Брет оглядел Магьер с головы до ног, уделив особое внимание ее черным волосам и снова опустив взгляд на ее сапоги из хорошо выделанной кожи. И, словно не заметив ее угрожающего тона, повернулся к Лисилу.
— Это твоя женщина? Не сомневался, что ты выберешь самую необузданную. — Он указал кивком на Винн. — С этой, судя по всему, легче ужиться, но твой отец тоже всегда предпочитал необузданных.
Пальцы Магьер чуть сильнее сжали плечо Лисила. Винн глядела на Брета так, словно не знала, счесть его слова лестью или оскорблением.
Лисил не мог вымолвить ни слова — у него перехватило горло. Да, отцу понравилась бы Магьер, хотя можно только гадать, что сказала бы о ней мать, если только... нет —
когдаони ее найдут. Он медленно, глубоко вдохнул.
— Что стало с Гавриелом? И с моей матерью?
Впервые за все время в голосе Брета мелькнула тень гнева.
— Не поздновато ли об этом спрашивать, а?
Лисил резко встал и направился к двери, натянув капюшон. Лицо его горело от стыда. Не нужно было ему сюда приходить. Был ли Брет другом его отцу, нет ли — но негоже подставлять его под удар из-за старых прегрешений Лисила.
— Нет, погоди, чтоб тебе пусто было! — крикнул Брет, затем что-то проворчал себе под нос. — У тебя не было выбора. Ты не годился для того ремесла, которым занимался твой отец, — и уж кто это понимал лучше его самого! А теперь вернись и сядь.
Лисил остановился.
— Где они? Мертвы?
— Да сядь же, говорю! И женщина твоя пускай тоже сядет. — Брет махнул рукой Винн. — И ты, девочка, иди сюда.
Усадив гостей, он вышел в кухню и скоро вернулся, неся котелок с кипятком, галеты и четыре кружки. Бросив в котелок чайные листья, он уселся за стол и в упор поглядел на Лисила.
— Ты очень похож на нее, но вот поступаешь совершенно как он. — Брет, опустив взгляд, уставился на столешницу. — Я не знаю, что с ними сталось. Когда я узнал о твоем побеге, то тут же послал весточку Гавриелу. Я и сам бы к нему пошел, да боялся, что меня заметят. Я думал, что они с Нейной уж как-нибудь найдут способ выбраться из города. — Брет замолчал, оперся локтями о стол, сплетя пальцы. — Одним только богам известно почему, но они направились в замок. Чистое безумие! Их заметили там, когда они спускались в подземелья. Я пытался разузнать что-то еще... Клянусь жизнью, я потратил на это целый год!
Лисил похолодел, голова его пошла крутом. Пока он каждый вечер напивался до полусмерти, чтоб уснуть без снов, этот человек искал его отца и мать.
— Почему же они бежали в замок? — спросила Винн, которая все еще держала на коленях громко мурлыкавшую Помидорку. — Ведь должна же быть для этого хоть какая-то причина! А, Лисил?
Полуэльф помолчал, пытаясь сосредоточиться.
— Мне ничего не приходит в голову. Сам я редко бывал в замке, только когда меня туда вызывали. Отец часто бывал там, чтобы отчитаться в делах, и мать порой приглашали на вечерние приемы, которые устраивал Дармут.
— Твоя мать была красавицей, каких свет не видывал, — сказал Брет. — Впрочем, ты тоже сделал недурной выбор. — Он поднялся, словно не заметив убийственного взгляда Магьер. — Накрою ужин, и мы продолжим разговор, только надо будет вам затаиться и держаться подальше от чужих глаз. В этом городе шпионы повсюду, а уж в наши дни, чтобы развязать языки, хватит и медного гроша или пустячной угрозы.
Одна мысль не шла у Лисила из головы: как бы мало ни знал Брет о судьбе его родителей, он все же сумел выяснить, что отец и мать бежали в замок. Думая об этом, полуэльф смотрел, как единственный доверенный друг его отца обогнул стойку и скрылся за занавеской, отделявшей кухню от зала. Вот уж воистину — шпионы Дармута повсюду, даже в самых уютных местах.
