Глава 1

Лили услышала возбужденные крики: «Всадник, всадник! К нам едет всадник!» Голоса доносились со сторожевых башен и повторялись эхом во дворе. Приподняв подол льняного платья выше щиколоток, Лили поспешила вниз, в большой зал. Глаза ее сверкали в ожидании гостя. Возможно, он привез новости, и теперь, наконец, кончится это бесконечное, томительное ожидание великих событий. Все только и говорят о них. Но время идет, а ничего не происходит. «И похоже, не произойдет!» — заключила свои размышления Лили, выходя из дверей зала на мягкий солнечный свет последнего августовского дня 1066 года от Рождества Христова. По мере того как сообщение распространялось из уст в уста, двор заполнялся людьми, и Эдвард, молодой сакс восемнадцати лет, въехал верхом в толпу. Его глаза быстро отыскали Лили, и молодые люди приветливо улыбались друг другу, пока юный гонец передавал конюху своего усталого коня.

— Какие вести, Эдвард? — спросила Лили, затаив дыхание.

— Никаких захватчиков, если ты это имеешь в виду. Но все же новости есть. И они касаются тебя, — сдержанно ответил он, и глаза его помрачнели. — Пойдем, я привез леди Элисон послание от твоего отца. Ты скоро обо всем узнаешь.

Леди Элисон, матушка Лили, уже поджидала их у дверей.

— Принеси Эдварду рог с элем, милая, — приказала она молоденькой служанке.

Эдвард протянул пожилой леди свиток, невольно задержав на ней взор. Он всегда восхищался этой женщиной. Леди Элисон была невысокого роста, темноволосая, несколько полноватая и не такая красивая, как дочь, но в ее облике было что-то королевское: величественная осанка, суровая властность — одного ее гневного взгляда было достаточно, чтобы человека бросило в дрожь. Избегая вопрошающих глаз Лили, Эдвард смотрел, как пальцы леди Элисон, украшенные множеством прекрасных колец, сорвали печать с письма. Она так быстро окинула глазами пергамент, что Эдвард, пивший эль, еще не успел осушить свой рог, мастерски сделанный наподобие настоящего бычьего и имевший форму полумесяца.

— Милорд Этельстан жалуется, что дозор, который они несут, — очередная глупость короля Гарольда, — сказала леди Элисон, обращаясь к Лили. — За все эти долгие недели не было замечено ни одного норманна, а припасы у милорда на исходе. Отец сообщает, что они вернутся через неделю, чтобы успеть к сбору урожая. По-видимому, домашние дела больше волнуют его, чем опасность вторжения норманнов.

Леди Элисон была несколько удивлена тем, что муж велел ей заняться приготовлениями к свадьбе Лили со старшим братом Эдварда, Вулфриком, который сейчас был вместе с ним в дозоре на побережье. Хотя помолвка состоялась два года назад, Лили уклонялась от брака с Вулфриком. Леди Элисон знала, что дочь предпочитает Эдварда, молодого, учтивого, с любезными манерами. Она взглянула на прекрасную пару, стоящую перед ней. У Эдварда были красивые белокурые волосы, доходящие до плеч, тонкие усики и золотистая мягкая бородка. Перед внутренним взором леди Элисон возник образ Вулфрика. Ничего общего! Полная противоположность брату: жидкие рыжие волосенки, клочковатая борода, какая-то бочкообразная фигура и эти отвратительные, грубые замашки. Но он сильный и храбрый и будет надежным защитником их дочери. Вулфрик не беден: ему принадлежит ближайшее поместье — Окстед. Леди Элисон вздохнула и отложила письмо в сторону.

— Ваша матушка, верно, ждет не дождется вас, Эдвард. Я признательна вам за то, что вы приехали сначала в Годстоун. — Она поднялась. — Не задерживай его особенно, Лили. Разве только вы пожелаете отобедать с нами?..

— Благодарю, леди Элисон, но я должен сообщить матушке о том, что мужчины вернутся к сбору урожая… И другие вещи, — нескладно отказался Эдвард.

Лили встала и пошла вместе с ним к двери. Сто вопросов вертелось у нее на языке, но она знала, что мать ей все расскажет в свободную минуту.

