Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Плантагенеты (№2) - Дракон и сокровище

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Хенли Вирджиния / Дракон и сокровище - Чтение (стр. 1)
Автор: Хенли Вирджиния
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Плантагенеты

 

 


Вирджиния Хенли

Дракон и сокровище

ПРОЛОГ

Элинор Плантагенет Маршал, принцесса Английская и графиня Пембрук, прославилась на всю страну своей необычайной красотой. Когда она освобождала свои иссиня-черные волосы от стягивавших их драгоценных диадем и обручей, они спускались до самого пояса, обрамляя шелковистыми прядями ее юное, свежее лицо изысканной продолговатой формы. Глаза Элинор — огромные, ясные, темно-голубые — цветом своим напоминали персидские сапфиры. Король называл ее своим бесценным сокровищем. Ее наряды и драгоценности, вызывали восхищение и зависть всего виндзорского двора, где приказаний и распоряжений своей прелестной госпожи дожидалась целая армия слуг и расторопных камеристок.

Как и большинство ее ровесниц, семнадцатилетняя Элинор была без памяти влюблена. Страсть, которую Элинор питала к Маршалу, казалась ей безграничной, она готова была пронести ее через всю свою жизнь. При воспоминании о мускулистом теле мужественного воина, которое она покрывала пламенными поцелуями, Элинор смущенно краснела и опускала взор. Этот человек научил ее секретам любви, он заставил ее стройное, белоснежное тело трепетать от вожделения. В его объятиях она стала женщиной…

Но злой рок оказался неумолим к влюбленным: Уильям Маршал, граф Пембрук, скончался, и смерть его тяжким бременем вины легла на хрупкие плечи Элинор. Приговор всех лекарей, подвергнувших его тело тщательнейшему осмотру, гласил, что Уильям умер от чрезмерного усердия, с каковым стремился удовлетворить пылкую страсть, сжигавшую плоть его юной жены. Этот единодушный вердикт потряс всех. Весть о том, что могучий Уильям Маршал погиб от истощения по вине своей красавицы жены, со скоростью лесного пожара облетела сперва двор, затем придворные круги, а вскоре и всю страну.

Память Элинор снова и снова возвращалась к счастливейшим дням и ночам, проведенным с Маршалом. Она вспоминала, как волна сладкой истомы окатывала все ее тело, стоило ей оказаться в объятиях Уильяма, как из груди ее вырвался стон, когда муж начал ласкать соски ее грудей сперва пальцами, а затем своими нежными, полными губами. Когда он раздвинул мягкие, влажные складки у преддверия ее лона и погрузил в него свой восставший член, ей казалось, что она не переживет столь острого, пьянящего наслаждения. Она так томительно, так бесконечно долго ждала этого мгновения! Но смерть постигла не ее, а его, сильного, властного, непобедимого Уильяма. Лишившись мужа, Элинор дала обет целомудрия и вечного вдовства, но это не избавило ее ни от угрызений совести, ни от страданий и тоски, во власти которых отныне пребывала ее смятенная душа.

Графиня Пембрук почти перестала появляться при дворе. Она ни с кем не вступала в разговоры, кроме немногих слуг и камеристок. Казалось, что после смерти мужа она впала в своего рода транс, из которого ее не смогло бы вывести ничто на свете.

Взяв в руки книгу, Элинор неспешно направилась к своему собственному маленькому садику, огороженному каменной стеной. Она отперла дверцу и опустила кованый железный ключ в карман. Здесь никто не мог потревожить ее, нарушив ход ее мрачных, безрадостных размышлений. «Я никогда не привыкну к этой непомерной тяжести, что давит мне грудь и не дает свободно дышать, — устало подумала она. — И слезы мои никогда не иссякнут!» Вздохнув, она печально возразила себе: «Но ведь прошел всего только год! Может быть, еще через несколько лет я смогу перестать денно и нощно оплакивать его!»