* * *
Дармут стоял посреди гробницы своих предков, сокрытой глубоко в недрах замка. Справа и слева от него высились, доходя ему до пояса, массивные каменные гробы. Это и был Зал Предателей, а название, порожденное страхом, пристало к нему с тех пор, как умер отец Дармута, хотя оно не имело никакого отношения к останкам, которые покоились в двух каменных гробах.
Четыре жаровни, укрепленные в чугунных гнездах, ярко пылали на колоннах, с четырех сторон ограждавших центральную часть зала. Когда-то здесь были три отдельные комнаты, затем в стенах проломили арочные проемы, чтобы соединить их в одну. В дальних стенах были устроены ряды сводчатых ниш, тянувшиеся от пола до потолка. Свет жаровен не доходил до них, и сейчас издалека они казались лишь черными провалами в стенах.
Дармут положил ладонь на гроб, располагавшийся слева. Пальцы его пробежали по резному изображению лица, имевшего сильное сходство с его собственным, только обрамленного длинной бородой и густыми усами. В этом гробу покоился его отец, сюда его положили после смерти. Другой гроб, справа, хранил останки деда, которые перенесли сюда из его могилы. Дармут жалел только, что так и не смог отыскать прах своего прадеда — того самого, что сотню с лишним лет назад отнял власть над провинцией у Тимерона.
Короли преклоняются перед генеалогией и высоко ценят фамильные усыпальницы, где представлены все без изъятия поколения царственного рода. Наследственная власть есть разновидность бессмертия, когда частица отца остается жить в сыне, а от него переходит к внукам и правнукам. В молодости Дармут об этом не задумывался. С годами, однако, он все чаще и чаще с отчаянием примечал, как в его волосах прибавляется седины и как тяжелеет некогда верный руке меч.
Нет, не для того он столько лет владел этими землями, чтобы так, за здорово живешь, отдать их какому-нибудь мятежному выскочке или же сопернику-правителю другой провинции. Ни у кого из них не хватит сил удержать в руках его власть. Если благодаря везению кто-то и сумеет вскарабкаться на его трон — в провинции воцарится хаос. Нет уж, подданным Дармута нужен он и только он, единственный, кому под силу сохранить мир и порядок перед лицом жалких шавок, тявкающих из соседних провинций.
Из коридора за распахнутой дверью гробницы донеслись гулкие шаги. Дармут поднял взгляд и увидел, что на пороге, между двух вооруженных стражников Омасты, стоит Эмель. Телохранители вопросительно глянули на Дармута. Он кивнул, и тогда они отступили.
Эмель, которому никогда не хватало истинной силы воли, не сумел избавиться даже от ненавистной жены.
Этот брак был устроен единственно для того, чтобы обеспечить его сыновьями с голубой кровью, но наследники так и не появились на свет. Тем не менее Эмель был человек надежный, один из немногих старинных друзей Дармута и преданнейший из его министров. Он заслуживал справедливого обращения, заработал его долгой и верной службой, однако же всем, кто служит ему, Дармуту, необходимо время от времени напоминать, кому они принадлежат душой и телом. Вот почему Дармут проводил подобные встречи в гробнице своих предков, там, где он судил равно верных слуг и изменников.
Эмель, мертвенно-бледный, так и стоял молча в дверном проеме — стройный, в неброских коричневых штанах и черной куртке поверх белой рубашки. Сейчас, как требовали здешние правила, он был безоружен, но Дармут за всю свою жизнь не видел лучшего фехтовальщика. В бою на мечах Эмелю не было равных.
— Войди, — приказал Дармут.
Эмель, к его чести, повиновался без колебаний. В городе шептались, что в гробнице Дармут порой собственноручно казнит предателей. Слух был верен, в чем Эмель самолично убеждался дважды.
— Мой лорд, — проговорил Эмель. Голос его был ровен, но в зеленых глазах метались искорки страха.
