Проклятье Дэйнов

      Идти в комнату хозяйки Минни явно не хотелось, но и тащить ее не пришлось. Габриэла Леггет лежала на боку и спокойно спала-одеяло на плече мерно поднималось и опускалось. Маленькое бледное личико со свалившимися на лоб каштановыми завитушками казалось во сне детским.
      Я отпустил Минни и вернулся к себе. Сидя в темноте, я понял, отчего люди начинают грызть ногти. Просидев так около часа, если не больше, я обругал себя старой бабой, снял ботинки, выбрал кресло поудобнее, положил ноги на другое кресло, накинул на себя одеяло и заснул перед открытой дверью, за которой виднелась дверь Габриэлы.
      2. УВЯДШИЕ ЦВЕТЫ
      В каком-то полусне я разомкнул веки, решил что задремал всего на мгновенье, сомкнул их, провалился опять в забытье, затем все-таки заставил себя проснуться. Что-то было не так.
      Я с трудом открыл глаза, закрыл, открыл снова. Я понял, что было не так. И при открытых и при закрытых глазах. одинаково темно. Но это объяснимо: ночь темная, а окна моей комнаты не выходят на освещенную улицу. Нет... ведь ложась, я оставил дверь открытой, и в коридоре горели лампы. Теперь света в дверном проеме, через который виднелся вход в комнату Габриэлы, не было.
      Я уже достаточно опомнился и не стал резко вскакивать. Задержав дыхание, я прислушался-все тихо, только на руке тикают часы. Поднес светящийся циферблат к глазам. семнадцать минут четвертого. Я спал дольше, чем мне показалось, а свет в коридоре, видимо, погасили.
      Голова у меня была тяжелой, во рту-помойка, тело затекло и онемело. Я откинул одеяло и через силу встал с кресла-мышцы не слушались. В одних носках я проковылял к выходу и наткнулся на дверь. Она была закрыта. Я распахнул ее-свет в коридоре горел, как прежде. Воздух снаружи был удивительно свежим и чистым.
      Я обернулся назад и принюхался. В комнате стоял цветочный запах, слабый, затхлый-так пахнут в закрытом помещении увядшие цветы. Ландыши, луноцветы, какие-то еще. Некоторое время я стоял, пытаясь выделить отдельные запахи, серьезно размышляя, не примешивается ли к ним слабый аромат жимолости. Я смутно припомнил, что мне снились похороны. Пытаясь восстановить в памяти сон, я прислонился к косяку и снова задремал.
      Когда моя голова совсем свесилась, а шея заныла, я проснулся и кое-как разлепил глаза. Ноги казались чужими, деревянными. Я стал тупо гадать, почему я не в постели. Есть же какая-то причина, только какая Мысли сонно ворочались в голове. Чтобы не упасть, я оперся рукой о стену. Пальцы коснулись выключателя. Ума нажать на кнопку хватило.
      Свет резанул по глазам. Прищурившись, я увидел знакомую комнату и вспомнил, что у меня тут дело, работа. Я отправился в ванную, подставил голову под холодную воду и немного пришел в себя, хотя в мозгах все еще была каша.
      Выключив у себя свет, я пересек коридор и прислушался перед дверью Габриэлы. Ни звука. Я открыл ее и переступил порог. Мой фонарик осветил пустую кровать со сбитым в ноги одеялом. Вмятина от ее тела была на ощупь холодной. В ванной и гардеробной-ни души. Под кроватью валялись зеленые тапочки, на спинке стула висело что-то, похожее на халат.
      Я вернулся в свою комнату за ботинками и пошел к главной лестнице, намереваясь прочесать дом сверху донизу. Я решил, что сперва буду действовать тихо, а если ничего не найду, что всего вероятнее, то подниму бучу-начну ломиться в двери и всех перебужу. Мне хотелось найти девушку как можно скорее, но поскольку она исчезла уже давно, две. три минуты сейчас не играли роли: бегать сломя голову я не собирался, но и тратить время не стал.
      Я был между третьим и вторым этажами, когда внизу что. то промелькнуло-уловить мне удалось только какое-то движение от входных дверей в глубь дома. Смотрел я в сторону лифта, а входную дверь загораживали перила. В просветах между стойками и мелькнуло что-то. Я сразу повернул голову, но было уже поздно. Мне показалось, я заметил чье-то лицо, но так показалось бы любому на моем месте, в действительности я видел лишь нечто светлое.
