Не убоюсь я зла

      – Очень смешно, босс. Кто пишет вам ваши реплики? Мы же вышли замуж за привидение… в кабинете доктора Олсена.
      – О! Вы сожалеете об этом, Юнис?
      – Нет, босс, дорогой, вы именно тот старый козел, от которого я хочу получить нашего маленького ублюдка.
      – О-о! Я люблю вас, дорогая!)
      Гиги обняла ее.
      – Сперва мы растопим говяжий жир и посмотрим, не протух ли он. Затем пропитаем им хлеб и зажарим. Яйца разболтаем и, поскольку у нас нет сливок, чтобы сделать омлет, мы добавим вместо них то, что найдем. Можно добавить сухое молоко, муку или крахмал. Можно даже сухой желатин. Солить яйца не будем, жир может оказаться достаточно соленым. Соль, стало быть, по вкусу. Если у вас есть уксус или что-нибудь такое, то мы немного добавим, прежде чем взбалтывать яйца. Затем все это выльем на шесть кусочков обжаренного хлеба – по два на клиента – и посыплем перцем, или сухой петрушкой, или чем угодно мелко порубленным, чтобы придать аппетитный вид. Это творческая кулинария. Стол накроем как можно лучше – какую-нибудь красочную скатерть и настоящие салфетки, если есть. Цветок, хотя бы искусственный. Или свечу. Что угодно для придания шика. А теперь за дело. Я жарю хлеб, вы взбалтываете яйца. Или хотите наоборот?
      Джо неохотно подошел к столу и положил кусок в рот, думая о своем. На его лице отразилось удивление.
      – Кто готовил?
      – Мы обе, – ответила Джоанна.
      – Да? Вкусно.
      – Джоанна показала мне, как это готовить, и когда-нибудь мы снова сделаем это блюдо, Джо.
      – Скорее бы.
      – Хорошо. Джоанна, вы ведь умеете читать?
      – Да. А что?
      – Я так и думала. От матери Джо пришло письмо. Лежит уже три дня. Я хотела найти кого-нибудь, кто бы мог его прочитать, но мне пришлось позировать для Джо, а Джо не каждому дает читать письма его матери.
      – Гиги, Джоанна наша гостья. Это невежливо.
      – Джо, я гостья? Если так, то я не буду есть завтрак и не буду позировать… я вызову Антона и Фреда и поеду домой!
      (– Какой намек, брюхатая леди!
      – Это вульгарная шутка, Юнис.
      – А я насквозь вульгарная, босс. Но если задуматься, вы не менее вульгарны, хотя я и не была уверена в этом, пока не проснулась внутри вашего мозга.
      – Сдаюсь. Но Джо не должен считать нас гостьей.
      – Конечно, нет. Надуйте губы, и пусть он вас поцелует… он никогда не целовал вас при свете.)
      – Извините, Джоанна Юнис, – сказал Джо. Джоанна надулась.
      – Я извиню вас, только если вы меня поцелуете и скажете, что я член вашей семьи, а никакая не гостья.
      – Она права, – согласилась Гиги. – Ты должен ее поцеловать и искупить вину.
      – О, черт возьми! – Джо встал, подошел к стулу Джоанны Юнис, взял в ладони ее щеки и поцеловал. – Член семьи. Не гостья. А теперь – ешьте!
      – Да, Джо. Спасибо.
      (– Он может лучше.
      – Мы обе об этом знаем.)
      – Но, Джо, я не стану читать ваше письмо, если вы этого не хотите. Гиги, я удивлена, что вы не умеете читать. Я считала, что могу это определить по тому, как человек говорит. Или, может быть, у вас зрение не в порядке?