— Завтра, пораньше, — шепнул Эдвард. — Возьмите своего кречета, и мы поедем поохотимся.

Лили быстро кивнула, и он ушел.

— Что там в письме, матушка? Это имеет отношение ко мне, не так ли? — Брови девушки тревожно приподнялись.

— Отец желает, чтобы твоя свадьба состоялась после жатвы, без дальнейших отлагательств.

— О нет! — прошептала Лили. — Матушка, разве это так необходимо? — умоляюще спросила она.

— Коль скоро милорд Этельстан так повелел, дочка, говорить не о чем. Но я все же спрошу руническиеnote 1 камни и посмотрю, что сулит будущее.

Лили пошла следом за матерью наверх, в светлую, солнечную комнату, где обычно ткали ковры. Леди Элисон достала из сундука странные, необычной формы камни, разложила их перед собой и долго, сосредоточенно смотрела на них. Наконец она сказала:

— Тут много такого, чего я не понимаю. — Она потрясла головой, отгоняя темные образы, и решила хранить увиденное в тайне. — Тем не менее, одно ясно вполне: свадьба состоится. Это предопределено, Лили. Ты знаешь, что руны никогда не лгут, стало быть, бесполезно упорствовать.

Глаза дочери стали несчастными и умоляющими, и леди Элисон обняла девушку за плечи, стараясь ее утешить.

— Ну-ну!.. Когда я прибыла из Франции, чтобы выйти замуж за твоего отца, я была в ужасе, но ведь все получилось не так уж и плохо. Тебе просто придется переехать в другое поместье. Замок Вулфрика почти такой же, как наш, и ты будешь там полновластной хозяйкой.

— Простите, матушка, я, верно, кажусь вам неблагодарной. Пусть будет так. Вы столько раз наставляли меня, учили, как мне должно поступить, и всегда оказывались правы.

Смирение убило надежды, и легкая походка девушки утратила вдруг обычную стремительность, когда она пошла к себе, чтобы побыть одной. В комнате было жарко. Лили сняла покрывало с головы и льняную тунику и провела пальчиком по шитью, которое украшало ее ворот и подол. Оставшись в тонком платье, она подошла к высокому сундуку и налила в чашу холодной воды. Капнув в нее для запаха несколько капель розовой воды, Лили умыла лицо и руки. Волосы цвета червонного золота упали ей до колен, и она рассеянно откинула их со лба. Из груди ее непрестанно вырывались вздохи.

«Что, если захватчики появятся на следующей неделе, и будет большая битва? Что, если Вулфрика убьют?» Она содрогнулась от этих греховных мыслей.

В дверь тихонько постучали, и вошла Эдит, молоденькая служанка Лили.

— Не пожелаете ли, миледи, чтобы я помогла вам прибрать волосы к ужину?

— Да, пожалуйста, Эдит. Если заплести косы, может, мне будет не так жарко. — Лили взяла гребни. — Я буду плести с одной стороны, а ты с другой. Эдит, — начала она осторожно, — ты помолвлена с Уолтером, одним из рыцарей моего отца. Ты его любишь?

— Да, миледи. Когда он вернется, мы должны пожениться.

— Тебя не пугает мысль о замужестве, Эдит? Девушка хихикнула:

— Конечно, нет! Он, в конце концов, всего лишь мужчина, и я больше не могу сдерживать его.

— Ты всегда говорила ему «нет»?

— Мне бы очень хотелось сказать «да». Но вдруг я произведу на свет ребенка до свадьбы! Вы же знаете, что сделает со мной госпожа ваша матушка, — засмеялась она.

Лили вспыхнула от таких вольных речей Эдит.

— А если бы ты не любила того, за кого должна выйти? Ты могла бы разделить с ним ложе?

Девушка пожала плечами.

— Ага, и нашла бы красивого любовника, как только муж отвернулся бы!

Впервые за все это время Лили рассмеялась.

— Ну давай, нужно поторопиться! Не подобает говорить об этом.

