- Там, с ними, - крикнул он. - Скорей, скорей!
      - Так. Пошли, Коллинсон. - И мы кинулись к двери.
      Дверь была не заперта. Белый алтарь сверкал хрусталем и серебром под ярким лучом голубого света, протянувшимся наискось от карниза здания. С одной стороны на корточках сидела Габриэла, подняв лицо кверху. В этом резком свете ее лицо было мертвенно. белым и застывшим. На ступеньке, где мы нашли Риза, лежала теперь Арония Холдорн. На лбу у нее был кровоподтек. Руки и ноги спутаны широкой белой лентой, локти примотаны к телу. Одежды на ней почти никакой не осталось.
      Перед ней, перед алтарем, стоял Джозеф в белом балахоне. Он стоял, раскинув руки и задрав к небу бородатое лицо. В правой руке у него был обыкновенный нож для мяса, с роговой ручкой и длинным изогнутым лезвием. Джозеф говорил в небо, но он стоял к нам спиной, и мы не могли разобрать слова. Когда мы вошли в железную дверь, он опустил руки и наклонился над женой. Нас разделяло метров десять. Я заорал:
      - Джозеф!
      Он выпрямился, обернулся, и я увидел, что нож у него в руке еще блестит, не испачкан.
      - Кто рек "Джозеф", имя, которого больше нет. спросил он, и, признаюсь честно, когда я глядел на него и слышал его голос-а остановились мы с Коллинсоном метрах в трех от алтаря, - у меня возникло чувство, что ничего особенно страшного произойти, наверно, не должно. - Здесь нет Джозефа, - продолжал он, не дожидаясь ответа на свой вопрос. - Знайте, ибо весь мир скоро узнает, что тот, кого вы звали Джозефом, был не Джозеф, а сам Бог. Теперь вы знаете и ступайте прочь.
      Мне бы сказать: "Чушь", - и броситься на него. С любым другим я так и поступил бы. А тут не смог.
      - Мне придется взять мисс Леггет и миссис Холдорн с собой, - сказал я нерешительно, чуть ли не виновато.
      Он выпрямился, лицо с белой бородой было сурово.
      - Ступай, - велел он, - отыди от меня, пока дерзость не привела тебя к гибели.
      Связанная на алтаре Арония Холдорн сказала мне:
      - Стреляйте. Стреляйте скорее. Стреляйте.
      Я обратился к Джозефу:
      - Мне все равно, как тебя звать. Ты отправишься в кутузку. А ну брось нож.
      - Богохульник, - загремел он и сделал шаг ко мне-. Сейчас ты умрешь.
      Это должно было бы показаться смешным. Но мне не показалось.
      Я завопил" "Стой!". Он шел ко мне. Я испугался. Я выстрелил. Пуля попала ему в щеку. Я видел отверстие. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он даже не моргнул. Он шел твердо, не торопясь, на меня. Я нажимал и нажимал на спуск: еще шесть пуль попали ему в лицо и тело. Я видел раны. А он все шел и как будто не замечал их. Лицо и взгляд у него были суровые, но не злые. Подойдя ко мне, он поднял нож высоко над головой. Так ножом не дерутся; но он и не дрался: он намерен был обрушить на меня кару, и на мои попытки помешать ему обращал так же мало внимания, как родитель, наказывающий ребенка.
      Я же-дрался. Когда нож, сверкнув над нашими головами, устремился вниз, я нырнул под него, выставив согнутую руку против его вооруженной руки, и левой рукой воткнул кинжал ему в горло. Я давил на кинжал, покуда крестовина не уперлась в шею. Тут я выключился.
      Я и не знал, что зажмурил глаза-пока не открыл их снова. Раньше всего я увидел Эрика Коллинсона, который стоял на коленях возле Габриэлы, отворачивал ее лицо от слепящего луча и пытался привести ее в чувство. Потом увидел Аронию Холдорн: она лежала без сознания на ступени алтаря, а мальчик Мануэль плакал над ней и дрожащими руками пытался стянуть с нее путы. Потом я обнаружил, что стою, расставив ноги, и между ними лежит мертвый Джозеф с кинжалом в горле.