      – Глаза в порядке. О, говорить я умею. Я этому училась, немного играла в театре. Наверное, мне следовало бы научиться читать, хотя и не могу сказать, что я от этого очень страдала. Компьютер спутал мои контрольные ответы, когда я заканчивала подготовительную школу, и я сразу оказалась в шестом классе, прежде чем кто-либо это заметил. А затем было немного поздно менять направление, и я осталась в «практической» группе. Говорили о том, чтобы я получила возможность пройти коррективный курс, но директор школы был против. Сказал, что для этого не хватает денежных средств. – Она пожала плечами. – В любом случае, я никогда не испытывала трудностей из-за того, что не умею читать. Джо, мне найти письмо?
      – Конечно. Джоанна же член нашей семьи.
      Джоанне было трудно разобрать почерк мадам Бранки, поэтому она сперва прочитала письмо про себя, чтобы убедиться, что сможет прочитать его вслух и встретилась с трудностями.
      (– Юнис! А как с этим быть?
      – Близняшка, никогда не говорите мужчине то, что ему не надо знать. Все необходимо подвергать цензуре. Даже вашу почту я просматривала и выбирала только то, что надо, когда вы были особенно слабы.
      – Я знаю это, девушка, я перечитывал кое-что из того, что вы читали вслух.
      – Босс, кое-что я сразу выбрасывала в мусор. И это тоже следовало бы выбросить. Так что читайте не все.
      – Вы были замужем на ним, дорогая, а я нет. Я не имею права подвергать цензуре его почту.
      – Если выбирать между правдой и добротой, то вы знаете, на какой я стороне.
      – О замолчите, я не буду ничего опускать из его письма!)
      – Необходимо немного времени, чтобы привыкнуть к незнакомому почерку, – сказала Джоанна Юнис, извиняясь за паузу. – Хорошо. Здесь написано вот что:
      «Дорогой мой мальчик, твоя мамочка чувствует себя не так уж плохо…»
      – Не читайте все подряд, – перебил Джо. – Говорите самое основное.
      – Да, – согласилась Гиги. – Его мать пишет много всякой ерунды о шумных соседях, об их кошечках и собачках и о людях, которых Джо даже не знает. Читайте только то, что несет какую-нибудь информацию. Если она вообще там есть.
      (– Видите, бедняжка?
      – Юнис, я все равно не буду ничего утаивать. Конечно, местные сплетни я могу пропустить. Хм, может быть, заменю кое-какие слова.
      – Да, уж это стоит сделать.)
      – Хорошо. Ваша мать пишет, что ее беспокоит желудок…
      «Твоя мамочка чувствует себя не так уж хорошо, и вряд ли она найдет себе облегчение. Врач говорит, что это не рак желудка, но откуда ему знать? На двери у него табличка, на ней написано, что он практикант. А все знают, что практикант – это студент, а не настоящий врач. Зачем мы тогда платим налоги, если какой-то студент может чуть ли не убить меня, как собаку, или кошку, или еще какое-нибудь животное, которых они постоянно режут в своих кабинетах, как говорят по телику?»
      – Джо, она пишет, что ее беспокоит желудок, но студент-медик, который у них на практике, заверил ее, что это не рак.
      «От нового рабби тоже помощи ждать не приходится. Он молодой сопляк, но думает, что все уже знает. И слушать ничего не желает. Говорит, что меня обслуживают не хуже, чем других, хотя и знает, что это не так. Чтобы добиться чего-нибудь, надо быть негром. А мы, белые люди, которые построили эту страну и набили ее деньгами, считаемся грязью. Когда я иду в клинику, мне приходится ждать, а мексиканки идут первыми. Что скажешь на это?»
      – Она говорит, что у них новый рабби, моложе того, что был раньше, и что он провел расследование и заверил ее, что ей дали квалифицированное медицинское заключение. Также она говорит, что ей иногда долго приходится ждать своей очереди в поликлинике.
      – Почему бы и не подождать? – сказал Джо. – Все равно делать нечего. Надо как-то время убить. Она же не работает.
