Средневековые Де Варенны - Дерзкая пленница

Он бросил взгляд на Лили, призывая леди Элисон не говорить об этом в ее присутствии.

— Не бойся, Лили! Без сомнения, все это сильно преувеличено. К тому же через несколько дней, максимум через неделю, наше войско доберется до побережья, и мы прогоним норманнов за Ла-Манш, откуда они явились. Тебе не придется пускать в ход кинжал, который ты носишь, дорогая сестрица.

— Ты прав, Эдвард, уличая меня в трусости. Но есть один сакс, которого я боюсь больше, чем всего проклятого нормандского войска!

Леди Элисон тут же быстро заговорила:

— Возьми любых лошадей, какие тебе нужны, только оставь Зефиру Лили и одного коня для меня, если сочтешь это возможным, и да пошлет тебе Господь удачи, Эдвард! Может статься, при следующей встрече ты привезешь нам добрые вести. Я предложила твоей матери пожить у нас, пока все это не кончится. Она совсем разболелась после того, как пришло сообщение о высадке норманнов. Мы сделаем для нее все что можем, пока ты не вернешься.

Лили поцеловала Эдварда и грустно улыбнулась. Он должен был отвести коней в Севенокс и ждать там прибытия войска.

— Эдвард, ты никогда не участвовал в битвах. Прошу тебя, постарайся, чтобы твоя безрассудная храбрость не погубила тебя. До свидания! С Богом!

И пока он не уехал, Лили не давала воли слезам.

— Лили, ступай в кладовую и принеси масла восковницы, — сказала леди Элисон. — Оно излечит эти синяки. Если твое тело в таком же состоянии, как и руки, то надо немедленно что-то делать.

Жаль, что я не подумала об этом раньше, дорогая. — Она грустно посмотрела на дочь. — Жаль, что я о многом не подумала раньше.

Когда леди Хильда прибыла в Годстоун со своей служанкой Норой, леди Элисон была поражена ее видом. Отведя Нору в сторону, она спросила тихонько:

— Как ты думаешь, можно уговорить ее лечь в постель прямо сейчас? Она очень плохо выглядит. Силы пригодятся ей в недалеком будущем. Как, впрочем, и всем нам.

— Думаю, леди Хильда будет рада прилечь. Она всю дорогу плохо себя чувствовала, — поддержала Нора хозяйку Годстоуна.

Элисон бодро проговорила:

— Пойдем, Хильда, твои покои готовы, и я уже велела развести там огонь. Я хочу, чтобы ты отдохнула. Я побуду с тобой немного, и мы поговорим. Ты расскажешь, что тебя так тревожит.

— Меня тревожит война, Элисон! Когда я была девочкой, война отняла у меня отца, теперь она хочет отнять сыновей. Это — исчадие ада! Ее ничем нельзя насытить. Я больше никогда не увижу своих сыновей живыми! — воскликнула она.

— Что за чушь! — засмеялась Элисон с уверенным видом, хотя на самом деле никакой уверенности не испытывала. — Сотни лет захватчики пытались покорить твою любимую Англию, и им это не удалось. Войско саксов непобедимо! Оно обратило в бегство норвежцев, а теперь погонит норманнов. Твои сыновья — мужчины, они сами о себе позаботятся. — Она переменила тему: — Расскажи о себе. Ты прихварываешь, да?

Хильде помогли лечь в постель. Нора укрыла старуху одеялами и принесла кружку меда.

— Знаешь, мне как-то приснился страшный сон: будто у меня в груди заноза, — сказала Хильда устало. — И с тех пор он время от времени снится мне. Сон такой живой, что я прямо чувствую эту занозу. Я ощупала себя очень тщательно, и хотя не нашла никакой занозы, но, кажется, обнаружила катыш.

Леди Элисон похолодела, но с улыбкой сказала:

— Позволь мне взглянуть, Хильда. Верно, это что-то вроде «ложной мышки». У нас у всех она появляется время от времени. Это просто кусочек хряща, он сам по себе появляется и так же таинственно исчезает.

Когда пальцы Элисон нащупали твердый комок, ее худшие опасения подтвердились, но она спокойно обронила:

— Да, как я и предполагала, это «ложная мышка».

