Не убоюсь я зла

      – …даже экзистенциалистская феноменология требует теологического основания, и я это признаю, но углубленное изучение диалектического материализма доказывает любому, за исключением наиболее предвзятых…
      – Кто здесь главный?!
      – Нерожденный ребенок – не личность; это лишь зачаточная протоплазматическая структура, имеющая потенциал в зависимости от окружения стать…
      – Математические законы генетической наследственности объясняют любые явления такого рода…
      – Говоря словами, понятными суду и всем присутствующим: «Отче, прости их, поскольку не ведают они, что творят».
      – …с большим удивлением узнал, что ученый муж, который председательствует здесь в качестве судьи, является братом по ордену Иоганна С. Б. Смита. То, что они действительно состоят в таких тайных отношениях, может быть проверено по записям, которые открыты для общественности. Я прошу этот суд и последующие суды принять во внимание эти сведения и требую, чтобы адвокат ответчика признал этот факт.
      – Признаю.
      – Джейк, как они узнали?
      – От нас и узнали. Через Алека, вчера вечером. Пора занести это в протокол, это лучше, чем ждать, пока они сами докопаются.
      – Ага! Этот уличающий факт признан противной стороной. Теперь истцы вынуждены требовать, чтобы председательствующий судья дисквалифицировал себя и объявил этот суд неправомочным.
      – Джейк, кажется, они нас подловили. Хотя мне очень нравятся Мак и Алек, я должна признать, что все это приобретает такой вид, как будто бы нас в чем-то уличили.
      – Нет, моя дорогая. В течение своей жизни каждая видная личность приобретает прямые связи с другими видными личностями. Если бы факт, что вы и Мак были в одном ордене, не был обнаружен, нашлись бы другие связи, не менее тесные. Скольких членов Верховного суда вы знаете?
      – Хм… думаю, что пятерых.
      – Вот вам и ответ. На самом верху социальной пирамиды все друг друга знают.
      (– И спят друг с другом.
      – Помолчите, Юнис!)
      – Адвокат, я нахожу то, что вы сказали, весьма интересным. Но сперва разрешите мне поправить вас по процедурному вопросу. Вы дважды употребили слово «суд», а теперь вы говорите о «неправомочности суда». Вам должно быть известно: это еще не «суд», а всего лишь разбирательство, целью которого является установление личности этой молодой женщины, которая называет себя «мисс Смит». Ее не обвиняют ни в каком преступлении, против нее не возбуждено никакого дела. Просто ее личность подвергается сомнению истцами. И мы помогаем в «непредубежденном разбирательстве», как сосед помогает соседу решить какой-нибудь запутанный бытовой вопрос. Это еще не суд.
      – Я не принимаю вашу поправку, ваша честь.
      – Пожалуйста, не путайте больше «суд», которым мы называемся, и «суд» как орган, выносящий приговор. Если не было суда, не было приговора, то не может быть и «неправомочности суда». Вы согласны?
      – Вероятно, мне следует внимательнее следить за терминами, ваша честь. Истцы считают, что при открывшихся их сведению обстоятельствах, вы не можете возглавлять это… хм… «непредубежденное разбирательство».
      – Возможно. Но об этом мне стало известно в ходе процесса, и я буду продолжать председательствовать здесь, пока не будут представлены убедительные доводы, однозначно требующие, чтобы я покинул это кресло. И еще раз к вопросу о языке. Вы использовали слово «тайный», говоря о наших отношениях. Суд сейчас не станет задаваться вопросом, хотел ли адвокат истцов показать этим словом свое неуважение к судье…
      – Ваша честь, уверяю вас…
      – К порядку! Я говорю! Ни вы, ни мы не будем сейчас обсуждать этот вопрос. В данный момент мы рассмотрим только значение слова. «Тайный» значит «скрытный, секретный, умолченный» с оттенком значения «совершаемый исподтишка», «закулисный», «незаконный». Скажите, отношения, о которых вы говорите, могут быть проверены по справочнику «Кто есть кто?»
