– Юнис, что за чушь вы несете! Любимая, хотя я и счастлив, что мы вместе, но «конфликт поколений» все еще не исчерпан. Виноват, но у меня привычка, выработанная на протяжении всей жизни, никогда не говорить все, что я думаю, женщине, даже если я с ней в одной постели.
      – Да, конечно, вы со мной в одной постели!
      – Вот именно. И мне поэтому еще трудно говорить вам всю правду. Мне очень трудно стать женщиной. Но еще прежде чем встал вопрос о докторе Хедрике, я задумался над последствиями для женщины… молодой и… богатой.
      – Богатой? Я об этом не подумала.
      – Юнис, любимая, нам придется думать и об этом. Конечно, мы будем «женщиной по-настоящему».
      – Ура!
      – Успокойтесь, дорогая. Если бы мы были бедными, то самое простое было бы попроситься назад к Джо. Конечно, если бы он нас принял. Но мы не бедны; мы просто до нелепости богаты, а от богатства избавиться еще тяжелее, чем его приобрести. Поверьте мне. Когда мне было около семидесяти пяти, я попытался несколько разгрузить свое состояние, пока я еще жив, чтобы оно не досталось моим внучкам. Но отдать деньги, не потеряв большую их часть в самом процессе, так же трудно, как загнать джинна в бутылку. Поэтому я сдался и составил мое завещание таким образом, чтобы как можно меньше из моих денег досталось моим так называемым наследникам.
      – Так называемым?
      – Да, так называемым. Юнис, моя первая жена была милой девушкой, очень похожей на вас, как мне теперь кажется. Но она умерла при родах, и сын от нее давно уже умер. Агнес взяла с меня обещание, что я снова женюсь, и я так и сделал, едва овдовел. От второго брака была девочка, но ее мать развелась со мной, когда ребенку не было и года. Я женился в третий раз – снова дочка, и снова развод. Я толком не знал своих дочек и пережил их и их матерей. Но… Юнис, у вас тоже редкая кровь; вы не знаете, как наследуется тип крови?
      – Точно не знаю.
      – Жаль. Имея склонность к математике, я выучил схему наследования типов крови так же хорошо, как и таблицу умножения. Потеряв первую жену, я стал более предусмотрительным и обеспечивал присутствие доноров до того, как моих жен направляли в палату для родов. Вторая жена имела кровь группы А, третья – В… позже я узнал, что обе мои мнимые дочки имели группы 0.
      – Мне кажется, я что-то упустила, босс.
      – Юнис, отец с группой крови АВ не может произвести детей с группой 0. Но не подумайте, что я держал зло на моих дочерей; ведь это была не их вина. Я бы любил Эвелин и Роберту, пытался любить, хотел любить, но их матери не допускали их ко мне… пока не оказалось, что я могу завещать много денег. Вот тут-то и произошло переключение с честной неприязни на поддельную любовь. Это было отвратительно. Я не чувствую каких-либо обязательств перед внучками, поскольку они не мои внучки. Что вы, Юнис, думаете об этом?
      – О, босс, по-моему, комментарии здесь излишни.
      – То есть? Кто это там всего пять минут назад говорил, что мы должны быть абсолютно откровенны друг с другом?
      – Я согласна с вашими выводами, босс, то есть с фактами, которые привели вас к этим выводам. Мне кажется, наследственность не должна здесь играть какую-либо роль. Мне кажется, что вы бередите старые раны… а это плохо. Плохо для вас, босс.
      – Дитя мое, вы сами не знаете, о чем говорите,
      – Может быть.
      – Не «может быть», а точно. Ребенок он и есть ребенок. О детях надо заботиться, их надо любить. Иначе во всей нашей жизни не было бы никакого смысла. Юнис, я сказал вам, что моя первая жена была чем-то похожа на вас. Агнес… мы любили друг друга такой любовью, что это было больше чем просто любовь. И я был с ней всего один год, потом она умерла при родах. И я любил своего сына так же сильно, как и ее. Когда его убили, во мне что-то умерло… и я пошел на дурацкий четвертый брак в надежде оживить себя, получив еще одного сына. Но в тот раз мне не повезло – детей не было. Мне пришлось всего лишь отвалить денег, и я снова стал свободен.