— Какое счастье, Элисон! — отозвалась старая женщина, закрывая глаза.

— Нора, пойдем в кладовую, я дам тебе успокоительное питье, чтобы Хильда лучше спала.

По дороге в кладовую леди Элисон предупредила Нору:

— Боюсь, что дела леди Хильды плохи. Ей больно, хотя она и пытается это скрыть. Но очень скоро боль станет нестерпимой. К счастью, у меня в саду растет белый мак. Когда цветы опадают, вот как сейчас, остается семенная коробочка. Она наполнена горьким молочком. Если его смешать с медом и водой, то получается питье, которое, как по волшебству, снимает боль и дарует благословенный сон. Но предупреждаю: не добавляй больше половины унции. Как бы она ни просила.

— Это ее вылечит? — с надеждой спросила Нора.

— Боюсь, что нет.

— Понимаю, — отозвалась служанка с грустной покорностью.

Нормандские захватчики численностью от пяти до семи тысяч человек высадились на берег Англии. Вильгельм, герцог Нормандский, предусмотрительно перевез через пролив лошадей, чтобы иметь конное войско. Он осматривал временные постройки, возведенные его плотниками, когда во весь дух прискакали два его разведчика.

— Сир, мы заметили английское войско. Поначалу нам показалось, что воинов немного, но число их быстро растет.

Вильгельм выпрямился во весь свой рост — пять футов и десять дюймовnote 2.

— Где они? — страстно выдохнул он. Герцог был так уверен в неограниченности своих прав на Англию, что даже тени сомнения в успехе не возникло в его душе.

— Примерно в семи милях отсюда, сир, на северных склонах города Гастингса.

— Прекрасно! Мы обнаружили саксов тринадцатого числа, в пятницу, а это верный признак, что им не везет, — заметил он проницательно. — Собрать в мой шатер всех рыцарей и предводителей пеших отрядов! — приказал он. — Нельзя терять ни минуты!

Войдя в шатер, Вильгельм нашел там двух своих единокровных братьев, погруженных в беседу. Робер, граф Мортен, был самым красивым в семье, в то время как Одо, епископ из Байе, телосложением походил на медведя, что никак не соответствовало его сану.

— Враг обнаружен. Завтра будет битва! — коротко объявил Вильгельм.

— Стоит ли так спешить? Успеют ли наши люди подготовиться? — спросил Робер. — Лучше все проверить, чем потом сожалеть.

— Коль скоро они не готовы сейчас, они никогда не будут готовы, — твердо сказал Вильгельм. — Наши люди отдохнули. А люди Гарольда только что побывали в бою с норвежцами. И им пришлось пройти полстраны, чтобы встретиться с нами. Полагаю, что мне нет нужды описывать, в каком состоянии пребывают его войска.

— Ты так уверен в своих собственных? — прервал его Одо. — Единственный способ ведения боевых действий, известный им, — это осада крепостей. В открытом бою они никогда не сражались.

— Все решается просто, — ответил Вильгельм, — биться и выжить — или биться и умереть! — Наконец все военачальники собрались, и он многозначительно произнес: — Саксы прибыли! — Гул голосов мгновенно стих. — Завтра на рассвете мы выступаем им навстречу. Нас меньше числом, но наши воины лучше вооружены и обучены. Мы полны сил, и мы жаждем покорить эту страну. — Он сделал паузу, чтобы все хорошенько усвоили эти слова, а потом объявил: — Я готов выслушать предложения относительно плана боя.

Ответом ему был целый хор голосов. Каждый норманн горел нетерпением показать себя перед вождем. Вильгельм умел быстро принимать решения. Не прошло и часа, как план был готов. Постановили разделить войско на три части: Вильгельм, Робер де Мортен и Одо будут сражаться в центре, вместе с норманнами самого высокого звания. Правый фланг будет состоять из норманнов не столь знатных, а левый — из уроженцев Бретани.

— Мои разведчики донесли, что у саксов мало лучников. Когда они увидят, какой урон им могут нанести мои стрелки, они проклянут все на свете! — коротко засмеялся Вильгельм.

