может быть, – заметила Дэйзи, – если бы мать королевы не была так честолюбива, Елизавета тихо окончила бы свои дни в монастыре, как и другая несчастная леди.
– Для неё это было бы лучше, – сказал Эдуард с неожиданной горячностью. – Представьте только, что она должна была чувствовать, прожив почти двадцать лет в грехе, произведя на свет десять незаконнорожденных детей и узнав правду только тогда, когда она уже привыкла быть королевой! А потом ей пришлось еще и уступить короля существам вроде этой Джейн Шор.
– Не уверена, что нам следует так уж жалеть эту особу, – откликнулась Элеонора. – Том в своем письме рассказывает, что ей все было известно уже тогда, когда казнили герцога Кларенса, а ведь после этого она родила еще двоих детей. Если бы они и правда была добродетельной женщиной, то с того времени должна была бы избегать его постели, но она, по-видимому, считала, что никто ничего никогда не узнает и что она будет в безопасности до конца своих дней, если останется королевой. Честолюбие, не подкрепленное добрыми принципами, – вещь опасная.
Наступило молчание, ответить на это было нечего.
Потом заговорил Томас, уже более веселым тоном:
– Ну, а коронация, как я слышал, назначена на шестое июля – это, значит, в следующее воскресенье. Лорд Ричард явно не теряет времени.
– Все приготовления были сделаны уже давно, только предназначались они для молодого Эдуарда. И единственное, что надо сделать, – это только слегка все подправить, – заметил Эдуард. – А вообще-то жаль, что мы не получили уведомления заранее, а то можно было бы поехать туда на это празднество и остановиться у Генри и Маргарет...
– Но папа, – вскричала Сесили, лицо которой радостно вспыхнуло, – мы же и сейчас еще можем поехать, разве нет?
– Уже поздно, – ответил Эдуард. – Как-никак, до Лондона десять дней пути верхом.
– Но, папа, это же не так. Почему десять дней? Вы прекрасно знаете, что можно уложиться и в пять, если поторопиться. Дороги в это время года хорошие, и мы легко можем делать в день по сорок – пятьдесят миль. Если мы выедем завтра утром, то к субботнему вечеру будем в Лондоне. Мы вполне можем успеть!
– Это глупо, Сесили, – начал Эдуард, но та решительно прервала его.
– Нет, совсем это не глупо – это прекрасная идея! Разве нам часто выпадает случай посмотреть на коронацию? А эта к тому же – коронация нашего доброго покровителя, нашего герцога Глостерского, который ночевал под нашим кровом, ел наш хлеб...
– Сесили права, – неожиданно заявила Элеонора.
Молодая женщина с радостью обернулась к своему новому союзнику.
– Вы тоже поедете, правда ведь, бабушка?
– Если бы мне было столько же лет, сколько тебе, я, конечно же, поехала бы. То, что ты говоришь, – правильно, и я жалею, что не могу скинуть лет тридцать. Теперь я слишком стара и вряд ли сумею скакать верхом так далеко и так быстро. Но ты, Эдуард, – ты же еще совсем молодой человек по сравнению со мной.
– Вот так-то! – торжествующе воскликнула Сесили. – Ну, кто едет? Ты, конечно, едешь, Томас? И Нед поедет, и кузен Эдмунд – где он, кстати? Надо спросить у них.
– Они у Шоу, – ответил Эдуард. – Но я, право, не знаю...
– Я-то уж точно не смогу поехать, – твердо сказала Дэйзи. – Я слишком толста для такой гонки. Если бы можно было двигаться медленно, я, конечно же, с радостью поехала бы. Но ты-то почему не хочешь ехать, Эдуард? Встретишься с Маргарет и малышом Томом, привезешь все последние новости и точно сообщишь нам, кто и во что был одет и что делал.
Больше Эдуарда не надо было упрашивать. Он уже много лет не выезжал из «Имения Морлэндов», никогда не был в Лондоне, а желание собственными глазами увидеть коронацию лорда Ричарда было весьма весомым аргументом. Когда с объезда имения Шоу вернулись Нед и Эдмунд, им тоже предложили отправиться в столицу. Нед немедленно загорелся, но Эдмунд только покачал головой и сказал «нет» с присущим ему спокойствием, не утруждая себя тем, чтобы объяснить причины отказа. Сесили пыталась нажать на него, но Элеонора остановила внучку и велела оставить Эдмунда в покое. Эдмунд всегда был немного странным, и Элеоноре не хотелось, чтобы его более живая кузина раздражала его. Остаток дня был проведен в поспешных сборах: надо было найти для поездки лучших лошадей, уложить вещи, приготовить еду, сказать слугам, чтобы те тоже собирались в путь, – Морлэнды теперь и помыслить не могли отправиться куда-нибудь без челяди.