      - Слава Богу, что он не был Богом, - пробормотал я вполголоса.
      Мимо меня пронеслось коричневое тело в белом: Минни Херши бросилась на пол рядом с хозяйкой, крича:
      - Мисс Габриэла, я думала, этот дьявол ожил и снова напал на вас.
      Я подошел к мулатке, взял ее за плечи, поднял и спросил:
      - Как так? Разве ты его не убила?
      - Да, сэр, но...
      - Но ты думала, что он вернулся в другом обличье
      - Д... да, сэр. Я думала, что он это... - Она запнулась, сжала губы.
      - Это я.
      Она кивнула, отвернувшись в сторону.
      4. НЕЧЕСТИВЫЙ ХРАМ
      К вечеру мы с Фицстивеном опять сидели у миссис Шиндлер за хорошим обедом, но на этот раз я рисковал остаться голодным. Его любопытству не было удержу-он засыпал меня вопросами, просил разъяснить ту или иную подробность, а когда я пытался передохнуть или положить в рот хоть кусок, требовал не отвлекаться.
      - Могли бы захватить меня с собой, - посетовал он, когда нам принесли суп. - Я был знаком с Холдорнами, во всяком случае, раз или два встречался в ними у Леггетов. Чем не предлог, чтобы взять меня в Храм Тогда я б точно знал, что случилось и при каких обстоятельствах, а теперь завишу от ваших пересказов да от газетных версий, подогнанных под вкусы читателей.
      - Мне хватило огорчений и с одним помощником, - сказал я. - С Эриком Коллинсоном.
      - Сами виноваты. Зачем потащили его, когда под рукой был куда более надежный человек. Но давайте, мой милый, я весь внимание. Начинайте ваш рассказ, а я вам потом скажу, где вы наделали ошибок.
      - С чем-чем, а с этим вы справитесь, - согласился я-. Раньше Холдорны были актерами. Во многом я основываюсь на словах Аронии и за полную правду поручиться не могу. Финк молчит, а остальные-служанки, филиппинцы, поваркитаец и так далее-ничего, кажется, не знают. В свои фокусы Холдорны их, видно, не посвящали.
      Актерами они, по ее словам, были средними и зарабатывали так себе. Но год назад она повстречала старого знакомого, с которым когда-то играла в одной труппе, - он сменил сцену на кафедру проповедника, преуспел на новом поприще и ездил теперь в дорогих машинах, а не в сидячих вагонах. Встреча дала ей пищу для раздумий. Начав размышлять в этом направлении, она, естественно, вскоре пришла к таким знаменитостям, как Эйми, Бухман, Джеду... забыл фамилию... и иже с ними. В конце концов ее осенило: "А чем мы хуже" И вот Холдорны, скорее одна Арония-Джозеф не отличался особым умом, - надумали основать секту, культ, как бы возрождающий старую кельтскую церковь.
      - Лавочку свою они открыли в Калифорнии, поскольку все так делают, а Сан-Франциско выбрали из-за того, что здесь меньше конкурентов, чем в Лос-Анджелесе. С собой они прихватили замухрышку по имени Том Финк, который в разное время заведовал технической частью почти у всех извест|||||
      |Мэкин Артур (1863-147)-английский писатель, автор повествований о сверхъестественном, ужасном, мистическом. ных фокусников и чародеев, и его жену, смахивающую на тяжеловоза.
      Толпы обращенных были Холдорнам ни к чему-пусть клиентов будет поменьше, зато богатых. Но пока им не удалось подцепить на крючок миссис Родман, дело шло туго. Заглотнув приманку, миссис Родман отдала в их распоряжение один из своих доходных домов и даже оплатила счет за его реконструкцию. Руководил реконструкцией специалист по сценическим эффектам Том Финк и очень постарался. Он знал, как переделать ненужные теперь кухни в потайные комнаты и закутки, как приспособить для фокусов электропроводку, газовые и водопроводные трубы.