      Когда я добрался до первого этажа, в вестибюле и коридорах было пусто. Я направился в глубину здания, но тут же замер. В первый раз с тех пор, как я проснулся, до меня донесся посторонний звук. За входной дверью, на каменных ступеньках крыльца шаркнула подошва.
      Я подкрался к двери, распахнул ее левой рукой, а правую опустил к пистолету.
      На верхней ступеньке крыльца стоял Эрик Коллинсон.
      - Какого дьявола вы тут делаете-мрачно спросил я.
      Возбужденно, сбиваясь, он рассказал мне целую историю. Насколько я понял, Коллинсон каждый день звонил доктору Ризу и справлялся о здоровье Габриэлы. Сегодня, то есть уже вчера, ему не удалось застать доктора. Он даже позвонил в два часа ночи, но ему сказали, что доктора еще нет и никто из домашних не знает, где он и почему не пришел. После этого ночного звонка Коллинсон поехал к Храму с надеждой увидеть меня и выяснить, что с девушкой. Он и не собирался подходить к дому, пока не увидел, как я выглядываю из двери.
      - Кого вы увидели
      - Вас.
      - Когда
      - Вы выглянули всего минуту назад.
      - Вы видели не меня, - сказал я. - Что же вы все-таки видели
      - Кто-то высунулся. Я решил, что вы, и подошел. я сидел в машине на углу. С Габриэлой ничего не случилось
      - Ничего, - ответил я. Расскажи я ему, что она исчезла, он бы взбеленился. - Говорите потише. Значит, домашние Риза не знают, где он
      - Нет... и волнуются. Пусть себе, лишь бы Габриэла была здорова. - Он положил руку мне на плечо. - Можно мне поглядеть на нее
      Малый он был высокий, крепкий, молодой, за Габриэлу готов в огонь и воду. Я понимал-что-то случилось. Только не знал что. Помощь мне могла понадобиться, так что прогонять его не стоило. С другой стороны, и рассказывать правду не стоило-начнет еще рвать и метать.
      - Заходите, - сказал я. - Надо осмотреть дом. Хотите сопровождать меня-прошу. Только тихо, а дальше-посмотрим.
      Коллинсон пошел с таким видом, будто я-святой Петр, открывший ему врата рая. Я закрыл дверь и повел его через вестибюль. Кругом никого не было. Но недолго.
      Из-за угла появилась Габриэла Леггет. Шла она босиком. Тело прикрывала лишь желтая ночная рубашка, забрызганная чем-то темным. Обеими руками она держала перед собой большой кинжал, почти меч. Он был красный, влажный. Красными, влажными были и ее голые руки. На одной из щек виднелся кровавый мазок. Глаза были ясные, блестящие и спокойные, лобик-гладкий, губы решительно сжаты.
      Она подошла, глядя в мои, вероятно, обеспокоенные глаза с полной безмятежностью. Казалось, она ожидала меня здесь увидеть, знала, что я ей попадусь.
      - Возьмите, - сказала она ровным голосом и протянула кинжал. - Это улика. Я его убила.
      - Гм, - выдавил я.
      Все еще глядя мне прямо в глаза, она добавила:
      - Вы-сыщик. Заберите меня туда, где таких вешают.
      Руками мне шевелить было легче, чем языком. Я взял у нее окровавленный кинжал-широкий, с большим обоюдоострым лезвием и бронзовой рукояткой в виде креста.
      Из-за моей спины выскочил Эрик Коллинсон и, раскинув дрожащие руки, бормоча что-то нечленораздельное, пошел к девушке. Она со страхом отпрянула от него, прижалась к стенке и взмолилась:
      - Не пускайте его ко мне.
      - Габриэла! - крикнул он, протянув к ней руки.
      - Нет, нет. - Она тяжело дышала.
      Чтобы загородить девушку, я встал перед ним, уперся рукой ему в грудь и рявкнул:
      - Угомонись!
      Оттеснив Коллинсона к другой стене коридора, я отступил в сторону, чтобы видеть сразу обоих.
