Глава 21

Выехав из Годстоуна, Хью затосковал по Эделе. И чем дальше от дома он отъезжал, тем неотступнее думал о ней, беспокоясь, что в его отсутствие она может подвергнуться нападению, хотя он и предупреждал ее несколько раз, чтобы она никуда не ходила одна, даже днем. Сейчас, вспоминая Эделу, Хью размышлял о том, что годы идут и пора жениться. К этому решению его, закоренелого холостяка, подтолкнул счастливый брак Лили и Ги.

А далеко в Годстоуне Эдела, занимаясь делами и напевая, снова и снова вспоминала Хью Монроза. Когда же он вернется, ее мужчина? Теперь она этого не боится. Пожалуй, стоит отблагодарить еще раз Мораг за то, что она напомнила о веревке в перине, и отнести ей варенье из терна. А заодно расспросить о других старинных обычаях, о том, что надо сделать женщине, которая хочет, чтобы ее возлюбленный предложил ей выйти за него замуж…

Мораг дома не было — она пошла к дочери Эльфриды принимать роды. Эдела отправилась туда. В хижине было полно женщин. Дочь Эльфриды лежала на полу на камышовой подстилке. Роды продолжались уже два дня, и к помощи Мораг прибегли как к последнему средству.

Старуха оказалась между двух огней. Ей было ясно, что дело плохо — женщина умрет. Поэтому Мораг не хотела прикасаться к роженице. Она знала, что, если попытается помочь, а толку не будет, ее обвинят в смерти роженицы — такова уж человеческая природа. Но и бездействовать нельзя, иначе она утратит почитание крестьян. Мораг внимательно изучала настроение присутствующих. Женщины помоложе умоляли Мораг помочь. Те же, кто вышел из детородного возраста, были спокойны, твердя, что в родах положено мучиться. Наконец Мораг решилась. Не приближаясь к молодой женщине, она велела налить в пустую яичную скорлупу солода с хмелем, разогреть на огне и дать выпить это роженице.

Эдела с ужасом следила за происходящим. Равнодушие окружающих, их безжалостные разговоры, муки несчастной роженицы — все это заставило ее принять собственное решение. Выскочив из хижины, она во весь дух помчалась в дом.

— Леди Элисон, идите быстрее! Дочь Эльфриды уже два дня не может разродиться, а эти невежественные люди ворожат над ней! Мы должны помочь бедняжке!

Увидев роженицу, ее восковое лицо, Элисон поняла, что смерть рядом.

— Выйдите все вон! И ты тоже, Эльфрида! — приказала она.

Потом посмотрела на Мораг.

— Ты же лучше них во всем разбираешься, стыдись! Ступай с Эделой, она даст чистые простыни, а ты, Эдела, принеси болотную мяту. Она в кладовой.

Прошло много времени, прежде чем Элисон с помощью Эделы и Мораг смогла помочь роженице, и когда наконец показались ножки (как и предполагала Элисон, ребенок шел неправильно), а затем высвободились плечики и головка, Элисон облегченно вздохнула: все живы!

Домой Эдела возвращалась медленно. Она была в раздумье. Действительно ли ей хочется еще раз выйти замуж и пережить все, что связано с замужеством? «Да, — решительно ответила она сама себе. — Потому что это и есть жизнь».

Окончив все дела в Лондоне и отправив своих людей в Беркхэмстед, Ги впервые остался с Лили наедине с тех пор, как они покинули Годстоун. И любовь их расцвела на свободе, в уединении уютной комнаты.

— Я хочу показать тебе Лондон, — говорил Ги. Но один поцелуй влек за собой другой, и прогулка откладывалась: они жили для любви.

Однажды вечером, после мытья, Лили сидела на краю кровати, обнаженная, и волосы окутывали ее подобно рыже-золотому плащу. Ги зачарованно смотрел на нее.

— Ты великолепна! А что это ты делаешь? — полюбопытствовал он.

— Натираю тело листьями мяты, чтобы быть благоухающей.

— И вкусной, — добавил он.

— Об этом я не думала, — улыбнулась Лили.

— А я только об этом и думаю! — Голос Ги стал хриплым от желания.

Он приподнял ее волосы над плечами, чтобы видеть нагие груди. Лили прикусила губу, стараясь удержать страстный стон.