      – Конечно, ваша честь! Именно оттуда я это и узнал.
      – Я знаю, что мое братство занесено в эту книгу. Полагаю, что имя Иоганна Себастьяна Баха Смита тоже там есть, если он являлся членом братства. Поскольку вы говорите, что проверили это по книге, то суд принимает эту информацию к сведению, верна она или нет, и не требует дальнейших доказательств… Хочу заметить, что вряд ли мы могли являться членами одного и того же студенческого братства в одно и то же время, поскольку Иоганн Смит почти на полвека старше меня. Ваше расследование показало, что мы с Иоганном Смитом были членами и других организаций? Например, Иоганн Смит был основателем Гибралтарского клуба, членами которого являемся и я, и мистер Саломон… и вы. В какой еще организации я разделяю членство с Иоганном Смитом сейчас или разделял в прошлом?
      – Хм… Истцы не исследовали этот вопрос.
      – Ну что ж, я уверен, что можно найти немало таких организаций: Красный Крест, например, или Коммерческая палата. И, кажется, я припоминаю, что, когда я был уполномоченным по делам скаутов, Иоганн Смит тоже этим занимался. Возможно, мы вместе состоим членами еще каких-либо братских союзов. Вполне вероятно, что мы служили попечителями одних и тех же благотворительных организаций, одновременно или в разное время. Вы, например, член «Товарищества Шрайнер» и я тоже. Хотите что-нибудь сказать по этому поводу?
      – Нет, ваша честь.
      – Но мы с вами почти наверняка разделяем членство в нескольких братских союзах. Суд принимает во внимание то, что, поскольку юристы не имеют права рекламировать себя как класс, они стремятся вступить в гораздо большее количество организаций – братских, социальных, религиозных– чем другие люди. Поскольку вы не желаете что-либо сказать об организациях, членство в которых мы с вами разделяем, суд по своему собственному усмотрению проведет расследование и занесет данные в протокол. А теперь о необходимости дисквалифицировать меня. Не могли бы вы пояснить, какие вы видите для этого основания? Подумайте, что вы ответите на этот вопрос во время перерыва. Суд объявляет десятиминутный перерыв.
      – К порядку! Адвокат истцов, у вас было время подумать.
      – Истцы предлагают удалить из протокола заявление, касающееся братских ассоциаций, и связанные с ними замечания.
      – Предложение отклоняется. Из протокола ничего не будет удалено. А теперь скажите нам, на каком основании я должен дисквалифицировать себя.
      – Ваша честь, когда я поднимал этот вопрос, он казался мне важным. Теперь я так не думаю.
      – Но у вас должна была быть какая-то теория, иначе бы вы вообще не подняли этого вопроса. Пожалуйста, говорите. Я хочу знать.
      – Ну… если ваша честь настаивает, раскрывшийся факт, казалось, допускал возможность пристрастия со стороны суда. Не примите это за неуважение к суду.
      – Суд не принимает это за неуважение к себе. Но ваш ответ не полон. Пристрастия в чью пользу? В пользу истцов? Из-за моих братских отношений с их дедом?
      – Что? О нет, ваша честь – пристрастие в пользу… хм… мисс… другой стороны.
      – То есть вы исходите из предположения, что она действительно Иоганн Себастьян Бах Смит?
      – Боже мой! Джейк! Мак заставил его кусать свой собственный хвост!
      – Да. Ну, кто кого подловил?
      – Нет-нет, ваша честь, мы вовсе не исходим из этого. Именно этот вопрос мы и оспариваем.
      – Но адвокат не может оспаривать этот вопрос с обеих сторон. Если эта молодая женщина не Иоганн Себастьян Бах Смит, как утверждают истцы, то она не из моего студенческого братства. По вашей же собственной версии выходит, что она – Иоганн Себастьян Бах-Смит. Так что же вы оспариваете?
      – Боюсь, я допустил логическую ошибку. Прошу снисхождения суда.
      – Временами всем нам случается мыслить неверно. Вы все сказали? Продолжим опрос свидетелей?