      – Извините, босс.
      – Не за что извиняться. Но я хотел сказать не об этом, Юнис. Когда мы поправимся, напомните мне, что надо порыться в ящике с драгоценностями и найти его солдатскую бирку – все, что осталось от него.
      – Если хотите. Но, дорогой, это же ужасно: все время оглядываться назад вместо того, чтобы смотреть в будущее.
      – Это зависит от того, как смотреть назад. Я не печалюсь о нем, я горд за него. Он погиб с честью, сражаясь за свою страну. Но на его солдатской бирке указана группа крови, «Тип 0».
      – Ого!
      – Да, именно «тип 0». Это значит, что мой сын был таким же моим, как и дочери. Но это не мешало мне любить его.
      – Да, но… вы узнали об этом благодаря той бирке? После того как он погиб?
      – Черта с два! Я знал об этом со дня его рожденья; я подозревал, что он может быть не от меня, еще когда Агнес забеременела… и я принял это. Юнис, я носил рога с достоинством и никогда не высказывал ей свои подозрения. Что же, следующим женам я достался уже с ветвистыми рогами. Муж, который ожидает чего-то другого, обречен на разочарование. Но у меня никогда не было иллюзий на этот счет, поэтому я не был разочарован. Для этого не было оснований. Я и сам научился сексу большей частью у замужних женщин, и началось это с раннего подросткового возраста. Я думаю, такое бывает в каждом поколении. Но рога причиняют боль лишь тогда, когда мужчина достаточно глуп, чтобы верить, будто его жена не такая, как все, несмотря ни на что.
      – Босс, вы думаете, что все женщины такие?
      – О нет! Во времена своей юности я знал множество супружеских пар, в которых и он и она – насколько мне было известно – шли к алтарю девственниками и оставались преданными друг другу всю жизнь. Может быть, и среди теперешней молодежи есть такие пары.
      – Да, наверное, есть. Но я не из таких.
      – И я тоже. В этом вопросе нельзя полагаться на статистику, Юнис. Секс – это такой предмет, о котором все врут. Но я хотел сказать, что мужчина, который наслаждается сексом, где это только возможно, а затем женится и ожидает, что его жена не такая, как все, просто глуп. Я был умнее. Что касается Агнес, то она была ангелом, но с копытами. Это старый сленг, но понять его легко. Мне кажется, что Агнес за свою короткую жизнь никогда не ненавидела кого-либо и любила так же свободно, как и дышала. Юнис, вы сказали, что рано начали, да?
      – В четырнадцать лет, босс. Скороспелая сучка, правда?
      – Скороспелая – может быть, но не сучка. И моя Агнес тоже не была сучкой, хотя она радостно отдала свою девственность, как она говорила, в двенадцать лет.
      – В двенадцать?
      – Удивлены, дорогая? Опять конфликт поколений: ваше поколение думает, что это оно изобрело секс. Агнес действительно была скороспелой, в то время в шестнадцать лет девушка не считалась готовой для половой жизни. Обычно начинали в семнадцать или восемнадцать. И очень часто можно было столкнуться с настоящей девственностью, хотя я и не специалист в таких вопросах . Но рекорд принадлежал не Агнес. Я помню в школе девочку из грамматической школы, которая «отдалась» в одиннадцать лет, не испытывая при этом никаких угрызений совести. К тому же она была любимицей учителей, у нее был невинный взгляд, и она получала призы за регулярное посещение воскресной школы. Моя дорогая Агнес была такой же, только ее доброта и милая внешность не были поддельными. Она просто не видела в сексе ничего грешного.
      – Босс, в сексе нет греха.
      – А разве я сказал, что есть? Однако в те дни я чувствовал себя виноватым, пока Агнес не вылечила меня от этого предрассудка. Ей было шестнадцать лет, мне – двадцать. Ее отец был профессором в ветеринарном колледже, где я учился, и однажды в воскресенье меня пригласили на ужин… в первый раз мы делали это на диване в гостиной. Все это произошло так быстро, что я даже несколько удивился и испугался.