      - Потерпите. Надо узнать, в чем дело, - сказал я ему и, повернувшись к девушке, показал на кинжал. - Что произошло
      Она уже успокоилась.
      - Пойдем, сейчас увидите, - сказала она. - Только ради Бога без Эрика.
      - Он не будет мешать, - пообещал я.
      Она хмуро кивнула и повела нас по коридору за угол, к небольшой приоткрытой железной двери. Она вошла первой. Я за ней. За мной Коллинсон. В лицо нам повеял свежий ветерок. Я задрал голову и увидел на темном небе тусклые звезды. Я посмотрел снова вниз, под ноги. В свете, бьющем через открытую дверь, мне удалось разглядеть, что мы шагаем по белому мрамору, или, скорее, по пятиугольным плитам под мрамор. Было темно, если не считать света из двери.
      Неспешно ступая босыми ногами по холодным плитам, Габриэла повела нас к какому-то серому квадратному сооружению, неясно маячившему впереди. Потом остановилась и сказала:
      - Здесь.
      Я включил фонарик. Свет заиграл, рассыпался по широкому белому алтарю, отделанному хрусталем и серебром.
      На нижней из трех ступенек, лицом вверх, вытянув руки по швам, лежал доктор Риз.
      Казалось, он заснул. Одежда на нем была не измята, только пиджак и жилет расстегнуты. Рубашка потемнела от крови. В груди виднелись четыре одинаковые раны, как раз такой формы и размера, которые мог нанести этот кинжал. Из ран уже ничего не сочилось, но когда я приложил руку ко лбу, он был теплым. На ступеньки и на пол натекла кровь, рядом валялось пенсне на черной ленточке, целое.
      Я выпрямился и направил луч фонарика девушке в лицо. Она моргала, жмурилась, свет ей мешал, но лицо оставалось спокойным.
      - Вы убили-спросил я.
      - Нет! - завопил Коллинсон, словно только проснулся.
      - Заткнитесь, - приказал я ему и подошел к девушке поближе, чтобы он не смог вклиниться между нами.
      - Так вы или не вы-переспросил я.
      - А что тут странного-спокойно спросила она-. Вы же слышали, что говорила мачеха о проклятье Дейнов, о том, что было и будет со мной и со всеми, с кем сведет меня судьба. Так чему удивляться-И она показала на труп.
      - Чушь собачья! - сказал я, пытаясь разгадать причину ее спокойствия. Я уже видел, как на нее действует наркотик, но здесь было что-то другое. Знать бы, что именно. - Зачем вы его убили
      Коллинсон схватил меня за руку и повернул к себе. Он был как в горячке:
      - Что толку в разговорах! - закричал он. - Надо ее скорее увезти отсюда. Тело мы спрячем или положим в такое место, где на нее никто не подумает. Вам лучше знать, как это делается. Я увезу ее домой. А вы тут все устроите.
      - Ну да! - сказал я. - Свалим убийство на здешних филиппинцев. Пусть их вместо нее повесят.
      - Правильно. Вам лучше знать, как...
      - Черта с два! - сказал я. - Ну и понятия у вас.
      Его лицо пошло пятнами.
      - Нет, мне... я не хочу, чтобы кого-то... вешали, - забормотал он. - Честное слово. Я о другом. Ведь можно устроить, чтобы он исчез. А я дам денег... Он бы мог...
      - Заткните фонтан, - зарычал я. - Только время теряем.
      - Но вы должны что-то сделать, - не отставал он. - Вас сюда прислали, чтобы с ней ничего не случилось. Вы должны...
      - Хватит, - я вырвал у него руку и повернулся к девушке. - Кто-нибудь при этом присутствовал
      - Никого.
      Я посветил фонариком на алтарь, на труп, на пол, на стены, но ничего нового не обнаружил. Стены были белые, гладкие и сплошные, если не считать двери, через которую мы вошли, и такой же на противоположной стороне. Четыре побеленные стены поднимались прямо к небу.
      Я положил кинжал рядом с телом Риза, выключил фонарик и сказал Коллинсону:
      - Надо отвести мисс Леггет в комнату.
      - Ради Бога, давайте увезем ее из этого дома, пока не поздно.
      - Хороша она будет на улице босиком и в забрызганной кровью рубашке.