      – Да, ваша честь.
      – Доктор Бойл, вы уверены, что вы удалили мозг из этого тела… из этого трупа и пересадили его в тело той женщины?
      – Не будьте ослом, приятель. Вы же слышали мой ответ.
      – Ваша честь, истцы считают, что вопрос уместен, и просят содействия суда.
      – Суд приказывает свидетелю отвечать на заданные вопросы.
      – Судья, вы меня не напугаете. Я здесь в качестве добровольного свидетеля. Я не являюсь и никогда не был гражданином вашего странного государства. Теперь я гражданин Китая. Ваш госдепартамент пообещал нашему министру иностранных дел, что у меня будет полный иммунитет на все время моего пребывания здесь, если я соглашусь приехать. Поэтому не надо мне угрожать, это не пройдет. Хотите взглянуть на мой паспорт? Дипломатическая неприкосновенность.
      – Доктор Бойл, суду известно о вашей неприкосновенности. Однако вас вынудили сюда прийти – и вам пришлось пойти на значительные расходы, как я думаю, и понятно, что это доставило вам некоторые неудобства, – чтобы дать показания, которые можете дать только вы. Суд просит вас ответить на все задаваемые вам вопросы как можно полнее и яснее, по возможности словами, понятными непрофессионалу, даже если вам придется повторяться. Мы хотим иметь точное представление о том, что именно вы сделали, и что вы знаете о том, что вы сделали; о том, что может прямо или косвенно помочь суду в установлении личности этой женщины.
      – О, конечно, дорогой приятель, если вы это так преподносите. Хорошо, вернемся назад и прокрутим все снова от альфы до омеги. Приблизительно год назад со мной связался этот старый педераст, который сидит вон там… извините, я хотел сказать «адвокат»… мистер Джекоб Саломон, чтобы я сделал то, что воскресные газеты называют «пересадкой мозга». Я принял заказ. После пятого-десятого – всякие мелочи вы можете узнать от него – я сделал это. Пересадил мозг и некоторые вспомогательные части из одного человеческого черепа в другой. Когда я уезжал, тот мозг был еще жив в своей новой норе.
      Теперь о том, в кого я пересадил мозг. Мозг принадлежал очень старому мужчине, тело донора – молодой развитой женщине. Вот и все, пожалуй. К моему приходу они были все в бинтах и марлях. Все было приготовлено. Могу добавить только, что мужчина был в плохой форме и его жизнь поддерживалась искусственно. Женщина была в еще худшем состоянии – она была мертва. Сильная травма черепа и коры головного мозга в том месте, где проломлена голова. Мертва, как королева Анна, с той разницей что ее тело искусственно поддерживалось в живом состоянии срочно принятыми медицинскими мерами.
      Затем, когда из вон того неприглядного куска маринованного мяса по моей уникальной методике был удален мозг и прочее – вряд ли найдется хирург, который смог бы сделать то же самое, – я внимательно исследовал труп. Я делаю вывод, что это моя работа,– и путем исключения определяю, что это должно быть то самое тело, резать которое нанял меня мистер Саломон. Свидетельств против этого нет, и с этим трупом я не мог работать при какой-нибудь другой операции.
      Определять же личность молодой женщины – это совсем другое дело. Если ей сбрить волосы, я мог бы посмотреть, есть ли на голове шрам. С помощью рентгена можно было бы проверить наличие костного протеза; на снимке тефлон отличается от естественной кости. Но такая экспертиза не была бы доказательной: шрамы встречаются довольно часто, а какая-нибудь трепанация может дать похожую тень на рентгеновском снимке. Что касается центральной нервной системы…
      – Доктор Бойл, давайте на время предположим, что вы удалили живой мозг из вещественного доказательства номер два, из этого трупа…
      – «Предположим»? Я удалил его, и вы слышали, как я об этом сказал.