Тем не менее, она подмигнула девушке, когда та подала ей тунику, а потом быстро опоясала бедра золотым филигранным поясом и накинула на голову свежее покрывало. Затем сошла в зал. Там собрались одни только женщины. Все мужчины-воины несли дозор вместе с лордом Этельстаном. Лишь несколько старых слуг и мальчиков-пажей прислуживали за столом. В поместье остались также холопы, которые никогда не ходили с лордом в военные походы, так как не были обучены воевать. Но все они трапезничали не в большом зале, а в своих скромных хижинах, у своих очагов.

Эдгар и Мей жили вместе, как муж и жена, вот уже много лет. Хотя Мей и производила на свет по младенцу в год, выжили у них только одна девочка и один мальчик. Эдвина достигла того возраста, когда ее мог выбрать один из молодых холопов, и тогда она познает такую роскошь, как собственная хижина. Юный Эдгарсон, всего десяти лет от роду, все еще был озорником, его переполняла мальчишеская энергия.

Эдгар пас огромное стадо овец вместе с другими пастухами, и сегодня Мей кормила свое семейство сочной тушеной бараниной. Мясо они ели не каждый день, но когда какую-нибудь овцу приходилось прирезать, пастухи тут же делили ее между собой. Они не давали друг другу клятвы хранить это в тайне. В том не было нужды: все знали, что смертью карается воровство. За убийство же наказание куда легче.

Эдгарсон, стащивший из сада несколько груш, протянул одну из них своей сестре Эдвине и впился зубами в другую грушу — сок потек по его подбородку.

Эдгар, разгневавшись, толкнул сына так, что тот полетел через всю комнату.

— Не смей красть! Сколько раз тебе повторять? Эдгарсон поднялся и ухмыльнулся. Эдгар набросился на жену:

— Ты чересчур мягка с парнем! Мало его порешь! Мей в отчаянии заломила руки:

— Да что же это такое! Я хотела, чтобы ты стал конюхом, выучился ходить за лошадьми! А ты целыми днями шляешься по этим проклятым лесам! Не боишься ни зверя, ни человека, ни дьявола! — воскликнула она и притронулась к маленькому мешочку соли, который носила на поясе для защиты от злых духов.

Эдгар пугливо осмотрелся. Этой ночью была его очередь сторожить овец, чтобы уберечь их от волков. Но боялся он не волков, а темноты. Ночи, проведенные им вне дома, всегда были полны ужаса: ведь в лесах и в продуваемых всеми ветрами горах обитают эльфы, всякие чудовища и другая нечисть. Все крестьяне носят амулеты, чтобы защититься от нее. Многие страшатся даже пчел. Правда, Мей и Эдвина не боялись их. Они ухаживали за фруктовым садом, где были сотни ульев, и собирали мед — единственное лакомство, которое они знали. Перебродив, мед превращался в питье, сладкое и вкусное. С их работой была связана только одна опасность — медведь, «мишка», как они называли его, которому тоже иногда хотелось побаловать себя медом. К пчелиным же укусам Мей и Эдвина уже привыкли.

Эдгарсон поднял входной полог хижины, обмазанный глиной, смешанной с соломой, и исчез. Мей перекрестилась, а потом сделала языческий знак-оберег.

— Он даже темноты не боится! — проворчала она.

Вдруг мальчишка опять появился:

— Идите быстренько, гляньте! На небе огонь!

Второй раз за этот день поместье огласилось криками; все его обитатели высыпали из домов — и вдруг замерли. Они увидели, как огромный сверкающий шар перечеркнул небо. Опомнившись, люди в страхе стали осенять себя крестным знамением; поднялся невообразимый гвалт — каждый пытался объяснить, что это значит… И только леди Элисон молчала, пристально глядя в небеса. Она уже поняла ужасный смысл этого предзнаменования.

Лили быстро пробежала вдоль соколиных и ястребиных клеток, взяла своего кречета, сидевшего на жердочке, и сняла со стены путы и колпачок. Хотя час был ранний, сквозь оконца, расположенные высоко в стене, било солнце, обещая, что день будет жарким. В конюшне Лили нашла Эдварда, который уже седлал ее кобылу Зефиру. Они проехали через фруктовый сад и спустились к лугам. Им вслед с беспокойством смотрел конюх. Он знал, что не должен был разрешать леди Лили ездить одной в обществе молодого лорда, но разве у холопа есть какая-нибудь власть над господами?..