      – Что напугало вас, мой дорогой? Ее родители?
      – Да. Они были наверху и, вероятно, еще не ложились. К тому же Агнес была так молода – в то время девушки не могли выходить замуж раньше восемнадцати. Не то чтобы меня когда-либо останавливал ее возраст, просто в ту ночь я не был готов, не ожидал этого.
      – А как можно к этому подготовиться, босс?
      – Контрацептивы. Мне оставался еще целый год до получения диплома, у меня не было денег, не предвиделось никакой работы, и меня, честно говоря, не тянуло жениться.
      – Но о контрацептивах должна заботиться девушка, босс. Именно поэтому я и чувствовала себя такой дурой, когда залетела. Мне бы и в голову не пришло просить, чтобы парень из-за этого женился на мне, даже если бы я была уверена, что забеременела именно от него. Когда я поняла, что залетела, то собрала все свое мужество и сказала родителям. Они меня отругали. Отцу пришлось заплатить штраф, потому что лицензии у меня еще не было. О том, чтобы выйти замуж, даже разговора не было. Меня даже не спросили, от кого я забеременела, и я сама не стала бы говорить об этом.
      – Юнис, неужели вы не знали, от кого?
      – В общем-то знала. Наша баскетбольная команда и три девушки, болельщицы, поселились в одной гостинице; с нами был и тренер, учитель физкультуры. Но он ушел в город. Мы собрались отметить победу в комнате у парней. У кого-то была марихуана. Я затянулась раза два, но мне не понравилось, и я занялась джином и лимонадом, которые гораздо вкуснее. Я не собиралась участвовать в сексуальной оргии: у нас в школе это было не принято. К тому же у меня был парень, и я была ему верна… то есть, как правило… и его не было с нами. Но когда моя подруга сняла с себя одежду, то и я не смогла удержаться. Я высчитала в уме, что у меня еще два безопасных дня, и тоже разделась, то же сделала и третья подруга. Никто не заставлял меня делать это, босс. Не было даже намека на изнасилование. Как же я могла винить парня?
      Но оказалось, что я сосчитала неверно, и к середине февраля я уже точно знала, что залетела. Потом я рассказала родителям, и меня отослали на юг к тетушке, чтоб я полечилась от «ревматической лихорадки», которой у меня, сами понимаете, никогда не было. Мне потребовалось на это 269 дней после того баскетбольного матча, и я как раз успела к началу занятий в школе и закончила ее вместе со своим классом.
      – Ну, а как же ваш ребенок, Юнис? Мальчик? Девочка? Сколько ему сейчас лет? Двенадцать? И где он сейчас?
      – Не знаю, босс. Я подписала отказ от материнства, чтобы мой отец получил свои деньги назад, если найдется кто-либо, кто захочет принять ребенка. Босс, разве это справедливо? Пять тысяч долларов… отец едва наскреб их, а те, которые живут на пособие, не платят штрафа и могут даже требовать бесплатного аборта. Я этого не понимаю.
      – Вы ушли от ответа, дорогая. Где ваш ребенок?
      – Мне сказали, что он родился мертвым. Но, насколько я знаю, они всегда так говорят, если девушка подписывает отказ и кто-то хочет взять ребенка.
      – Но это можно узнать. Если бы ваш ребенок умер, то и штраф бы не взыскивался. Отец вам об этом не рассказывал?
      – Я его не спрашивала. Это очень деликатный. вопрос, босс. Мы назвали это «ревматической лихорадкой». В любом случае, когда мне исполнилось восемнадцать, мне выдали лицензию на трех детей без каких-либо вопросов.
      – Юнис, неважно, что вы придумали для прикрытия. Если ваш ребенок жив, мы можем найти его!)
      Второй голос не ответил.
      (– Ну, Юнис?
      – Босс, лучше не ворошить прошлое.
      – Вы не хотите детей, Юнис?
      – Я этого не говорила. Вы сказали, что для вас не имело значения, что ваш сын не был по-настоящему вашим сыном. Я думаю, вы правы. Но если где-то и есть мой ребенок, а ему сейчас около тринадцати лет, то мы чужие друг другу. Я не была ему матерью, не воспитывала его: я ему никто. К тому же вы забываете, что меня убили.