— Не надо, не сдерживайся, — прошептал Ги. — Мне нравится, когда ты кричишь от страсти. Боже мой, ты такая благоуханная и вкусная! Некоторые английские обычаи мне очень по душе.

— А чем пахнут нормандки? — прошептала она.

— Чесноком, — соврал Ги.

— Ги, это неправда. Я слышала, что рассказывают о французах.

— Что мы — лучшие в мире любовники? Что мы знаем больше любовных штучек, чем все другие народы, вместе взятые? — спросил он, искушая ее.

— Какие, например? — Лили затаила дыхание. Ги опрокинул ее на постель и, перевернув на живот, сел на нее верхом. Легкими прикосновениями он тронул ее лопатки, затем пробежался по спине — Лили задрожала от наслаждения. Ги провел кончиками пальцев по ее ногам и ягодицам и, перевернув на спину, так же легко погладил по груди.

— Это называется patte-d'-araigneenote 19. И может довести до исступления, но сейчас до исступления дошел я сам…

Он начал целовать Лили, но по-другому, не как обычно. Это были «французские поцелуи», долгие, тающие, когда языком ласкают рот любимой. Они подействовали на Лили так возбуждающе, что недра ее несколько раз свела судорога.

— О-о-о!.. — простонала она, удивившись, ее тело отзывается на эти поцелуи.

— Maraichinagenote 20, — объяснил Ги.

— Почему по-французски все это звучит так нарочно и чувственно?

— Ах, cherie, это еще не все!

— Нет, нет, Ги, хватит! Я больше не вынесу.

— А я только начал, — гортанно засмеялся он.

…Они пели, смеялись и шептали любовные слова, их души и тела сливались в едином порыве. Однажды они вышли на улицу и долго бродили по городу, закусывали снедью, купленной у уличных торговцев, плавали на лодке по большой реке и смеялись над забавными людьми, попадавшимися им по дороге. Ги покупал Лили безделушки, а она подарила ему медальон с надписью «Горячо любимому мужу». Вернувшись в свое уютное гнездышко, Лили, задумчиво стоя у окна, размышляла о том, как хорошо было бы, если бы они могли жить так всегда. Ги подошел к ней сзади и сжал ее груди. Она чувствовала его горячее тело сквозь тонкую ткань платья. Даже простое прикосновение его руквозбуждало ее. Он раздел Лили и стал целовать ее тело, а она прижалась к нему, дразня его грудями и бедрами, и когда он хотел подмять ее под себя, она покачала головой и влезла на него… Это была лучшая поездка верхом за всю ее жизнь.

На пятый день вернулись люди Ги, и все напоследок славно повеселились. Ги пригласили ко двору. Вечером он разоделся, велел Лили не ждать его и удалился. Приглашенных было много, и Ги встретил немало друзей и знакомых. Главной темой разговоров была поездка Вильгельма в Нормандию. Робер де Мортен оставался в своей резиденции в Беркхэмстеде, а другой брат Вильгельма, епископ Одо, — в Лондоне. Он будет главой государства до возвращения короля.

Ги клялся в верности Одо и обещал, что будет помогать во всем и везде: усмирять бунтующих саксов, отбивать нападения иноземцев, выполнять другие приказы. Был уже второй час ночи, когда Ги направился на постоялый двор, явно перебрав французских вин. Проблуждав до трех часов утра, он добрался до дома, где Лили с ума сходила от беспокойства. Увидев, в каком он состоянии, она страшно разозлилась.

— Где ты был? — вскричала она. — При дворе, — кротко ответил Ги.

— Вильгельм запрещает пить на своих пиршествах, а ты пьян! Ты проводил время с девками! От тебя разит винищем! Если вы надеетесь, сэр, что я разделю с вами ложе, то глубоко ошибаетесь! — заявила Лили.

— А куда же мне деваться? — грустно спросил Ги.

— Отправляйтесь в соседнюю комнату, к своим людям! — бросила она и, с силой вытолкнув его из комнаты, заперла дверь.

Но спустя некоторое время ей стало одиноко. Подбежав к двери, Лили открыла ее и выглянула в темный коридор. Там стоял Ги, слегка покачиваясь, на том же самом месте, где она его оставила. У нее гора с плеч свалилась.

— Ладно уж, входите! — сердито разрешила она.