      «Анна-Мария скоро родит. Этот сопливый рабби говорит, что ей следует пойти в родильный дом. Ты же знаешь, что это за ужасные дома, и это совсем не по-американски – пускать деньги на ветер. Я так и сказала инспектору. Если посмотреть, как они выкидывают деньги людям, которые их не заслуживают, то они могли бы потратить немного денег на порядочную семью, которая хочет лишь, чтобы ее оставили в покое. Одного из близнецов Джонсона – не того, что вылетел из школы, а другого, которого выпустили под поручительство, – снова арестовали. И давно пора! Есть еще одна семейка, в которую инспектору следовало бы заглянуть… но он велит мне не совать свой нос в чужие дела».
      – Какая-то женщина по имени Анна-Мария беременна.
      – Которая это, Джо? – спросила Гиги.
      – Младшая сестра. Ей двенадцать. Может быть, тринадцать. – Джо пожал плечами.
      – Ваш рабби считает, что ей следует направиться в родильный дом, но ваша мать думает, что ей будет лучше дома. Еще здесь написано кое-что о семье Джонсонов.
      – Пропустите.
      «Мой мальчик, мама не получала от тебя писем с тех пор, как умерла Юнис. Неужели в вашем блоке некому написать письмо? Ты не знаешь, как волнуется мамочка, когда от ее сына нет никаких известий. Каждый день слежу за почтовым ящиком, чтобы никто не взял письмо раньше меня. Но от моего маленького Джози писем все нет и нет – лишь чеки раз в месяц».
      – Она говорит, что давно не получала от вас писем. Джо. Я бы с удовольствием написала для вас письмо, прежде чем уйду, все, что вы продиктуете… и пошлю его с посыльным «Меркурия», чтобы она наверняка его получила.
      – Может быть. Спасибо. – Джо не проявил особого энтузиазма. – Там будет видно. Сперва – картина. Что-нибудь еще пишет? Скажите своими словами.
      (– Юнис, это самое сложное место.
      – Так пропустите его.
      – Я не могу!)
      «Я видела тебя по телику и чуть не померла, как ты сказал, что отказываешься от миллиона долларов, на который у тебя были все права. Или твоя мать для тебя ничего не значит? Не я ли тебя растила, любила, ухаживала за тобой, когда ты повредил себе шею? За что же мне такое наказание? Ты можешь пойти к этой мисс Джоанне Бассинг Бок Смит и сказать ей, что она может больше не улыбаться, потому что я хочу получить свою законную долю. И я ее получу. Я уже была у юриста, и он сказал, что возьмется за мое дело, если мы поделим долю пополам и я заплачу ему 1000 долларов на расходы. Я сказала ему, что он вор. Но все равно скажи этой мисс Смит, чтобы она заплатила деньги, иначе мой юрист посадит ее за решетку!
      Иногда мне кажется, что надо нам всем собраться и приехать к тебе и не отступать, пока она не раскошелится. Одна ехать не хочу. Мне будет тяжело оставить здесь, в Фили, всех моих старых друзей. Но тебе все равно нужен кто-нибудь, кто бы следил за порядком в доме, так как у тебя нет жены, которая это бы делала. Но я уже не раз приносила жертвы ради своего любимого сыночка.
      Твоя любящая мама».
      – Джо, вероятно ваша мама смотрела по телевизору разбирательство по поводу установления моей личности и слышала, что вы отдали деньги на учреждение фонда памяти Юнис, тогда как вы могли бы оставить их у себя. – Джо ничего не ответил. Джоанна продолжала: – Она пишет, что может собрать всю семью и нанести вам визит, но, судя по ее словам, вряд ли она это сделает. Это все. Она шлет вам привет. Джо, я представляю себе, как расстроена ваша мама из-за того, что…
      – Это мое дело, не ее.
      – Разрешите мне договорить, Джо. Насколько я могу судить по этому письму, она бедна, а я сама была бедной и знаю, что это значит. Джо, я считаю, что ваш фонд памяти Юнис – это замечательно, наиболее галантная дань мужа памяти жены, о которой я когда-либо слышала. Я всем сердцем это одобряю и думаю, что этим вы оказали Юнис большую честь.