Эдвард отпустил своего сокола, и тот умчался на поиски лесного голубя. Лили подняла руку, и ее кречет взлетел на верхушку высоченного бука.

— Его нужно приманить обратно.

Эдвард позвал кречета, но птица, отлетев, уселась на другое дерево, еще дальше.

— Он не очень-то хорошо обучен. — Молодой человек нахмурился.

Его собственный сокол покорно вернулся на зов, и Эдвард положил в сумку, притороченную к седлу, лесного голубя.

Глядя, как ее птица летит в солнечных лучах, Лили отозвалась:

— Не важно! Пусть летит. Если ему хочется свободы, я не стану его удерживать. Хотелось бы и мне улететь вслед за ним.

Эдвард приблизился к ней:

— Лили, мне тоже все это не по душе. Вулфрика с твоим отцом водой не разольешь. Они даже живут в одной палатке и, без сомнения, строят планы относительно тебя.

Лили спешилась; он тоже, посадив своего сокола на седло и пустив коня на волю, в высокие травы. Лили, хотя и знала, что не должно Эдварду видеть ее волосы, сняла с головы покрывало и прислонилась к дереву. Взяв прядь ее волос, Эдвард поднес ее к губам.

— О Лили! Я думаю о тебе и днем, и ночью!.. Она повернулась к нему; в ее блестящих зеленых глазах стояли слезы. Эдвард обнял ее и поцеловал в губы. Она вернула ему поцелуй, и его объятия стали настойчивее. Эдвард и раньше целовал Лили, но такого еще не было. Несколько раз по случаю праздника целовал ее и Вулфрик, но ей всегда удавалось избегать его заигрываний.

— О Эдвард! Если бы я могла выйти за тебя, я бы не боялась.

— Милая, я не вынесу этого! Каждый день видеть вас вместе — у меня сердце разорвется! — Его руки скользнули к ее грудям. — Лили, ляг со мной, ляг со мной сейчас, прошу тебя!

Глубоко потрясенная, она тут же вырвалась из его рук. У саксов высокородных девиц воспитывали в благонравии и целомудрии. И честь была превыше всего.

— Я не могу, Эдвард! Ты не должен просить об этом.

— Но раз мы любим друг друга… Лили, позволь мне быть первым! — умолял он.

— Нет, Эдвард, я не могу отдать тебе то, что обещано другому.

Она бросилась к своему коню и, взлетев в седло, помчалась домой так, словно за ней гнался сам сатана.

Проницательная леди Элисон сразу заметила, как пылает лицо Лили. «Интересно, что эта парочка натворила?» — подумала она, а вслух сказала:

— Лучший способ занять свою голову и руки — это работа, поверь мне. На следующей неделе нужно сделать великое множество дел. Пока ты тешилась охотой, я велела ткачихам заняться теми коврами, что натянуты на станках в большой комнате. Когда ты выйдешь замуж за Вулфрика, возьмешь их себе, для своего зала. Мать Вулфрика всегда завидует моим коврам: ничего похожего у нее нет, уверяю тебя. Пойдем наверх, взглянем на них.

Лили и леди Элисон поднялись в большую комнату. Их встретили громкое щебетание и смех работающих там женщин.

— Леди! — негромко, но внушительно произнесла леди Элисон. Шум мгновенно смолк. — Лорд Вулфрик и леди Лили вступят в брак, как только закончится жатва, а посему к этому сроку ковры должны быть готовы, чтобы новобрачная могла взять их с собой в Окстед. Лили! Позови двух-трех девушек — пусть они помогут тебе с нарядами. Конечно, у тебя много красивых платьев, но когда ты разберешь их и отдашь кое-что этим леди, тебе понадобятся новые. Наряды для женщин — главная радость. Пускай Роза вышьет их по краям жемчугом. Ей нет равных в этом искусстве. А у Эдит пальцы становятся просто волшебными, когда она шьет золотом и серебром.