      – Я не возражаю вам, просто пользуюсь привычным мне языком. Очень хорошо, вы засвидетельствовали это, и вы также засвидетельствовали, что пересадили тот мозг в тело молодой женщины. Посмотрите вокруг себя и скажите, можете ли вы идентифицировать то женское тело.
      – Приятель, вы снова выставляете себя ослом. Я не шаман и не судья на конкурсе красоты, я хирург. Нет, спасибо. Если та молодая женщина, тот составной человек с женским телом и мужским мозгом, выжил и здравствует сегодня, – о чем мне не известно, – то я заверяю вас, что у меня есть серьезные поводы ознакомиться как с основами судебной медицины, так и с медицинской юриспруденцией. Вам не сделать из меня такого же осла, как вы сами – сейчас я не смог бы с уверенностью найти ее среди десятков тысяч других молодых женщин ее возраста, веса, строения тела, цвета кожи и так далее. Адвокат, вы когда-нибудь видели человеческое тело, подключенное к механизму поддержания жизни и готовое к операции? Я уверен, что нет, иначе бы вы не задавали таких идиотских вопросов. Но хочу заверить вас, что при таких обстоятельствах вы бы не узнали даже свою собственную жену. Если вы хотите сбить меня на лжесвидетельство, то вы обратились не по адресу.
      – Ваша честь, истцы, видимо, так и не смогут получить вразумительного ответа на этот ключевой вопрос.
      – Суд находит ответ вразумительным и полным. Свидетель заявляет, что он может идентифицировать и идентифицирует мужское тело, но не может идентифицировать женское. Доктор, должен признаться, что я кое-что не совсем понимаю… вероятно потому, что сам не медик. Следует ли нам понимать, что вы проводите такие операции, не будучи уверенным в том, кому принадлежит тело?
      – Судья, я никогда не суетился по пустякам. Мистер Саломон заверил меня языком законника, что «все на мази», если я правильно понимаю эту вашу американскую идиому. Его заверение означало для меня, что с документами все в порядке, что все юридические закавыки соблюдены, и я сделал операцию. Я поступил неправильно? Следует ли мне ожидать попытки передать меня как преступника в США после того, как я вернусь домой? Думаю, это будет трудно сделать. Я наконец нашел страну, где мой труд уважают.
      – Не думаю, что у кого-либо есть намерения преследовать вас в судебном порядке. Я просто полюбопытствовал, и все. А адвокат намекал вам на то, что в этом зале находится женщина, которая утверждает, что является составным продуктом вашей операции. Вы можете на нее указать?
      – Конечно, могу. Но не под присягой. Это та молодая леди, что сидит рядом с Джейком Саломоном. Как себя чувствуете, моя дорогая? Лучше?
      – Намного лучше, доктор.
      – Извините, если я вас разочаровал. Конечно я мог бы подтвердить вашу личность… сняв с вас скальп, обнажив ваш череп и найдя на нем кое-какие свои метки. Но… хе-хе!.. тогда бы вам не было больше пользы от самой себя. Я предпочитаю видеть вас живой, этаким монументом моему искусству.
      – Я предпочитаю то же самое, доктор… и, честное слово, вы меня не разочаровали. Я бесконечно благодарна вам.
      – Ваша честь, вряд ли это уместно!
      – Адвокат, об этом мне судить! При этих чрезвычайно необычных обстоятельствах я позволяю им здесь в суде обменяться парой слов.
      – Мисс Смит, я бы хотел осмотреть вас, прежде чем отправлюсь домой. Для статьи в журнале.
      – Конечно, доктор! Все что угодно… если для этого не потребуется распиливать мой череп.
      – Нет-нет. Простучу вам грудь и тому подобное. Обычные процедуры. Скажем, завтра утром, часов в десять?
      – Моя машина будет ждать вас в половине десятого, доктор, или раньше, если вы согласитесь оказать мне честь и позавтракать со мной.
      – Суд считает необходимым прервать вас. С сожалением должен вам сказать, что в десять часов вам предстоит быть здесь.
      – Нет, судья.
      – Что вы сказали, доктор Бойл?