Мать-настоятельница уговаривала ее принять постриг, но Элинор не торопилась совершить этот бесповоротный шаг. «У меня впереди целая жизнь, — говорила она себе, — и я не должна вершить свою судьбу в порыве горя и отчаяния. Мне некуда торопиться». Она рассеянно дотронулась рукой до шнуров своего пояса, на каждом из которых монахини научили ее завязывать по три узла. Узлы на правом шнуре символизировали Святую Троицу:

Бога Отца, Бога Сына и Святого Духа, на левом же — монашеские обеты целомудрия, послушания и нестяжания.

«Первый из них меня нисколько не смущает, — размышляла Элинор, — а послушанию я могла бы со временем научиться, но не думаю, что способна с чистым сердцем следовать принятому на себя обету бедности. Я так люблю дорогие одежды и украшения! И, если быть до конца честной с самой собой, я за все эти годы ни на йоту не изменилась. В душе я осталась все тем же своевольным, диким и необузданным созданием, каким была с самого детства. Я научилась лишь скрывать свои чувства под личиной напускного смирения и лицемерной учтивости».

В свое время Уильям пожертвовал значительную сумму денег и земельные угодья монастырю Св. Девы близ Виндзора. Прежде чем принять решение о пострижении в монахини, Элинор должна была переночевать в одной из келий обители, чтобы в тиши монастырских стен ее решение посвятить себя служению Богу окончательно укрепилось, чтобы сомнения в правильности избранного пути покинули ее душу. Теперь она была почти уверена, что согласна пожертвовать своей свободой, которая, как и все в этой грешной земной жизни, лишь тяготила ее.

Вечером она призвала на помощь всю свою волю и выдержку, чтобы присутствовать на седьмой, и последней за день, службе. Если она все же решит принять постриг, как ей удастся принудить себя посещать по семь богослужений ежедневно? В который уже раз Элинор задала себе вопрос, почему ей так хочется вступить под сень обители, откуда нет возврата. И ответом на него послужило все то же слово, преследовавшее ее неотступно на протяжении всех страшных, тяжелых, тревожных дней после смерти Уильяма: вина! Мать-настоятельница уверила Элинор, что тяжкое бремя вины спадет с ее души, если она посвятит себя Богу. Элинор верила и не верила ей: молодой женщине казалось, что снять с нее эту тяжкую кару способна одна лишь милосердная смерть.

Она поднялась с постели и, протянув руку к ночному столику, сжала в ладони рукоятку кинжала, украшенную драгоценными камнями. Она невидящим взором смотрела вниз из окна высокой башни Короля Джона, проводя пальцем по острому лезвию кинжала. «Сделай это! Смелее! Не медли!» — шептал ей внутренний голос. Ах, она решилась бы вонзить этот острый клинок в свою грудь, если бы могла быть уверена, что там, за порогом смерти, встретит Уильяма. Но тут другой голос, противореча первому, произнес где-то в самых потаенных глубинах ее души: «Он ускользнул от тебя… он никогда не любил тебя… оставь его душу покоиться с миром!»

— Неправда! Это ложь! — громко вскрикнула Элинор и шепотом добавила: — Я не хочу жить! Я должна положить конец этим мучениям, терпеть которые у меня нет больше сил!

Тут она вспомнила о том, что души самоубийц осуждены на вечное пребывание в аду. «Так есть ли смысл менять одну преисподнюю на другую? — мрачно подумала она. — Да и вообще есть ли смысл хоть в чем-нибудь из того, чем вечно заняты люди, в их жизни, в их делах и помыслах, в их смерти?»

Она тихо спустилась в часовню, где целый час провела, стоя на коленях, в молитвах о даровании ей прощения за грешные мысли, потом заставила себя вернуться в спальню, задула свечу и легла в постель. Утром Элинор натянула на голову одеяло и повернулась к стене. Она решила поспать еще немного, чтобы хоть на полчаса или час снова уйти от окружавшей ее безрадостной реальности.

Во сне она увидела себя едущей бок о бок с Уильямом на соколиную охоту. Они весело переговаривались, улыбаясь друг другу, их кони бежали вперед нетерпеливой рысью. Морозный воздух будоражил ее кровь, точно молодое вино. Проснувшись, словно от толчка, Элинор недоуменно оглянулась по сторонам. Сон ее был так ярок, так реален, что она не сразу осознала, где находится.