      – О, Юнис, дорогая!
      – Видите? Если бы мы нашли этого мальчика или девочку, мы не смогли бы утверждать, что я жива, что снова живу внутри вашей головы. Мы не посмеем это утверждать… иначе нас снова свяжут, но уже навсегда. – Она вздохнула.
      – Но я бы хотела иметь ребенка от вас. Вы рассказывали мне об Агнес, дорогой. Расскажите еще. Она действительно была похожа на меня?
      – Да, очень. То есть не внешне. Но если бы я верил в переселение душ – а я не верю, – то я бы подумал, что вы – это Агнес, которая вернулась ко мне.
      – А может, я и есть она? Почему вы в это не верите, босс?
      – Вы это серьезно?
      – Нет. Я никогда в это не верила, хотя большинство наших друзей верили в реинкарнацию. У меня не было оснований верить или не верить в нее. Поэтому я никогда не высказывала своего мнения на этот счет. Но, босс, когда вас убивают, а вы не умираете, то поневоле начинаешь по-другому смотреть на все это. Дорогой босс, вы считаете, что я – лишь продукт вашего воображения, не так ли?)
      Иоганн не ответил, и она продолжала:
      (– Не бойтесь признаться, босс; вы меня не обидите. Я знаю, что я это я. Мне не нужны доказательства. Но вам нужны, вы должны знать наверняка. Признайте это, дорогой. Будьте открыты со мной.
      – Юнис, мне действительно надо знать наверняка. Ведь если я сошел с ума, если вы лишь продукт моего воображения, то мне лучше ничего не знать об этом. Дорогая, простите меня… но я почувствовал облегчение, когда вы сказали, что не хотите разыскивать вашего ребенка.
      – Я знала, что вы обрадовались… и знала почему. Босс, не торопитесь. У нас уйма времени, так что расслабьтесь и наслаждайтесь жизнью. Какое-нибудь доказательство придет само собой… такое, что знаю я и о чем вы не можете знать помимо меня. Вы получите доказательство и будете так же уверены в моем существовании, как и я.
      – Что ж, логично. Юнис… вы сейчас говорите так, как говорили, когда хотели успокоить меня.
      – – Я и впредь собираюсь успокаивать и ругать вас, босс, как если бы я была вашей мамой. И я никогда не перестану любить вас, босс. Но кое с чем нам надо поторопиться.
      – С чем?
      – С уткой. Иначе у нас с вами случится «мокрое дело».
      – О, черт!
      – Расслабьтесь, босс. К этому надо привыкнуть.
      – Черт возьми, я не хочу, чтобы меня усаживали на утку, как ребенка на горшок! Знаете, что получится? Ничего! Я зажмусь и не смогу этого сделать. Юнис, там, за дверью, ванная. Может быть, нам попросить, чтобы нас туда довели и оставили одних.
      – Босс, вы не знаете, что получится. Вы вызовете сестру. Она постарается вас отговорить. Затем она пойдет за доктором Гарсиа. Он придет и тоже будет спорить, а если вы будете упрямиться, он вызовет Джейка. К тому времени, как порисуется Джейк, мы намочим постель.
      – Юнис, вы несносны. Хорошо, давайте скажем сестре, чтобы принесла нам утку.
      – Минуточку, босс. А не можем мы как-нибудь убрать эти перила?
      – Как?
      – Если мы сможем, то что остановит нас? Мы сами доберемся до ванной, никого не спрашивая.
      – Юнис, я не ходил уже больше года!
      – Но это было до того, как вы получили это подержанное, но, в общем-то, достаточно новое тело, босс.
      – Вы думаете, мы сможем идти?
      – Давайте попробуем. Если у нас закружится голова, мы сможем удержаться за кровать, а затем медленно опуститься на пол. Я уверена, что мы сможем хотя бы ползти, босс.
      – Хорошо. Давайте попробуем.
      – Посмотрим, как устроены эти перила.)
      Иоганн обнаружила, что разобраться в устройстве перил не так-то просто. Лежа в постели, их никак нельзя было опустить. Не удивительно, сказала она себе, если бы это можно было сделать, то их конструкция была бы несовершенной.