      – Я сказал «нет». Завтра утром меня здесь не будет. Сегодня в восемь часов вечера я держу речь на званом ужине в Американском хирургическом колледже. До этого времени я полностью в вашем распоряжении. Думаю, что вы можете потребовать присутствия мисс Смит завтра утром, но от меня вы этого потребовать не можете. Я отправляюсь в старый добрый Китай как можно скорее. Там нет недостатка в возможностях для исследования… вы не поверите, на что соглашаются заключенные, приговоренные к смертной казни. Я не жалею гробить свое время, отвечая на идиотские вопросы. Но сейчас я готов их сносить.
      – М-м… боюсь, что суду придется признать, что, если гора не идет к Магомету, Магомет должен идти к горе. Хорошо, мы продолжим заседание и не уйдем на перерыв в обычное время.
      – Прошу вас покинуть свидетельское место. У истцов еще есть свидетели?
      – Нет, ваша честь.
      – У вас, адвокат?
      – Мисс Иоганн Смит не выдвигает дальнейших свидетельств.
      – Мистер Саломон, вы будете представлять доказательства или подведете итог?
      – Нет, ваша честь. Факты сами говорят за себя.
      – Истцы?
      – Ваша честь, вы намереваетесь закончить разбирательство сегодня?
      – Именно это я и пытаюсь сейчас понять. Мы занимаемся этим делом уже несколько утомительных дней, и я все больше склоняюсь к позиции доктора Бойла. Давайте подметем мусор и пойдем домой. Обе стороны не имеют больше свидетелей, вопросов, вещественных доказательств. Адвокат мисс Смит говорит, что не станет представлять каких-либо новых доводов. Если адвокат истцов желает представить какие-либо свои доводы, он может это сделать… в этом случае мисс Смит, лично, или через адвоката, или вместе с адвокатом имеют право опровергнуть эти доводы. Адвокат, я собирался объявить перерыв… Затем, если вы соберетесь с мыслями, можете сказать, что пожелаете. Если вы не сможете это сделать, мы оставим все до завтрашнего утра. За это время вы можете найти какие-либо основания, чтобы требовать отсрочки заседания… но я предупреждаю вас, что на длительную отсрочку я не пойду. Суду надоела тактика отсрочек и отвлекающих маневров, не говоря уже о языке и отношениях, сквозь которые так и лезет неуважение к суду. Что вы желаете сказать?
      – С позволение суда хочу спросить: если мы продолжим заседание сегодня вечером, сколько будет длиться перерыв?
      – … выслушав опровержение, мы готовы вынести решение. Но сперва – заявление суда. Поскольку в дело вовлечен новый правовой вопрос, то в случае апелляции, суд, руководствуясь Деклараторным амнистиционным актом от 1948 года по своей собственной инициативе направит дело непосредственно в федеральный апелляционный суд с рекомендацией сразу же передать его в Верховный суд. Мы не хотим сказать, что это непременно случится. Но у нас есть основания полагать, что такое может случиться: дело это необычное.
      – Мы выслушали петицию, мы выслушали свидетелей и видели вещественные доказательства. Возможно вынести одно из четырех постановлений:
      а) как Иоганн Себастьян Бах Смит, так и Юнис Эванс Бранка живы;
      б) Юнис – жива, Иоганн мертв;
      в) Юнис – мертва, Иоганн жив;
      г) и Юнис, и Иоганн мертвы.
      Суд постановляет… пожалуйста, встаньте мисс Смит… что человек, стоящий перед нами, является физиологическим составляющим из тела Юнис Эванс Бранки и мозга Иоганна Себастьяна Баха Смита, и в соответствии со справедливым принципом, изложенном в прецеденте «Владение Генри М. Парсонса против Род-Айленда», этот человек женского пола является Иоганном Себастьяном Бахом Смитом!

