Плантагенеты (№2) - Дракон и сокровище

Элинор, любившая свою кроткую кобылу, покорно спешилась и тут же оказалась по щиколотку в грязи. Она едва поспевала за широко шагавшим Симоном, но гордость не позволяла ей просить его замедлить шаг. Лишь когда они приблизились к воротам Чипстоува, она, едва разжимая губы, процедила:

— Посадите меня в седло, де Монтфорт! Я не желаю входить в собственные владения пешком, словно пленная невольница!

Симон с усмешкой исполнил ее просьбу, и Элинор гордо въехала в ворота верхом на едва переставлявшей ноги лошади.

28

Элинор и Симон сидели за ужином в большом зале замка. Бетти, примостившаяся рядом с ними, не сводила преданного взора со своей госпожи, которую она уже не чаяла увидеть живой и невредимой. Они слушали пение менестреля, и под монотонную мелодию его лютни Элинор начала клевать носом.

— Боюсь, мне придется отнести вас в спальню на руках. Сами вы навряд ли будете в состоянии дойти до нее! — смеясь, проговорил Симон.

Элинор, которую в течение всего дня не покидало опасение, что он каким-нибудь неосторожным словом выдаст ее интимную тайну, вспыхнула до корней волос:

— Я примчалась сюда, в Уэльс, чтобы избежать вашего преследования, милорд! Теперь вы вынуждаете меня искать от вас убежища в моем собственном доме, в моей постели! — И она поднялась, чтобы царственно удалиться.

— Стоит мне только захотеть, — прищурившись, ответил Симон, — и вы разделите со мной ложе, как это случалось уже дважды!

Элинор зажала уши ладонями и опрометью бросилась вон из зала. Бетти, укоризненно взглянув на Симона, последовала за ней.

— Этот человек вознамерился превратить мою жизнь в сущий ад! — жаловалась Элинор, меря шагами свою спальню. — Он считает, что может распоряжаться моей душой и моим телом как пожелает! — Ноздри ее трепетали от гнева. — Из-за него я вынуждена была бежать в Одигем, а оттуда — сюда, в Чипстоув. Теперь он решил опозорить меня, хотя клянусь тебе, Бетти…

— Не терзайте себя понапрасну, миледи! — ласково перебила ее служанка. — Ведь его неосторожные слова слышали лишь я, чьи устабудут немы, да менестрель, который завтра же отправится восвояси!

— Спасибо тебе, Бетти. О, как я ненавижу его! Как я желала бы, чтобы он поскорее уехал и оставил меня в покое.

Однако на следующее утро, узнав, что Симон в сопровождении нескольких лучников и копейщиков Чипстоува отправился на охоту, Элинор пришла в неописуемую ярость.

— Как он посмел уехать без меня?! — бушевала она. — Ведь ему прекрасно известно, как я люблю охотиться с собаками и ловчими птицами! Можно подумать, что я уже не хозяйка в этом замке и все здесь повинуются воле графа Лестера!

— Успокойтесь, миледи! — уговаривала ее Бетти. — Граф вовсе не желал задеть вас. Напротив, он позаботился о вашем здоровье. Ведь вы еще слишком слабы, чтобы ездить верхом.

Элинор не стала спорить с Бетти, хотя и чувствовала себя уязвленной до глубины души. Этот замок, еще так недавно казавшийся ей приветливым и оживленным, теперь, в отсутствие Симона, внезапно стал пустым и чужим. Весь день она тревожно прислушивалась к малейшему шуму, доносившемуся со двора, и от нечего делать принималась за вышивание, заглядывала на кухню, разговаривала со служанками и работницами.

В сумерках Элинор поднялась к себе, чтобы вымыться и переодеться к обеду. Едва она успела сменить свое домашнее платье на темно-синий атласный наряд и украсить свою длинную шею сапфировым ожерельем, как снизу донесся цокот множества копыт, восторженные крики и крепкая ругань. Мужчины вернулись с охоты.

Она неторопливо спустилась по главной лестнице и замерла на ступенях, наслаждаясь произведенным эффектом. Взоры всех собравшихся обратились к ней. В глазах воинов и рыцарей читалось восхищение и преклонение. Лишь взгляд Симона излучал спокойную гордость обладателя.