      Технические подробности сейчас не объяснишь-чтобы расковырять дом, нужно время. Но они наверняка окажутся интересными. С одним изобретением я познакомился лично. с привидением, что Финк сотворил из мастерски освещенной струи пара. Обернутую войлоком трубу просовывали в комнату через плинтус под кроватью; нижнюю, неподсвеченную часть струи в темноте было не разглядеть, и получалось нечто похожее на человека, который дергался, извивался, менял очертания, а на ощупь казался каким-то волглым, бесплотной субстанцией. Можете мне поверить, впечатление призрак производил потрясающее, тем более что перед его появлением вы уже успевали нанюхаться особого газа. В комнату они накачивали то ли эфир, то ли хлороформ, но перебивали специфический запах каким-то цветочным ароматом. Я честно сразился с призраком и даже решил, что пустил ему кровь, хотя на самом деле просто не заметил, как, вышибая окно, поранил руку. Нет, он был хорош: несколько минут в его обществе показались мне вечностью.
      Джозеф сорвался только в самом конце, а до тех пор обходилось без грубой работы. Службу-публичную сторону культа-они отправляли с достоинством, четко, сдержанно. Фокусы и трюки начинались только в спальнях гостей, при закрытых дверях. Сначала туда напускали ароматизированного газу. Затем перед жертвой появлялось привидение из подсвеченного пара, а из той же трубы-а может быть, из другой-раздавался голос, отдающий приказы или что-то сообщавший. Газ ослаблял зрение и волю, усыплял подозрительность, и добиться послушания было не сложно. Ловкая работа. Думаю, таким манером они неплохо стригли свою паству.
      Встречаясь в комнате один на один с жертвой, призрак получал большую власть, которую Холдорны еще особым образом укрепляли. Разговоры на эту тему вроде бы никто не запрещал, но на самом деле они осуждались. Отношения с призраком расценивались как личное дело жертвы и ее бога, дело сокровенное, требующее тайны. Упоминать о встречах, даже в беседе с Джозефом-если, само собой, не было веской причины, - считалось дурным тоном. Понимаете, как удобно Холдорны, казалось, и не думают извлекать никакой выгоды, они знать не знают, что происходит во время этих встреч, их не касается, выполнила ли жертва приказ или нет. Жертва и Бог, мол, сами между собой разберутся.
      - Лихо, - сказал Фицстивен, радостно улыбаясь. - Полная противоположность обычным культам и сектам, где всегда есть исповедь, публичное покаяние или какая-то иная форма разглашения таинства. Продолжайте.
      Я было принялся за еду, но он спросил:
      - А что с обращенными, с клиентами Как они относятся к культу сейчас Вы же наверняка с ними беседовали.
      - Да, - ответил я. - Только что возьмешь с этих людей Половина все еще предана Аронии Холдорн. Я, к примеру, показал миссис Родман трубу, из которой появлялись призраки. Она разок ахнула, два раза сглотнула и... предложила отвести нас в церковь, где все символы и изображения, включая того, кто висит на кресте, сделаны из куда более плотного и прозаического материала, чем пар. Потом она спросила, не собираемся ли мы арестовать епископа за то, что в дароносице у него нет настоящей плоти и крови-Господней там или какой другой. Я боялся, что О'Гар, добрый католик, даст ей по голове дубинкой.
      - А Колманов там не было Ральфа Колмана и его жены
      - Нет.
      - Жаль, - сказал он ухмыляясь. - Надо бы заглянуть к Ральфу и поговорить с ним. Сейчас-то он, конечно, где-нибудь прячется, но поискать его стоит. У Ральфа всегда находятся непрошибаемо логичные и убедительные оправдания для самых идиотских поступков. Он, - словно это все объясняло, - специалист по рекламе.
      Увидев, что я ем, Фицстивен нетерпеливо нахмурился:
      - Говорите, мой милый, говорите.
      - Вы ведь встречались с Джозефом Холдорном-спросил я. - Что вы о нем думаете
      - Видел, кажется, дважды. Личность эффектная.
      - Да. При нем было все, - согласился я. - Разговаривали с ним
      - Нет. "Рад вас видеть", "Как поживаете"-и только.