Леди Элисон вышла, усадив за работу всех, в том числе и Лили. Разговор тут же пошел о свадьбах.

Леди Элисон вызвала двух старших слуг и отправилась в кладовую. Вести такое большое хозяйство — значит быть постоянно в трудах и заботах. Она отвечает за все, что происходит в их поместье. «Я должна заниматься действительно важными вещами, пока мужчины играют в свои глупые игрушки — войны. В этой жизни все серьезное ложится на плечи женщины…» — уныло размышляла она.

— Милорд вернется через четыре-пять дней. Скажите тем, кто пасет свиней, быков, коров, овец и коз, что нам понадобится от каждого по паре животных на забой. Распорядитесь, чтобы к возвращению мужчин все было готово для жатвы. Этой осенью мы устраиваем особо пышное празднество в честь свадьбы моей дочери. Когда пойдете мимо молочной, велите прислать ко мне одного из сыроваров.

Ей нужно также послать женщин в сад на сбор фруктов, а потом присматривать за тем, как их будут заготавливать на зиму. Надо еще найти время для того, чтобы собрать травы и приготовить из них снадобья — бальзамы, отвары, притирания… Она следит за здоровьем каждого ребенка и каждого цыпленка в своих владениях… Вернутся мужчины, начнется охота на дичь, вепрей и оленей. Ее муж примется делать запасы вина и эля…

А Лили в это время была поглощена выбором тканей для новых нарядов.

— По-видимому, я буду шить платья и плащи из бархата. В Окстеде во всех покоях играет ветер, а зима впереди долгая.

— Миледи, я бы предложила черный бархат. Он чудесно оттеняет ваши золотые волосы.

— Ну, Роза, ведь волосы у меня постоянно скрыты покрывалом, — возразила Лили.

— Но только за пределами опочивальни, миледи. Лорд Вулфрик будет их видеть. А вы сможете носить черный бархат поверх белого или красного. Это будет изумительно!

Лили задумалась.

— Черный я оставлю матушке, он мне слишком напоминает траур. Может, пурпурный бархат поверх бледно-лавандового платья?

— Ах да, и еще вам нужно что-то зеленого цвета, он просто дивно подходит к вашим глазам и подчеркивает красные отсветы в ваших волосах.

— Ой, а мы сможем сделать не узкие, а свободные рукава, на новейший манер? — спросила Лили, уже воображая себя в новых нарядах.

Когда вернулась леди Элисон, она обнаружила, что девушки все еще спорят: каждая отстаивала свой любимый цвет — синий, персиковый, желтый…

В поместье лорда Этельстана жили жены и дочери его воинов. Леди Эдела была рада, что ее муж ушел в дозор. У нее был нежный нрав, и искусству ублажать мужа она предпочитала шитье платьев. Леди Эмма, напротив, очень скучала по мужу и считала дни, оставшиеся до его возвращения. Когда рядом не было мужчины, она чувствовала себя беззащитной, и ей чего-то не хватало. Ее снедала тревога: не случилось ли что-нибудь с мужем! Она тщетно отгоняла мысли о войне. К тому же Эмма опасалась, что муж оставил ее в положении, и решила наведаться к Мораг. Мораг — сморщенная старуха. Она живет одна и знает все премудрости старой, языческой веры. Мораг — дочь колдуна, и идет молва, что она сама ведьма. Мораг занимается гаданием по звездам, заговорами, толкованием снов и готовит разные зелья. За это селяне платят ей белками или кроликами, которых ловят в силки.

— Леди Элисон, позвольте мне удалиться? Я плохо себя чувствую, — просительно обратилась Эмма к своей повелительнице.

— Конечно, Эмма, — милостиво ответила та.

Леди Элисон предпочла бы, чтобы Эмма доверилась ей. Она знала все о лечении травами, но нет, эта женщина пойдет к старой ведьме и получит какое-нибудь вредное снадобье, которое вызовет у нее страшные спазмы. «Ну что ж! Не могу же я одна исправить этот мир!» — с грустной усмешкой подумала леди Элисон.

Эмма поспешила к покосившейся хижине, стоящей на самом краю деревни. Ей хотелось вернуться засветло. Возле хижины топтался какой-то человек.