— Я приглашаю всех вас на торжественный ужин в большой зал, — сказала она. — Мы отпразднуем ваше возвращение с богатыми трофеями.

Служанки быстро накрыли столы, и пиршество началось.

— Спасибо за теплый прием, — улыбнулся Симон, окидывая взором ломившиеся от яств столы. — Вы — поистине замечательная хозяйка.

— Я предпочла бы принять участие в охоте! — с досадой отозвалась Элинор.

— Так отчего бы вам завтра не составить мне компанию? — усмехнулся Симон.

Элинор, как ни пыталась она сохранить холодное отчужденное выражение лица, не могла не улыбнуться ему в ответ.

— С большим удовольствием, милорд!

— Вы так изысканно одеты, словно присутствуете на королевском приеме, а не на скромном домашнем пиршестве. Все рыцари и их жены просто глаз с вас не спускают.

— Наряды местных женщин в своем роде тоже очень красивы. Особенно мне нравятся их юбки из ярко-красной шерсти. Вам должен быть по нраву этот цвет. Он так напоминает кровь. Ведь вы — Бог войны…

— Элинор, вы совсем не знаете меня! — с жаром заговорил Симон. — Разве можно любить войну и то, что она несет людям?! Знаете ли вы, что такое битва как она есть, безо всяких прикрас? Это прежде всего нестерпимая вонь: смешение запахов пота, крови, испражнений, рвоты, конского навоза, взрыхленной копытами земли… Это страшный грохот железа, свист стрел, вопли, стоны, крики, вой, проклятия… Это полчища мух, это струи пота, заливающего глаза, это нестерпимая жажда и неимоверное напряжение…

— Неужто вы хотите сказать, что не верите в необходимость войн и сражений?

— Если человек не может мирным путем отстоять то, что принадлежит ему по праву, он берет в руки оружие. Если страной управляет мудрый и сильный властитель, то гражданам ее нет нужды опасаться нападений врагов. Ваш брат, дорогая Элинор, слаб и беспомощен. Подданные не любят его за то, что он потакает своим фаворитам, пренебрегая интересами коренных жителей страны. Мало кто охотно пойдет сражаться под знаменем такого монарха, следовательно, Англия постоянно находится под угрозой вражеского вторжения.

Элинор печально вздохнула и поднялась из-за стола:

— Спокойной ночи, милорд. Вы сказали мне горькую правду. Я благодарна вам за это. Но теперь мне необходимо побыть одной, что бы обдумать ваши слова.

— Какой прок от женщины, чьи мысли устремлены к политике, тогда как мои устремляются к ее ложу? — подмигнув ей, проговорил он.

Элинор вспыхнула и хотела было ответить ему резкостью, но, поняв, что он намеренно дразнит ее, рассмеялась и покинула зал.

29

Симон предложил Элинор принять участие в охоте, о которой она пока знала лишь понаслышке, — поймать арканом одну из диких лошадей, валлийских пони, стада которых в изобилии паслись на холмах, окружавших Чипстоув.

Ранним утром, одетые в охотничьи костюмы и ярко-красные плащи, они выехали из ворот замка. Стояла чудесная погода, и Симон с Элинор наслаждались прогулкой по холмам и перелескам, залитым солнечным светом. Де Монтфорт, к немалому удивлению Элинор, оказался любителем и ценителем природы. Он знал названия многих, полевых трав и деревьев, он рассказывал ей о повадках диких животных и птиц. Время летело незаметно. Лишь в середине дня в живописной долине меж двух пологих холмов они заметили небольшой табун диких пони. Вспугнутые появлением всадников, лошади под предводительством крупного и сильного вожака понеслись прочь. Симон пришпорил своего жеребца и помчался им наперерез. Он бросил лассо, и через секунду молодая мохноногая кобыла уже взвилась на дыбы, силясь стряхнуть со своей шеи стягивавшую ее петлю.

— Рискнете проехаться на ней верхом? — спросил Симону Элинор.