Он был тяжелый человек, многие ненавидели его и боялись, но как военного вождя уважали все.

В субботу четырнадцатого октября рассвело рано, но еще до первого света нормандское войско было построено, чтобы выслушать обращение Вильгельма. Гарцуя на своем красивом боевом коне, Вильгельм окинул горящим взором свою рать и вдруг почувствовал, как неизъяснимое волнение охватывает все его существо. Он понимал, что должен передать это волнение и воинам, должен каким-то образом вдохнуть в них свою силу, убедить этих людей, что победа — это их единственный путь. Широким жестом Вильгельм снял своя шлем и выразительно помолчал, пока приветственные крики не затихли.

— Во имя Бога, будьте беспощадны! — закричал он. — Разите врага без страха и колебаний Не останавливайтесь, чтобы подобрать трофеи! Добыча будет обильной — хватит на всех! — Голос его стал хриплым: — Тому не будет спасения, кто захочет сдаться или допытается бежать! Сакс ни за что не пощадит норманна!

Он набрал в легкие воздуха.

— Не показывайте им свою слабость, ибо они вас не пожалеют! Коль скоро вы побежите к морю, — закричал он с презрением, — саксы вас настигнут и прикончат с позором:! — Он замолчал, и прошла добрая минута, прежде чем он опять заговорил: — Бейтесь — и вы победите! — Его голос взметнулся и зазвучал мощно и звонко: — Я не сомневаюсь в победе! Мы пришли сюда снискать славу!..

Взошло солнце, и осеннее утро предстало во всей своей дивной красе. Леса полыхали оранжевым, рыжим и красным цветом… Не менее красочно выглядело и нормандское войско. Воины, уже шагавшие боевым маршем, несли деревянные щиты, украшенные разнообразными девизами и гербами.

Впереди войска ехал менестрель Вильгельма. Гордо размахивая мечом, он запел. Мало-помалу к нему присоединились все воины, и теперь войско двигалось вперед с песней.

Саксы просто ушам своим не поверили. Посыпались насмешки и проклятия, кое-кто затрубил в рог, чтобы выказать презрение норманнам. Два воинства готовы были ринуться в бой, и каждое было уверено в своей победе. Силы были настолько равны, что обе стороны очень скоро поняли: битва будет долгой и кровавой.

Наступил полдень, а бой еще продолжался, хотя норманны рассчитывали, что к этому времени уже разобьют врага. Саксы отвечали ударом на удар и сражались с таким упорством, что заставили дрогнуть противника. Предвкушая победу, воины Гарольда самовольно пошли в наступление. И сдержать их было невозможно. Но как только они прорвали ряды норманнов, с флангов ударила конница и стала громить саксов. Это дало Вильгельму время перестроить войска. Он приказал лучникам целиться выше, чтобы стрелы падали на врага, подобно смертоносному ливню. Саксы дружно подняли щиты, стараясь укрыться от этой напасти, грянувшей сверху, и тогда конники и пешие воины Вильгельма врезались в гущу наступающих. К вечеру норманны выиграли битву. Полное изнеможение вынудило их разбить лагерь рядом с полем сражения, где груды мертвых тел высились до колен.

В своем шатре Вильгельм, несмотря на крайнюю усталость, усмехнулся, взглянув на Робера де Мортена:

— Ни один из тех, кто пытался завоевать этот остров в течение сотен лет, не одержал здесь победы!

Робер выпил в его честь, а потом сказал:

— Прежде чем лечь, я должен узнать, сколько всадников я потерял.

Вильгельм посмотрел на него тяжелым, немигающим взглядом.

— Иди спать, брат. Сегодня мы выиграли битву при Гастингсе, завтра мы должны покорить всю страну!

Этельстан лежал мертвый на поле битвы; большинство его конников лежало тут же. Эдвард увидел их, когда выискивал взглядом Вулфрика. Так и не найдя его, Эдвард бросился бежать, но было поздно — его взяли в плен. С пленниками норманны обращались, как они считали, милосердно: их не лишали жизни. Эдварду отрубили кисть за то, что он осмелился поднять руку на Вильгельма.