Элинор не охотилась уже целый год, но ей показалось, что с тех пор, как она в последний раз выезжала на соколиную охоту, прошли десятилетия. Она так долго находилась между сном и явью, была погружена в свои мрачные думы, не замечая ничего вокруг. Маленький сокол, поди, успел уж позабыть свою хозяйку… «Поеду!» — внезапно решила она. Элинор вспомнила о своем зеленом бархатном платье для верховой езды. Как давно она не надевала его! Теперь ей не терпелось сменить на него свои вдовьи одежды.

Элинор резко вскочила с кровати и хлопнула в ладоши, призывая служанку. Она теперь же разыщет зеленое платье из тисненого бархата и поедет охотиться в ближние луга. Внезапно взор ее затуманился. Она перенеслась памятью через годы, в тот далекий день, когда праздновалась ее свадьба, когда столь роковым образом переменилась вся жизнь ее, вся судьба юной принцессы…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Принцесса Элинор Кэтрин Плантагенет открыла глаза и, услыхав веселое щебетание птиц за окном, с радостью поняла, что наступило утро, что начался новый день, суливший ей множество веселых приключений! Она нетерпеливо откинула полог кровати и, ступая босыми ножками по устланному ковром полу, бросилась к полированному серебряному зеркалу.

Взглянув на свое отражение, девочка удостоверилась, что со вчерашнего дня внешность ее ничуть не изменилась. Все те же черные волосы, спутанными локонами обрамлявшие смуглое личико, все те же ярко-синие глаза, все тот же упрямый розовый рот, изобличавший стремление его обладательницы всегда и во всем добиваться выполнения своих желаний и капризов. «Я всегда буду делать только то, что хочу!» — подумала маленькая принцесса. Ведь именно то, что она умела подчинить окружающих своей воле, сообщало ее жизни столько радости и ни с чем не сравнимого счастья. Иногда это удавалось ей без особого труда, порой же приходилось приложить немало усилий, чтобы переупрямить кого-либо из старших, но, превращая жизнь всех близких и челяди в сущий ад, она с успехом осуществляла все свои сумасбродные желания и прихоти.

Элинор, слывшая грозой детской, еще в пятилетнем возрасте подчинила себе своих братьев и сестер, хотя была самой младшей из них. Она правдами и неправдами заставила их, в том числе и короля Англии, считаться со своими желаниями и капризами. Элинор слабо улыбнулась, вспомнив теперь тот день, который стал знаменательным для всей ее дальнейшей судьбы.

Братья маленькой Элинор, четырнадцатилетний Генрих и двенадцатилетний Ричард, собирались поохотиться на кроликов. В мешке, который Ричард перекинул через плечо, сидел прирученный хорек.

— Погодите! И я с вами! — крикнула Элинор, с трудом натягивая сандалии на ступни, влажные после хождения по дну неглубокого пруда с карпами.

— Никуда ты не пойдешь, Мэггот! — отозвался король Генрих.

— Ах ты премерзкий боров! — разозлилась Элинор. — Не смей называть меня так!

— А я скажу няне, что ты бранишься! — пригрозила сестре шестилетняя Изабелла.

Элинор взглянула на нее с нескрываемым презрением:

— Она и без тебя знает, что я ругаюсь.

— Зато я не писаюсь по ночам, как ты!

Джоанна, которой уже исполнилось десять, со сдержанным достоинством произнесла:

— Нам не велено было уходить из сада, и, если ты снова убежишь с мальчишками, я все расскажу няне!

Элинор выхватила из рук брата мешок и, тряхнув им, скорчила злую гримасу:

— Только попробуй, ябеда ты этакая! Только донеси на меня, и однажды ночью ты

найдешь вот этого хорька в своей постели!

Джоанна взвизгнула от страха и, ухватив послушную Изабеллу за руку, проговорила:

— Пойдем отсюда! Она злая и глупая девчонка! Нам не следует с ней водиться.