— Отчего же, с удовольствием.

Он помог ей сесть на круп взмыленного животного и, не снимая петли лассо с шеи кобылицы, спешился и повел пони за собой. Элинор уверенно сидела на спине присмиревшей лошади и поглаживала ее по мощной шее.

— Вы хотите оставить ее у себя?

— Нет, ни в коем случае! — Элинор тряхнула головой. — Я дарю ей свободу.

— Тогда прыгайте, да поживее!

Симон снял лассо с шеи кобылы, и в ту же секунду Элинор скользнула в его раскрытые объятия. Пони помчался догонять своих сородичей, а Симон рухнул наземь вместе с Элинор. Смеясь, они покатились вниз по склону холма. Де Монтфорту удалось остановить их падение, прижав хрупкое тело Элинор к жухлой траве, покрывавшей землю.

Она вгляделась в его смеющееся лицо и внезапно почувствовала, что все преграды, стоявшие на пути ее влечения к этому удивительному человеку, внезапно рухнули. Набрав полную грудь воздуха, она что было сил крикнула:

— Сим! Сим! Пусть все катятся к черту! Мне плевать, что обо мне подумают! Будь моим тайным возлюбленным!

Де Монтфорт страстно и нежно поцеловал ее, и через несколько секунд они уже мчались наперегонки по направлению к замку. Элинор не помнила, как они доехали до ворот, как спешились во дворе и передали поводья конюхам, как поднялись по лестнице в ее спальню. Ей было безразлично, что сновавшие по замку слуги, едва взглянув на их лица, могли без труда догадаться, ради чего они так поспешно вернулись с охоты. Едва за ними закрылась дверь спальни, как она бросилась в объятия Симона, приникнув к нему в страстном порыве.

— Тише, дорогая! — нежно увещевал он ее. — Вы ведь еще не готовы к тому, чтобы принадлежать мне. Нам следует медленно идти путем любви и наслаждений, чтобы в момент нашего единения вы полностью раскрылись навстречу мне!

Симону пришлось бороться не только с нетерпением Элинор, но и противиться своему вожделению, неистовому желанию немедленно овладеть ею. Он хотел пробудить ее чувственность, научить ее наслаждаться их близостью, но для этого следовало преодолеть ее невольный страх перед любовными объятиями, ведь первое ее сближение с мужчиной закончилось трагедией, о которой она непрестанно вспоминала, терзаясь раскаянием в грехе, которого не совершала.

— Кэти, любовь моя, позволь мне взять тебя на руки!

Подхватив Элинор с пола, он понес ее к стоявшему у камина креслу и сел в него. Она гладила тонкой рукой его волнистые волосы, а он расстегнул ворот ее платья и любовался ее налитой грудью.

— Твои груди безупречны, о мое бесценное сокровище!

Симон легонько провел пальцем по ее розовым соскам, затем прижался к одному из них губами. Элинор шумно вздохнула и обхватила его за шею.

— Ты чувствуешь, как одежда начинает стеснять тебя? — спросил он ее. Элинор кивнула. Он быстро снял с нее платье, рубаху, панталоны и чулки, затем стянул свои рейтузы и камзол. Взгляд Элинор был устремлен на его фаллос, который на сей раз не был покрыт кожаным чехлом. На ее глазах он увеличивался в размерах, пока его верхняя часть не выглянула из-под крайней плоти, раскрывшись, словно бутон цветка. Во взгляде Элинор отразился страх.

— Любовь моя, тебе нечего опасаться! — усмехнулся Симон. — Ведь я не наброшусь на тебя, как жеребец на кобылу! Я обещаю тебе, что буду осторожен, нежен и ласков с тобой! Но сначала мне следует обучить тебя искусству поцелуев. Ведь они отличаются друг от друга, как хлопья снега, как листья на деревьях, хотя те и могут показаться одинаковыми, но это лишь на первый взгляд!

Он поднес ее тонкую руку к своим губам и стал один за другим целовать ее пальцы. Элинор с улыбкой положила голову ему на грудь.

— Симон, наши волосы одного и того же цвета. Смотри, они спутались, и трудно сказать, где кончаются твои пряди и начинаются мои.