      Я услышал какое-то шуршание и включил свет. Коллинсон стаскивал с себя пальто.
      - Моя машина стоит на углу. Я отнесу ее на руках, и он направился к девушке, протягивая пальто.
      Габриэла забежала мне за спину и застонала.
      - Не давайте ему до меня дотрагиваться.
      Я хотел остановить его. Он отбил мою руку и пошел за ней. Она-от него. Я почувствовал себя чем-то вроде столба карусели, и ощущение мне не понравилось. Когда этот болван оказался передо мной, я саданул его плечом, так что он отлетел к углу алтаря. Я подошел поближе.
      - Хватит! - прорвало меня. - Если хотите помогать нам, то не валяйте дурака, делайте, что говорят, и оставьте ее в покое. Понятно
      Он выпрямился.
      - Но вы не имеете...
      - Оставьте ее в покое. Оставьте в покое меня. Еще раз влезете-получите пистолетом по челюсти. Хотите получить прямо сейчас-скажите. Так как
      - Ладно, - забормотал он.
      Я повернулся к девушке, но она уже серой тенью, почти не шлепая босыми ногами, летела к двери. Я бросился за ней, громыхая по плитам ботинками. Я поймал ее за талию уже в дверях. Но тут же получил удар по рукам и отлетел к стене, приземлившись на колено. Надо мной во весь рост высился Коллинсон и что-то орал. Из всего потока слов мне удалось разобрать только: "Черт вас подери".
      Я встал с колена в самом чудесном настроении. Быть сиделкой при свихнувшейся барышне недостаточно, вдобавок получать тычки от ее жениха. Мне понадобились все мои актерские таланты, чтобы невозмутимо спросить Коллинсона:
      - Ну зачем вы так
      Я подошел к стоявшей в дверях девушке:
      - Пошли к вам в комнату.
      - Только без Эрика, - потребовала она.
      - Больше он не будет мешать, - снова пообещал я, надеясь, что на этот раз не ошибусь. - Пошли.
      Она поколебалась, затем переступила порог. Коллинсон, с застенчивым видом и одновременно свирепым, а в целом очень недовольным лицом, вышел вслед за мной. Я прикрыл дверь и спросил Габриэлу, есть ли у нее ключ.
      - Нет, - ответила она, будто вообще не знала о существовании ключей.
      В лифте она все время пряталась от жениха за моей спиной, если, конечно, он еще состоял у нее в женихах. Сам Коллинсон напряженно смотрел в сторону. Я же вглядывался в лицо девушки, пытаясь понять, вернулся ли к ней после потрясения разум или наоборот. Первое предположение казалось вернее, но в душе я ему не доверял. По дороге нам никто не попался. Я включил в комнате свет. Закрыв дверь, я прислонился спиной к косяку. Коллинсон повесил пальто на стул, положил шляпу и замер, скрестив руки и не спуская глаз с Габриэлы. Она села на кровать и уставилась мне в ноги.
      - Расскажите, что случилось, - приказал я.
      Она подняла на меня глаза и сказала:
      - Мне хочется спать.
      Вопрос о ее здравомыслии-для меня во всяком случае. был решен: нормой тут и не пахло. Но сейчас меня тревожило другое. Комната. С тех пор как я ушел, в ней что-то изменилось. Я закрыл глаза, попытался представить, как она выглядела раньше, открыл глаза снова.
      - Можно мне лечь-спросила Габриэла.
      Я решил, что ее вопрос подождет, и стал внимательно осматривать комнату, предмет за предметом. Пальто и шляпа Коллинсона на стуле-больше ничего нового обнаружить не удалось. Все вроде бы нормально, но сам стул почему-то не давал мне покоя. Я подошел и поднял пальто. Под ним было пусто. Раньше здесь висело нечто похожее на зеленый халат, а теперь было пусто. Халата я нигде в комнате не заметил и даже не стал искать-безнадежно. Зеленые тапочки все еще валялись под кроватью.
      - Не сейчас, - ответил я девушке. - Подите в ванную, смойте кровь и оденьтесь. Одежду захватите туда с собой. Ночную рубашку отдайте Коллинсону. - Я повернулся к нему. - Спрячьте ее в карман и не вынимайте. Из комнаты не выходить и никого не пускать. Я скоро приду. Пистолет у вас есть
      - Нет, - сказал он. - Но я...