— Отдаю тебе владения Таровля. Ты хорошо знаешь те края, а доход от его земель изрядно пополнит твои сундуки.
— Мой лорд?
— Ты заслужил эту награду, — продолжал Дармут, — И к тому же я знаю, как мало времени ты проводишь в своем нынешнем поместье. Второй дом тебе пригодится, да и немногие могут похвастаться такой роскошью.
Он почти явственно видел, как мысли Эмеля мечутся, ожидая подвоха.
— Тебе также выпала честь первым узнать о том, что я решил жениться, — сказал Дармут, глядя на гробницу своего деда. — Когда-нибудь и я сам упокоюсь в этом зале. Мне нужен сильный и здоровый сын, который удержит под своей рукой эту землю и продолжит воплощение в жизнь моего замысла об объединении провинций. Я избираю тебя своим шафером и меченосцем на предстоящей свадебной церемонии.
Он сделал паузу. Эмель должен быть польщен тем, что услышал личные размышления своего повелителя, а также тем, что именно ему предстоит быть шафером на свадьбе Дармута.
— Мне нужен законный наследник, — продолжал Дармут. — Конечно, об этом следовало задуматься раньше, но тогда я был слишком занят поддержанием порядка в провинции. Теперь же мой долг — произвести на свет сына, который станет таким же сильным правителем, как я сам.
Эмель шагнул ближе, и его тонкие губы тронула улыбка.
— Превосходные новости, мой лорд, — проговорил он. — Кто же она — твоя избранница?
— Кто же еще, как не Хеди Прога!
Лицо Эмеля окаменело.
— Она не замужем и происходит из благородного рода, который получил титул из моих рук, — продолжал Дармут. — Правда, ростом она невелика, но крепкая, здоровая и достаточно молода, чтобы выносить моего сына.
— Но... — Эмель запнулся. — Никоим образом не желал бы я оскорбить твой выбор, мой лорд, но ведь она дочь изменника!
— Ну, со смерти Проги прошло уже столько лет, что его дочь стала вполне благонадежной... и достойной такой высокой чести, — отозвался Дармут.
Ему нравились черные кудри Хеди, и он надеялся, что его сын унаследует их от матери. Сын... или сыновья. Всегда лучше завести несколько детей, чтоб потом выбрать, кто из них сильнее. Так лучше и для его подданных, его провинции... для нации, которую он рано или поздно создаст в краю, который чужаки именуют Войнордами.
— Но... м-мой лорд, — заикаясь, пробормотал Эмель. — Она прожила со мной не один год, но так ни разу и не понесла. Если ты желаешь наследника, быть может, стоит выбрать другую, наверняка плодовитую женщину?
Голос Дармута отвердел.
— Это ты, мой друг, не сумел никого обрюхатить. Ни жену, ни одну из своих любовниц.
Эмель смолк, лицо его было непроницаемо, но Дармут хорошо его знал.
— Разумеется, мой лорд, — наконец согласился Эмель.
— Можешь сообщить ей радостное известие, — распорядился Дармут. — Свадебная церемония состоится в канун праздника зимы, как только будет подавлен мятеж Таровля. Мы отпразднуем падение предателя и продолжение моего рода, к вящему благу страны, которую я создам на этих землях. Можешь идти.
Взгляд зеленых глаз Эмеля оторвался от лица Дармута и скользнул по двум каменным гробам. Затем барон поклонился и, пятясь, вышел из гробницы.
Дармут направился в глубину зала. Хотя он все еще был занят размышлениями о своих предках и потомках, его все сильнее терзала другая, куда менее приятная мысль. Известие, которое сообщил за ужином Фарис, встревожило Дармута еще и потому, что все это случилось именно сейчас. Уж не новый ли это заговор соседей — Душана, северного деспота, или же Лукины, ведьмы с востока? Или, может быть даже, кто-то из дальних провинций отправил в Веньец этого давным-давно сгинувшего изменника?
Дармут вынул из гнезда на колонне жаровню и поставил ее на полу у дальней стены. Жаркий свет, заструившись вверх, озарил ряды бесчисленных ниш.