Ричард, герцог Корнуоллский, слегка дернул сестру за ухо и, отобрав у нее мешок, кивнул в сторону удалявшихся Джоанны и Изабеллы:

— Иди-ка к девочкам, Мэггот. Мы не возьмем тебя с собой!

Но она гордо подбоченилась, уперев маленькие кулачки в бедра, и, вздернув подбородок, грозно произнесла:

— Если вы меня с собой не возьмете, я пожалуюсь вашим воспитателям, что вы подкарауливаете служанок в темных закоулках и… и щекочете их так, что те визжат и хихикают, точно полоумные!

— Вот ведь чертенок! — воскликнул Генрих.

В ответ на обвинение, прозвучавшее из уст сестры, Ричард, который был выше и шире в плечах, чем его царственный брат, добродушно расхохотался, откинув голову назад:

— Подумать только! Ростом с ночной горшок, а берется командовать всеми, как заправский полководец! Ладно, Мэггот, пошли с нами. Но я побьюсь об заклад, что тебе наша охота придется не по нраву!

Так оно и вышло. Расширившимися от ужаса глазами Элинор следила, как братья выпускали верткого зверька из своего полотняного мешка у самого отверстия кроличьей норы и сами мчались к другому выходу из убежища с мешком наготове. Когда перепуганный кролик выскакивал из своего дома и оказывался в мешке, Элинор принималась жалобно плакать. Вид несчастных зверьков, обреченных на мучительную смерть, повергал ее в глубокое горе.

Братья от души потешались над ее слезами, и девочка изо всех сил терла щеки грязными ладошками. Вскоре все ее лицо покрылось темными разводами. Когда от всего пережитого ей сделалось дурно, она бегом устремилась ко дворцу, чтобы не выказать охватившую ее слабость перед двумя бессердечными принцами. Но те помчались за ней вдогонку, и Элинор не удалось избежать их жестоких насмешек.

Генрих унаследовал золотистую шевелюру своего деда, великого и могучего короля Генриха II, волосы Ричарда были рыжевато-каштановыми, как у его знаменитого дяди Ричарда Львиное Сердце. Элинор, последний ребенок в королевской семье, единственная из всех братьев и сестер имела темные волосы, какие были у обоих ее родителей — ненавидимых всеми короля Джона и королевы Изабеллы Ангулемской. Все старшие принцы и принцессы не уставали дразнить ее за это.

— Тебе не кажется, что девчонка уж больно сильно смахивает на черного таракана? — спросил Ричард.

Генрих расхохотался:

— Последыши во всех семьях часто бывают уродами и недоносками, а наша, по-моему, просто карлица!

Элинор никогда еще не чувствовала себя такой несчастной и униженной. Ее по-прежнему мучила тошнота, ей было жаль бедных беззащитных зверюшек с бурым мехом, которых затравили безжалостные братья, в горле у нее пересохло от жары и слез, а теперь еще и острая боль пронзила ступню. Нагнувшись, она увидела на пятке огромный волдырь. Принцесса стащила с ножки сандалию и забросила ее в кусты, выразив в этом жесте все снедавшие ее тягостные чувства.

— Проклятье! — воскликнула она, с вызовом взглянув на братьев. Однако внимание короля и принца было привлечено вымпелом, реявшим над одной из башен дворца.

— Кто-то приехал! — сказал Ричард.

— Это Маршал! — радостно отозвался Генрих. — Я разглядел его девиз: вздыбленный красный лев на белом фоне!

Элинор мгновенно позабыла обо всех своих несчастьях. Приезд Маршала спас ее от позора. О, как она была ему благодарна, как она любила его!

Стремглав бросившись ко дворцу, Генрих и Ричард успели приветствовать Уильяма Маршала на целых десять минут раньше, чем Элинор, маленькие ножки которой были вовсе не так проворны, как длинные ноги старших братьев. Король и герцог Корнуоллский оживленно беседовали с самым уважаемым из своих опекунов. Элинор потянула его за полу камзола, пронзительно крича:

— Милорд граф! Милорд граф!