В воскресенье пятнадцатого октября, когда Эдвард в отчаянии направлялся домой, Вильгельм собрал своих рыцарей, чтобы выработать стратегический план.

— В Дуврском порту есть хорошо укрепленный замок. Это наша первая цель. Потом двинемся на Кентербери и далее — на Лондон. Со мной пойдет половина войска. Мой брат, Робер де Морген, с четвертой частью боевых сил перекроет все подходы к Лондону с западной стороны. Остальные тоже двинутся к Лондону, но по прямому, северному, пути. Города и селения, которые вы возьмете, я даю вам в управление. При малейшем сопротивлении сжигайте их, но людей без нужды не убивайте — теперь это мой народ. Им придется заново построить себе дома до наступления зимы, что отвлечет их, заставит на время отказаться от борьбы. Если кто-то все же будет упорствовать — отрубите ему руку или ногу. Убивайте только по необходимости — я хочу сделать саксов не врагами, а верноподданными. Как только мы захватим все дороги к Лондону, страна падет. Так же, как это было в других наших кампаниях, мы соберем все ценности и сокровища, произведем подсчет и раздадим каждому его долю. Да смотрите, чтобы все было подсчитано правильно! Я не потерплю никакого воровства, даже самого мелкого!..

Глава 5

Отряд Ги де Монтгомери состоял из сорока всадников, включая двух его младших братьев — Николя и Андре. Ги было тридцать лет. Андре и Николя — двадцать и девятнадцать. Последние десять лет Ги приходилось быть для них не только братом, но и отцом. Мальчики жили очень дружно: всюду бывали вместе, все делали сообща. Беспечные, озорные, они никогда не унывали, с готовностью бросались навстречу любому, самому отчаянному приключению, и на их красивых смуглых лицах всегда играла радостная улыбка.

Ги частенько вздыхал и качал головой, глядя на братьев, хотя и сознавал, что он чересчур серьезно относится к жизни, но обстоятельства сложились так, что ему пришлось с юных лет взять на себя ответственность за всю семью. Ги был прирожденным вожаком. Его слушались, уважали, а некоторые и искренне любили, как, например, его помощник Рольф.

Ги позвал к себе братьев и Рольфа.

— Мы не пойдем ни с Вильгельмом, ни с моим славным другом Робером де Мортеном. Нам предстоит отправиться на север с тем, чтобы заявить права Вильгельма на все земли от Гастингса до Лондона. Туда двинутся и другие отряды, но мы будем действовать самостоятельно. Ближе к Лондону мы присмотрим места побогаче и возьмем их себе во владение. В тех же селениях, что встретятся нам на пути, будем забирать все ценное. Охрану нашей добычи я поручаю Николя и Андре, Дело это весьма опасное. В любой момент на нас могут напасть грабители. Если хорошо поработаете, каждый из вас получит во владение поместье. Даю вам под начало двенадцать воинов. Старайтесь держать их в узде. — Ги подмигнул Рольфу, понимая, с какими трудностями сопряжен этот совет.

Воины Вильгельма жили в нужде. Им давно уже стало тесно во Франции, которую они алчно разорвали на клочки. Опасаясь их раздражения и озлобленности, Вильгельм нашел для них страну за морем. И Ги знал, что эти изголодавшиеся люди будут набрасываться и с жадностью хватать все, что попадет им в руки: земли, сокровища, женщин…

Белолицые сакские девы с золотыми волосами очень привлекали молодых нормандских завоевателей. Они были так не похожи на черноволосых женщин их родины, у которых зачастую и кожа была желтоватой.

У жителей сельской местности конные отряды норманнов вызывали панический ужас. Всадники казались им громадными и могучими в своих кольчугах, латах и шлемах со щитками, закрывавшими нос. На огромных боевых конях, также закованных в броню, они важно ехали, подняв копья, и узкие флажки развевались на ветру. Эти люди были сильными, решительными и беспощадными, они не ведали ни жалости, ни снисхождения. При одном появлении норманнов у обитателей глухих деревушек начинали стучать зубы от страха. В таких затерянных поселениях норманнам достаточно было просто заявить: «Вильгельм, герцог Нормандский, объявляет Англию своим суверенным владением». После того как жители приносили клятву на вассальную верность, у них бесцеремонно отбирали все, что представляло какую-нибудь ценность, и, разумеется, насиловали приглянувшихся женщин. Когда же на пути попадался город, оказывавший вооруженное сопротивление, норманны, захватив era, грабили и поджигали дома, убивали или увечили его защитников.