Следующим утром весь дом был на ногах уже к трем часам, чтобы отстоять раннюю мессу, к пяти лошади были поданы к крыльцу, и Эдуард, Томас, Нед и Сесили взобрались в седла.
– Передайте мою любовь Тому, – наказала им напоследок Элеонора.
– Передайте нашу любовь всем, – поправила её Дэйзи. – И попытайтесь запомнить все до мельчайших деталей, чтобы рассказать нам, когда вернетесь.
– Обязательно, обязательно, – крикнула Сесили. Она помахала двум своим маленьким дочерям, которых еще вчера привезла в «Имение Морлэндов», чтобы они пожили здесь, пока их родители будут в отъезде, развернула свою лошадь, и они выехали со двора под лучами только что вставшего солнца.
– Как бы я хотела поехать с ними, – прошептала Элеонора, поворачиваясь, чтобы вернуться в дом. – В конце концов, у старости тоже есть свои недостатки.
Семилетний Пол взял женщину за руку.
– Не печальтесь, прабабушка, – сказал он. – Я остаюсь с вами, да и Анна тоже. Мы прекрасно проведем время.
Элеонора улыбнулась сверху вниз этому темноглазому, смуглокожему маленькому мальчугану, который был каким-то иностранцем в собственной семье и которому когда-нибудь достанется все, ради чего она так тяжко трудилась всю свою жизнь.
Элеонора улыбнулась и остановилась, чтобы поцеловать малыша в лоб.
– Я не печалюсь, дитя мое. И я рада, что ты остался со мной. Что ты скажешь насчет того, чтобы пойти в сад и набрать приправ для Жака на обед?
– Ага, а потом я сам отнесу их ему, – с радостью согласился Пол. – А Анна может пойти с нами? – Он взял свою маленькую кузину и свою нареченную за руку.
– Я знаю, почему ты сам хочешь отнести приправы на кухню, – ты рассчитываешь, что Жак за твои труды найдет для тебя кусочек пирога! Да, да, не отпирайся, я знаю, что это так. Но тебе делает честь, что ты хочешь поделиться с Анной, – так что ты можешь пойти и попросить у него три куска пирога – еще один для твоей кузины Алисы.
И Пол, которого очень мало волновала его кузина Алиса, счастливо улыбнулся и пошел рядом со своей прабабушкой в залитый ярким утренним солнцем сад, довольный тем, что полакомится пирогом, и тем, что Анна побудет с ним, возможно, даже несколько недель.
Отряд из «Имения Морлэндов» достиг лондонских ворот перед самым их закрытием и был остановлен и опрошен стражей. По грубоватому юмору и сильному акценту караульных нетрудно было понять, что они тоже северяне. Услышав, что Морлэнды прибыли из Йорка, солдаты моментально стали дружелюбными и разговорчивыми.
– А вы сюда на коронацию, да? И правильно, а главное, что успели вовремя. В десять ворота закрываются – по приказу короля. Он не желает никаких беспорядков на улицах, как это было во времена прежнего монарха. Никаких ссор, никаких старых междоусобиц, никаких нападений на иноземцев или Вудвиллов.
– Хотя я не имел бы ничего против того, чтобы нарушить последний из этих запретов, – ухмыльнулся другой стражник. – Я человек короля Ричарда—и всегда был им. С удовольствием посчитал бы ребра кому-нибудь из шайки мадам. Но мы-то здесь как раз для того, чтобы поддерживать порядок. А вы куда направляетесь? Вы малость припозднились, чтобы найти сейчас место на постоялом дворе, – вам, наверное, придется обратиться к людям короля, чтобы сыскать себе какие-нибудь койки, но даже и в этом случае не уверен, что вы найдете что-нибудь лучшее, чем какой-нибудь курятник.
– О, с этим все в порядке, – сказала Сесили, прежде чем успел ответить кто-либо еще. – Мы намерены остановиться у родственников – моей сестры и её мужа. А мой брат состоит на королевской службе – он один из оруженосцев лорда Ричарда.
– Правда? – удивился первый стражник. – Ну кто бы мог подумать! Проезжайте, проезжайте, маленькая леди, и вы, джентльмены, тоже. Все в порядке, Джек. Слова сестры королевского оруженосца для нас более чем достаточно, так ведь?
В доме на Бишопсгейт-стрит произошла трогательная встреча отца с детьми. Братья Баттс торжественно пожали друг другу руки; Сесили и Маргарет обнялись; Нед похлопывал по спинам всех подряд, Эдуард гордо улыбался со слезами на глазах, а крохотная китайская собачонка Маргарет громко лаяла и носилась кругами, как детская игрушка на веревочке.
– О, как чудесно видеть всех вас снова, – вздохнула Маргарет, когда все немного успокоились. – Какая жалость, что не приехал Эдмунд, – а почему, кстати?