      Девушка перебила его:
      - Не оставляйте нас одних. Я не хочу. Я уже убила одного человека. Вам что, мало
      Говорила она горячо, но не возбужденно, и довольно рассудительно.
      - Мне нужно ненадолго уйти, - сказал я, - одной вам оставаться нельзя. И кончен разговор.
      - А вы понимаете, что делаете-Голосок у нее был тоненький, усталый. - Вряд ли. Иначе бы не оставляли меня с ним. - Она подняла лицо, и я скорее прочел по губам, чем услышал: "Только не с Эриком. Пусть он уйдет".
      Я от нее совсем одурел: еще немного, и мне придется лечь в соседнюю палату. Меня так и подмывало уступить ей, но я ткнул пальцем в ванную и сказал:
      - Можете не вылезать оттуда, пока я не приду. Но он побудет здесь.
      Она с безнадежностью кивнула и направилась в гардеробную. Когда она шла в ванную с одеждой в руках, на глазах у нее блестели слезы.
      Я отдал пистолет Коллинсону. Его рука была деревянной и дрожала. Дышал он тяжело, шумно.
      - Не будьте размазней, - сказал я ему. - Хоть раз помогите, вместо того чтобы мешать. Никого не впускайте и не выпускайте. Придется стрелять-не теряйтесь.
      Он хотел что-то сказать, не смог и, сжав мне руку, чуть не искалечил ее от избытка чувств. Я вырвал у него руку и отправился вниз, к алтарю, где лежал доктор Риз. Попасть туда удалось не сразу. Железная дверь, через которую мы вышли несколько минут назад, была заперта. Но замок оказался довольно простым. Я поковырял в нем кое-какими инструментами из перочинного ножа и в конце концов открыл.
      Зеленого халата я там не нашел. Не нашел я и тела доктора Риза. Оно исчезло. Кинжал тоже исчез. Вместо лужи крови на белом полу осталось лишь желтоватое пятно. Кто-то хорошенько прибрался.
      3. БОГ
      Я вернулся в вестибюль: еще раньше я заметил там нишу с телефоном. Телефон был на месте, но не работал. Я положил трубку и отправился на шестой этаж к Минни Херши. Пока что помощи от нее я никакой не получил, но она, по-видимому, была предана хозяйке, а мне, за неимением телефона, требовался посыльный.
      Я открыл ее дверь-тоже без замка, - вошел, затворил за собой. Включил фонарик, обхватив ладонью стекло. При свете, просачивавшемся между пальцами, я увидел на кровати мулатку-она крепко спала.
      Я посмотрел на девушку. Она лежала на спине, дышала ртом, и лицо ее во сне приобрело еще большее сходство с индейским. Глядя на нее, я сам осоловел. Поднимать ее сейчас бесчеловечно. Может быть, ей снится... я тряхнул головой, пытаясь прогнать сонную одурь. Ландыши, луноцветы... увядшие цветы... А нет ли тут и жимолости Этот вопрос почему-то казался важным. Фонарь тяжелел у меня в руке, стал чересчур тяжелым. Черт с ним... я его выпустил. Он упал на ногу... я удивился: кто тронул меня за ногу Габриэла Леггет Умоляет спасти ее от Эрика Коллинсона Чушь какая. то... Или не чушь Я опять пытался тряхнуть головой... пытался отчаянно. Она весила тонну, едва поворачивалась. Меня качнуло; чтобы не упасть, я выставил ногу. Нога была слабая, мягкая, подгибалась. Надо сделать еще шаг, иначе свалюсь; я сделал, с трудом поднял голову, посмотрел, куда мне падать, увидел окно в пятнадцати сантиметрах от моего носа.
      Меня потянуло вперед, и подоконник уперся в бедра, остановил падение. Мои руки лежали на подоконнике. Я пошарил по низу рамы, и, не знаю, нашарил ли ручки, но потянул вверх изо всех сил. Окно не поддавалось. Руки были будто прибиты внизу. Кажется, тут я всхлипнул; а потом правой ладонью упершись в подоконник, левой выбил стекло.