      (– Юнис, нам все-таки придется вызвать сестру. Черт!
      – Не сдавайтесь, босс. Может быть, надо нажать вон ту кнопку на пульте. Если перегнуться через перила, то мы наверняка сможем дотянуться до нее.)
      Иоганн подтянула колени, повернулась… и приятно удивилась от того, что ее тело оказалось таким гибким. Затем она просунула руку между прутьями, но до пульта не дотянулась и выругалась. Затем она вдруг обнаружила, что перила закреплены двумя простыми замками; по одному на каждой стороне в нижней части кровати. Дотянуться до них было действительно трудно.
      Большим пальцем руки она открыла левый замок, и перила легко убрались. Она засмеялась.
      (– Ну как, партнер?
      – Пока все замечательно, босс! Держитесь за край кровати, когда будете спускать ноги. Если упадете, то все пропало. Держитесь!)
      Иоганн опустила ноги на пол и встала, держась за кровать. Все ее тело дрожало.
      (– Кружится голова.
      – Конечно. Но это пройдет. Успокойтесь, дорогой. Босс, мне кажется, мы можем идти… но лучше не рисковать и отправиться ползком. Если у нас снова закружится голова, мы сможем прилечь на коврик. Если Вини что-нибудь услышит, то с этого момента нас будут кормить только через решетку. Что вы думаете на этот счет?
      – Я думаю, что нам нужно скорее добраться до унитаза, чтобы не пришлось сваливать вину на кошку. Будем добираться ползком.)
      Спуститься на пол было несложно; но ползти было нелегко: ноги путались в халате, Иоганн села и снова была удивлена гибкостью своего тела. Такие изгибы Иоганну не удавались с двенадцатилетнего возраста.
      Но думать об этом было некогда. Спальная накидка не вызвала особых затруднений: она застегивалась спереди на магнитную ленту. Иогчнн скинула ее и положила на пол. Но халат застегивался сзади.
      (– Липучка?
      – Нет, завязки. Похоже, что они не затянуты на узел. Если потянуть, они развяжутся.)
      Наконец Иоганн освободилась и от халата. Дальше она поползла голышом. Открыв дверь в ванную, она оказалась у цели.
      …Наконец она облегченно вздохнула.
      (– Теперь полегчало.
      – И мне тоже. Хотите попробовать дойти до кровати? Только надо будет за что-нибудь держаться. А можно подозвать кресло и катить его перед собой.)
      Иоганн почувствовала, что стоит на ногах довольно твердо, ходить было даже легче, чем когда-либо за последние двадцать лет. И все-таки она держалась поближе к стене, на которой были перила, предназначенные для старика, который всегда боялся упасть. Таким образом она добралась до трельяжа, остановилась перед ним и взглянула на себя.
      (– Боже мой, Юнис, какая вы красивая!
      – Боже мой, на что мы похожи! Сучка-грязнуля! Босс, посмотрите, какие ногти на ногах! Это же настоящие когти! О Боже, груди провисают! И живот стал дряблым!
      – Красивая. Совершенно бесподобная. Юнис. любимая, я всегда хотел увидеть вас совершенно голой. И теперь вижу!
      – Да уж, видите. Жаль, что у меня не было времени привести себя в порядок перед тем, как вы меня увидели. Волосы растрепаны. И… да, так и думала. От нас пахнет.
      – Эй!
      – Извините, нажала по ошибке не ту кнопку. Босс, мы примем горячую пенистую ванну, прежде чем вернемся в постель. Провислости и обмяклости за один день не убрать, но, по крайней мере, мы можем помыться. – Она повернулась и осмотрела свои ягодицы.
      – О Боже! Широкие – это хорошо, но до определенной степени.
      – Юнис, это самая симпатичная попка в штате. Да что там, во всех Штатах!
      – Была когда-то… И снова будет. Я обещаю, босс. С завтрашнего утра мы начинаем систематические упражнения. Все надо подтянуть.