— Что, Мораг занята? — спросила Эмма у крестьянина.

— Входите, входите, миледи! Я жду своего мальчонку. Он сильно заикается. Вот пришли, чтобы Мораг помогла.

Эмма подняла полог и юркнула внутрь. Мораг в этот момент наставляла бедную женщину:

— Вскипяти вот это в дождевой воде. И пусть он все выпьет из колокольчика.

Это озадачило женщину.

— Да где же я возьму колокольчик, Мораг?

— Дуреха! — возмутилась Мораг. — Твой мужик пасет коров. Возьми коровий колокольчик!

Женщина протянула ей две маленькие пшеничные лепешки в качестве платы за лечение и торопливо вышла.

Пронзительные глаза Мораг не мигая смотрели на Эмму из-под капюшона.

— У вас опять задержка.

Это было скорее утверждение, чем вопрос. Эмма кивнула, изумившись проницательности Мораг. Сняв со стола плетеную сумку, Мораг порылась в ней и вытащила какой-то корень.

— Разломайте этот корешок на мелкие кусочки, потом сварите в медовухе.

— О, Мораг, спасибо! Ты такая мудрая! — Эмма подала ей яйцо, которое утаила за завтраком.

«Да уж помудрей тебя, — подумала Мораг. — Это всего-навсего корень обычного папоротника. Могла бы выкопать его сама, а не ходить ко мне каждый месяц».

Эмма колебалась.

— Я слышала, что ты сведуща в гадании по звездам, Мораг?

Старуха кивнула.

— Я о муже. Я очень боюсь за него.

— В каком месяце он родился?

— В ноябре.

— Ха! Под знаком Скорпиона, — загадочно произнесла Мораг. — Приходите завтра.

Она, хитрая старуха, сказала так потому, что за второе посещение опять придется платить. Мораг подняла руку. Ручная сорока по прозвищу Обжора подлетела к ней, чтобы получить кусок лепешки.

— Глупая Эмма, — засмеялась Мораг, — когда ты явишься завтра, я скажу тебе, что любой человек, рожденный под этим знаком, подобен одинокому волку. Он думает только о себе, и, когда ты перестанешь быть ему полезной, он тебя просто отшвырнет.

Глава 2

Войско Гарольда охраняло Винчестер, Саутгемптон и все южное побережье. Уже целое лето суда саксов поджидали норманнов у острова Уайт, когда пришла тревожная весть — в Хамбер вторглись норвежцы под водительством Хардрада. Гарольд спешно двинулся на север, оставив для охраны побережья небольшие отряды, которые не входили в постоянное войско. Это были дружины землевладельцев, обязанных являться на помощь королю в случае военной опасности.

Этельстан и Вулфрик со своими воинами были в числе тех, кто остался на юге. Но к сентябрю у них кончились все припасы, и они решили двинуться домой. Вильгельм Нормандский, очевидно, и не думает появляться. Тревога была ложной, а на носу жатва, с ней мешкать нельзя. Им наскучила долгая сторожевая служба, и каждую ночь друзья развлекались, благо вокруг лагеря крутилось немало женщин.

Вулфрик по-свойски похлопал Этельстана по плечу:

— Я раздобыл двух жирных девок нам на эту ночь, ведь скоро нашей воле конец, а?

— Как это тебе удалось без денег? — удивился старый воин.

— Чепуха! Я пообещал им место у себя в поместье. Защита и постоянный кусок хлеба очень заманчивый куш в такие времена, как наши, а завтра утром мы уйдем раньше, чем они проснутся и увидят, что пташки упорхнули! — засмеялся Вулфрик.

Этельстан нахмурился:

— Я не люблю давать слово, а потом нарушать его. Почему бы действительно не приобрести двух новых девушек?

— Не думаю, что наши дамы одобрят это, — возразил Вулфрик.

— Элисон раскусит их тотчас же! — засмеялся Этельстан. — Кажется, на этот раз ты прав.