Наклонившись, он поднял маленькую принцессу на руки, присел на каменную скамью и посадил Элинор на колени. На ее лице, покрытом бурыми разводами, сияла блаженнейшая улыбка.

— Радость моя, я вижу, ты недавно плакала! Расскажи Уильяму, что с тобой случилось!

Генрих и Ричард обменялись взглядами, полными досады и нетерпения. Они считали, что внимание Уильяма Маршала должно безраздельно принадлежать им обоим, ведь человек этот во многом заменял им отца, он был их другом и наставником, их героем.

— Я очень несчастна, Уильям, — горестно прошептала ему на ухо Элинор. — Ведь я похожа на черного таракана!

Слова ребенка поразили Уильяма Маршала до глубины души. Он вынул из кармана засахаренную грушу и протянул ее девочке. Элинор немедленно впилась в лакомство белоснежными зубами, а Уильям, слегка покачиваясь в такт своим неторопливым словам, принялся рассказывать ей сказку:

— Жили-были на свете красавец король со своей красавицей королевой, и было у них многое множество красивых светловолосых детей. А самая последняя принцесса, как это часто бывает, оказалась и самой миловидной. Когда король увидел, как она красива, он был вне себя от счастья. У маленькой принцессы были черные вьющиеся волосы и синие, словно сапфиры, глаза. И король сказал королеве: «Она — мое бесценное сокровище!». И с тех пор все называли маленькую принцессу не иначе как Бесценное Сокровище Короля.

— Это про меня! — отозвалась Элинор, не раз слышавшая эти слова, произносимые в ее адрес. Она с торжеством взглянула на Генриха и добавила: — И я выйду замуж за Маршала и буду жить с ним счастливо до самой старости!

Мысли Элинор вернулись к настоящему, и она взглянула на свое отражение в большом зеркале. Пристально всматриваясь в свое лицо, она лишний раз убедилась, что, несмотря на загар, на обрамлявшие его непокорные завитки черных волос, выбившиеся из-под чепца, оно прекрасно. Ей пришлось четыре долгих года бороться за осуществление своей мечты. Четыре года она преследовала короля Генриха просьбами предложить ее руку Уильяму Маршалу. Внезапно на память ей пришло старинное суеверие: пуще смертного греха бойся исполнения своих заветных желаний! Но Элинор лишь посмеялась над своей глупостью. Ведь она любила Уильяма Маршала всем сердцем, всей душой. К нему стремились все ее мечты и помыслы! И сегодня он станет безраздельно принадлежать ей одной!

Дверь ее комнаты распахнулась, впуская толпу служанок и горничных, которые должны были обрядить ее в свадебное платье. Принцессе Элинор Кэтрин Плантагенет минуло девять лет.

По непроницаемому лицу Уильяма Маршала собравшимся трудно было угадать, какие чувства владели этим незаурядным человеком в день его бракосочетания с принцессой Элинор. Его роскошный бархатный камзол, украшенный спереди и сзади изящно вышитыми красными вздыбленными львами, казался ему, привыкшему к простым воинским одеждам, слишком роскошным и ярким, но, будучи главой богатейшего семейства Англии, он не мог нынче облачиться в более скромный наряд. Все Маршалы, присутствовавшие на церемонии, сочетались браками с высокородными особами, представителями зажиточных семей. Женами обоих его братьев были знатные придворные дамы, сестры вышли замуж за графов Глостера, Дерби и Норфолка.

Уильям вздохнул и опустил глаза. Ему, как старшему в семье, вполне подобало взять в супруги одну из принцесс. И тем не менее, когда Генрих предложил ему в жены свою самую младшую сестру, Маршал вздрогнул и попятился от ужаса. Он пытался было противиться решению юного монарха, указывая на то, что Элинор еще совсем дитя и пройдет немало лет, прежде чем она сможет стать ему настоящей женой, но на самом деле причина его испуга крылась совсем в другом. Уильям помнил, каким чудовищем оказалась мать Элинор, и имел все основания опасаться, что девочка унаследовала все омерзительные пороки королевы Изабеллы.