      (– Да, босс. Но может быть, он перегнул палку? Джейк мог бы учредить ежегодное пособие для Джо так, чтобы тот не умер с голоду. Но Джо не умеет идти на компромиссы – либо все, либо ничего; такой у него характер.
      – Может быть, мы сможем это устроить, дорогая.)
      – Джо, что если мне выплачивать вашей матери пособие – вы знаете, я могу это себе позволить, – а вы здесь были бы ни при чем.
      – Нет.
      – Но я бы хотела этого! Она ваша мать, это было бы что-то вроде еще одного фонда в честь Юнис. Чтобы ей хотя бы хватало…
      – Нет, – безапелляционно повторил он. Джоанна Юнис вздохнула.
      – Мне следовало бы промолчать и организовать все это через Джейка Саломона.
      – Она запомнила обратный адрес, намереваясь сделать это в любом случае. – Джо, вы очень милый мужчина, и я теперь понимаю, почему Юнис была вам так предана. Я и сама влюбилась в вас и думаю, вы оба об этом догадываетесь… хотя я и не собираюсь отбивать вас у Гиги. Но я люблю вас не меньше. Джо, хотя вы милый и галантный… но вы все-таки чересчур упрямы.
      (Еще бы, босс. Бесполезно пытаться изменить человека. Так что оставьте это. Вам незачем было запоминать адрес: я бы могла вам сама сказать.)
      – Джоанна.
      – Что, Гити?
      – Я не хотела бы этого говорить, дорогая… но Джо прав, а вы – нет.
      – Но…
      – Скажу вам позже, когда будем позировать. Идите в ванну, пока я помою посуду. Джо не терпится начать.
      Джоанна была удивлена, услышав, что она сможет говорить с Гиги во время позирования. Но Джо сказал им, что нужные ему выражения лиц запечатлены на фотографиях; он хотел только, чтобы они не шевелились. Он приложил больше усилий, чтобы придать им нужные позы, чем когда фотографировал. Если они будут разговаривать только между собой, то ему это не помешает. Тем не менее, Джоанна говорила шепотом, тогда как Гиги говорила в нормальных тонах, как при обычном разговоре.
      – А теперь я скажу вам, почему нельзя посылать деньги матери Джо. Но подождите секундочку… снова он за свое. Джо! Джо! Надень шорты и перестань вытирать краску о себя. – Джо не ответил, лишь молча сделал то, что она ему велела. – Джоанна, если у вас есть деньги, которыми вы можете сорить, то лучше спустите их в унитаз, но не посылайте его матери. Она – пьянь.
      – О!
      – Да. Джо знает это. Ее инспектор тоже это знает: ей не выдают деньги на руки – ей дают розовый чек, а не зеленый. Но все равно она покупает продукты и меняет их за вино. Конечно, у нее будет болеть желудок. И если вы пошлете ей деньги, то поможете ей спиться окончательно. Хотя и невелика потеря. Ее детям стало бы жить лучше.
      Джоанна вздохнула.
      – Я никогда не поумнею. Гиги, всю свою жизнь я раздавала деньги. Не могу сказать, что это принесло кому-нибудь пользу, но вреда я причинила много. Я и мой рот без завязок!
      – Ваше большое сердце, дорогая. В этом случае не надо отдавать деньги. Я уверена. Мне читали много ее писем. Вы немножко обработали это письмо, не так ли?
      – Это было заметно?
      – Мне – да, потому что я знаю, как она пишет. После первого же письма я поняла, что нельзя, чтобы Джо слушал их полностью: он так расстраивается! Поэтому я сперва сама слушаю письмо – а память у меня хорошая, раньше я запоминала свою роль с первого же прочтения, в крайнем случае, со второго. Затем я обрабатываю его и говорю Джо только то, что ему надо услышать. Я подумала, что вы достаточно сообразительны и сделаете то же самое по своей собственной инициативе – и я не ошиблась, хотя вы могли бы урезать письмо и побольше. Джо остался бы доволен.
      – Гиги, как получилось, что такой милый человек, как Джо, происходит из такой семьи?