      - Он смотрел на тебя, произносил обычные слова, а в душе что-то переворачивалось. Кажется, я не из тех, кого легко поразить, но ему это удалось. Черт, под конец я почти поверил, что он Бог! Ему ведь было чуть за тридцать, совсем молодой, а волосы и бороду он просто обесцветил-с сединой лучше получалась роль отца Джозефа. Арония говорит, что перед выходом на публику она его гипнотизировала, иначе он не производил нужного впечатления. Позже он научился гипнотизировать себя сам, без ее помощи, и последнее время просто не выходил из транса.
      Пока Габриэла Леггет не перебралась в Храм, Арония не догадывалась об увлечении мужа. Для него, она считала, как и для нее самой, девушка-лишь очередная клиентка, причем очень перспективная из-за недавних бедствий. Но Джозеф влюбился, ему была нужна сама Габриэла. Я не знаю, много ли он успел и как обрабатывал ее с помощью этих трюков, но думаю, пытался играть на страхе перед проклятьем Дейнов. Доктор Риз в конце концов обнаружил неладное. Вчера он обещал заглянуть в Храм ближе к вечеру и действительно пришел, но девушку не увидел, а я не увидел его. живого.
      Перед тем как подняться к ней в комнату, он решил заглянуть к Джозефу и случайно услышал, как тот давал указания чете Финков. Добром это не кончилось. По глупости Риз сообщил Джозефу, что подслушал разговор. Джозеф посадил его под замок.
      На Минни Холдорны поставили с самого начала. Она цветная, значит, ей легче внушать всякую чертовщину, к тому же предана Габриэле Леггет. В итоге ей так заморочили голову призраками и голосами, что она не знала, на каком она свете. С ее помощью они и решили избавиться от Риза. Доктора усыпили и перенесли на алтарь. Минни внушили, что Риз. сатана и хочет утащить ее хозяйку в ад, не дать ей сделаться святой. Бедная мулатка приняла все за чистую монету. Когда призрак объявил, что она избрана спасти хозяйку, а освященный кинжал лежит на столе, она до конца выполнила указания. Встала с постели, взяла кинжал, спустилась к алтарю и убила Риза.
      Чтобы я не проснулся и не помешал ей, Холдорн с Финком напустил газ и в мою комнату. Но мне в ту ночь было тревожно, спал я в кресле посередине комнаты, а не на кровати рядом с трубой, поэтому пришел в себя задолго до утра.
      К тому времени Арония уже сделала кое-какие открытия: первое-девушка интересует Джозефа совсем не с финансовой точки зрения, второе-муж взбесился, стал опасным маньяком. У него, по ее словам, и прежде было не особенно много мозгов, а теперь, из-за постоянного гипноза, ум совсем зашел за разум. Он так удачно надувал свою паству, что успехи вскружили голову. Все ему по силам, он решил, все сойдет с рук. Он мечтал убедить в своей божественности весь мир, как убедил горстку поклонников-разницы он не понимал. Джозеф и впрямь считал себя Богом, говорит Арония. Не думаю. По-моему, он знал, что никакой он не Бог, зато верил, что одурачить сможет кого угодно. Однако эти тонкости не меняют дела: важно одно-он сошел с ума и не видел пределов своему могуществу.
      Миссис Холдорн утверждает, что узнала про убийство Риза не сразу. А пока что Джозеф через призрака вызвал Габриэлу к алтарю, где лежало тело доктора. Ему, видно, на самом деле не терпелось подчинить девушку, играя на ее страхе перед проклятьем. Он задумал прийти к алтарю и устроить для нее какое-то представление. Но мы с Коллинсоном помешали. И Джозеф, и Габриэла услышали наши голоса у входных дверей; он затаился, а она пошла нам навстречу. Для Джозефа тем не менее все складывалось удачно: девушка действительно считала, что Риз погиб из-за проклятья Дейнов. Она призналась нам в убийстве и сказала, что заслуживает виселицы.
      Как только я увидел труп, я понял, что это не ее работа. Очень уж аккуратно он лежал. Перед смертью Риза кто-то явно усыпил. К тому же дверь к алтарю была открыта, а про ключи Габриэла ничего не знала. Конечно, ее соучастие в убийстве нельзя было исключать, но убить его в одиночку она никак не могла.