Глава 22

      – …Я понимаю так, что вы предлагаете мне свое замечательное тело. Извините, моя дорогая, я не интересуюсь женщинами. И мужчинами тоже. Ни нарядами, ни туфлями на высоких каблуках, ни прочей дребеденью. Я садист, мисс Смит. Гениальный садист, который еще в юности понял, что должен стать хирургом, чтобы не угодить в психушку или на виселицу. Утонченный, знаете ли. Тем не менее спасибо. Жаль, у вас воистину великолепное тело.
      (– Ну вот, босс. Вас и отвергли. Такой урок должна получать каждая женщина. Так что оправьте ваши перышки и начинайте все сначала.
      – Юнис, у меня камень с души свалился. Но он бы имел полное право на мое тело, если бы захотел этого.)
      – Я ваша Галатея, доктор Бойл. Я обязана вам всем, чего вы захотите… только не распиливайте больше мой череп. Я ваша должница. Все, что я вам дала, было символическим авансом. Но вы реагируете на это как-то не по-австралийски… и акцент у вас не австралийский.
      – Ах, это. Я не типичный австралиец, дорогая. Из трущоб Сиднея – в школу для обучения садистов. Престижная школа закрытого типа, «общественная» школа, но почти что элитарная. Затем – в Лондонский университет, к лучшим хирургам мира. Наденьте ваш симпатичный халатик, и я пойду. Да, вы не против того, чтобы заснять на пленку ваше необыкновенное медленное сальто для моего архива?
      – Куда послать пленку, доктор?
      – Джейк Саломон знает. Держите клюв кверху, моя дорогая, и постарайтесь прожить долго. Ведь вы – мой шедевр.
      – Обязательно постараюсь.
      – Да уж, постарайтесь.
      «Поступило сообщение о том, что в Пернамбуко приземлился неопознанный летающий объект дискообразной формы и что экипаж гуманоидов вступил в контакт с местными фермерами. Официальное опровержение этого сообщения было сделано раньше, чем поступило в службу новостей».
      «Число лицензированных частных полицейских США в три раза превысило число гражданских служащих».
      «Мисс Джоанна, урожденная Иоганн Смит, получила свыше 2000 брачных предложений и еще большее количество менее официальных предложений, 187 угроз о расправе, огромное, но не установленное число писем от вымогателей, 4 бомбы. Ни одну из бомб она не получила лично, поскольку вся корреспонденция пересылается в частную почтовую службу „Меркурий“ в соответствии с порядком, установленным Иоганном Смитом много лет назад. Пришлось заменить двери одного из почтовых бункеров; остальные три бомбы были своевременно нейтрализованы».
      «Главный почтмейстер скончался от гипердозы барбитуратов; его заместитель отказался принять его пост под свое временное начальство и подал в отставку».
      «В Албании женщина родила „фавна“, которого немедленно крестили. „Фавн“ прожил всего 87 минут, после чего его сразу же кремировали. Не было ни цветов, ни фотографий, ни интервью, но священник написал об этом письмо своему приятелю по семинарии».
      «ФБР сообщило, что рецидивизм возрос до 71%, а по основным уголовным преступлениям: вооруженный грабеж, изнасилование, нападение с огнестрельным и холодным оружием, убийство и покушение на убийство – до 84 %».
      «В Гарвардском университете продолжается паралич власти».
      – Джейк, когда вы в прошлый раз отказались жениться на мне, вы все-таки обещали, что, если мы выиграем процесс, вы вывезете меня в город и мы отметим это событие.
      Мистер Саломон поставил чашку на стол.
      – Замечательный завтрак, моя дорогая. Насколько я помню, тогда вы мне сказали, что чек за ночной клуб не может заменить свидетельство о браке.
      – Конечно, не может. Но я не пилила вас и не заставляла жениться на мне с тех пор, как вы удостоили меня места главной наложницы. Хм… пожалуй, слово «главной» неверно. Я ведь не знаю, чем вы занимаетесь, когда вы не со мной. Ну ладно, мне не обязательно быть главной.
      (– Бедняжка, нельзя давить на мужчину в вопросах секса, а то он начнет врать.