Конь сам нашел дорогу к конюшням Годстоуна. Эдвард попытался слезть, но упал с седла и потерял сознание. Человек, стороживший конюшню, сначала не узнал юношу — настолько ужасен был его вид. Уже давно перевалило за полночь, но как только сторож понял, кто перед ним, он тут же помчался в господский дом. Срочно послали за леди Элисон.

— Отнесите его наверх, в самый дальний покой, — приказала слугам леди Элисон. — Спасибо, теперь я управлюсь сама. Возвращайся в конюшню и никому не говори, что он вернулся, — предупредила она конюха.

Потом подошла к опочивальне Лили и тихонько •постучала в дверь.

— Лили, мне срочно нужна твоя помощь. Надень теплое платье, разбуди кого-нибудь из слуг и пошли на кухню вскипятить воду. Я возьму свою шкатулку с притираниями и снадобьями. Приготовься, Лили. Вернулся Эдвард — ему отрубили руку.

Леди Элисон исподтишка взглянула на дочь, когда они приблизились к молодому человеку. Ее тревожило, справится ли Лили с первым в ее жизни глубоким потрясением. На Эдварда было страшно смотреть: прекрасные волосы и борода были покрыты кровью и грязью. Культя обрубленной руки воспалилась и кровоточила, а в тех местах, где прижигание не помогло, гноилась. Лили нежно коснулась его лба.

— У него жар, матушка.

— Да, я напою его отваром ромашки. Подай мне вон тот зеленый бальзам из кандыка, он очень полезен при воспалении ран. Помоги мне раздеть его.

Они стали снимать с Эдварда кольчугу и кожаную тунику. Он приподнялся, взглянул на них безумными, лихорадочными глазами и попытался сопротивляться, но силы его скоро истощились, и он, потеряв сознание, упал. Вошла Эдит с горячей водой, и они стащили с него поножи и штаны. Тело Эдварда было мертвенно-белым и казалось безжизненным.

— Я омою его матушка, — спокойно сказала Лили. — Он приехал один? Что-нибудь говорил

— Он был один. Другие, возможно, приедут следом. Нет, он еще не сказал ни слова. Я поместила его сюда, в эту дальнюю комнату, чтобы не потревожить леди Хильду. Не говори ей пока ничего: она в таком плохом состоянии, что не выдержит потрясения.

Леди Элисон перевязала культю. Лили и Эдит сменили на постели белье и осторожно укрыли Эдварда меховыми одеялами. Он забормотал что-то, а потом несвязно выговорил:

— Все погибли… все погибли… поле мертвых… зарублены, убиты…

Скоро он успокоился.

— Ступай к себе, дочка, отдохни. Утром, когда он проснется, твое присутствие будет для него целебным. И потом завтра нам придется многое решить.

Когда заря окрасила небосвод розовым светом, леди Элисон тихо вошла к Лили:

— Эдвард проснулся и чувствует себя лучше, хвала Господу! Но он принес страшную весть. Милорд Этельстан убит. Эдвард видел это собственными глазами.

Лили прижала руки к губам, чтобы удержать крик ужаса.

— Погибли и все наши воины. Вулфрик тоже мертв. Мы с тобой овдовели в один день.

У Лили бешено заколотилось сердце и голова пошла кругом. Она одновременно испытывала и чувство горестной утраты, и большое облегчение. Это так поразило ее, что она в замешательстве потрясла головой. «Как это я могу сразу чувствовать и горе, и радость? — в смятении подумала она. — Как будто во мне живут два разных человека».

— Мы даже не можем перевезти их домой и похоронить. Все саксы либо мертвы, либо бежали на север, и Эдвард говорит, что силы норманнов несметны и они двигаются очень стремительно. Остановить их невозможно. Думаю, Лили, они уже близко. Разбуди всех женщин, всех служанок. Пусть соберутся в зале. Мне надо поговорить с ними.