      Дом был специально оборудован для подслушивания, и Холдорны, муж и жена, оба слышали ее признание. Арония тут же начинает фабриковать улики. Она поднимается в комнату Габриэлы за халатом, берет с алтаря окровавленный кинжал, который я положил рядом с телом, заворачивает его в халат и сует сверток в угол, где полиции будет легко на него наткнуться. У Джозефа совсем другие планы. В отличие от жены он против того, чтобы девушку сажали в тюрьму или в сумасшедший дом. Она ему нужна. Чувство вины и раскаянья должны отдать Габриэлу в его руки, а не в руки полиции. Тогда он прячет тело доктора в потайной комнате и посылает Финков прибраться у алтаря. Он уже слышал, как Коллинсон убеждал меня замять дело, и знает, что может рассчитывать на его молчание, но сейчас ему мешаю я-второй вполне нормальный свидетель.
      Запутался, убил-и выпутываться скорей всего придется тем же способом. Против помех у этого маньяка есть теперь простое средство-убийство. И вот с четой Финков-хотя их участие мы вряд ли сможем доказать-они снова берутся за Минни. Она послушно убила Риза, очередь-за мной. Правда, массовой резни никто из них не предвидел и не особенно к ней подготовлен. Кроме моего пистолета и пистолета служанки-а про него они даже не знают, - в доме нет огнестрельного оружия, да и кинжал был всего один: в общем, хоть беги за кухонными ножами или слесарным инструментом. А ведь надо подумать еще о гостях-миссис Родман вряд ли будет в восторге, если ее ночью разбудит драка духовных наставников с хамом-сыщиком. Нет, удобнее всего сделать так, чтобы Минни потихоньку воткнула в меня кинжал.
      Спрятанный Аронией халат с кинжалом они, кстати, уже нашли, и Джозеф сразу заподозрил жену в двойной игре. А когда он узнал, сколько цветочного газа напустила она в комнату Минни-и дюжина призраков не смогла бы разбудить мулатку, - он окончательно уверился в ее предательстве и решил убить: терять все равно нечего.
      - Жену-спросил Фицстивен.
      - Да. А какая разница На ее месте мог оказаться любой другой-во всей этой истории нет ни капли логики. И не ищите. Вы же прекрасно понимаете-ничего подобного быть не могло.
      - А что же тогда было-спросил он озадаченно.
      - Не знаю. И никто не знает. Я рассказываю вам, что видел сам, и добавляю те факты из рассказа Аронии, которые не противоречат моим наблюдениям. Если взять их за основу, дело примерно так и происходило. Хотите верить-на здоровье. Лично я не верю. У меня такое ощущение, что я видел то, чего вообще не было.
      - Ради Бога! - взмолился он. - Оставьте ваши "но" и "если" на потом. Доведите рассказ до конца, а уже дальше искажайте его, сколько душе угодно-улучшайте, затуманивайте, путайте хоть до умопомрачения. Но сперва закончите-должен же я хоть раз услышать неисправленную версию.
      - Вы действительно мне верите-спросил я.
      Улыбаясь, он кивнул и заявил, что не только верит, но и получает удовольствие.
      - Дитя малое, - сказал я. - Давайте-ка лучше расскажу вам про девочку и волка, который пришел к ее бабушке и...
      - До сих пор люблю эту историю, но сперва кончайте свой рассказ. Джозеф решил убить жену...
      - Хорошо. Осталось немного. Когда они уже взялись за Минни, я поднялся к ней в комнату-надо было кого-то послать за помощью. Пытаясь ее разбудить, я надышался газа, и помощь потребовалась мне самому. Что касается призрака, то его на меня напустили сами Финки, Джозефа с ними, скорее всего, уже не было-он в это время вел жену вниз. Зачем ему понадобилось связывать ее перед убийством у алтаря. трудно сказать: скорее всего, совсем спятил действительно вообразил, что все сойдет ему с рук. А может, этот спектакль каким-то образом работал на его планы. Или бывшего актера одолела страсть к кровавой трагедии. Как бы там ни было, пока я возился с призраком, Джозеф, видимо, отправился с женой к алтарю.