— Да, Кэт, ведь мы созданы друг для друга! Так и наши тела соединятся воедино, и ты и я — мы оба сможем чувствовать за двоих!

Больше часа они предавались поцелуям, и Элинор убедилась, насколько Симон был прав, говоря, что они бывают разными, в то же время походя друг на друга.

Де Монтфорт не забывал и о том, что женщины возбуждаются не только умелыми ласками, но и нашептываемыми им на ухо любовными словами. Целуя стройную шею Элинор, он страстно шептал:

— Любовь моя, я не в силах высказать, что ты значишь для меня! Я днем и ночью думаю о тебе, мечтаю увидеть тебя! Стоит мне встретиться с тобой, как меня охватывает желание подойти как можно ближе, чтобы обонять твой запах, коснуться твоей руки. И как только это происходит, я пламенею от стремления снять с тебя одежду и прижать к своему обнаженному телу, покрыть твою грудь и шею поцелуями. Вот так… и так… и так…

Элинор со стоном раздвинула бедра и коснулась рукой его возбужденного члена.

— О, Сим, пожалуйста!

— Тебе только кажется, что ты готова принять меня, любовь моя, но на самом деле это не так!

Он потянулся к ее лону и стал гладить пальцами набухшие, покрытые курчавыми волосами складки у его преддверия.

— О Сим!..

Симон ввел палец во влажное лоно Элинор и стал осторожно водить им взад-вперед.

— Тебе хорошо, любовь моя?

— О да! Еще, Сим!

— Подожди минуту, Кэти! — Он бережно опустил ее на сиденье кресла, подошел к столику у кровати, налил в серебряный кубок вина из большого кувшина и протянул его ей:

— Это — кровь дракона. Выпей ее, и ты сможешь полностью расслабиться!

Элинор послушно опорожнила кубок и почувствовала, как все ее тело стало легким, точно сотканным из воздуха. Ее вожделение достигло своего пика. Она провела языком по пересохшим губам и прошептала:

— О, Сим, я больше не в силах терпеть! Возьми меня!

Он подхватил ее на руки и опустил на широкое ложе.

— Кэти, любовь моя, я слишком велик, а ты миниатюрна. Я не решусь возлечь на тебя.

На этот раз ты должна быть сверху! — Симон помнил о том, что в свою первую брачную ночь Элинор оказалась прижата к ложу мертвым телом Уильяма Маршала, и не хотел, чтобы это воспоминание отравило ее первое сближение с ним.

— Но я не знаю как…

Он лег на спину и, приподняв Элинор на вытянутых руках, опустил на свою грудь.

Медленным, плавным движением Элинор опустилась на Симона. К ее немалому изумлению, его член вместился в ее лоно. Тела их слились воедино, и, повинуясь своему вожделению, она стала приподнимать и опускать бедра. Симон ласкал руками ее груди и вторил ее движениям. Возбуждение обоих все нарастало, и вот Элинор изогнула спину, испустив пронзительный крик, исполненный радостного торжества. Не выпуская ее из объятий, Симон зашептал:

— О, Кэти, я никогда еще не ощущал такого огромного прилива счастья! В твоих объятиях я впервые почувствовал себя бессмертным! Боже, я не могу поверить в то, что ты, о ком я столько думал и мечтал, отныне принадлежишь мне! Ты создана для любви, Кэти, ты создана для меня! Я не устану благословлять тот день, когда воспрепятствовал твоему уходу из мира, пострижению в монахини. Ведь я боролся за наше с тобой счастье, и я завоевал его для нас! Только никогда не говори мне, что жалеешь о том, что мы стали любовниками!

— О нет, Сим! Я не пожалею об этом. Мне кажется, что до сих пор я не знала любви и лишь теперь поняла, какое это всепоглощающее, яркое, непреодолимое чувство! То, что я испытала до сих пор, — лишь бледное подобие настоящей любви! И я всегда буду благодарна тебе за то, что ты сумел пробудить эту любовь, эту страсть в моем сердце и в моем теле!