— Матушка, как вы себя чувствуете? — с тревогой спросила Лили.

— Я буду горевать потом — сейчас для такой роскоши нет времени.

Выйдя к домочадцам, леди Элисон подняла руку, призывая к молчанию.

— Слушайте меня внимательно! Король Гарольд убит в сражении при Гастингсе! Норманны пришли, чтобы покорить нас. Хозяин Годстоуна погиб, и все мужчины, что были с ним, тоже. Ваши отцы и мужья мертвы. Враги уже близко. Они убивают, грабят, сжигают дома. У нас есть только одна возможность спастись, и та очень зыбкая. Я намерена сдать норманнам это поместье и просить их о милосердии.

— Но нас изнасилуют! — воскликнула одна из девушек.

— Это будет наименьшая беда, милая, из всего того, что может с вами случиться, — выразительно произнесла леди Элисон.

— Саксы умеют насиловать не хуже, чем норманны! — усмехнулась Лили, сжав кинжал, висящий у нее на поясе.

— Убери свой кинжал, Лили! — приказала мать. — Так вот! Они — мужчины! И они хотят поработить нас! Но они забыли, что это женщина всегда покоряет мужчину! Нам очень повезет, если мы сумеем остаться в живых. Да, мы лишимся всего, у нас ничего не будет, кроме жизни. Но этого достаточно! Умные женщины во все времена превращали мужчин в своих рабов. И я надеюсь, что каждая из вас сумеет доказать это. Не нужно никакого вероломства. На мед поймаешь больше мух, чем на уксус. Я сделаю для вас все, что смогу. Остальное в ваших руках. Я пойду в деревню и сама поговорю с крестьянами. Мы не поднимем на них оружие. Никакого отпора они здесь не получат! Да и, честно говоря, разве для крестьян что-нибудь изменится, когда у них будут новые хозяева? Разумеется, если эти хозяева не причинят им вреда.

Подле Лили плакала Эдит, а юная Роза кидала вокруг испуганные взгляды, словно готовясь к бегству.

Эмма сжала руками грудь и прошептала:

— Убиты? Все наши мужчины убиты? Не может быть! Прошу тебя, Боженька! Нет! Нет! Марк! Марк! Не умирай, прошу тебя! Не оставляй меня одну! — С ней началась истерика.

Леди Эдела подошла к Лили и тихо сказала:

— Надо увести дам, а то, глядя на них, и служанки ударятся в панику.

Лили собрала всех дам и мягко сказала:

— Ступайте в большую комнату, обсудим все в своем кругу.

Лили была удивительно спокойна. Ее тревожило лишь сознание того, что в данных обстоятельствах это ненормально. Однако она почувствовала облегчение, когда увидела, что и леди Эдела, как ей показалось, сохраняет полное присутствие духа, хотя положение ее такое же, как и у Эммы: она тоже потеряла своего мужа, Льюка.

— Они будут пытать нас. Они распнут нас на кресте! Они вспорют нам животы! — выкрикивала Эмма.

Лили резко ударила ее по лицу.

— Прекрати, Эмма! Нужно подумать, нужно составить план действий. Возьмите себя в руки, — обратилась она к Эдит и Розе. — Хватит рыдать! Они пришли одни. С ними нет женщин. Им понадобится то же самое, что и всем мужчинам. Чтобы им готовили еду, стирали, чинили одежду… — сказала Лили, отчаянно пытаясь придумать, чем еще они могут быть полезны.

Эмма перестала голосить.

— Ты считаешь, что они пощадят нас, потому что мы женщины? — недоверчиво спросила она.

— Мы должны на это надеяться. Иначе мы все сойдем с ума!

Эмма, казалось, несколько успокоилась, но Эдела, до сих пор хорошо владевшая собой, вдруг вся затряслась.

— Боже милостивый, они нас изнасилуют! Известно, что такое воины, когда у них долго нет женщин!

— Эдела, я думаю, не стоит говорить об этом при Розе и пугать невинную девушку.