      – А как получается, что мы такие, какие мы есть? Так получается, и все тут. Но послушайте, такой вопрос задавать невежливо, не так ли?
      – Да, мне не надо было спрашивать.
      – Я имею в виду себя. Но тем не менее я спрашиваю себя, имеет ли Джо какое-нибудь отношение к своей матери? Он не похож на нее. У Джо есть фотография, на которой ей столько же лет, сколько ему сейчас. Никакого сходства.
      – Может быть, он пошел в отца?
      – Может быть. Но Пауль Бранка оставил ее много лет назад. Может быть, он и его отец. Но вряд ли он сам знает, кто его отец.
      – Думаю, такое случается часто. Посмотрите на меня: беременная, но не замужем. Как я могу ее критиковать?
      – Вы не знаете, кто это сделал, дорогая?
      – В общем-то знаю. Но я никогда никому не скажу. Мне так надо, и я могу себе позволить иметь ребенка без отца.
      – Ну, это не мое дело. Похоже, вы счастливы. Но что касается Джо… я думаю, что он сирота, отпрыск какого-нибудь мужчины, который непонятно каким образом спутался с этой шлюхой. Джо об этом не говорит. Он вообще мало говорит, в основном только тогда, когда объясняет что-нибудь своей модели. Но его мать оказала на него и положительное влияние. Угадайте какое.
      – Сдаюсь.
      – Джо совсем не пьет. Конечно, мы покупаем пиво для друзей, когда у нас есть деньги, но Джо никогда не пьет ни капли. Он не прикасается к спиртному. Он даже не сядет в круг, если там придется выпивать. Вы знаете, как обстоят дела с наркотиками? Они запрещены законом, но купить их можно так же легко, как жевательную резинку. Я знаю три места только в этом здании, где их можно купить. Но Джо никогда к ним не притрагивается. – Гиги немного понизила голос. – Сперва я думала, что он какой-то ненормальный. Я никогда этим не увлекалась, но не видела ничего плохого в том, чтобы иногда выпить с друзьями. Затем я начала жить с ним. А у него денег не было. И у меня тоже. Продукты из бакалеи были нашей единственной роскошью. С тех пор как он женился на мне, я не прикасалась к спиртному. Я просто не хочу его и чувствую себя превосходно. Я стала новой женщиной.
      – Вы действительно выглядите счастливой и здоровой. Хм… а у этого Большого Сэма была привычка выпивать?
      – Это нельзя назвать привычкой. Но Сэм никогда не отказывался поесть, выпить или покурить за чужой счет. Он не вписывался в тот образ, который хотел сыграть… и он очень гордился своим телом.
      – Что вы делали до того, как стали его подружкой?
      – Была манекенщицей и проституткой. Что еще можно делать? Была нянькой. Некоторое время разносила в голом виде спиртное в ресторане, но меня уволили, когда нашли девушку, которая умела писать. Конечно, это была прямая дискриминация, и я могла отстоять свое место, ведь я никогда не путалась в заказах: память у меня лучше, чем у тех, кому приходится все записывать. Но, черт возьми, бесполезно хвататься за место, когда от тебя хотят избавиться. Джоанна, вы сказали, что всю жизнь раздавали деньги…
      – Это преувеличение, Гиги. Я разбогатела только после второй мировой. Но я не была жадной даже в детстве, когда каждый никель доставался с трудом.
      – Никель?
      – Пятицентовая монета. Их делали из никелевого сплава. Десятицентовые монеты и доллары чеканились из серебра. Когда я была ребенком, были даже золотые деньги. Затем, во время Великой депрессии, я осталась совсем без денег, и мне помогали другие люди, а позже я помогала, иногда тем же самым людям. Но раздавать деньги в больших количествах я начала только тогда, когда у меня стало больше денег, чем я могла потратить или хотела бы вложить куда-нибудь, а налоговые законы того времени были такими, что было выгоднее раздавать деньги, чем держать их у себя.
      – Какие смешные законы! Я вот никогда не платила налогов.