Они еще долго осыпали друг друга ласками, не в силах расстаться, хотя ночную тьму уже начали прорезать первые проблески зари. Лишь когда солнечный луч заглянул в комнату, Элинор приподнялась на локте и, вскрикнув, легонько толкнула Симона в плечо:

— Де Монтфорт! Уходи прочь! Уже утро! Симон вгляделся в ее лицо, в сверкавшие в полутьме синие глаза и потянулся к ее губам, чтобы запечатлеть на них прощальный поцелуй.

— Черт возьми, да поторопись же ты!

— Похоже, моя бесценная Кэти растаяла в ночной мгле и на ее месте оказалась заносчивая принцесса Элинор! — с упреком проговорил он, вставая с постели и подходя к креслу, где грудой лежала его одежда.

Элинор потупилась и пробормотала:

— Прости меня, Симон! Но ведь мы договорились, что ты будешь моим тайным любовником. — Она усмехнулась и добавила: — Как дракон, прилетающий по ночам! Мне не хотелось бы, чтобы кто-либо проник в нашу тайну!

Одевшись, Симон прижался щекой к ее груди и едва слышно произнес:

— Завтра ночью я снова навещу вас, принцесса!

Проходя по коридору, Симон столкнулся с Бетти, которая пытливо заглянула ему в лицо, и погрозил ей пальцем:

— Вы ничего не видели и ничего не знаете!

Женщина кивнула и заспешила по своим делам.

Симон долго стоял в своей комнате у раскрытого окна и вспоминал события минувшей ночи. Ему было мало того, что Элинор стала его тайной возлюбленной. Он хотел взять ее в жены и знал, что рано или поздно добьется этого. Пока же на этом пути им был сделан всего лишь первый шаг.

30

Элинор проспала до полудня и, пожаловавшись Бетти на головную боль, приказала подать обед в свою комнату. Когда через несколько часов она спустилась в холл и не застала там Симона, чело ее омрачилось, а губы капризно надулись. Управляющий сообщил ей, что граф Лестер с несколькими воинами отправился на охоту. Наскучившись ожиданием, Элинор рано поужинала и поднялась к себе. Симон ожидал ее, сидя в кресле у камина.

— Что вы делаете в моей комнате?! Как вы посмели оставить меня одну на целый день?!

— Элинор, никогда не разговаривай со мной таким тоном! — грозно произнес он. — Даже когда мы станем мужем и женой!

— Этому не бывать, де Монтфорт! Мои обеты для меня священны, и расторгнуть их невозможно! Ты знаешь об этом не хуже меня! Я навек останусь графиней Пембрук.

Лицо Симона озарила загадочная полуулыбка, и он потянулся к вороту ее платья:

— Сегодня, когда ты снова будешь принадлежать мне, я хочу быть сверху!

— Сим! — Она обняла его за шею и прижалась к нему всем телом, не в силах более противиться желанию, которое властно заявило о себе, едва лишь он переступил порог комнаты.

Они разжали объятия лишь для того, чтобы сорвать с себя одежды, и тотчас же снова приникли друг к другу. Симон ласкал языком ее отвердевший сосок и поглаживал пальцами самые интимные участки ее тела.

— О, Сим, отнеси меня в кровать…

Он подхватил ее на руки и опустил на кровать. Элинор протянула к нему руки, но он с минуту стоял неподвижно, любуясь ее наготой.

— Сим, пожалуйста, прошу тебя… Симон лег подле нее и положил ее ладонь на свой возбужденный член. Элинор невольно вздрогнула, в который раз поражаясь его величине и твердости. Ей было трудно поверить, что он вмещается в ее теле, движется в нем, доставляя ей такое огромное, ни с чем не сравнимое наслаждение.

— О, Сим, — шептала она. — Я хочу научиться удовлетворять все твои желания. Мне хочется изгладить из твоего сознания память обо всех женщинах, с которыми ты был близок до меня. Научи меня всему, что знаешь сам, всем любовным приемам. Я хочу быть твоей возлюбленной, твоей метрессой, твоей наложницей… «Моей женой!» — пронеслось у него в мыслях. Он покрыл поцелуями все ее тело от шеи до кончиков пальцев и, когда его возбуждение полностью передалось ей, охватил ее ладонями за ягодицы и медленно ввел член в ее лоно.