— Зачем я противилась Уолтеру, — рыдала Эдит, — я виновата перед ним! Я не позволила ему, а теперь он… убит!

Лили поняла, что пора переходить от слов к более действенным средствам.

— Да, Эдит, они все убиты, и мой отец в том числе, но я прошу тебя, вытри слезы. Может, твоя жизнь зависит от твоего хорошенького личика. Не порть же его слезами, мужчины их не выносят, — сурово сказала она. — Вспомни, ты же сама бранила меня, когда я чего-то боялась! В конце концов, норманны — всего лишь мужчины. Пойдем выпьем хмельного меда!

Леди Элисон обвела взглядом крестьян. Они стояли семьями и испуганно жались друг к другу. Свинопас с женой и детьми, пастух, пасший быков, со своей семьей, Эдгар, овчар, с Мей и двумя детьми. Чуть поодаль те, кто пахал землю и выращивал хлеб. Все они были охвачены страхом перед неведомым.

— Я знаю, вы обеспокоены тревожными слухами, которые доходят до вас! Поэтому я и пришла. Лорд Этельстан и наши воины пали в битве. Я не стану вам лгать. Нам всем грозит серьезная опасность, и поэтому мы должны помочь друг другу. Нормандские захватчики очень близко. Если мы не окажем сопротивления, мы можем спастись. Я намерена отдать им Годстоун. В ваших хижинах враги не должны обнаружить никакого оружия. Коль скоро вы восстанете против них, вас убьют! Если же вы подчинитесь и будете хорошо работать, я думаю, в вашей жизни особых перемен не произойдет.

Леди Элисон почувствовала, как в ней нарастает страх, но тут же подавила его, чтобы он не передался — крестьянам. Мысленно она помолилась о том, чтобы слова, произнесенные ею с такой уверенностью, оказались не очень далеки от истины.

Спокойствие леди Элисон лишь немного утишило страхи крестьян. Они боялись норманнов, как чумы. Многие прямо сейчас, не дожидаясь этих , чудовищ, убежали бы в леса, но их останавливала другая опасность: любой человек, обнаруженный в лесу, считался вне закона, и каждый мог убить его совершенно безнаказанно. В этом отчаянном положении у крестьян оставался только один выход — молиться. И они молились. А чтобы вдвойне обеспечить себе божественную защиту, ходили также к Мораг, покупали у нее амулеты и талисманы, просили поворожить. Дела у Мораг никогда еще не шли так хорошо. Она трудилась день и ночь, чтобы успеть обиходить всех страждущих. Приходилось чуть ли не умолять ее, и Мораг была завалена едой, дровами и прочими нужными ей вещами. Но вот беда! Она не испытывала прежнего удовольствия, дурача соседей, ибо ее и их благополучие были тесно связаны. Как никогда в жизни, Мораг хотелось, чтобы на самом деле существовала такая ворожба, которая могла бы держать в страхе злые божества.

Во всем поместье нашелся только один человек, дерзнувший не мириться с врагом. Он считал, что лучше жить под открытым небом, в запретных лесах, чем склонить голову перед норманнами. Этим человеком был Морган. Решив бежать, он тут же отыскал Фейт, надеясь, что убедит ее присоединиться к нему. Ну, а если нет, то пусть ветер судьбы несет его одного.

— Фейт, я сегодня ухожу из деревни. Я возьму с собой только лук и стрелы — я их сам потихоньку сделал — и тебя, коль ты мне доверяешь.

Он обнял девушку.

— Я боюсь, Морган! — прошептала она, глядя на него широко распахнутыми глазами.

— Я знаю, любимая. Ты боишься остаться и боишься уйти. Но учти, если ты останешься, тебя убьют, или изнасилуют, или замучают. А нет — так все равно ты будешь рабой. Пойдем со мной, и вместе испытаем судьбу. Разве недолгая жизнь на свободе не лучше пожизненного рабства? — спросил он.

Она не могла с ним не согласиться.

— Не пойдешь со мной — уйду один! — решительно сказал Морган.