В каждой из этих ниш покоился череп, тем или иным способом очищенный от плоти. Черепа эти словно несли вынужденную стражу над прахом предков Дармута. Ниши в центре стены были отведены для наиболее именитых и значительных предателей. Вот почему этот зал был назван Залом Предателей, и вот почему некоторые трупы, болтавшиеся на стенах замка, были обезглавлены.
Дармут протянул свою крупную руку к одной из ниш и достал из нее череп. Тот лоснился гладким костным блеском, нижняя челюсть была закреплена стальными штифтами.
— Ну, приятель, каково это — знать, что ты и посейчас служишь мне через свою дочь?
Дармут провел большим пальцем по скуле черепа, а затем, улыбаясь, вонзил палец в пустую глазницу Андрея Проги. Когда он поставил череп на место, взгляд его упал на широкую нишу справа.
В этой нише располагались рядышком два черепа. Только они во всем зале и были размещены парой, и усмешка на губах Дармута погасла.
Один череп, большой, округлый, принадлежал самому заурядному мужчине, но другой был редкостной диковинкой и разительно отличался от прочих. Он был чуть меньше размером, значит, принадлежал женщине, глазницы у него были крупней обычного и лицевые кости сужались к подбородку. При жизни у этой женщины было треугольное лицо и большие раскосые глаза под выгнутыми бровями. Она могла быть... нет, была необычна, но вместе с тем обольстительностью намного превосходила любую смертную женщину.
Именно эта пара — мужчина и эльфийка — припомнилась Дармуту, когда Фарис нашептывал ему на ухо свою новость.
Человек с белыми волосами, смуглой кожей и желто-коричневыми... нет, янтарными глазами.
Дармут вынул череп из ниши, располагавшейся прямо под странной парой, и швырнул его прочь, освобождая место для нового обитателя.
ГЛАВА 5
Винн сидела на кровати в комнате Лисила и Магьер, и на коленях у нее возились Помидорка и Картошик, отвоевывая друг у друга местечко поудобней. Помидорка, что и неудивительно, побеждала, хотя пухлый братец изрядно превосходил ее весом.
Винн досыта наелась приготовленной Брегом похлебки из репы, напилась теплого молока с корицей. До сих пор во рту у нее был приятный вкус этого угощения, который живо напоминал общие трапезы Хранителей в миссии Белы. Может, именно потому она столько и съела за ужином.
Кровать была мягкая и поверх теплого шерстяного одеяла застелена покрывалом из овчин. Матрас чуть уловимо попахивал залежалой соломой. Жар от очагов в общем зале и кухне поднимался вверх, обогревая жилые комнаты. Винн не могла припомнить, когда ей в последний раз было так уютно и славно.
Брет отвел своим гостям две комнаты наверху — на неопределенный срок и без всякой платы. Магьер это не понравилось, что Винн нисколько и не удивило. С одной стороны, Магьер была, по выражению Лисила, невероятной сквалыгой, с другой — терпеть не могла оставаться у кого-то в долгу.
Лисил снял с ночного столика тощую кошечку и торжественно понес ее к двери, одновременно направляя туда же ногой откормленного серого кота. Малец вскочил было, чтобы помочь ему, но Винн молча и выразительно погрозила псу пальцем. Он недовольно заворчал, но все же опять улегся на пол.
— Котят можно оставить, — сказала Винн, почесывая за ухом Помидорку. — Малец не станет возражать.
Пес склонил голову набок, заскулил и подполз на животе к дорожному мешку Винн, в котором хранилась «говорильная кожа».
Винн, которая уже принялась чесать животик Помидорки, даже бровью не повела:
— Потом поговорим.
Пес тихонько зарычал и обреченно уронил голову на лапы.
— Ты был прав насчет Брета, — сказала Магьер, сидевшая на полу. — Он и вправду человек незаурядный, только ты забыл еще упомянуть, что он отменно готовит.