Бедняжка! — с горькой улыбкой подумал он. Как ужасно появиться на свет от таких скверных родителей! Король Джон был одним из самых никчемных монархов, когда-либо правивших Англией. Его с одинаковой силой ненавидели придворные круги, знать и простолюдины. Весь мир вздохнул с облегчением, когда этот болезненно скупой, глупый и подлый король отдал Богу душу. Королева Изабелла еще в ранней юности прославилась своим распутством. Она оказалась к тому же прескверной матерью. Не успел прах ее венценосного супруга остыть в могиле, как она бросила всех своих детей и вышла замуж за своего прежнего любовника, Хью де Лусиньяна. Элинор в ту пору едва сровнялся год. А когда малышке исполнилось четыре, Изабелла успела уже обзавестись целым выводком сыновей от нового брака. Одного за другим она произвела на свет Уильяма, Гая и Эймера де Лусиньянов. Маршал мог лишь смиренно молиться о том, чтобы красивой девочке не передались скверные душевные качества ее родителей.

Он провел щеткой в серебряной оправе по своим густым, волнистым каштановым волосам, впервые заметив, что в этой пышной шевелюре начинает пробиваться седина. Он был так счастлив узнать, что Королевский совет отклонил идею Генриха об этом браке! Поскольку принцесса Изабелла вышла замуж за германского императора, а Джоанна стала королевой, сочетавшись браком с Александром, королем Шотландии, Совет считал супружество с особой королевской крови единственно приемлемым также и для младшей из принцесс, красавицы Элинор. Неповиновение Совета привело короля Генриха в ярость. Члены Совета всегда пытались оспаривать его решения, мотивируя это тем, что король еще молод и неопытен. За несколько дней до своего восемнадцатилетия Генрих снова поставил этот вопрос на рассмотрение Совета, подчеркнув, что непременно желает отдать свою сестру, Бесценное Сокровище Короля, своему любимому маршалу и другу. Он закончил свою речь угрозой в случае неповиновения распустить Совет, едва лишь ему исполнится восемнадцать.

Генрих был как нельзя более доволен собой. Вскоре представителями обеих сторон был составлен и подписан брачный контракт, согласно которому Элинор получала от Уильяма Маршала пятую часть его обширнейших владений в Англии, Уэльсе и Ирландии. Генрих всегда с большой симпатией относился как к самому Маршалу, так и к его поистине колоссальному состоянию.

Юный Ричард без колебаний растворил дверь в личные апартаменты брата и ввалился туда в сопровождении целой толпы своих приближенных. Ричард только что прибыл из своей собственной резиденции в герцогстве Корнуолл. Он во всех отношениях превосходил своего брата короля. Герцог Корнуоллский был не только выше, стройнее, красивее и здоровее Генриха. Ему, в отличие от вечно нуждавшегося в деньгах короля Англии, нельзя было пожаловаться на скудость доходов: расположенные в Корнуолле оловянные разработки приносили юному Ричарду весьма ощутимый доход.

Ричард приятельски хлопнул брата по плечу и, смеясь, воскликнул:

— Похоже, эта маленькая паршивка снова в который уже раз сумела настоять на своем!

Генрих, чей правый глаз всегда был полуприкрыт из-за дефекта века, зажмурил его вовсе, сопровождая эту гримасу хитрой ухмылкой:

— Неужто ты считаешь меня дураком, способным отказаться от столь лакомого куска, как владения Маршала?

Ричард понимающе кивнул и, протянув руку, пощупал край раззолоченного камзола короля:

— Так это он оплачивает всю сногсшибательную роскошь предстоящей церемонии?

— Нет! — расхохотался Генрих. — Не он, а ты, братец! Я милостиво позволяю тебе ссудить меня деньгами, поскольку ты теперь богат!

— Вот уж спасибо! — с принужденной улыбкой отозвался Ричард, который никогда не отличался особой щедростью.