Лили подвела мужа к кровати, помогла лечь, стянув с него сапоги и плащ. Потом легла сама, решив показать ему, что она сердита, но не успела: Ги уже громко храпел. От разочарования Лили даже рот раскрыла, но чувство юмора взяло верх, и она расхохоталась. Она каталась по кровати и хохотала до слез.

Когда они вернулись в Годстоун, в воздухе уже пахло весной. Приближались полевые работы. Ги радовался, что и поля Сен-Дени теперь перейдут к нему, так как он выиграл спор: крестьянин, взятый им из поместья Сен-Дени, работал прилежно и не помышлял о бегстве. Ги решил посадить на этом участке земли хмель для варки эля. Ему пришла в голову мысль вывозить эль во Францию в обмен на вино. Условия для пивоварения, в том числе и хорошая, чистая вода, в Годстоуне были.

И еще Ги задумал обучить всех крестьян стрелять из лука. Воины отнеслись к этой затее неодобрительно — рыцарский кодекс запрещал людям низкого звания носить оружие. Но Ги переубедил их: крестьяне, имея луки и стрелы, смогут охотиться и добывать себе пропитание, а в случае нападения врагов сумеют дать достойный отпор.

Андре поправлялся. Он мог уже носить тяжести, хотя еще заметно прихрамывал. Вместе с Эдвардом он взял на себя ведение хозяйства в Окстеде, сняв эти заботы с Ги. И тот радовался, глядя, как его брат мужает.

Эмма не могла больше скрывать свою беременность, и Лили решила вмешаться. Она послала за Эсме. Он тут же явился, надеясь оказать хозяйке дома какую-либо услугу и тем заслужить благодарность ее мужа.

— Эсме, мы с Эдит поедем сегодня верхом в Окстед. Нам нужен надежный сопровождающий. Не окажете ли вы нам такую честь?

— Это вы оказываете мне честь, мадам. Служить вам — это особая привилегия. — И Эсме низко поклонился.

— Благодарю. Мы будем готовы к тому времени, когда оседлают лошадей.

— Я оседлаю их сам — буду уверен, что все сделано как должно, мадам.

Когда он ушел, Лили крикнула:

— Эдит, где ты? Я решила доставить тебе удовольствие — мы едем в Окстед, навестить Андре. А заодно я попытаюсь заронить в ум нашего любезного Эсме мысль жениться на Эмме. Он человек неглупый и благородный…

Эдит пришла в восторг. Она страшно скучала по Андре и надеялась, что, может быть, в этот раз он наконец предложит ей выйти за него замуж. Ведь он уже дважды намекал на это. А вдруг кто-то в Окстеде пришелся ему больше по душе? Это будет ужасно!

Во время поездки Лили болтала с Эдит, вежливо пытаясь втянуть в разговор Эсме. Говорила она только о своем муже и его планах.

— Ги очень рад, что Андре и Эдит поженятся, — обратилась она к Эсме. — С Окстедом управляться сложно, а Ги уверен, что у женатых людей больше чувства ответственности.

Эдит удивленно раскрыла рот, но Лили заговорщицки подмигнула ей, прежде чем та успела что-либо сказать.

— В Севеноксе будет построен замок для Николя, — сообщила молодая женщина подруге. — Но Ги понимает, что брат его очень молод и ему будет трудно одному решать житейские вопросы, поэтому Ги хочет, чтобы ближайшим помощником Николя был женатый человек. — Она с улыбкой повернулась к Эсме: — Жена — это ведь и помощник, и друг, не правда ли, Эсме?

— Отношение нашего господина к семейной жизни значительно изменилось с тех пор, как он заполучил такую красавицу жену, — поддержал разговор Эсме.

— Ги считает, что человек, которому не хватает храбрости жениться, может струсить и в других случаях, — продолжала Лили атаку. И тут же переменила тему: — Эдит, у нас с тобой столько дел в Окстеде! Как ты думаешь, не начать ли нам обучать крестьянок ткать и шить? Может, у кого-нибудь откроется художественный дар, как у леди Эммы? Эсме промолчал, и на лбу его появилась складочка, свидетельствующая о глубокой задумчивости. Уголки губ у Лили приподнялись — она поняла, что ее семена все-таки пали в плодородную почву.

Ги добирался до постели совершенно измученный. Но никакая усталость не могла удержать его от желания обнять Лили. Однако в этот раз, когда он ласкал ее груди, она поморщилась.

— Что такое, дорогая?

— Мне больно. Но не могу понять, отчего?