— Не дай Брету обвести тебя вокруг пальца, — предостерег ее Лисил. — Он умеет располагать к себе людей ничуть не хуже, чем мой отец.
— И ты, — прибавила Винн. Лисил глянул на нее. У него было много лиц, и Винн до сих пор помнила, каким он явился после кровавой стычки на стравинской границе — мертвые пустые глаза, слипшиеся от чужой крови волосы.
Отправляя Винн в это путешествие, Гильдия Хранителей поручила ей в том числе собирать сведения о Магьер, единственном до сих пор известном Гильдии живом дампире. Винн прилежно все записывала, включая и то, что им удалось узнать о кровавом наследии Магьер в замке близ Чеместука, захолустного древинского селения. Винн зашла даже так далеко, что украла несколько костей из скелетов пяти
Уйришг,обнаруженных ими в замурованной комнате. Кости эти, вкупе со своими записями, она отправила домину Тилсвиту — в доказательство того, что не только эльфы и гномы, но и прочие легендарные расы отнюдь не досужий вымысел. Каким-то образом представителей всех этих рас отыскали в мире, собрали и принесли в жертву, чтобы обеспечить появление на свет Магьер. Что все это означало, Винн никак не могла додуматься, а Магьер до сих пор понятия не имела, о чем их юная спутница тайно ведет регулярные записи. И Винн не собиралась просвещать ее на сей счет.
Но вот как же быть с Лисилом? Винн смотрела, как он уселся на полу рядом с Магьер и непринужденно положил ладонь ей на бедро.
Во всем этом долгом путешествии Лисил неизменно оставался ее другом. В нелегкие дни и ночи после гибели Чейна именно он приносил Винн чай, укрывал ее одеялами и убеждал в том, что рано или поздно она оправится от своего горя. Этого добра Винн никогда не забудет — даже после того, что ей довелось увидеть на Стравинской границе.
Лисил был единственным полуэльфом, которого она когда-либо встречала; впрочем, о других полукровках ей и слыхать не приходилось. У нее на родине эльфы всегда заключали браки только внутри своей расы. Лисил был скрытен и к тому же стыдился своей прежней жизни, но все же он с глазу на глаз рассказал ей кое-что о себе и о своих родителях. Порой Винн подумывала о том, чтоб вести записи не только о Магьер, но и о Лисиле, но в конце концов отказалась от этой мысли. Очень уж такой поступок попахивал предательством.
Вот Магьер никогда сама ей ничего не рассказывала, да и вовсе была против того, чтобы Винн отправилась с ними.
— Вы уже решили, с чего мы завтра начнем? — спросила Винн.
— Может, стоит подумать над словами Брета? — первой отозвалась Магьер, неуверенно глянув на Лисила. — С какой стати твои отец и мать решили бежать в замок?
Лисил помотал головой, потирая пальцем висок.
— Глупцами они не были, и наверняка у них имелась серьезная причина так поступить, но какая — понять не могу. — Он искоса глянул на Мальца, затем поднял глаза на Винн. — Переведи, пожалуйста, что скажет Малец. Он долго жил в нашем доме, может, ему что-нибудь об этом известно.
Винн сбросила на кровать Помидорку и Картошика, вытащила из мешка «говорильную кожу» и, опустившись на колени, расстелила ее на полу.
— Ты знаешь, что мне нужно, — сказал Мальцу Лисил. Пес поднялся и начал тыкать лапой в письмена, начертанные на коже.
— Заметил ты, как он изменился, едва мы покинули Древинку? — спросила Магьер, движением подбородка указав на Мальца. — Он готов был броситься под колеса фургона, лишь бы помешать нам в поисках моего прошлого.
Лисил коротко кивнул, но вслух не сказал ничего.
Винн нахмурилась, однако все так же внимательно следила, на какие слова и знаки указывает Малец. Когда он закончил, девушка мгновение помолчала, поджав губы.
— Он не знает, почему твои отец и мать направлялись в замок, однако он помнит слово «подземелья»...
— Ну да, — перебил ее Лисил. — Их заметили, когда они спускались в подземелья.