      – Вы только думаете, что не платили. На самом деле вы начали платить с того дня, когда родились. Может быть, когда-нибудь мы победим смерть, но вряд ли мы сможем победить налоги.
      – Ну… не стану спорить, Джоанна. Вы в этом разбираетесь лучше меня. Сколько денег вы раздали?
      – До второй мировой – не больше нескольких тысяч. Большей частью давала взаймы, зная, что деньги мне не вернут. Многие годы я вела учет своих должников, а однажды взяла и сожгла все эти записи и вздохнула с облегчением. С тех пор я раздала несколько миллионов, но можно уточнить эту цифру у моего бухгалтера.
      – Несколько миллионов?! Долларов?
      – Послушайте, ласковая моя, пусть это вас не удивляет. За определенной чертой деньги перестают быть деньгами, они становятся лишь цифрами в бухгалтерии или магнетизированными точками в компьютере.
      – Не то чтобы я была удивлена. Просто это привело меня в некоторое замешательство. Джоанна, я просто не могу представить себе такую сумму. Я понимаю, что такое сто, даже тысяча долларов. Но такая сумма все равно что государственный долг; для меня это что-то совершенно нереальное и непонятное.
      – Для меня тоже, Гиги. Это похоже на игру в шахматы, когда играешь ради самой игры. И я устала от нее. Послушайте, вы не позволяете мне купить продукты, хотя я и помогаю вам их есть. А миллион долларов вы бы приняли от меня?
      – …Нет! Я бы испугалась.
      – Это даже более мудрое решение, чем то, которое вы приняли до завтрака. Хоть зови сюда Диогена!
      – Кто он?
      – Греческий философ, который пытался найти честного человека, да так и не нашел.
      Гиги задумалась.
      – Я не очень честная, Джоанна. Но думаю, что я нашла честного человека. Это Джо.
      – Я тоже так думаю. Но, Гиги, можно мне объяснить, почему я считаю, что вы поступили правильно, сказав «нет»? Конечно, это была шутка, что-то вроде шутки, но, если бы вы сказали «да», я бы не пошла на попятную. Но мне было бы неприятно платить вам лично. Хотите, скажу почему? Почему плохо быть богатым?
      – Я считала, что богатым быть весело.
      – Да, весело, в некотором смысле. Когда человек богат – а я богата – деньги дают ему власть. Я не хочу сказать, что власть – это плохо. Возьмите меня, например. Если бы у меня не было этой власти, я бы сейчас с вами здесь не болтала; я была бы на том свете, а не на этом. А мне нравится на этом, где вы меня обнимаете, а Джо рисует нас, потому что считает, что мы красивы… а мы действительно красивы. Но власть – палка о двух концах: богатый мужчина или богатая женщина, у которых она есть, не может от нее избавиться. Гиги, когда вы богаты, у вас нет друзей, одни лишь бесконечные знакомые.
      – Десять минут, – сказал Джо.
      – Отдыхаем, – сказала Гиги.
      – Хм… Но мы и так отдыхали.
      – Встаньте и потянитесь, день будет долгим. Если Джо говорит, что мы позировали пятьдесят минут, так оно и есть: он пользуется таймером. И выпейте чашку кофе. Я тоже выпью. Джо, ты будешь кофе?
      – Да.
      – Можно посмотреть?
      – Нет. Может быть, в обеденный перерыв.
      – Вероятно, у него что-то получается, Джоанна, иначе бы он и не заикнулся об обеденном перерыве. Джо, Джоанна говорит мне, что у богатых не может быть друзей.
      – Минутку, я еще не все сказала. Гиги, богатый человек может иметь друзей, но только из тех, кого не интересуют его деньги. Как вот вас или Джо. Но и этого недостаточно, чтобы он стал другом. Сперва его надо найти. Затем вы должны узнать, что он не интересуется вашими деньгами, а это иногда очень трудно. Таких людей немного, даже среди богатых. Затем надо завоевать его дружбу… а богатому человеку это труднее, чем другим людям. Богатый человек всех подозревает и всегда настороже с незнакомыми – а так друзей не завоевать. Так что в целом это верно. Одни лишь знакомые, которых вы держите от себя на некотором отдалении, потому что раньше вы уже на этом обжигались.