— А утром тебя тошнило, n'est-ce pas?note 21 Милая, ты беременна!

Лили быстро села.

— О Ги, ты так думаешь?

Они улыбались, глядя друг другу в глаза, и были так счастливы, что не нуждались в словах. Ги притянул ее к себе и провел рукой по ее животу.

— Боишься, малышка?

— Немножечко. Это дар, который ты преподнес мне и который я должна тебе вернуть. Я знаю, что больше всего на свете ты хочешь сына.

— Больше всего я хочу тебя, а потом уже сына, — поправил он. — Je t'aime, je t'adorenote 22, — прошептал он.

Она лежала подле его сердца, исполненная ощущения чуда…

К концу марта кладовые Годстоуна были забиты тканями, бочонками с элем, шкурами и мехами. Ги собирался ехать на юг, к побережью, чтобы проводить Вильгельма, а заодно отправить в Нормандию товары. Он заставил Лили дать обещание, что она не последует за ним, как в прошлый раз, и посоветовал сказать леди Элисон о своей беременности. Лили хотела подольше сохранить эту новость в тайне, но согласилась: мать должна знать. Ги уехал со спокойной душой.

В апреле Ги вернулся в Годстоун и узнал от Рольфа, что в его отсутствие у них побывал Сен-Дени и убедился собственными глазами, что его сакс, которого он отдал Ги, не только никуда не сбежал, но прилежно работает без подстегивания и понуканий.

— Вид у соседа был отнюдь не радостный, и я ему не верю: он никогда не позволит тебе засеять свои поля, найдет какую-нибудь отговорку, — предупредил Рольф.

— Посмотрим… — уклончиво отозвался Ги.

— Обучение крестьян стрельбе из лука идет успешно. Несколько человек стреляют просто замечательно!

Ги одобрительно кивнул.

— Мне бы хотелось посмотреть, — сказал он. Они направились к стрельбищу.

В апреле случилось несчастье: Жерара, одного из воинов Ги, нашли в лесу мертвым, со стрелой в спине. После похорон Ги созвал воинов на совет. Одни утверждали, что это — преднамеренное убийство, совершенное саксами, которым ни в коем случае нельзя было давать луки и стрелы. Другие полагали, что это несчастный случай, но считали, что нужно прекратить обучение саксов стрельбе, пока не найдут виновного. Ги опросил всех в Годстоуне, но не добился какого-либо удовлетворительного ответа. Несколько дней он молчал, пытаясь осмыслить происшедшее. Крестьяне жили в страхе с тех пор, как нашли мертвое тело, и ждали, когда опустится тяжелая рука правосудия, а точнее, произвола.

Озарение пришло к Ги внезапно, и чем больше он думал, тем больше убеждался, что докопался до истины. Разыскав Рольфа, он дотошно расспросил его:

— Когда Сен-Дени приезжал сюда, не разведал ли он, что наши крестьяне носят оружие?

— Ну, точно сказать не могу, но он пробыл здесь какое-то время, прежде чем я узнал об этом.

— Но это возможно, не так ли? — настаивал Ги.

— Конечно, он не мог этого не заметить: люди практиковались в стрельбе, расхаживали с луками и стрелами совершенно открыто… А на что ты намекаешь?

— Не намекаю, а знаю! Это Сен-Дени убил Жерара! Это так же точно, как то, что я стою перед тобой. Он искал возможность стравить меня с моими саксами, ему не хочется, чтобы в Годстоуне все было ладно. Вопрос в том, как мне теперь поступить?

— Я предупреждал тебя, что он не отдаст свои поля так легко. Но раз норманн мог пасть настолько низко, что убил другого норманна, — он заслуживает смерти!

Ги немедленно оповестил крестьян, что убийца найден и они свободны от подозрений; в подтверждение этого им по-прежнему разрешалось носить оружие. Крестьяне облегченно вздохнули и решили, что им повезло с новым господином.

Слухи по Годстоуну распространялись быстро, и вскоре все знали: в убийстве виновен Сен-Дени. А еще через два дня сам собой разрешился вопрос, как Ги поступит с соседом: Сен-Дени нашли мертвым в реке, разделяющей их владения. Никаких следов насилия на теле не было. Ги засеял поля соседа и поглядывал на остальные его земли, решив, что все это перейдет к нему еще до конца лета.

Ги был настоящим нормандским завоевателем.