— Малец предполагает, что твоим отцу и матери было известно в подземельях замка нечто такое, что помогло бы им бежать. — Винн помедлила. — Что же, нам придется обыскивать еще один замок? — спросила она, стараясь не выдать голосом, как не хочется ей услышать «да».
Лисил исподлобья, сердито глянул на нее:
— Вот уж не думаю! Потайного входа в этот замок не существуют, а на мосту нас прикончат раньше, чем доберемся до середины. Но даже если б это было возможно — ни одну из вас я и близко не подпущу к Дармуту.
— А как насчет Брета? — предложила Магьер. — Мог бы он испросить аудиенции у Дармута, а уж оказавшись в замке, осторожно осмотреться по сторонам?
— Такие, как Брет, никогда не встречаются с самим Дармутом, — ответил Лисил. — Брет — всего лишь один из множества рядовых соглядатаев. Ни Дармут, ни он сам не хотели бы, чтоб его истинное занятие стало вдруг, без веской причины известно широкой публике. Кроме того, если уж осведомители Брета так немного сумели ему сообщить, вряд ли он разузнает больше, если возьмется за дело сам.
— Если только он рассказал нам все, что знает, — прибавила Магьер.
— Да, — согласился Лисил, — именно так.
На сей раз Винн неохотно признала, что Магьер с ее извечной подозрительностью права.
— Что ж, в таком случае мы начнем с городских архивов — со всех записей, до каких только сможем добраться. Быть может, армейские списки смертных приговоров или... — Она прикусила губу, увидев, что Лисила передернуло при этих словах. — Нам надо убедиться, что твои родители не были официально казнены.
— Тиранам не нужны архивы, — сказал Лисил и встал. — Да, ведутся какие-то записи, но больше напоказ, для видимости — по крайней мере так было раньше. Как раз в этом Брет мог бы нам помочь... но сейчас я слишком устал. Отложим разговоры до утра.
Это был намек, что Винн пора уходить. День для Лисила сегодня выдался долгий и совершенно безрадостный.
Она свернула «говорильную кожу», закинула на плечо дорожный мешок и хотела уже кликнуть Мальца, когда вдруг заметила — лишь сейчас, — что его спутанная шерсть сбилась в колтуны и слиплась от грязи. Выглядел он просто ужасно. В последний раз Винн вычесывала пса как раз в ночь перед боем на Стравинской границе. До сих пор, когда девушка смотрела на него, ей чудился бесплотный шорох крылышка-листа и перед ее мысленным взором всплывала окровавленная морда пса, забившегося под стол в Стравинских казармах.
— Пойдем, Малец, — сказала она едва слышно, затем взяла на руки Помидорку и Картошика. — Они могут спать с нами.
Пес застонал, но послушно последовал за ней.
В коридоре Винн опустила котят на пол. Картошик тут же шлепнулся на задние лапы и, округлив глаза, недоуменно уставился на нее. Помидорка, к ворчливому неодобрению Мальца, потрусила за девушкой, и Картошик в конце концов тоже косолапо побрел следом.
В тот самый миг, когда Винн открыла дверь своей комнаты — и котята немедленно прошмыгнули внутрь, — со стороны лестницы, которая вела на первый этаж, донеслись негромкие голоса. Один принадлежал Брету, другой был более высокий, странно певучий, и это звучание показалось ей знакомым.
Подобный акцент отнюдь не был свойствен белашкийскому языку, наиболее распространенному на севере этого континента. Обладатель певучего голоса произносил слоги и слова с непривычными, часто неуместными паузами, и речь его звучала мелодично и в то же время гортанно.
Подслушивать нехорошо, но ведь после того, как они разошлись по комнатам, в трактир больше никто не приходил. Так кому же это вздумалось в такой поздний час поболтать с Брегом?
Винн прикрыла дверь, оставив Помидорку и Картошика в комнате, и крадучись двинулась к лестничной площадке. Присев на корточки, она осторожно выглянула между перилами. Малец просунул морду ей под локоть, едва не испугав ее до полусмерти.