      Призрак заставил меня попотеть, а когда я отделался от него и вывалился в коридор, насели Финки. Это были они, точно знаю, хотя рассмотреть в темноте я ничего не мог. Кое. как отбившись, я добыл пистолет и спустился на этаж ниже. Габриэлы и ее жениха там уже не было. Коллинсона я вскоре отыскал: девушка выманила его на улицу и захлопнула перед носом дверь. В это время сын Холдорнов, мальчик лет тринадцати, прибежал сообщить, что папа вот-вот зарежет маму и что Габриэла находится с ними у алтаря. Холдорна я еле убил. Семь раз выстрелил. Конечно, восьмимиллиметровая пуля в рубашку входит чисто, но я ведь всадил в него семь штук-стрелял в голову и грудь, с близкого расстояния, почти в упор, а он и ухом не повел. Вот до чего себя загипнотизировал! Свалить его удалось лишь ударом кинжала в горло.
      Я замолчал.
      - Ну и. - -спросил Фицстивен.
      - Что "ну и. - -"
      - Что было дальше
      - Ничего. Вот и весь рассказ. Я предупреждал, что в нем нет никакого смысла.
      - А что делала Габриэла
      - Сидела у алтаря и любовалась подсветкой.
      - Но почему она там сидела Что ее туда привело Пришла по своей воле или заставили Как она там оказалась Зачем
      - Не знаю. И она не знает. Я у нее спрашивал. Она вообще не помнит, что делала.
      - Но от других-то вы что-нибудь узнали
      - Я и рассказываю, что узнал в основном от Аронии Холдорн. Она с мужем основала секту, потом он сошел с ума и принялся убивать-ну и что она могла поделать Финк говорить не будет. Он простой механик, работал у Холдорнов, соорудил всякие приспособления, устраивал фокусы, но что случилось прошлой ночью-об этом он не имеет никакого представления. Да, ночью шумели, но совать нос в чужие дела не в его правилах, а про убийство он впервые услышал, когда приехали полицейские и стали его допрашивать. Слуги вряд ли о чем-то знали, хотя наверняка догадывались. Мануэль, сынишка Холдорнов, сейчас до того напуган, что слова вымолвить не может, но от него мы тоже ничего не добьемся. Такая вот картина: Джозеф свихнулся и совершил убийство, а все остальные чисты перед законом, поскольку, если и помогали ему, то непреднамеренно. Им грозит лишь небольшой срок за участие в храмовом мошенничестве. А признайся хоть один, что о чем-нибудь знал, и он сразу станет соучастником убийства. Естественно, никто на это не пойдет.
      - Понятно, - медленно произнес Фицстивен. - Джозеф мертв, значит, виноват один Джозеф. Ну и что вы будете делать
      - Ничего, - ответил я. - Пусть попробует разобраться полиция. Мадисон Эндрюс объявил мне, что моя работа окончена.
      - Но если вы недовольны результатами, если не выяснили полную правду, вам, казалось бы...
      - Уже не мне. Я бы кое-что еще сделал, но Эндрюс нанял меня охранять Габриэлу в Храме. Теперь ее увезли, и выяснять, он считает, больше нечего. Если же девушке снова понадобится охрана, то голова пусть болит у мужа.
      - У кого
      - У мужа.
      Фицстивен стукнул кружкой по столу, так что выплеснулось пиво.
      - Вот те на, - сказал он сердито. - Чего же было молчать Бог знает, сколько всего вы мне не рассказали.
      - Воспользовавшись суматохой, Коллинсон увез ее в Рино, где им не придется три дня ждать разрешения на брак, как в Калифорнии. Я и сам не знал-мне сказал Эндрюс часа через три-четыре после их отъезда. Он был несколько грубоват, что и послужило одной из причин нашего разрыва.
      - А разве он против ее брака с Коллинсоном
      - Насколько я знаю-нет, но он считает, что надо это делать не сейчас и не таким манером.
      - Я его понимаю, - сказал Фицстивен, когда мы встали из-за стола. - Эндрюс любит, чтобы было так, как хочет он.