      – Джоанна, мы ваши друзья.
      – Надеюсь. – Джоанна серьезно посмотрела на Гиги и ее мужа. – Я чувствовала вашу любовь, когда мы сидели в круге. Но это будет нелегко, Гиги. Джо смотрит на меня и не может не вспоминать при этом Юнис, а вы смотрите на меня и не можете не думать, какое впечатление это производит на Джо.
      – Это не так! Джо, скажи ей.
      – Гиги права, – легко заверил Джо. – Юнис умерла. Она хотела, чтобы вы получили то, что у вас есть. И когда мы сидели в круге, мое сердце успокоилось.
      (– Босс, вы не против, если я выйду из вас на минутку и немного побуду сама собой? Девушке приятно, когда из-за нее хоть немножко страдают.
      – Юнис, мы не должны делать ему больно. Нам едва удалось успокоить его.
      – Я знаю. Но когда он нас в следующий раз поцелует, у меня будет большой соблазн сказать ему, что я здесь.
      – Ом мани падме хум.
      – Ом мани падме хум… и наплевать на вас и на вашего, Диогена. Давайте поедем домой и позвоним Роберто.
      – Дорогая, мы останется здесь, пока не получим все, что нам надо.
      – Хорошо. Эта Гиги такая же ласковая, как и Вини, правда?)
      – Джо, я хочу, чтобы мы всегда оставались друзьями и не размыкали круга в наших сердцах. Но я не хочу драматизировать ситуацию. Это было бы несправедливо к вам, к Гиги… даже ко мне. Гиги, я не говорила, что у меня нет друзей. Они у меня есть. Вы двое. Врач, который позаботился обо мне и которому мои деньги были безразличны. Медсестра, на которой он скоро женится и которая мне стала почти что сестрой. Мои четыре телохранителя… я очень старалась сделать их своими друзьями, Джо, потому что я знала, что они были вашими друзьями и друзьями Юнис. Но странная ситуация, для них я скорее ребенок, о котором они заботятся, нежели работодатель и друг. И один друг, всего лишь один друг, который остался у меня с тех пор, когда я еще была Иоганном Смитом – богатым, влиятельным и ненавистным для большинства.
      – Юнис любила вас, – мягко возразил Джо.
      – Я знаю, Джо. Хотя одному Богу известно за что. В сердце Юнис было столько любви, что она выливалась на всех, кто был рядом с нею. Если бы я была бездомным котенком, Юнис подобрала бы меня и любила бы так же…
      (– Босс, вас я любила больше.
      – Дорогая!)
      …Джо, вы знаете или по крайней мере встречали моего единственного друга, который остался с тех пор. Это Джейк Саломон.
      Джо кивнул.
      – Джейк – классный парень!
      – Ты знал этого Джейка?
      – Близко знал. Хорошая аура.
      – Джо, это тот, о котором ты мне рассказывал? Юрист?
      – Тот. – Джо снова посмотрел на Джоанну. – А теперь – на трон. Расспрашивать будете Джейка.
      – Пойдемте, Джоанна, если мы сейчас же не начнем позировать, он будет кусаться.
      Джо уложил их в первоначальную позицию, затем передвинул обе ноги Джоанны и изменил положение одной ноги Гиги – отошел назад и довольно улыбнулся… вернулся к мольберту и начал соскребать краску с части полотна мастихином. Гиги тихо прокомментировала:
      – Теперь нам не придется посмотреть на картину во время обеденного перерыва.
      – Почему?
      – Одному Господу известно. Я не уверена, знает ли сам Джо, зачем он изменил наши позы. Но что-то ему показалось не так, он отказался от прежнего рисунка и теперь пишет прямо с нас. Поэтому он не скоро продвинется со своей работой настолько, чтобы позволить нам взглянуть на нее. Так что замрите, дорогая. Не чихайте, не чешитесь, даже не дышите глубоко.