Брет стоял возле стойки, но сейчас он совсем не походил на пожилого, приятного в обращении толстяка, который угощал их ужином. Он держался прямо, расправив плечи, и не сводил напряженного взгляда со своего ночного гостя.
Тот был высок ростом — так высок, что покрытая капюшоном голова едва не задевала потолочные балки общего зала. Заметно было, что сложен он крепко, однако всю его фигуру и черты лица скрывал длинный серо-зеленый плащ. Видны были только кисти рук — смуглые, узкие, с длинными изящными пальцами.
И снова в ушах Винн зазвучал мелодичный голос незнакомца:
— Мой осведомитель сообщает, что леди хочет срочно тебя видеть. Жди ее за трактиром «Бронзовый колоколец». Она скоро придет туда, так что не мешкай.
Винн судорожно сглотнула.
Этот странный певучий выговор она много раз слышала на своей далекой родине — в Малурне. Ночным гостем Брета был эльф.
* * *
Малец напрягся, увидев внизу, в общем зале эльфа. И не просто эльфа.
Ему не единожды доводилось видеть вот такие серо-зеленые плащи с капюшонами. В последний раз это случилось в Беле. Эльф по имени Сгэйлыпеллеахэ — или просто Сгэйль — пробрался в казармы, где располагалась миссия Хранителей, чтобы убить Лисила. Сейчас в общей зале Бретова трактира стоял сотоварищ Сгэйля по ремеслу.
Анмаглахк. Эльф из клана наемных убийц явился в тот самый трактир, где остановился Лисил.
— Она хочет встретиться на улице, ночью? — спросил Брет. — Одна?
— Один из моих помощников наблюдает за ней, — ответил эльф, — хотя сама она этого не знает.
По румяному лицу Брета промелькнула тень удивления.
— Тебе дали приказ наблюдать за ней?
При слове «приказ» в памяти эльфа возникло некое лицо. Малец сосредоточился, пристальней всмотрелся в воспоминания анмаглахка, стараясь не упустить ни одной подробности.
Аойгиенис-Ахарэ.
Малец знал, что это не эльфийское имя, а титул. Во время недолгой своей жизни среди эльфов он часто видел это лицо и слышал этот титул — в сознании эльфов, у которых он тогда жил. «Вельмидревний Отче» — примерно так могла бы перевести эти слова Винн. Лицо, возникшее в памяти ночного гостя, носило печать прожитых лет — очень многих лет. Костистые скулы, обтянутые сухой кожей, торчали над впалыми щеками, и очертания лица, резко сужавшегося к подбородку, куда больше, чем у обычных эльфов, напоминали треугольник. Да и кожа у этого существа была существенно светлее, как будто десятилетиями не видела солнца. Белки янтарных, поблекших с годами глаз, отливали легкой желтизной, а длинные волосы были безупречно белы.
Вельмидревний Отче был патриархом эльфов этого континента, а также и предводителем клана анмаглахков. Малец явственно ощутил, что у эльфа, стоящего перед Бретом, связаны с этим лицом беспокойство и даже страх. Этот эльф явно что-то скрывал от Аойшенис-Ахарэ, своего повелителя.
— Нет, Бротан, ну, в самом деле, — проговорил Брет, так и не дождавшись ответа от своего собеседника, — я так не привык работать, ты же знаешь.
Имя эльфа показалось Мальцу знакомым, хотя пес не мог вспомнить, где слышал его. Голос Брета помимо воли привлек его внимание, и Малец, взглянув на него, уловил промелькнувший в воспоминаниях образ юного Лисила.
Брет резко повернул голову, озадаченно нахмурился, и взгляд его скользнул вверх.
Винн стремительно оттолкнула Мальца от перил и сама пригнулась пониже. Едва Малец потерял из виду обоих мужчин, как чужие воспоминания исчезли из его разума. Он услышал шорох ткани и торопливые шаги. К тому времени когда он — и Винн вместе с ним — решились выглянуть между балясин, входная дверь трактира уже захлопнулась. Брет и его спутник ушли.