Помрачнев, Генрих тряхнул головой и с жаром заговорил:

— Боже праведный, Ричард, я не представляю, как мне быть, что предпринять! Ведь ты не хуже меня самого знаешь, что у меня нет за душой и ломаного гроша! Как это дьявольски несправедливо, что сыновья должны расплачиваться за грехи своих отцов! Что за дурака дал нам в папаши милосердный Господь! Сукин сын незадолго до смерти объявил Англию пленницей Рима, и теперь я должен ежегодно выплачивать по тысяче марок дани — семь сотен за Англию и три — за Ирландию! Эта сумма не вносилась в папскую казну целых девять лет, ведь, когда я вступил на престол, у меня не было и одной золотой монеты! Лучше бы море слизало с палубы самого отца, а не сундуки с драгоценностями, когда в заливе Уош их судно застигла буря!

Ричард налил себе эля, Генрих же сделал знак одному из своих слуг, и тот поспешно подал ему кубок дорогого гасконского вина.

— Ты еще не отдал императору приданое Изабеллы? — поинтересовался Ричард.

— Разумеется нет! Откуда я возьму денег, чтобы послать их в Германию?! Ведь я не какой-нибудь денежный мешок. Это ты у нас не знаешь счета золотым монетам!

— Потому лишь, — резонно заметил Ричард, — что не швыряю их направо и налево, как делаешь это ты, дорогой брат! Возьми, к примеру, эту свадьбу. Ее следовало бы отпраздновать скромно, по-семейному. Ведь Элинор не станет его женой в ближайшие несколько лет. После церемонии венчания она отправится к себе в детскую, а Маршал вернется к своей метрессе. Только и всего! А ты решил устроить шумное торжество, которое обойдется тебе не меньше чем в несколько тысяч!

Генрих прищурился и поджал губы. Голос его зазвенел на высоких нотах.

— Меня короновали скромным золотым обручем, принадлежавшим нашей матери, и, едва утвердившись на троне, я чуть не лишился его! Верноподданные английские бароны призвали в страну французов, чтобы с их помощью низложить меня! Французы овладели всеми замками от Винчестера до Линкольна, и мне хватит пальцев одной руки, чтобы сосчитать тех вельмож, кто остался мне верен! — Король загнул большой палец левой руки и принялся перечислять: — Уильям Маршал. — Прижав к ладони указательный палец, он продолжил: — Губерт де Бург. Ранульф де Блундевилл, граф Честер. — Произнеся это имя, он загнул средний палец, а присоединив к нему безымянный, назвал четвертое: — Питер де Рош, епископ Винчестерский. — Сжав всю ладонь в кулак, он назвал имя пятого из своих верных вассалов: — Фалк де Броте.

Ричард уже не раз слышал все это из уст своего брата. «Нынче Генрих снова оседлал своего любимого конька», — с досадой подумал он. — Этим верным слугам престола и отечества понадобилось четыре года, чтобы очистить страну от французов, — продолжал король. — Маршал, де Бург и Честер нанимали воинов на свои собственные деньги, ведь у меня, их короля, не было ни гроша! И я поклялся себе, что, когда достигну совершеннолетия, с лихвой вознагражу себя за все эти годы страданий и унижений! Я — король Англии, черт меня возьми! И, если я устраиваю праздник, пусть вина льются рекой, пусть самые знатные вельможи моей страны явятся во дворец, разряженные в шелка, кружева и бархат! А наряднее, красивее и счастливее всех буду я сам, их король и властелин!

Ричард обнял брата за плечи и доверительно пробормотал:

— В таком случае тебе следует поступить так, как делали все умные люди, оказавшиеся в столь же незавидном положении. Женись на деньгах, дорогой Генрих! Посмотри на этого хитреца Губерта де Бурга! Сколько земли и звонкой монеты принесла ему в приданое бедняжка Эвис, а когда ее опустили в землю, наш молодец принялся обхаживать маленькую принцессу Маргариту Шотландскую, доверенную его попечению. И ведь не успокоился, хитрый лис, пока не обрюхатил ее, так что вопрос с их браком решился сам собой!

— Да, и я из-за этого остался в дураках! — раздраженно воскликнул Генрих. — Я пытался вести переговоры о браке с ее сестрой, принцессой Мэрион, но Совет отклонил мои намерения, сославшись на то, что в случае моей женитьбы на ней Губерт стал бы моим свояком.