      Уличный воздух шибанул в нос, как нашатырь. Я сунул лицо в дыру и, цепляясь обеими руками за подоконник, вбирал воздух ртом, глазами, ушами, порами кожи и смеялся, а глаза щипало так, что лились слезы и затекали в рот. Я все глотал свежий воздух и вскоре почувствовал, что ноги меня держат, глаза видят, что я опять могу двигаться, думать, пусть не быстро и не четко. Мешкать было некогда. Я закрыл нос и рот платком и отвернулся от окна.
      В каком-нибудь метре от меня, посреди черной комнаты, стояло, извиваясь, нечто светлое, похожее на человеческую фигуру, но бесплотное.
      Оно было высокое, но не такое высокое, как показалось сначала, - потому что оно не стояло на полу, а парило: между его ногами и полом был просвет сантиметров в тридцать. Да, у него и ноги были, но уж не знаю, какой формы. Не было у них формы-и у торса не было, и у рук, и у лица не было формы, постоянных очертаний. Они зыбились, разбухали и съеживались, вытягивались и сокращались, не очень сильно, но беспрерывно. Рука сливалась с телом, растворялась в теле, а потом появлялась, будто выливалась из него. Нос свешивался над разинутым бесформенным ртом, потом втягивался обратно, утопая между кисельными щеками, снова начинал расти. Глаза расширялись, сливались в один громадный глаз, занимавший всю верхнюю часть лица, потом он уменьшался, пропадал вовсе, потом глаза прорезывались снова на прежних местах. А ноги-то их было две, то три, то одна, скрученная штопором, точно живой и шаткий пьедестал. Все члены и черты лица непрерывно искажались, колебались, так что нельзя было уловить их натуральную, правильную форму.
      Я осознал, что я не в себе, нанюхался душной цветочной дряни. Но как ни старался, ни мог убедить себя, что не вижу этого существа. Оно было-дрожало, корчилось между мной и дверью, близко, только наклониться, только руку протянуть. Я не верю в сверхъестественное-ну и что из того Оно было передо мной. Было, и я видел, что это не фокус с фосфорной краской, не человек в простыне. Мне надоело ломать голову. Я стоял, зажав платком рот и нос, не шевелясь и не дыша, и, может быть, даже кровь у меня в жилах остановилась. Оно было тут, и я был тут, - и стоял, приросши к полу.
      Потом оно заговорило; не могу утверждать, что я слышал слова: мне казалось, что я просто воспринял их всем телом.
      - На колени, враг Божий. На колени.
      Тут я вышел из оцепенения-облизал губы, хотя язык был суше их.
      - На колени, ненавистный Господу, пока на тебя не обрушился удар.
      Последний довод я уже мог понять. Я отнял от рта платок и сказал:
      - Пошел к черту.
      Звучало это глупо, тем более, что голос у меня сел.
      Оно судорожно перекрутилось, всколыхнулось и подалось ко мне. Я бросил платок и протянул к нему обе руки. Схватил его-и не схватил. Мои руки достали тело-ушли в него до запястий, сжались. И захватили только сырую пустоту, ни теплую, ни холодную, вообще лишенную температуры.
      И та же сырая пустота облепила мне лицо, когда его лицо наплыло на меня. Я укусил лицо-да... но зубы лязгнули впустую, хотя я видел и чувствовал, что мое лицо уже внутри его лица. И в руках у меня, вплотную к моей груди, корчилось, извивалось его тело, ерзало, вздрагивало, и вдруг бешено завинчивалось, рвалось на части, которые жадно соединялись снова-все в черной пустоте.
      Сквозь эту прозрачную материю я видел свои руки, сжавшиеся в сердцевине влажного тела. Я разжал их и согнутыми пальцами рванул вверх и вниз, раздирая его; я видел, что тело рвется и течет вслед за моими ногтями, но не ощущал ничего, кроме сырости.
      Возникло новое ощущение, быстро усиливавшееся: на меня навалилась и душила какая-то немыслимая тяжесть. Существо было бесплотным, но страшно тяжелым, и этот груз придавливал меня, не давал вздохнуть. Ноги у меня подгибались. Я плюнул ему в лицо, вытащил руку из утробы и ударил в лицо. Кулак не встретил ничего, кроме сырости.