Фейт не представляла себе жизни без Моргана. Если бы он остался с ней в Годстоуне, она примирилась бы с рабством — ведь они могли бы проводить ночи в объятиях друг друга. Но если у нее и это отнимут, тогда — ее жизнь станет горше полыни, и лучше умереть.

— Я пойду, — прошептала она, словно заразившись его отвагой.

Морган понял, что надо действовать, пока Фейт не передумала.

— Давай уйдем сейчас, — сказал он и повлек ее за собой в дубовую рощу. Там, в расщелине старого дуба, поврежденного молнией, у него были спрятаны самодельный лук и стрелы.

— А что же мы будем есть? — вдруг сказала она. Морган усмехнулся.

— Не беспокойся. Я поймаю кролика в силки, и мы поджарим его на костре. Я часто делаю так — что голодным-то ходить! — признался он.

Они углубились в лесную чащу. Фейт в ужасе жалась к руке Моргана: лес казался ей темным и зловещим. Но время шло, глаза привыкали к сумраку, а вокруг царила успокоительная тишина. Морган поймал кролика, как и обещал, и у них слюнки потекли при виде душистого темного мяса. Набрав папоротника, они сложили его под широкими ветвями ели. Морган развел костер и привлек Фейт к себе. Он долго ласкал ее, пока тело ее не расслабилось и она не начала отзываться на его ласки. Никогда они не были так близки к райской жизни.

Леди Элисон понимала, что норманны убьют Эдварда, если обнаружат его в замке, поэтому она решила перевести юношу в какую-нибудь крестьянскую хижину. Зашив длинный рукав крестьянской рубахи у обрубка руки — так не будет заметно, что рана свежая, — леди Элисон озабоченно спросила:

— Эдвард, у тебя хватит сил подняться?

Лицо его исказилось.

— Кажется, лихорадка прошла, миледи. Я не хочу, чтобы вы или ваши крестьяне подвергали себя опасности из-за меня. Я вернусь домой в Окстед и отдамся на волю судьбы.

— Эдвард, мы и так все в опасности. И обитатели Окстеда в том числе. Прости, что тебе придется жить в крестьянской семье, но я полагаю, это самое безопасное место.

— Если вы хотите, чтобы я остался в Годстоуне, я останусь, но, прошу вас, не нужно извиняться, леди Элисон. Я не вижу ничего ужасного в том, что буду жить с крестьянами.

Ее брови приподнялись в легком удивлении.

— О Эдвард, но их жизнь очень сильно отличается от той, к которой ты привык. В хижинах крестьян всего одно помещение, они там и стряпают, и едят, и спят. Уединиться там невозможно. Очаг у них открытый, обстановка убогая, нет даже окон — свет проникает через дверь.

— Этого вполне достаточно, — сказал он успокаивающе.

Леди Элисон провела Эдварда мимо длинного ряда построек туда, где жили Эдгар и Мей.

— Мей, я хочу, чтобы лорд Эдвард пожил в твоей хижине некоторое время. Я буду приходить каждый день — перевязывать ему рану. Я прослежу, если это будет в моей власти, чтобы тебе выдавали побольше продуктов, и твои дети не будут голодать. Я хочу, чтобы норманны приняли его за пастуха. Если они узнают, что лорд Эдвард воин, — его убьют. Постарайся относиться к нему не как к господину, прошу тебя. Иначе ты сразу привлечешь к Эдварду внимание. Обращайся с ним так, словно он твой сын. Я понимаю, что слишком обременяю тебя, но у меня нет другого выхода.

Мей преклонила колено.

— Я сделаю для молодого лорда все что смогу, миледи.

— Да благословит тебя Бог за твою доброту, — сказала Элисон.

Пока Эдвард знакомился с Эдгаром и благодарил его за гостеприимство, Эдвина сидела, как заговоренная. Прямо чудо! Вот он — прекрасный рыцарь, бог, спасший ее брата от верной гибели. Он останется здесь, у них в хижине. Она столько мечтала о нем, и вот ее мечты сбылись! Сердце ее заколотилось так быстро и, как ей показалось, так громко, что она испугалась, как бы это не услышали все. Тогда они все поймут! Она покраснела — впервые в жизни.