      – Кошечка, я вовсе не давлю на Джейка. Я лишь запутываю вопрос. Он повезет нас в ночной клуб, и мы наденем тот роскошный наряд в синих и золотых тонах. Мы же купили его, чтобы нас в нем видели, а не затем лишь, чтобы демонстрировать его Вини.)
      – Юнис, не думаете же вы, что у меня есть кто-нибудь на стороне?
      – Было бы слишком самонадеянно с моей стороны иметь мнение на этот счет, сэр Джейк, я почти не выходила из дома за все время судебного разбирательства, лишь изредка выезжала за покупками на пару с Вини. Но теперь мы выиграли процесс, и я не вижу больше оснований сидеть в заключении. Послушайте, дорогой, мы можем отпраздновать вчетвером: возьмем девушку для вас и парня для меня. Тогда вы сможете рано вернуться домой и как следует выспаться.
      – Не думаете же вы, что я могу уехать домой, оставив вас в ночном клубе?
      – Я считаю, что могу оставаться в клубе хоть всю ночь и праздновать, сколько захочу. Я свободна, мне больше двадцати одного года… О Боже! Насколько больше! Кстати, я могу позволить себе квалифицированную охрану. Вам вовсе не обязательно оставаться там всю ночь. Мы позвоним в «Золотую печать» и выберем себе партнеров. Вини обучала меня тому, что молодежь теперь называет танцами, а я обучала ее настоящим танцам. Может быть, вам лучше взять Вини, чем выбирать какую-нибудь куколку из каталога? Вини от вас без ума.
      – Юнис, вы серьезно предлагаете нанять жиголо?
      – Джейк, я же не собираюсь за него замуж, я даже не собираюсь спать с ним. Он должен будет танцевать со мной, улыбаться и вести приятный разговор… за плату, которая не устроила бы и ассенизатора. Чем это плохо?
      – Нет, это не по мне.
      – Если вы этого не хотите, то, видит Бог, я предпочла бы, чтобы именно вы вели меня под руку, а не наемный партнер. Вы поспите? Я тоже собираюсь поспать. Вам нужна помощь, чтобы заснуть? Я имею в виду нашу «мани хум», а не горизонтальную аэробику. Хотя можно заняться и ею.
      – Мне кажется, я еще не сказал, что мы куда-то идем. К тому же для празднования нет повода, Юнис. Мы не можем считать себя победителями, пока Верховный суд не вынесет своего решения.
      – У нас есть много других поводов. Теперь я мисс Смит по закону – благодаря вам, дорогой – и вы больше не обязаны быть хранителем моей собственности, а мои внучки проиграли по всем пунктам. Если мы будем оттягивать празднование до тех пор, пока раскачается Верховный суд, то к тому времени нас может уже не оказаться в живых.
      – Ерунда! Вы же знаете, что я собираюсь в Вашингтон. Думаю, что я смогу договориться, чтобы слушание началось как можно раньше. Потерпите.
      – Терпеть я не собираюсь, дорогой. Конечно, вы обо всем договоритесь, вам всегда удается договориться… К тому же наша нынешняя верхушка мне многим обязана и ждет от меня еще большей помощи. Но, Джейк, ваш самолет может разбиться…
      – Меня не остановит даже это. Я бы выбрал именно такую смерть. Поскольку мое генетическое наследие не оставляет мне надежды на порок сердца, я здорово надеялся на рак. Но крушение самолета – еще лучше. Что угодно, только не долгое, медленное и мучительное умирание.
      – Вы тыкаете меня носом в ошибку, которую я когда-то сделала, сэр. Вы мне дадите закончить мысль? Как-то раз вы отметили, что вам по статистике жить еще лет десять-двенадцать, в то время как у меня есть еще по крайней мере полвека. Это неверно, Джейк. Продолжительность моей жизни – нуль.
      – Юнис, что за чушь вы несете?