Элинор погрузилась в пучину страсти, и весь мир перестал для нее существовать. Она чувствовала лишь толчки его члена в своем теле и отвечала на них, приподнимая и опуская бедра. Этот акт любви был для нее подобен шторму, унесшему ее в заоблачные высоты. Она чувствовала, что поднимается выше и выше на волнах страсти, слишком неистовой, чтобы ее могло вместить хрупкое тело графини Пембрук. Она издала хриплый стон, и голова ее бессильно откинулась на подушку. Элинор погрузилась в сладостное забытье.

Когда она очнулась, за окнами занимался рассвет. Симон с нежностью вглядывался в ее осунувшееся лицо с темными кругами под глазами.

— Спи, любовь моя! Я утомил тебя. Тебе надо как следует отдохнуть! — Он поцеловал ее в лоб и, одевшись, тихо выскользнул из спальни.

Днем в Чипстоув неожиданно прибыл Рикард де Бург. Он был рад, что застал там графа Лестера, которому должен был передать послание от своего дяди Губерта. От взора его, однако, не укрылись растерянность и смущение Элинор. Но юноша не успел облечь свои подозрения об их возможной связи в более или менее последовательные мысли: со двора донесся цокот копыт, и управляющий доложил, что в замок прибыл капитан королевской гвардии с полудюжиной воинов.

— Милорд граф, я не ожидал, что застану вас здесь. Рад приветствовать вас, — обратился к Симону молодой капитан, который всего две недели тому назад прилежно изучал воинское искусство под руководством Бога войны.

— Что заставило вас явиться сюда? — хмуро спросил де Монтфорт, чувствуя недоброе.

— Нас послал король. Мы должны подготовить замок к приезду его нового владельца. Король пожаловал его своему брату, Уильяму де Лусиньяну.

— Пройдемте в зал, капитан, и вы повторите принцессе то, что сказали сейчас мне.

Элинор сидела у камина в компании Рикарда де Бурга, его оруженосца и Бетти. Она встала навстречу вошедшим, и капитан, краснея и заикаясь, пролепетал:

— Ваше высочество, его величество король подарил этот замок и прилегающие к нему земли своему брату Уильяму, который на днях вступил в брак с Джоан Маршал. Он передал во владение этой чете также и Пембрук. Простите, что принес вам дурные вести, но я не мог ослушаться приказа короля!

Элинор побледнела и, не произнеся ни слова, швырнула свой кубок с элем в огонь. Поленья затрещали, и пламя вспыхнуло еще ярче. Она окинула всех собравшихся испепеляющим взглядом и выбежала из зала.

Приказав управляющему и Бетти позаботиться об устройстве прибывших в помещении для гарнизона, Симон вопросительно взглянул на Рикарда.

— У меня к вам письмо от моего дяди Губерта. Он просит вас помочь ему вернуть расположение короля. Вы — единственный, кто сможет справиться с такой задачей.

— О, если бы этот недоносок и вправду правил страной! — с гневом воскликнул Симон.

— Я не хуже вашего знаю, как слаб и безволен наш монарх, но ведь принцесса Элинор любит его. Она способна простить ему все, что угодно, но не смерть Уильяма.

— Разве Генрих повинен в этой трагедии?

— Я уверен, что Маршал был отравлен по приказу Винчестера, который взял в свои руки бразды правления Англией. И Генрих не помешал ему совершить это злодеяние. Если принцесса узнает обо всем этом, негодяй де Рош почувствует, что земля горит под его ногами, и не остановится ни перед чем. Я очень тревожусь за свою госпожу…

— Ее благополучие в моих руках. — Лицо Симона расплылось в торжествующей улыбке. — Она моя!

Рикард облегченно вздохнул, но глаза его выдавали тревогу и смущение.