Глава 22

Занялся майский день. Утро было прекрасное и теплое, и Лили упросила мужа оторваться на один день от работы и устроить пикник. Они поехали в лес, вверх по реке, пока не нашли уютное местечко под огромным лиственным деревом у самой воды. Спешившись, они пустили лошадей гулять на воле и щипать вкусную травку. Сами же улеглись на полянке.

— Ги, посмотри на пчелу, что сидит на цветке львиного зева. Смотри внимательно! Она залезет вовнутрь, а цветок закроется, а когда она соберет всю пыльцу, то попытается открыть его. Ты ничего забавнее этого в жизни не видел. Вот она выбралась из цветка. — Лили протянула палец, чтобы потрогать пчелу.

— Не надо, она тебя ужалит! — отвел ее руку Ги.

— Не ужалит! — рассмеялась Лили. — Если она ужалит кого-нибудь, она умрет; пчелы делают это только в крайнем случае, когда они испуганы или им причиняют боль.

— Откуда ты знаешь все это, милая?

— Я всегда любила природу. Летом я могу часами наблюдать за ее жизнью. — Лили перевернулась на живот. — Посмотри на цветы, вон там, под деревом. Они словно ковер и божественно пахнут!

— Хочешь, я нарву тебе? — игриво спросил Ги.

— Ах нет, без воды они быстро завянут, а они так красиво цветут в траве!

Ги поднял крышку корзины и достал сосуд.

— Можно налить в него воды, и цветы не завянут. Пойди нарви немного.

Любящим взглядом Ги смотрел, как Лили изящно ходит между деревьев, стараясь ставить ногу осторожно, чтобы ни на что не наступить. Вернулась она, смеясь:

— У меня все руки в соке, который сочится из стебельков. Сейчас ополосну их в воде. — Подойдя к ручью, она позвала мужа: — Посмотри, какие красивые бабочки порхают над водой! — Она подняла руку. — Иди сюда, бабочка!

— Papillionsnote 23 не придут на твой зов, глупышка, это же не собаки! — фыркнул Ги.

— Я могу сделать так, чтобы бабочка прилетела ко мне. Смотри!

Окунув руки в воду, Лили протянула их к бабочкам. Почти сразу же одна из них опустилась ей на руку. Молодая женщина, улыбаясь, взглянула на мужа.

— Волшебство!.. — сказал он недоверчиво.

— Нет. Просто она хочет пить. Смотри внимательно. Она выпустит хоботочек и будет всасывать капельки воды.

— Почему же я ничего не знаю обо всем этом?

— Ну, ты знаешь много других вещей, о которых я и понятия не имею. Стало быть, мы равны.

— Тебе нравится, что мы равны?

— О, мне нравится, даже когда мы не равны! — пошутила она. — Если внимательно наблюдать природу, она многому может научить. Например, видишь вон там, на боярышнике, двух воробьев? — показала она.

— Я достаточно знаю о природе и понимаю, что воробей собирается спариться с воробьихой, — ухмыльнулся Ги.

— Вот здесь вы ошибаетесь, милорд! — И Лили победоносно посмотрела на него. — Она его не примет. Видишь, как она его клюет и ругает? Воробьиха не даст себя покрыть, пока он не построит гнездо, чтобы она могла отложить туда яйца. Наличие гнезда дает ей такую же уверенность, как мне, например, замужество. — Лили нежно коснулась лица Ги.

— А что еще ты можешь мне показать? — спросил он.

— Посмотрим, что еще тут есть. — Лили начала что-то искать на обратной стороне листьев росшего рядом кустика. Сорвав лист, она протянула его Ги. — Если ты замрешь и прислушаешься, то услышишь, как она жует этот листик.

— Лили, ты можешь выдумывать все, что хочешь, и я всему поверю. — И отбросив листик, Ги взял ее за руку. — Пойдем искупаемся, здесь никто не увидит.

— Мне кажется, вода слишком холодна, дорогой. Ты купайся, а я посмотрю.

Лили внимательно смотрела, как Ги освобождается от одежды. Оливково-смуглый, стройный, с широкими плечами, он был прекрасен; несколько шрамов от боевых ранений только усиливали впечатление мощи. Ги подбежал к воде и нырнул, потом поплыл, раздвигая воду почти беззвучно. Он напоминал Лили выдру, которую она видела однажды: столь же плавно скользил он по водной глади, и так же четки и изящны были его движения.