– Ну, ты же знаешь Эдмунда, – пожал плечами Нед. – Но где Том? Я был уверен, что уж сегодня-то он обязательно будет здесь!
– Я очень сомневаюсь, что он смог бы прийти, даже если бы знал о вашем приезде, – сказал Генри. – Он ведь один из оруженосцев короля и будет занят всю сегодняшнюю ночь.
– Он теперь стал ужасно важным, – не умолкая, щебетала Маргарет. – Вы просто не можете себе представить: он – первый в свите пажей. О, какая жалость, что вас здесь не было раньше! Вы не видели процессии, которая утром прошествовала через весь город. Это было чудесно, и Том был в числе семи оруженосцев, которые следовали прямо за королем. Мы стояли на улице и смотрели, помнишь, Генри? И я уверена, что Том заметил нас, только не мог помахать нам рукой, конечно...
– Ну, разумеется, не мог, – улыбнулся Эдуард. – Успокойся, дитя мое, ты трещишь, как попугай.
– Но это было так волнующе! И Том выглядел так чудесно – он был лучше всех! На нем был роскошный малиновый камзол, плащ из белой с золотом парчи, а рейтузы...
– Я думаю, сейчас нашим гостям не слишком интересно, какие на Томе были рейтузы, дорогая, – ласково прервал жену Генри. – Твои родные проделали долгий путь, и я уверен, что сейчас они с удовольствием сели бы за стол.
– О да, конечно же, простите меня. – Маргарет наконец замолчала и потом воскликнула: – Я позову нашего дворецкого!
– И посоветуйся с ним заодно, как нам лучше разместить гостей, – добавил Генри, после чего повернулся к приехавшим. – Когда коронация завершится, мы сможем устроить вас более удобно в соседней гостинице, но пока во всем Лондоне не найти ни единой свободной постели, и ручаюсь, что во всех окрестных деревнях от Гринвича до Челси – тоже. Наверное, на пару дней вам придется удовлетвориться матрасами, разложенными на полу.
– Все в порядке, – небрежно отмахнулся Нед от обсуждения этого вопроса. – Важно, что мы здесь, а после той скачки, что мы выдержали, меня мало взволновало бы, даже если бы пришлось спать стоя. Ты хоть понимаешь, что мы выехали из дома всего лишь во вторник утром?
– В самом деле? А почему же вы выехали так поздно – о, ну конечно же, как глупо с моей стороны, вы просто не могли получить известие о коронации раньше, так ведь? Я был настолько занят последнее время, что совсем забыл, как быстро все произошло.
– Надо полагать, вы получили кучу новых заказов на ткани? – спросил Эдуард, сразу же переключившись на дела.
– Вы никогда не изрекали большей истины, сэр, – гордо ответил Генри. – Я встречался с мистером Кэртисом ежедневно – он хранитель королевского гардероба и очень воспитанный человек. Он мне намекнул, что король велел ему вести дела со мной и соглашаться на мои условия – из-за дружбы лорда Ричарда с бабушкой Морлэнд, и я на этом очень хорошо заработал. Представляете, на один только королевский штандарт ему потребовалось около семидесяти тысяч блесток, а при цене двадцать шиллингов за тысячу...
– Да, впечатляюще! – воскликнул Томас. Было совершенно очевидно, что он, Генри и Эдуард приготовились к долгой беседе о тканях и ценах, и Нед с Сесили многозначительно переглянулись. Дела их совершенно не интересовали.
– Как же так, мистер Генри, вы ни разу даже не спросили о своих племянницах? – воскликнула Сесили, пытаясь перевести разговор на другую тему. – Что же вы за дядя?
– И о племяннике, сэр, – с видом оскорбленного достоинства поддержал её Нед, когда Генри замолчал на полуслове.
– И что с Томом, когда мы увидим его? – продолжила Сесили.
Нед зашипел на неё.
– Нет, нет, Сесили, это ты зря! Нельзя гнаться сразу за двумя зайцами. Теперь, видишь, он не знает, за каким ему припустить.
Генри рассмеялся.
– Я вижу, вы двое ничуть не изменились. Ну что же, я по очереди спрошу и о своих племянницах, и о племяннике, как только вернется Маргарет. А что до Тома, мы надеемся, что он сможет присоединиться к нам завтра, после окончания церемонии. Мы устраиваем у себя званый ужин в честь коронации и надеемся, что Том сможет подойти к нам сразу же, как только освободится. Он будет прислуживать за королевским столом, но если его очередь придется на первую или вторую перемену блюд, он сможет быть с нами уже часов в восемь-девять.
В этот момент вернулась Маргарет в сопровождении слуг, несущих подносы с едой и вином.
– Ага, вот и ужин, – улыбнулся Генри. – Теперь мы можем сесть к столу и спокойно обсудить все семейные новости, пока вы будете подкрепляться. Отец, может быть, вы прочтете молитву за всех нас?