      – Это правда. Правда, которую вы для удобства забыли… но которую я помню каждую драгоценную секунду. Мой мозг пересажен в новое тело. Это уникальная операция. По ней еще нет статистики. Никто не знает, сколько я проживу, никто не может даже гадать. Поэтому я живу каждый замечательный день, помня о том, что он может быть последним. Джейк, мой любимый господин, я вовсе не паникую – я счастлива. Когда я была маленьким мальчиком, мама научила меня одной молитве. Вот ее слова: «Сейчас я ложусь спать, Боже, прошу тебя душу мою охранять. Если умру во сне, Боже, прошу тебя взять мою душу к себе». Вот такая молитва, Джейк. Почти девяносто лет я не вспоминала ее, но теперь читаю ее перед сном… и счастливо засыпаю, не волнуясь о завтрашнем дне.
      (– Близняшка, вы лживая сучка! Единственная ваша молитва – это «мани хум».
      – Это то же самое, кошечка. Молитва значит все, что вы желаете сказать.)
      – Джоанна Юнис, когда-то вы говорили мне, что не религиозны. Почему же вы тогда читаете эту детскую молитву?
      – Насколько я помню, я говорила, что была агностиком… до тех пор, пока не побывала на том свете. Я по-прежнему агностик – это значит, что у меня нет определенных ответов на определенные вопросы, но теперь я счастливый агностик: в глубине своего сердца я чувствую, что мир имеет смысл, что он добрый и что мое существование имеет цель, даже если я не знаю, что это за цель. Что касается молитвы, то ее значение определяется тем, какой смысл вы хотите вложить в нее; это внутренний ритуал. Эта же молитва означает добрую волю жить так, как жила бы Юнис: спокойно, счастливо, не думая о том, что будет завтра, будь то хоть смерть. Джейк, вы сказали, что вас беспокоит этот болван Паркинсон.
      – Да, немного. Как юрист, я не вижу, с какой стороны он смог бы снова взяться за дело. Но как стряпчий по темным делам, я знаю, что даже Верховный суд состоит из людей, а не из ангелов. Юнис, в том суде пять честных людей… а у остальных четверых я не стал бы покупать подержанную машину. Но один из честных – очень стар. Ну ладно, поживем – увидим.
      – Что ж, посмотрим, что будет, Джейк. Но не беспокойтесь о Паркинсоне. Самое худшее, что он может сделать, это отнять мои деньги. А мне это безразлично: я теперь знаю, что если денег больше, чем требуется для оплаты текущих счетов, то они становятся обузой. Джейк, у меня запрятано по закуткам достаточно денег, о которых даже вы не знаете. Так что ужиматься мне не придется. Никакой Паркинсон не сможет наложить на них лапу. Парки для меня больше не существует, да и вам лучше забыть о нем. Он ограничен своим собственным коэффициентом умственного развития. Пусть себе коптит небо…
      – Хорошо, я попытаюсь, – усмехнулся Саломон.
      – А теперь вы можете идти куда хотите и забыть о том, что я хотела соблазнить вас выползти в ночной клуб.
      (– Близняшка, вы слишком легко сдаетесь.
      – Кто это сдается?)
      – Юнис, если вы действительно хотите…
      – Нет, нет, Джейк! У вас не лежит к этому сердце. Пока вы будете в Вашингтоне, может быть, я и отведаю каких-нибудь блюд в забегаловках этой загнивающей деревни, но я обещаю, что при мне будет хорошая охрана. Может быть, Шорти: он пугает людей одним своим ростом. Да и компаньонов я найду: Алек сказал, что они с Маком без труда могут вырваться на свободу, а Вини будет четвертой.
      – Юнис…
      – Что, дорогой?
      – Я ни за что не уступлю вас этим двум волкам.
      – Ну-ну, Джейк! Похоже, вы ревнивы!
      – Нет. Упаси меня Бог стать жертвой этого мазохистского порока. Но если вы хотите увидеть этот муравейник изнутри, я узнаю, где самое оживленное место, и отведу вас туда. Одевайтесь, девочка – я собираюсь стряхнуть пыль с моих вечерних костюмов. Только, пожалуйста, оденьтесь поофициальней.