      – Хорошо, если вы так считаете, хотя я по-прежнему говорю, что вы самая роскошная и красивая девушка, которую я когда-либо видел. Юнис? Помните тот наряд под русалку? На вас был лифчик?)
      Она засмеялась.
      (– О небо! Нет, босс, не было. Но тогда мои груди были упруги и не провисали. Я думаю, в тот раз вы видели меня в наиболее голом виде.
      – Как вы думаете, красавица, на кого я сейчас смотрю?
      – О, я имела в виду то время, когда я еще была жива. Тогда я была вашей «милой девочкой», которая не смела позволить вам увидеть больше, чем вы бы хотели, несносный старик. Впрочем, вы могли бы увидеть меня и совсем голой, если бы у вас хватило мужества об этом попросить.
      – Теперь я каждый день буду проводить по несколько часов перед зеркалом.
      – Почему бы и нет, дорогой; теперь это ваше тело. Но давайте положим перед ним гимнастический мат и будем тем временем делать упражнения. Многие упражнения легче делать перед зеркалом. Я думаю…)
      Дверь резко открылась.
      – Мисс Смит!
      Иоганн вздрогнула от неожиданности, затем ответила:
      – Мисс Герстен, какого дьявола вы врываетесь в уборную без стука?
      Сестра не обратила внимания на эту вспышку гнева, поспешно подошла к пациентке и подхватила ее под руки.
      – Обопритесь на мое плечо. Давайте вернемся в кровать. О Боже, что скажет доктор Гарсиа! Он убьет меня! С вами все в порядке?
      Иоганн увидела, что сестричка вот-вот заплачет.
      – Конечно, все в порядке. – Иоганн попыталась освободиться из ее объятии, но обнаружила, что девушка была сильнее, чем казалась. – Вы не ответили.
      Сестра заплакала.
      – Ну пожалуйста, дорогая, не спорьте со мной! Давайте уложим вас в постель, пока вы себя не поранили. Может быть, доктор Гарсиа не будет сильно злиться.
      Видя, что молоденькая девушка так взволнована, Иоганн не стала сопротивляться и отправилась в постель. Рыжеволосая сестричка перевела дыхание.
      – А теперь, если вы будете крепко держаться за мою шею, я подниму ваши ноги. Несносная девчонка! Так меня испугать!
      Иоганн не старалась ей помочь.
      – Вини…
      – Да, дорогая? Позвольте мне уложить вас в постель! Доктор будет ужасно злиться.
      – Не так быстро. Если вы хотите пожаловаться, то идите жалуйтесь. Я могу держаться за кровать и не упаду.
      На лице сестры отразилось отчаяние.
      – Вы хотите, чтобы меня уволили, мисс? Или занесли в черный список? Что я вам сделала плохого?
      – Вини, дорогая…
      – Да?
      – Не стоит говорить доктору Гарсиа.
      Иоганн обняла ее за талию. Сестра покраснела, но не отстранилась.
      – Но я обязана. Я должна сообщать ему обо всем.
      – Но не на этот раз. И я тоже ничего ему не скажу. Совершенно секретно, знаем только вы да я. И больше никто.
      – Хорошо. Я не буду говорить, если вы не скажете.
      – Обещаете?
      – Обещаю.
      Иоганна поцеловала ее. Вини не отстранилась, но казалась удивленной и слегка напуганной. Затем она задержала дыхание, приоткрыла губы и ответила на поцелуй.
      Когда они оторвались друг от друга, сестра сказала:
      – За это меня тоже могут уволить.
      Она не пояснила, за что именно. Казалось, она не замечала того, что Иоганн свободной рукой поглаживала ее грудь.
      – Ну хорошо. Остановимся на этом, и я лягу в постель… Нет, не помогайте мне, я сама управлюсь.
      И Иоганн доказала это – легла сама. Сестра накрыла ее простыней, и сразу же ее лицо приняло официальное выражение.
      – А теперь давайте оденемся. – Она нагнулась, чтобы поднять халат и накидку. – Какая капризная девочка! Раскидала свои одежки по полу. И так меня напугала!
      – Выкиньте их на помойку. Я не буду их носить.
      – Ну-ну, дорогая. Вам не обязательно носить накидку. Всего лишь халат. Хотите, я принесу новый?