      5. ТРОПИНКА НА СКАЛЕ
      Эрик Коллинсон телеграфировал мне из Кесады:
      "Немедленно приезжайте тчк Беда опасность тчк Ждите меня гостинице Сансет тчк Отвечать не надо тчк Габриэла не должна знать тчк Поспешите Эрик Картер".
      Телеграмма пришла в агентство утром в пятницу.
      Утром меня в Сан-Франциско не было. Я был в Мартинесе, торговался с бывшей женой Фила Лича, известного также под многими другими именами. Он завалил Северо-Запад самодельной валютой, и мы разыскивали его с большим усердием. У его бывшей жены, телефонистки, милой маленькой блондиночки, была сравнительно свежая фотография Фила, и она желала ее продать.
      - Он меня так не уважал, что даже липовый чек на тряпки боялся выписать, - пожаловалась она. - Самой приходилось зарабатывать. Так почему мне теперь на нем не заработать, когда какая-нибудь шлюха купается в деньгах Сколько вы за нее дадите
      Она, конечно, преувеличивала ценность этой фотографии, но в конце концов я с ней сторговался. В город я вернулся уже в седьмом часу и на вечерний поезд не успел. Я собрал чемодан, вывел из гаража машину и поехал.
      Кесада был городок с одной гостиницей, прилепившийся к скалистому склону молодой горы, которая спускалась к Тихому океану километрах в ста двадцати от Сан-Франциско. Берег под Кесадой, крутой, неудобный, усыпанный острыми камнями, для пляжа не годился, так что денег от курортников оседало мало. Какое-то время через здешний порт обильно тек в страну контрабандный ром, но эта деятельность замерла: бутлегеры смекнули, что с большей прибылью и меньшей морокой можно торговать отечественным пойлом. Кесада опять погрузился в спячку.
      Я прибыл туда в двенадцатом часу ночи, поставил машину в гараж и перешел на другую сторону улицы-в гостиницу "Сансет". Она представляла собой низкое разлапистое желтое здание. В вестибюле сидел только ночной портье, маленький женоподобный человек на седьмом десятке, очень старавшийся показать мне, что ногти у него розовые и блестящие.
      Когда я зарегистрировался, он дал мне конверт, надписанный рукой Эрика Коллинсона. Я разорвал его и прочел:
      "Не уходите из гостиницы, пока не повидаетесь со мной. Э. К-"
      - Давно это у вас-спросил я.
      - С восьми часов примерно. Мистер Картер ждал вас больше часа, пока не пришел последний автобус со станции.
      - Он не у вас остановился
      - Нет, ну что вы. Они с молодой женой сняли дом Тукера над бухтой.
      Коллинсон был не тот человек, к чьим инструкциям я стал бы прислушиваться. Я спросил:
      - Как туда попасть
      - Ночью вы их ни за что не найдете, - уверил меня портье, - разве только кружной дорогой, через восточное шоссе, да и то, если знаете местность.
      - Да А днем как туда попасть
      - Доходите по этой улице до конца, там развилка, и вы идете вправо, в сторону океана, вдоль обрыва. Это даже не дорога, а скорее тропа. До дома примерно пять километров, дом на холмике, коричневый, обшит тесом. Днем его найти несложно, только надо все время держать вправо, к океану. А ночью вы ни за что, ни за что на свете не доберетесь...
      - Спасибо, - сказал я, чтобы не слушать это второй раз.
      Он отвел меня в номер, пообещал разбудить в пять, и в двенадцать я уже спал.
      Когда я вылез из постели, чтобы сказать в телефон: "Хорошо, спасибо", - за окном занималось утро, тусклое, мглистое, холодное и противное. Пока я оделся и спустился на первый этаж, лучше оно не стало. Портье сказал, что раздобыть еду в Кесаде до семи утра нет никакой возможности.
      Из гостиницы я дошел по улице до того места, где она превратилась в грунтовую дорогу, затем-у развилки и взял вправо, к океану. Эта дорога и сначала-то не была дорогой, а потом совсем превратилась в тропу, тянувшуюся по каменистому выступу и все сильнее прижимавшуюся к берегу. Обрыв под ней становился все круче и круче, покуда она вообще не приняла вид неровной ступени на скале-местами в три-четыре метра шириной, а местами, сужавшейся до полутора. Скала над тропой поднималась метров на двадцать с лишним; внизу-тридцатиметровой кручей обрывалась в океан. Ветер откуда-то со стороны Китая гнал туман над вершиной скалы и с шумом пенил воду у ее подножия.