С тех пор как Мальца еще щенком подарили Лисилу, он встречался с очень немногими эльфами. Встречи эти бывали разными — от обыкновенных до опасных. Нейна, мать Лисила, отличалась скрытностью и никому не выдавала своих мыслей, хотя несколько раз Малец видел в ее воспоминаниях лицо Вельмидревнего Отче — и всякий раз ощущал в Нейне ту же связанную с этим лицом неприязнь, что сегодня он уловил в мыслях Бротана.
По какой бы причине Брет ни связался с эльфами, Лисилу от них надо держаться подальше. Правда, рассказать ему о Бротане и его «помощниках» все равно придется, но не сейчас. Пока еще можно надеяться, что этой ночью его ждет краткая передышка в объятиях Магьер.
Винн взбежала вверх по лестнице и стрелой помчалась по коридору. До комнаты Лисила и Магьер она добежала прежде, чем Малец успел сообразить, что она задумала.
Он бросился вслед за Винн, завертелся у нее в ногах, пытаясь преградить ей дорогу. Увы, прежде, чем ему удалось мордой и передними лапами оттолкнуть Винн от порога комнаты, она протянула руку и широко распахнула дверь.
— Вставайте! Мы должны немедленно обыскать этот дом!
Глаза Винн округлились, и Малец, заглянув вслед за ней в темную комнату, обреченно застонал.
В тусклом и скудном свете единственной свечи белела обнаженная спина, и видно было, как перекатываются мышцы под гладкой бледной кожей. Магьер оседлала лежащего на кровати Лисила, крепко стиснув коленями его мускулистые бедра. Она чуть повернула голову, и на непрошеных гостей гневно глянул черный глаз.
Малец, судорожно сглотнув, попятился, Винн стремительно развернулась, метнулась в коридор и, зажав глаза ладонью, обессилено привалилась к стене.
— Чтоб ты провалилась, Винн! — прорычала Магьер, — Опять?!
* * *
Чейн выбрался из ванны и вытерся халатом, оставленным служанкой. Вельстил снял комнаты в «Бронзовом колокольце», который считался лучшим трактиром Веньеца. Заведение и впрямь оказалось приличное. Правда, до трактиров Белы ему было далеко, однако кровать в комнате Чейна была хоть и не новая, но добротная и покрыта зеленым стеганым одеялом. Помимо кровати в комнате были небольшой столик, кресло и две фарфоровые масляные лампы.
Когда Вельстил заявил о желании вымыться, слуги доставили в их комнаты купели, наносили ведрами горячей воды. Позднее купели аккуратно опорожнят и уберут.
Чейн вспомнил комнаты, которые Вельстил снял для них в Кеонске, — постель, в которой так приятно спалось, сальные свечи, при свете которых он ночь напролет работал над своими заметками. Сейчас, окруженный неброским трактирным уютом, он должен был бы вновь испытать наслаждение от привычных удобств, но... Чейн не чувствовал ничего. Совершенно ничего.
Он причесался, тщательно убрав за уши пряди каштаново-рыжих волос, надел запасные штаны и чистую коричневую рубаху. Всю прочую одежду забрала в стирку служанка. Чейн не отдал ей только плащ и вычистил его сам. Сейчас он пристегнул пояс с мечом, накинул на плечи плащ и, выйдя в коридор, постучался в дверь комнаты Вельстила.
— Это я, — сиплым голосом сказал он.
— Входи, — откликнулся Вельстил.
Он сидел на полу с кинжалом в руке, а перед ним, перевернутое кверху круглым дном, лежало бронзовое блюдо. Эти предметы Вельстил обычно использовал для того, чтобы определить местонахождение Магьер. Оба они, и Чейн, и Вельстил, были равно искушены в магии, но каждый в своей области. Вельстил, чтобы достичь своей цели, изготовлял магические артефакты, Чейн же полагался в основном на ритуал, хотя в более спешных случаях применял заклинания.