Они остро завидуют ему, ведь он был одним из регентов во времена моего несовершеннолетия, и я дал ему почетный титул графа Кента.Губерт нравится мне, как и моему народу!

— И все это, без сомнения, нравится самому Губерту! — усмехнулся Ричард. Но лицо Генриха передернулось от злобы, и младший брат снова похлопал его по плечу: — Да ведь я пошутил! Ты прекрасно знаешь, что я не имею ничего против старины Губерта. Он взял меня, несмышленыша, под свою опеку и сделал из меня настоящего воина! Благодаря ему и Уильяму Маршалу мы с тобой вырвались из-под назойливой опеки епископа Винчестерского.

— Питер де Рош был замечательным наставником, — угрюмо возразил король. — Он один из образованнейших и умнейших людей нашего королевства!

Ричард издал непристойный звук и проговорил:

— Да, ему, без всякого сомнения, удалось внушить тебе уважение к своей особе. Иначе как объяснить то, что его родственники и друзья заняли все самые ответственные посты в государственном управлении?

— Они с Губертом терпеть друг друга не могут, — сказал Генрих, и глаза его злорадно блеснули. — Готовы при малейшей возможности вцепиться один другому в глотку! Я считаю, что министры под началом мудрого короля должны делиться как минимум на два враждебных лагеря. И если каждая из враждующих партий надеется, что я и после совершеннолетия буду покорным орудием в их руках, то их ждет одинаково горькое разочарование. — Осушив свой кубок, король со вздохом добавил: — Все, чего мне теперь недостает, — это деньги! Но, как только завершатся наши переговоры с графом Британским и я стану мужем маленькой австрийской принцессы, бедствиям моим настанет конец!

Ричард, давясь смехом, произнес:

— Она шарахнется от тебя, как от зачумленного, если я напишу ей, что ты крив на один глаз и к тому же страдаешь бессилием!

С этими словами мальчишка-герцог бросился вон из королевских апартаментов. Генрих преследовал его по пятам. Вслед за королем мчались его слуги, один из которых держал в руках корону, только что сработанную искусным ювелиром по эскизу самого Генриха.

2

У юной принцессы Элинор, которую под руки вели к алтарю Вестминстерского собора, от счастья слегка кружилась голова. Она была одета в роскошное платье из белоснежного тисненого бархата, с длинным шлейфом, лиф платья был украшен дорогими кружевами. Темные волосы маленькой Элинор покрывала полупрозрачная белая фата. В руках она несла миниатюрную Библию в переплете из белой кожи.

Когда она подошла к Маршалу и встала рядом с ним, тот взглянул на нее с кривой усмешкой. Глаза принцессы, устремленные на него, сияли от восторга. Он был самым красивым, самым отважным, самым сильным мужчиной во всем королевстве! Она приоткрыла свой маленький ротик, чтобы произнести его имя, ласкавшее ее слух, но Уильям слегка нахмурился, безмолвно напомнив ей, что новобрачным не следует обмениваться репликами, пока они не произнесут слов обета. Элинор послушно кивнула и опустилась на колени возле жениха, внимая молитве, которую читал по-латыни епископ.

Принцесса Элинор благоговейно опустила глаза, но тут взор ее привлек черный паук, взобравшийся на ее белоснежную Библию. Девочка следила за насекомым, грациозно двигавшимся к ее стиснутой руке на своих восьми длинных ножках. Приблизившись к большому пальцу девочки, паук неожиданно укусил ее. Элинор без малейших колебаний отправила его в мир иной, с негодованием воскликнув:

— Ах ты мерзкая тварь!

Его высокопреосвященство запнулся и с ужасом воззрился на юную невесту. Уильям, мгновенно оценив обстановку, взял маленькую ручку Элинор в свою ладонь. Его пожатие несло утешение, ободрение и нежную ласку. Элинор потупилась. Епископ возобновил чтение молитвы. Дальнейший ход церемонии не был омрачен никакими досадными происшествиями. Элинор громко и отчетливо произнесла слова обета.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21