— Ты права, — крикнул Ги, — вода довольно-таки холодная.

Выйдя на берег, он встряхнулся, потом подошел к Лили и стал во всей своей мужской красе. Ей захотелось почувствовать на себе его руки, она представила, как обвивает ногами это смуглое тело. Вынув из корзины льняное полотенце, Лили протянула руки, чтобы вытереть Ги, но как только ее пальцы прикоснулись к его телу, в нем вспыхнула страсть. И вот Ги уже подле нее на траве, срывает с нее одежду, пока она не оказывается такой же голой, как и он. Ги осыпал ее поцелуями, начав с пальцев на ноге. Он жадно целовал ее ноги, потом живот, потом груди, набухшие и затвердевшие из-за беременности; она ласкала его спину и ягодицы, касалась кончиком языка его сосков. Ее рука скользнула между его ног. Голос Ги стал хриплым от страсти, пока Лили извивалась под ним на твердой земле, что было непривычно после мягких перин. Наконец они одновременно достигли высшего блаженства…

Потом Лили лежала, положив голову Ги на колени, и он кормил ее, доставая из корзины разные вкусные вещи.

— Сакская молодежь поет в мае одну песенку. Хочешь послушать? — Потянувшись к нему, Лили шаловливо пропела:

Первое мая!

Чудный денек!

На милке проедусь я —

и не разок!

Ги сурово посмотрел на нее.

— Мне кажется, тебе доставляет удовольствие ошарашивать меня. — Уголки его губ задрожали, и он, как ни старался, не смог сдержать улыбку.

— Это был один из самых счастливых дней в моей жизни, любимый, — сказала она нежно.

Их счастье рухнуло совершенно неожиданно.

День клонился к вечеру. Солнце садилось, и тени становились все длиннее. Ги и Лили направлялись к дому, напевая песенку, когда вдруг заметили нескольких всадников, приближающихся к замку. Въехав за ними во двор, Ги и Лили узнали мадам Сен-Дени. Ее сопровождали вооруженные до зубов воины. Среди них был незнакомый человек, которому вдова Сен-Дени указала на Ги. Незнакомец спешился и обратился по-французски к Ги:

— Мсье Ги де Монтгомери?

— Это я, — кивнул Ги.

— Хвала всем святым! Я ищу вас больше четырех месяцев, чтобы передать послание от вашей супруги. Она намерена прибыть в Англию и привезти с собой детей. Простите за задержку, мсье. Но сначала я не мог переплыть через пролив из-за непрерывных штормов, а потом, не найдя вас в Беркхэмстеде, по совету ваших знакомых направился сюда.

— Хорошо, хорошо! — отозвался Ги с досадой, протягивая руку за свитком. — Вы можете пойти подкрепиться, а потом мы поговорим.

Ги мельком взглянул на Лили — она сидела на лошади окаменевшая и бледная как смерть. Лили не сводила глаз с мадам Сен-Дени, которая со скрытым удовлетворением улыбалась ей. В голове у молодой женщины стучало: «Этого не может быть, этого не может быть…» Она нащупала поводья, чтобы спешиться, и Ги быстро подъехал к ней, желая помочь. Лили отшатнулась от него, и боль, смешанная с укором; которую он прочитал в ее глазах, была невыносима.

Проведя гостей в зал, Ги нашел взглядом Элисон.

— Она все узнала! — прошептал он. — Прошу вас, помогите мне.

«Не стану носить его выродка», — думала Лили, пока бежала до кладовой. Плохо соображая, что делает, Лили сунула руку в кувшин, отсчитала семь ягод восковницы — такое количество требовалось, чтобы выкинуть плод, — и проглотила три штуки, но сразу же ее охватил ужас. Швырнув оставшиеся четыре ягоды на пол, она, рыдая, выбежала из кладовой.

Элисон нашла дочь в комнате. Лили исступленно плакала и осыпала проклятиями Ги; утешить ее не было никакой возможности. Она рыдала, раскачиваясь из стороны в сторону, и рвала на себе волосы.

— Я не вынесу этого, я не вынесу, лучше мне умереть! У него есть другие, законные дети. Я не хочу этого ребенка! Он предал меня. У меня ничего в жизни не осталось. Мир пуст, мне не для чего жить. Кому же теперь верить?