В субботний полдень дружины Этельстана и Вулфрика прибыли в Годстоун. Едва они въехали в поместье, поднялась страшная суматоха. Вулфрик объявил своим людям, что они остаются в Годстоуне, а утром отправятся домой — в Окстед. Лошадей поставили в конюшни; все доспехи и оружие отнесли в оружейную, расположенную позади общих спальных покоев, чтобы оруженосцы почистили их. На стенах развешали кольчуги и шлемы. Мужчины, разгоряченные, грязные и усталые после долгого пребывания в седле, отправились на реку купаться. Лорд Этельстан и Вулфрик пошли в баню, где уже были наполнены горячей водой большие деревянные чаны.

Когда леди Элисон намыливала спину мужу, Вулфрик сказал:

— Моя невеста не вышла поздороваться со мной и не помогает мне мыться. А я жажду ее общества, миледи. Почему она прячется от меня?

— Лили примеряет новое платье. Вечером она будет с нами ужинать, Вулфрик, не беспокойтесь. Ей хочется показаться вам во всем блеске, милорд. Вы же знаете, как это обычно бывает с девушками в такие моменты.

Скрыв свое разочарование, Вулфрик про себя поклялся, что вечером обязательно останется с Лили наедине.

Как только угощение было готово, началось пиршество. В центре большого зала, по сакскому обычаю, горели костры, а вдоль стен стояли столы. Сегодня их было больше, чем обычно, так как надо было усадить всех воинов из Окстеда. Последнее время воинам приходилось несладко, и сегодня эль лился рекой. Погода стояла жаркая, костры, на которых готовили пищу, горели весь день, и в зале было душно. Но, судя по всему, ничто не могло испортить праздничного настроения пирующим.

Лили выбрала для ужина бледно-голубое платье из шелка. Она не торопясь оделась, дождалась отца с матерью и спустилась в большой зал вместе с ними.

Вулфрик быстро отошел от кучки своих людей и приблизился к подножию лестницы, чтобы приветствовать ее горячим поцелуем.

«Его борода царапается», — подумала Лили и тут же устыдилась, отметив, что борода Эдварда ей не мешала. Взглянув в глаза Вулфрика, она постаралась ответить ему по возможности искренне:

— Добро пожаловать, милорд! Как славно сознавать, что еще год мы можем жить, не опасаясь врагов.

Лили заметила, что глазами он жадно сорвал с нее шелковые одежды, и чуть не отпрянула — такая грубая похоть горела в них. Однако она справилась с собой и, опустив золотистые на концах ресницы, подала Вулфрику руку, чтобы он проводил ее к столу. Там она села между отцом и Вулфриком, не сводившим с нее глаз. «Черт бы побрал эту сучку! — думал он. — Такая сдержанная, такая отчужденная, вечно делает так, чтобы я чувствовал себя неуклюжим медведем. Ладно, погоди!» — мысленно пригрозил он, облизнув губы.

В зале стоял оглушительный шум. За столом прислуживало множество привлекательных девушек, да и некоторые из воинов Этельстана пришли с женами, но большинство мужских глаз было устремлено на Лили. Кто-то из людей Вулфрика сказал товарищам:

— Одну ночь между ее ляжек — и все! Больше ничего не надо! Только одну ночку!

Воины загоготали и стали подмигивать друг другу.

— А одну минутку не хочешь, а? — откликнулся ражий детина. — Одна минута с такой милашкой — и ты выпустишь свою стрелу, а всю остальную ночь твоя тетива будет просто болтаться!

Он заржал, придя в восторг от собственного остроумия. Остальные присоединились к нему, отпуская хриплыми голосами всякие непристойности.

Лили взволнованно сказала первое, что пришло ей в голову, лишь бы избежать разговора на ту тему, которая уже висела в воздухе:

— Я слышала, что король увел войско на север? Вулфрик язвительно засмеялся:

— Два дурака!

— Дурака, милорд? Два? — осмелилась спросить она.

— И первый — Вильгельм, потому что не воспользовался хорошей погодой до начала октябрьских штормов.

— А кто другой дурак? — вежливо спросила девушка.

— Ну, как кто? Гарольд, конечно, — объяснил Вулфрик. — Покамест он ждет норманнов, нападают норвежцы!