      Огибая угол, где скала была круче всего-и, по сути, превратилась в стометровую отвесную стену, - я остановился, чтобы рассмотреть маленькую неровную ямку на краю тропы. Ямка сантиметров пятнадцать диаметром, с одной стороны от нее-маленькая, полукольцом, насыпь из свежей рыхлой земли, с другой стороны земля разбросана. Ямка как ямка-но даже такому закоренелому горожанину, как я, стало ясно: здесь недавно вырвали маленький куст.
      Самого кустика видно не было. Я бросил сигарету, стал на четвереньки и заглянул вниз. Кустик находился метрах в семи подо мной, он повис на макушке чахлого дерева, росшего почти параллельно обрыву, в корнях застряла свежая коричневая земля. Следующий предмет, который остановил мой взгляд, тоже был коричневый-мягкая шляпа, лежавшая тульей вниз между двумя острыми серыми камнями, на полпути к воде. Я перевел взгляд на воду и увидел ноги.
      Мужские ноги в черных туфлях и темных брюках. Ступни лежали на большом обкатанном камне в пятнадцати сантиметрах одна от другой, и обе были повернуты влево. Ноги наклонно торчали из воды, которая чуть-чуть не доставала до колен. Вот и все, что я мог разглядеть с тропинки.
      Я спустился со скалы, но не в этом месте. Тут было крутовато для немолодого грузного человека. Я вернулся метров на двести назад, туда, где тропа проходила через кривую расщелину, наискось пересекавшую всю скалу снизу доверху. Я вернулся к расщелине и спустился по ней, спотыкаясь, оскальзываясь, потея и ругаясь, но добрался до подножия целый и невредимый, если не считать ободранных пальцев, испачканного костюма и погубленных туфель.
      Каменный берег у подножия скалы было плохо приспособлен для прогулок, но я сумел пройти по нему, лишь дважды спустившись в воду, да и то-по колено. Однако в том месте, где лежали ноги, мне пришлось зайти в Тихий океан по пояс, чтобы вытащить тело: оно лежало навзничь на покатой, сточенной стороне громадного камня, почти целиком находившегося в воде, и было покрыто вспененной водой до середины бедер. Я нащупал ногами удобную опору, взял его за подмышки и вытащил.
      Это был Эрик Коллинсон. На размолотой спине сквозь одежду и кожу торчали кости. Затылок был проломлен. Я вытащил его из воды на сухие камни. В мокрых карманах оказалось пятьдесят четыре доллара восемьдесят два цента, часы, нож, золотые ручка и карандаш, бумаги, несколько писем и записная книжка. Я расправил бумаги, письма и записную книжку; прочел, выяснил только одно: все, что в них написано, не имеет никакого отношения к его смерти. Ни на нем, ни рядом с ним я не нашел ни одной вещи, которая рассказала бы мне о его смерти больше того, что рассказал вырванный куст, застрявшая между камнями шляпа и положение его тела.
      Я оставил его, вернулся к расщелине, пыхтя вскарабкался на тропу и снова подошел к тому месту, где был вырван куст. Никаких следов, отпечатков ног и тому подобного. Тропинка была твердая, каменная. Я отправился по ней дальше. Вскоре скала стала отходить от океана, а тропинка-спускаться по ее склону. Метров через восемьсот скала кончилась и превратилась в заросший кустами гребень, вдоль которого тянулась тропа. Солнце еще не взошло. Брюки неприятно липли к застывшим ногам. Вода хлюпала в порванных туфлях. Я еще ничего не ел. Сигареты у меня размокли. Левое колено болело-я вывернул ногу, когда спускался по расщелине. Проклиная сыскное дело, я поплелся дальше.
      Тропинка ненадолго увела меня от моря, когда пересекала основание небольшого лесистого мыса, потом спустилась в лощину, потом пошла вверх по склону невысокого холма; наконец я увидел дом, который описывал портье.