— Я принесу тебе питье, чтобы ты успокоилась. — Элисон обняла Лили. — Сейчас я вернусь.

Она поспешила в кладовую, достала из кувшина семь ягод восковницы, накрошила их в мед, смешав с малиновым сиропом, и быстро вернулась к Лили.

— Выпей это! — велела она.

Лили проглотила снадобье, задыхаясь от рыданий и шмыгая носом.

Попросив Рольфа заняться гостями, Гн медленно распечатал послание. Оно датировалось 31 декабря 1066 года.

«Моему мужу!

Прошло уже три месяца с тех пор, как вы отплыли в Англию, и я не имею от вас вестей. Однако до нас доходят слухи о великой победе Вильгельма и о несметных богатствах саксов, а также о том, что вы и ваши драгоценные братцы уже получили немало земель и приличную долю добытых сокровищ. Я же и ваши дети вынуждены влачить жалкое существование, ибо вы бросили нас на произвол судьбы. Посему я намерена покинуть Нормандию и пересечь Ла-Манш, дабы разделить с вами дары Вильгельма. Как только получу от вас известие, я немедленно отправлюсь в путь.

Маргарита де Монтгомери».

Ги смял послание и швырнул его на стол, потом неохотно встал. Он должен встретиться с Лили. Поднявшись наверх, он нашел ее в комнате леди Элисон. Переступив порог, Ги увидел, что жена его корчится, держась за живот, затем она упала.

— У нее выкидыш, — объяснила леди Элисон.

— Не может быть, я проглотила всего три ягоды! — отозвалась Лили.

Ги был поражен, а леди Элисон побледнела и пробормотала:

— О Боже мой! Скажи мне точно, девочка, сколько же ягод ты съела?

— Три, только три! — простонала молодая женщина.

— Ты уверена, ты не ошибаешься?

— Нет, я проглотила ровно три ягоды.

— У нее сильное кровотечение. Попробуем его остановить. Побудьте с ней, я сбегаю в кладовую.

Ги кивнул. Подойдя к Лили, он спросил:

— Почему ты это сделала?

Та с упреком взглянула на него и молча отвернулась.

— О Боже, не дай ей умереть! Уж если кто-то должен умереть, возьми меня! — страстно взмолился он.

Мгновения, пока отсутствовала Элисон, показались ему вечностью: он-то ничем, ничем не мог помочь своей любимой!

Кровотечение продолжалось три дня, и все это время Лили была почти без сознания. Наконец Элисон удалось справиться с кровотечением, и молодая женщина пришла в сознание, но почти сразу же погрузилась в глубокий сон, каким спят вконец измученные люди. На четвертый день Лили сидела в постели, когда вошел Ги. Она отвернулась, но Ги успел заметить, что нежная округлость ее лица исчезла. Скулы были так обтянуты тонкой кожей, что казалось — они вот-вот разорвут ее. Он двинулся было к Лили, но она пронзила его взглядом и проговорила страстно, но спокойно:

— Вы убили всю любовь, которую я к вам питала.

Ги долго смотрел на нее, потом с такой же страстной силой сказал:

— А вы убили моего сына, точно так же, как убили некогда своего мужа! — и вышел из комнаты.

Весь день Лили пролежала, отвернувшись к стене, а когда настала ночь, не смогла уснуть. Она чувствовала себя совершенно опустошенной и горевала об утраченном ребенке. Это будущее дитя еще недавно дарило ей столько счастья! Как мог Ги так поступить? И как она ни старалась не думать о нем, но мысли ее все чаще обращались к Ги. Лили чувствовала, что не может жить рядом с ним и видеть его изо дня в день. Это мучительно!

В тот день, когда она попыталась спуститься вниз, Ги уехал. Никто не знал, куда он отправился, видели только, что он собрал свою седельную сумку и ускакал.

Физически Лили поправлялась быстро, и спустя два дня она чувствовала себя как всегда, но в душе у нее все умерло. День за днем возводила она прочную стену между собой и окружающим миром и клялась, что отныне никому не разрешит причинить себе боль. Отныне она будет использовать мужчин, как они использовали ее. Узнав, что мать дала ей ягоды восковницы, Лили в глубине души возмутилась, решив, что леди Элисон без ее ведома хотела убить ребенка. Отношения между ними становились все холоднее, особенно с тех пор, как Лили поняла — мать знала о том, что Ги женат и что вся эта церемония в церкви была шутовской.