      Я сунул левую руку ему в живот и стал рвать тело, так ясно видимое и так слабо осязаемое. Но тут я увидел кое-что новое-кровь на своей левой руке. Темная, густая, настоящая кровь капала на пол, текла между пальцами.
      Я захохотал, потом, собравшись с силами, выпрямился под чудовищным грузом и снова стал рвать ему внутренности, хрипя:
      - Душу выну.
      Кровь еще сильнее полилась по пальцам. Я опять попробовал засмеяться, не смог-меня душило. И тяжесть на мне стала вдвое больше. Я попятился, привалился к стене, распластался по ней, чтобы не съехать на пол.
      Воздух из разбитого окна, холодный, свежий, терпкий, хлынул сбоку, ударил в нос, и по разнице между ним и тем, чем я дышал в комнате, стало понятно, что валит меня не тяжесть этого создания, а отрава, наполнившая дом.
      Бледно-зеленая сырая тварь обволакивала мое лицо и тело. Кашляя, я продрался через нее к двери, распахнул ее и вывалился в коридор, где было так же черно, как в комнате.
      Я упал, и что-то упало на меня. Но уже не бесплотное. Человек. В спину меня ударили колени-человечьи колени, острые. Кряхтенье, теплым воздухом обдавшее мне ухо, было человечье, удивленное. Рука, которую я сжал, была человечья, тонкая. Я благодарил Бога, что она тонкая. Коридорный воздух меня освежил, но бороться с атлетом я еще не был готов.
      Я сжал его руку изо всех сил и затащил под себя, накатился сперва на нее, потом на самого человека. Накатываясь, я перебросил руку через его тело, и она столкнулась на полу с чем-то твердым, металлическим. Я ощупал предмет и узнал: это был длинный кинжал, которым закололи Риза. Тот, на кого я сейчас взгромоздился, очевидно, стоял за дверью и хотел зарезать меня, когда я выйду; спасло меня падение: он не только промахнулся кинжалом, но и споткнулся об меня. А сейчас, лежа ничком, прижатый к полу моими восемьюдесятью пятью килограммами, он лягался, норовил долбануть меня головой и кулаками.
      Схватив одной рукой кинжал, я перенес другую с его руки на затылок, вдавил его лицо в ковер, уже не суетясь, потому что сил у меня прибывало с каждым вдохом. Через минуту. другую я поставлю его на ноги и немного расспрошу.
      Но такой передышки мне не дали. Что-то твердое ударило меня по плечу, потом по спине, потом стукнуло по ковру рядом с нашими головами. Кто-то охаживал меня дубинкой.
      Я скатился с тощего. Прямо под ноги к тому, кто орудовал дубинкой. Я попытался схватить его за ногу, получил еще удар по спине, ногу не достал, а рука моя скользнула по юбке. От удивления я отдернул руку. Еще удар дубинкой-на этот раз по боку-напомнил мне, что церемонии тут неуместны. Я сжал руку в кулак и ударил по юбке. Кулак мой наткнулся на мясистую лодыжку. В ответ раздалось рычание, ноги отодвинулись, и еще раз ударить я не успел. Я быстро встал на четвереньки и стукнулся головой о дерево. Дверь. Схватив за ручку, я поднялся. В нескольких сантиметрах от меня в темноте свистнула дубинка. Я повернул ручку, нажал на дверь, вошел в комнату и тихо, почти беззвучно затворил дверь за собой.
      В комнате у меня за спиной раздался голос, очень тихий, но очень серьезный:
      - Выйдите сейчас же, буду стрелять.
      Голос принадлежал светловолосой толстенькой служанке, и в нем слышался испуг. Я быстро нагнулся-на случай, если она вправду вздумает стрелять. За окном уже светало, и я увидел ее силуэт на кровати-она сидела, вытянув руку с маленьким черным предметом.
      - Это я, - прошептал я.
      - А, вы! - Но рука с черным предметом не опустилась.
      - Вы с ними в доле-спросил я и осторожно шагнул к кровати.
      - Делаю, что приказано, и держу язык за зубами, а в бандиты к ним не нанималась.
      - Хорошо. - Я сделал еще несколько шагов к кровати, уже быстрее. - Если связать простыни, смогу я спуститься из окна на следующий этаж
      - Не знаю. Ой! Что вы делаете!