      – Вини, я больше не собираюсь носить эти идиотские ангельские наряды. Вы можете оставить накидку. Но халат я носить не буду. Лучше останусь голой.
      – Доктор Гарсиа…
      – Перестаньте угрожать мне доктором Гарсиа. Мы уже обсудили это, не так ли? Сестра закусила губу.
      – Да…
      – Его не касается, сплю я голая или нет. И я буду спать голой, пока мне не принесут что-нибудь приличное. Вы ночуете здесь? Может быть, вы одолжите мне ночную рубашку? Или пеньюар.
      – Да, я сплю здесь. Но я не могу одолжить вам рубашку, потому что я и сама сплю раздетая.
      – Что ж, это разумно.
      – Но в вашем доме есть халаты, и белье, и все такое. В вашей гардеробной.
      – Черт возьми! Кто их заказал?
      – Я не знаю, мисс Смит. Их принесли и сложили там, когда стало ясно, что они вам понадобятся.
      – Хорошая организация. Вы уверены, что они моего размера? Хотя я и сама не знаю, какой у меня размер.
      – Они подойдут. Я сама измеряла вас.
      – Отлично! Найдите мне наиболее женственный пеньюар… я буду тренироваться.
      – С удовольствием.
      Сестра вышла.
      (– Бабник!
      – Что за ерунда, Юнис! Конечно, она симпатичная девочка… но я просто вдруг понял, как с нею следует обращаться. Пришлось порыться в своей памяти. Давно уже не практиковался.
      – Но вам это понравилось.
      – А вам разве нет?
      – Конечно, понравилось. Она замечательно целуется. И я вовсе не ханжа в этих вопросах. Кто был шокирован, когда я сказала, что с девушками может быть совсем неплохо? Вы, старый лицемер. И бабник.
      – Юнис, вы должны меня понять. Я почти век имел дело только с девушками. Неужели вы думаете, что я могу измениться за ночь? И поверьте мне, я почувствую себя извращенцем, когда какой-нибудь мужчина прикоснется к нам. Вероятно, я потеряю сознание.
      – Бедный босс. Не волнуйтесь. Юнис вас научит. Я-то знаю, как надо целовать мужчину.
      – Надо думать, что умеете.
      – Разве я сказала что-то непристойное? Ничего. Я знаю, как это делают… Он, видите ли, потеряет сознание! Подумать только!
      – Послушайте, маленькая всезнайка, я не давал вам повода называть меня бабником и педерастом в одной фразе. Вы сможете прочитать мои мемуары позже. Кстати, о Вини… Вы думаете, она любит девушек? Ведь я видел, что ей было приятно.
      – Хм… Я думаю, что она просто очень славная, хотя вполне могла бы гулять по обеим сторонам голубой улицы. Если вы хотели спросить, не лесбиянка ли она, то я готова поспорить на что угодно, что это не так. Ей гораздо интереснее быть с мужчинами. Понаблюдайте за ней, и вам станет ясно.)
      Вини вернулась, держа в обеих руках по пеньюару.
      – Я думаю, что…
      – Вини.
      – Да, мисс Смит?
      – Никаких больше «мисс Смит». То есть вам не надо называть меня «мисс Смит». После того как вы меня поцеловали. Или я это неправильно поняла?
      (– Бабник!
      – Умолкните. Юнце. Она будет нам полезна.)
      Сестра ничего не ответила, только покраснела.
      – Будем считать, что вы ответили, дорогая, – мягко сказала Иоганн. – Так что называйте меня… нет, черт возьми, я не хочу, чтобы вы называли меня Иоганном. Мне нужно новое имя. Вини, дорогая, какое женское имя ближе всего к Иоганну?
      – М-м… Иоганна.
      – Боже упаси. В моей семье уже есть одна Иоганна. А еще какое?
      – Ну… вы можете называться Джоанной.
      – Отлично! Вы дали мне имя. Я думаю, что теперь вы моя крестная мать. Вы не против быть крестной матерью старика, который только что родился заново, но в качестве женщины?
      Вини улыбнулась.
      – Я польщена.