И, подумав, что можно сказать Лили в присутствии ее родителей, он начал:

— Итак, в следующее воскресенье брачные узы соединят нас, миледи.

— О нет, милорд, не на следующей неделе! Это невозможно! — Лили насторожилась, хотя хорошо скрывала свою тревогу.

«Вечно следит за собой, хладнокровная сучонка», — подумал Вулфрик, а вслух спросил:

— Почему же невозможно?

— Решено, что наша свадьба состоится после жатвы. Еще столько надо сделать, приготовить…

— Я даю вам две недели, начиная с этого вечера! — И брови Вулфрика сомкнулись, пока он ждал, какой она даст ему отпор и какие начнет придумывать предлоги, чтобы оттянуть свадьбу, чего он и ожидал от нее.

Лили быстро повернулась к отцу и ловко вовлекла его в разговор:

— Отец, ведь после жатвы у нас всегда бывает охота, а потом вы устраиваете большой пир для всех…

Тот кивнул, соглашаясь.

— Мы с матушкой решили, что это самое лучшее время для свадьбы. Да и вам обойдется дешевле, милорд. — Этельстан с нежностью посмотрел на дочь: — А впрочем, как хочешь, дитя мое!

Глядя на нее, Вулфрик угрюмо обронил:

— Когда?

Лили лихорадочно соображала и поняла, что сможет выторговать всего лишь три недели.

— В тридцатый день сентября, милорд. Вас это устроит? — ласково спросила она.

Ухмылка медленно пересекла его лицо — по крайней мере он припер ее к стенке.

— Устроит, — прошептал он.

Его рука под столом скользнула к ее бедру. Лили передвинулась ближе к отцу, но тот поднялся и пошел к своим людям в дальнем конце зала обсудить предстоящую жатву. Она в отчаянии огляделась и, заметив оруженосца Вулфрика, велела ему наполнить рог своего господина, чтобы Вулфрик чем-то занял руки. Когда оруженосец налил пенящийся эль, Вулфрик слегка потрепал мальчика по щеке. Лили в своей невинности подумала: «Он добр к детям. Может быть, я нарочно не хочу видеть в нем хорошее?»

Вулфрик убрал руку с ее бедра. И тут они оба заметили, что на голубом шелке платья остался отпечаток грязной, жирной ладони. Лили взглянула на пятно с нескрываемым отвращением, а Вулфрик смутился: как же он не вытер руку перед тем, как лапнуть. «Недотрога! Ведет себя так, словно я ее осквернил! — подумал он в ярости. — И ей-богу, я это сделаю, коль мне ничего другого не остается».

При первой же возможности Лили извинилась и ушла к себе. Люди Вулфрика все пили за его здоровье и довольно быстро опьянели. А Вулфрик выжидал удобный момент. Леди Элисон ушла наконец, и он слегка расслабился, благодаря Бога за то, что эта свирепая сторожевая собака уже не следит за каждым его движением.

Скользнув по лестнице, Вулфрик, не постучав, вошел в покой Лили. Она сидела на низеньком табурете в легком платье, а Эдит расчесывала ее прекрасные волосы. Он бросил на Эдит жесткий взгляд и указал кивком головы на дверь. Девушка тут же бросила гребень и убежала, оставив их один на один.

— Милорд, вам не подобает приходить ко мне таким образом, — тихо промолвила Лили.

— Разве нам нельзя побыть вместе? Разве я не могу ухаживать за тобой, как влюбленный за своей невестой? — спросил он.

— Милорд, простите, но у меня нет опыта в брачных делах в отличие от вас. — И тут же ее охватило раскаяние. — О Вулфрик, я не хотела причинить вам боль… Простите, что я напомнила вам о вашей умершей в родах жене.

Он отмахнулся и подошел к ней ближе.

— Выброси ее из головы, девочка, я о ней вовсе не думаю.

«Бедная леди!..» — с грустью подумала Лили.

— Может быть, Господь благословит нас сыном взамен того, что был так жестоко отнят у вас, — осмелилась сказать она.

Лили не знала, отступать ей или нападать, если его ухаживания станут чересчур непристойными.