      Я держал ее пистолет-автоматический, 8,13мм-одной рукой, а ее запястье другой и выворачивал.
      - Отпустите, - приказал я, и она отпустила.
      Я отошел назад, поднял кинжал, который бросил возле спинки кровати.
      Потом на цыпочках подкрался к двери и прислушался. Тишина. Я тихо открыл дверь и ничего не услышал, ничего не увидел в сумраке. Дверь Минни была открыта, наверное, с тех пор, как я вывалился из комнаты. Того, с чем я боролся, там не было.
      Я держал ее пистолет-автоматический, 8,13мм-одной рукой, а ее запястье другой и выворачивал.
      - Отпустите, - приказал я, и она отпустила.
      Я отошел назад, поднял кинжал, который бросил возле спинки кровати.
      Потом на цыпочках подкрался к двери и прислушался. Тишина. Я тихо открыл дверь и ничего не услышал, ничего не увидел в сумраке. Дверь Минни была открыта, наверное, с тех пор, как я вывалился из комнаты. Того, с чем я боролся, там не было. Я вошел к Минни и включил свет. Она лежала, как прежде, забывшись тяжелым сном. Я спрятал пистолет в карман, стянул одеяло, поднял Минни, перенес в комнату служанки, свалил к ней на кровать и сказал:
      - Попробуйте привести ее в чувство.
      - Проснется немного погодя: они все просыпаются.
      - Вон что! - сказал я и пошел вниз, на пятый этаж, к Габриэле.
      Комната Габриэлы была пуста. Шляпа и пальто Коллинсона исчезли, исчезла одежда, которую она унесла в ванную, и окровавленная ночная рубашка тоже.
      Я стал осыпать эту парочку проклятьями, и хоть старался не обделить ни того, ни другого, больше все-таки досталось Коллинсону; потом я выключил свет и побежал вниз по парадной лестнице-избитый, изодранный, растерзанный, с окровавленным кинжалом в одной руке, с пистолетом в другой. и на лице у меня, наверное, было такое осатанение, как в душе. До второго этажа я ничего не слышал. А тут снизу донесся звук, напоминавший отдаленный гром. Сбежав по последнему маршу, я понял, что кто-то ломится в парадную дверь. Хорошо бы этот кто-то был в синем мундире. Я подошел к двери, отпер ее и распахнул.
      С ошалелыми глазами, встрепанный и бледный, передо мной стоял Эрик Коллинсон.
      - Где Габи-задыхаясь, спросил он.
      - Кретин, - сказал я и ударил его по лицу пистолетом.
      Он согнулся, уперся руками в стены тамбура, постоял так и медленно выпрямился. Из угла рта у него текла кровь.
      - Где Габи-упрямо повторил он.
      - Где вы ее оставили
      - Здесь. Я собирался ее увезти. Она просила. Послала меня разведать, нет ли кого на улице. Вернулся-дверь заперта.
      - Чем вы думаете-прорычал я. - Она вас обманула. все хочет спасти от этого идиотского проклятья. Я вам что велел делать Ну, ладно, надо искать ее.
      Ни в одной из комнат, прилегавших к вестибюлю, ее не оказалось. Не погасив в них свет, мы побежали по главному коридору.
      Из двери сбоку выскочил кто-то маленький в белой пижаме и повис у меня на поясе, чуть не опрокинув. Он издавал нечленораздельные звуки. Я оторвал его от себя и увидел, что это мальчик Мануэль. Слезы текли по его испуганному лицу и мешали ему говорить.
      - Успокойся, - сказал я. - А то не пойму ни слова.
      Я разобрал:
      - Он убить ее хочет.
      - Кто кого хочет убить-спросил я. - Говори медленнее.
      Медленнее он говорить не стал, но я расслышал: "папа" и "мама".
      - Папа хочет убить маму-спросил я, потому что такая расстановка казалась более вероятной. - Он кивнул. - Где
      Дрожащей рукой он показал на железную дверь в конце коридора. Я пошел туда, но остановился.
      - Слушай, мальчик, - стал торговаться я. - Я хочу помочь твоей маме, но сперва мне надо узнать, где мисс Леггет. Ты знаешь, где она