      – Называйте меня теперь Джоанна, а не «мисс Смит». Хм, теперь мне надо придумать промежуточное имя. «Юнис»…
      (– Ну, босс, я тоже польщена.
      – Да, дорогая, но пока помолчите.)
      – …"Джоанна Юнис Смит». Вини, вы знаете, откуда это мое среднее имя?
      – Я не должна знать, – ответила сестра, чуть помешкав.
      – Значит, знаете. Это в честь милой и доброй леди, которая дала мне это замечательное тело… и я надеюсь, она слышит меня, где бы она сейчас не находилась. (Слышу, босс!) Положите эти пеньюары, подойдите ко мне и назовите меня моим новым именем. Я хочу, чтобы все было по-настоящему.
      Маленькая рыжеволосая сестра робко подошла к постели и склонилась над пациенткой.
      – Я нарекаю тебя «Джоанной Юнис», – и поцеловала ее.
      Вероятно, Вини хотела отделаться лишь формальным поцелуем, но Джоанна Юнис не допустила этого. Когда все закончилось, у обеих женщин на глазах были слезы.
      Джоанна провела рукой по щеке Вини, и та встала.
      – Спасибо, дорогая. Теперь я Джоанна. Джоанна Юнис. Дайте мне, пожалуйста, платок и себе тоже возьмите.
      (– Ну как, Юнис?
      – Ваша техника становится лучше. У нас даже пальчики ног дрожали. Ну вы и бабник!
      – Кого вы называете бабником! Меня зовут Джоанна Юнис.
      – Нет, это вы – Джоанна, а я – Юнис, а вместе мы – Джоанна Юнис… Спасибо за такой замечательный подарок, босс… Джоанна. Я знаю, что вы не бабник. Но займитесь нашей крестной матерью, если вы серьезно хотите ею воспользоваться.)
      – Какой пеньюар вам больше нравится… Джоанна?
      – Вини, я ни черта не смыслю в женских нарядах. Полагаюсь на ваш вкус.
      – Ну… этот узор довольно ярок. Но на вашей фигуре он будет смотреться.
      (– Нет, босс! Возьмите тот, что с меньшим вырезом.
      – Юнис, я думал, вы должны гордиться своими грудками. Они вовсе не провисают.
      – Да не в них дело. Поверьте мне, Джоанна, я знаю, что говорю.)
      – Возможно, вы правы, Вини. Но мне, наверное, не следует носить такой халат перед докторами и юристами. Пожалуй, я начну не так резко. Помогите мне надеть этот, что с меньшим вырезом.
      Когда они надевали халат, Джоанна спросила:
      – Вини, а как вы узнали, что я в ванной?
      – Что? По монитору, конечно. Ваше сердцебиение и дыхание участились. Значит, вы двигались. Я побежала проверить… и точно – моя безобразница встала с постели. Ох, как вы меня напугали, дорогая!
      – Вини, в вашем рассказе есть брешь, через которую может пролезть целый слон.
      – Что вы имеете в виду, Джоанна? – насторожилась сестра.
      – Мое сердцебиение и дыхание участились минут за десять до того, как вы прибежали.
      – О, дорогая! Вы на меня не донесете? Вы ведь обещали.
      – Да, обещала, и вы тоже обещали, Вини со сладкими губками. С этого момента никто из нас ничего не будет говорить доктору Гарсиа, если, конечно, мы обе не сочтем, что ему следует это знать. Друг за друга, дорогая. Давайте рассказывайте, что там у вас случилось.
      – М-м… да ничего особенного. Тот, кто дежурит у дисплея, не имеет права ни на минуту сводить с него глаз. Но ваше состояние настолько улучшилось… и мисс Слоун задремала… а ей надо было поспать, бедняжке… а доктор Гарсиа пошел навестить мистера Саломона… а он не любит, когда за ним посылают, если пациент в нем не нуждается… а ванная комната совсем недалеко от дисплея…
      – Понятно. У нас возникла одна и та же потребность в одно и то же время. Правильно?
      Вини снова покраснела.
      – Меня следует уволить. Я знаю, когда речь идет о пациентах, нельзя так рисковать. С ними может случиться все, что угодно.