— Я сделаю для твоего дяди все, что будет в моих силах. Но для этого мне потребуется время. Пусть наберется терпения и ждет благоприятных перемен в своей судьбе. Сейчас Англии, как никогда прежде, нужны защитники, подобные Губерту де Бургу, иначе кто же будет противостоять проискам де Роша, савойяров и де Лусиньянов?

— Милорд, ваши слова — словно бальзам для моего сердца.

— Полно, сэр Рикард! Позаботьтесь-ка лучше об устройстве на ночь своих людей и их коней: завтра мы отправимся в Виндзор.

31

Гарнизон Чипстоува, после смерти Уильяма Маршала формально находившийся под командой графини Пембрук, отправился в путь вместе с Элинор, Рикардом де Бургом и графом Лестером. Воины желали примкнуть к числу лучников и копьеносцев де Монтфорта, и тот был рад такому пополнению.

— Это научит гадкого щенка Уильяма де Лусиньяна не задирать лапу там, где мочатся взрослые псы! — мрачно изрек он. После остановки в Одигеме их с Элинор пути должны были разойтись: он направлялся в Лестер, чтобы доставить туда валлийских воинов, она намеревалась ехать ко двору, чтобы отстоять свои имущественные права, которые так жестоко попрал Генрих.

Тайная связь Элинор и Симона продолжалась все три дня, что они провели под крышей Одигема. Они разлучались лишь днем, чтобы ночью снова насладиться близостью друг друга. Элинор, которую всю жизнь называли бесценным сокровищем, лишь теперь поняла истинное значение этих слова. Симон берег, лелеял и нежил ее, он не уставал восторгаться ее красотой и умом, он ловил влюбленными глазами каждый ее жест, внимал каждому ее слову. «Как несправедливо, что я никогда не смогу принадлежать ему по праву, не смогу связать свою судьбу с этим бесконечно дорогим мне человеком!» — думала она, наматывая на тонкий пальчик его шелковистые локоны.

С тяжелым сердцем отправилась она в Виндзор, предвидя, что разговор с Генрихом будет не из легких. Предчувствия не обманули ее. Король непременно хотел одарить своего единокровного брата со всей монаршей щедростью. Он пообещал Элинор, что заставит парламент назначить ей солидную пенсию в возмещение потерянных Пембрука и Кенилворта. При всем своем старании Элинор не смогла добиться от него большего. В конце концов она сдалась на его уговоры, вспомнив, как отчаянно она нуждалась в деньгах, ведь ей надо было содержать всю челядь Одигема и Дарем-хаус!

— Останься здесь, дорогая! — убеждал ее король. — Мне будет легче уговорить этих тупоголовых вельмож в твоем присутствии. Они не посмеют отказать тебе в пенсии.

Элинор нехотя согласилась. Ей хотелось как можно скорее вернуться в Одигем, чтобы ждать там возвращения Симона. Ведь здесь, при дворе, их связь не могла бы надолго остаться тайной.

Элинор была поражена той неприкрытой ненавистью, которую выказывали члены парламента ее брату-королю. Они нехотя согласились назначить ей пенсию, потребовав от Генриха восстановить действие Великой хартии. Парламентарии упрекнули монарха в тех щедротах, которые он неумеренно расточал трем своим единоутробным братьям, и Элинор не могла не признать, что полностью разделяет их негодование. С тяжелым чувством покинула она Виндзорский дворец и вернулась в свою резиденцию, где все напоминало ей о Симоне.

Прошел целый месяц, а он все еще находился в своих владениях. Жизнь при дворе тяготила Элинор, но она не торопилась в Одигем, снедаемая досадой и желанием дать понять де Монтфорту, что вовсе не стремится к возобновлению их связи.

В конце октября королева праздновала свой день рождения. Элинор, преподнесшая Красавице дорогой золотой пояс с подвесками из драгоценных камней, была удостоена чести сидеть рядом с виновницей торжества.

Графиня Пембрук надолго запомнила этот вечер, превратившийся для нее в утонченную пытку. Королева со злорадной усмешкой посвятила ее в тайны интимной жизни короля Джона и королевы Изабеллы и, довольная тем, что щекотливые подробности похождений ее родителей вызвали у Элинор смущение, безмятежно добавила:

— Нет ничего удивительного, что у их потомства столь своеобразные любовные пристрастия.