На следующий день с самого рассвета улицы были запружены толпами народа. Все были одеты в свои лучшие наряды, и царило в основном хорошее, доброе настроение, хотя по мере того, как делалось все жарче, давка становилась неприятной и утомительной. Солнце нещадно палило с раскаленного неба, и только у реки можно было глотнуть прохладного воздуха, который немного освежал лица людей, собравшихся, чтобы хоть мельком увидеть своего нового сюзерена. На церемонии присутствовали все лорды королевства – это была самая многолюдная коронация в истории Англии, да еще было приглашено так много аристократии из мелкопоместного дворянства, что в аббатстве не нашлось бы места и для малой их толики.
Морлэнды удобно устроились на временном помосте, воздвигнутом между Вестминстер-Холлом и Вестминстерским аббатством, откуда была видна большая часть устланной красными коврами дороги, соединявшей два этих места. По ней и должна была проследовать процессия. Наконец под бешеный рев толпы появилась блестящая кавалькада – впереди королевские герольды с фанфарами, потом музыканты и певцы, затем священники, несущие огромное распятие, простые аббаты в своих унылых черно-бело-коричневых рясах и епископы, одетые так же богато, как и мирские вельможи.
Следом шли великие лорды, несшие королевские регалии – мечи, скипетр, державу, крест, – все усыпанные драгоценными камнями, а за лордами – человек, получивший недавно титул герцога Норфолке кого. Это был друг Ричарда, Джон Говард, с овеянной славой короной в руках, короной святого Эдуарда, пламеневшей пурпурным бархатом, чудесными драгоценными каменьями и золотом. А за Говардом следовал король Ричард.
Он шел босиком под балдахином из золотой парчи, укрепленным на четырех шестах, сплошь увитых золотыми листьями. Длинный плащ короля был из пурпурного бархата, отороченного мехом горностая, камзол из золотой парчи украшали белые розы и золотые солнца Йорков. Приветственные крики толпы превратились в восторженный рев.
– Он выглядит так благородно! – воскликнула Сесили, по лицу которой бежали слезы радости и волнения. – И так серьезно! Да благословит его Бог!
Маргарет была настроена более легкомысленно:
– А балдахин несут бароны Синкпотса, – заметила она.
– Я знаю, – отозвалась Сесили; затем, повернувшись к Генри, она спросила: – А правда, что потом им разрешат забрать парчу и шесты в качестве платы за их труды?
– Говорят, что так, – отозвался Генри.
– А кто возглавляет королевский кортеж? Тот крупный белокурый мужчина? – поинтересовался Томас.
– Это герцог Букингемский, – пояснил ему Генри.
– Его одежды, пожалуй, даже роскошнее королевских, – заметил Эдуард.
– Ага, а вот и королева Анна, – сказал Томас.
– Ну разве она не прекрасна?! С распущенными волосами она стала похожа на молоденькую девушку!
– Да, королева очень красива!
– А ты знаешь, кто возглавляет её кортеж? – спросил Эдуард.
– Это же леди Стэнли, разве нет? – ответила Маргарет.
– Да, но тебе известно, кто она?
– А кто? Мы её знаем?
– Это Маргарет Бьюфорт, – объяснил Эдуард. – Племянница нашего лорда Эдмунда Бьюфорта, вышедшая замуж за незаконнорожденного сына королевы Кэйт Валуа.
– Да неужели? – изумилась Сесили. Эти имена относились ко временам, давно ушедшим в историю. Королева Кэйт, жена Генриха Пятого? Да возможно ли это?
– Король поступил очень умно, – прокомментировал Нед, – оказав столь рьяной стороннице Ланкастеров честь возглавлять кортеж королевы.
– Он хочет положить конец всем распрям и раздорам, – ответил Генри. – В последние недели он старался помириться со всеми. Вот почему на коронацию пригласили всех, кого можно, – и все приняли приглашения; значит, тактика короля приносит свои плоды! Лорд Стэнли принимал участие в заговоре Гастингса, но король простил мятежника, выпустил из заключения, и вот теперь леди Стэнли возглавляет кортеж королевы.
– Она очень опасная женщина... – начал Эдуард, но его слова заглушил вопль Неда:
– Вон Том! Посмотрите, вон там! Да, должен признать, выглядит он великолепно. Он увидел нас, клянусь, увидел! Том! Эй, привет, Том! Мы здесь! – возбужденно размахивал руками Нед.
Том, конечно, не повернул головы, но вся семья пришла в неописуемое волнение, увидев воочию, как юноша принимает участие в этой грандиозной церемонии. Вскоре процессия вошла во двор Вестминстерского аббатства, и хотя двери оставили открытыми, народ на улице не мог видеть, что делается внутри.