— Что вы имеете в виду? — спросила Элинор как можно более равнодушно.

— Ну как же, дорогая, возьмите хотя бы Уильяма де Лусиньяна. Бедняжка Джоан! Как нелегко ей будет ужиться с этим мужеложцем! Как, вы разве не знали, что он охотнее ложится в постель с мужчинами, чем с собственной супругой? — Элинор густо покраснела и помотала головой. Красавица с улыбкой продолжала: — А Генрих во время любовных игр любит изображать из себя верного пса. Он становится передо мной на колени и тихонько скулит…

— Если он мнит из себя пса, то считает вас своей сучкой? — сверкнув глазами, спросила Элинор.

— Кстати, о сучках, — дружелюбно кивнула королева. — Ваша приятельница Изабелла Маршал вешалась на Ричарда Корнуоллского задолго до того, как ее муж погиб во Франции. Ей удалось женить на себе принца, но сколько сил она, бедняжка, затратила на это!

Элинор хотела ответить злоречивой француженке резкой отповедью, но та не дала ей и рта раскрыть, торопливо продолжив:

— Да и вы, моя дорогая, тоже хороши. Как это вам удалось заездить до смерти нашего могучего Маршала, надежду и опору королевства?

У Элинор перехватило горло, на глаза ее навернулись слезы. Как посмела эта наглая распутница коснуться своими безжалостными руками кровоточащей раны в ее сердце? Внезапно в зале послышался шум, и Элинор увидела в дверях огромную фигуру де Монтфорта. Он направлялся прямо к ней. «Нет! Нет! — беззвучно взмолилась она. — Не подходи ко мне, не то все они сразу же догадаются о нашей связи!» Симон, даже не взглянув на нее, опустился на одно колено перед королевой и, вручив ей подарок, занял место за соседним столом. Элинор облегченно вздохнула и не сразу переключила внимание на королеву, продолжавшую свой монолог.

— …Только и ждет, когда я подам ему сигнал. Вы заметили, как он смотрел на меня? Разумеется, бедняге нужны деньги и он подыскивает себе богатую вдовушку, но все они так безобразны! Граф Лестер женится на одной из них только ради денег, а сердце его будет принадлежать одной лишь мне!

Слова королевы словно раскаленным железом жгли сердце Элинор. Так вот, оказывается, какие планы вынашивал ее возлюбленный! А она так надеялась, что он любит лишь ее одну, свое бесценное сокровище.

С трудом дождавшись конца пиршества, Элинор покинула дворец и побрела вдоль ограды в свое уединенное жилище. Она не отдавала себе отчета в своих действиях, душу ее давила нестерпимая тяжесть. Лишь почувствовав, что замерзла, она огляделась вокруг и обнаружила, что сидит на каменной скамье в своем саду.

— Кэт, — нежно прошептал вдруг возникший перед ней из темноты Симон.

— Не подходите ко мне!

— Ты замерзла. Я согрею тебя!

— Уйдите! Я нездорова и не желаю с вами разговаривать. Позвольте мне пройти к дому!

— Кэт, что с тобой?

— Не знаю. Меня тошнит. Голова кружится…

Сердце Симона подпрыгнуло от радости и забилось где-то в горле. Если Элинор не лгала, то состояние ее свидетельствовало о том, что он близок к осуществлению своей заветной цели. Она носила под сердцем его дитя!

— В чем дело, Кэт? Почему ты сердишься на меня? — ласково спросил он.

— Де Монтфорт, вы клялись мне в вечной любви, а сами подыскиваете себе богатую вдову, чтобы жениться на ней ради денег, и засматриваетесь на королеву.

— Выслушайте меня, Элинор! Я и в самом деле хотел жениться на состоятельной вдове, чтобы привести в порядок свои разоренные владения, но отказался от этих планов, когда встретил и полюбил вас. Что же касается королевы, то она слишком злоречива, корыстна и слишком доступна, чтобы понравиться мне. Даю вам слово рыцаря, Элинор, у вас нет никаких причин для ревности.