      – И не говорить?
      – Говорить можно сколь угодно, но не надо двигаться.
      – Я не буду двигаться, Гиги, мне было так приятно узнать, что Джо и Джейк близко познакомились друг с другом. Вы тоже знали Джейка?
      – Я встречала его, но мимоходом. Я куда-то уходила, и в это время пришел мистер Саломон. Тогда я была еще для Джо только моделью, это до того, как я ушла от Большого Сэма.
      (– Близняшка, она что-то темнит… и Джейк ничего не говорил о своих встречах с Джо после того, как он уладил все эти дела.
      – Юнис, на что вы намекаете? Вероятно, они встречались, когда Джейк занимался вашим банковским счетом, арендой и прочими делами.
      – …И прочими делами, вы совершенно правы, босс. Послушайте, не будьте наивным. Они оплакивали одну и ту же девушку – меня… а Джо – двуполый как устрица, когда этого захочет.
      – Юнис, у вас грязные мысли.
      – Ха! И это я слышу от бесштанной мисс Смит. Я знаю, о чем говорю, близняшка; я жила с Джо много лет. Не будьте таким дремучим ретроградом. На дворе не двадцатый век.
      – Юнис, конечно, вы знаете Джо лучше, чем я, и я не буду критиковать Джо, как бы ни обстояло дело. Но я имел в виду Джейка.
      – А почему вы думаете, что знаете Джейка лучше, чем я? К тому же взгляните на Джо… какой симпатичный, не правда ли? У Джейка глаза есть. Босс, что вы беспокоитесь? Попробуйте расспросить Гиги об этом.)
      – Я полагаю, – осторожно сказала Джоанна, – что Джейк приходил сюда по делам. Юнис умерла, не оставив завещания, и я знаю, что Джейк все устроил так, что Джо мог брать с ее счета. Может быть, он также улаживал вопрос и со страховкой, но я не уверена.
      – Джоанна, я не знаю. Почему бы вам не спросить у Джейка, как предложил Джо?
      (– Потому что Джейк соврет, босс. И не думайте даже. Мужчины в таких делах врут больше женщин. Кому какое дело, где обедал мужчина, если к ужину он приходит домой? Мне безразлично.
      – Но вы даете достаточно пищи моему «грязному» разуму.
      – Босс, но вы же лживая шлюха: вы не можете быть откровенны даже с самим собой.
      – Девка, если бы я мог вас достать, я бы вас отшлепал!
      – Если бы вы могли, я бы не сопротивлялась. Помните, как было здорово, когда нас отшлепали, дорогая!
      – Заткните свой фонтан!
      – С удовольствием, близняшка, лишь бы то, чем его обычно затыкают, было достаточно большим.)
      – Мне незачем спрашивать Джейка, Гиги. Я знаю, что они встречались по деловым вопросам, я знаю, что Джейк восхищается характером Джо. Я просто не догадывалась, что Джейк считает Джо близким другим. Если, конечно, он так считает.
      Гиги Бранка задумалась.
      – Я точно не знаю. Я тогда просто отрабатывала свои часы. Джо мне платил. Мистер Саломон… Джейк, как вы его называете, пришел сюда однажды вечером, когда мы заканчивали, и Джо представил его мне как стряпчего его бывшей жены… то есть он назвал его юристом. Джо может обходиться без жаргона, когда захочет. Затем я его еще пару раз видела, по-моему, при таких же обстоятельствах. Но с тех пор как мы поженились, он сюда не приходил.
      (Сплошные намеки, босс. Это значит, она не хочет разбалтывать чужие секреты. Ну что же, это приятно сознавать, принимая во внимание наше с вами положение.)
      – Неважно. Гиги, как Джо получил художественное образование? Или у него талант от рождения, и он нигде не обучался?
      – Он обучался рисованию, и у него есть природный талант. Я объясню вам по-простому, а то, если вы станете расспрашивать Джо, то на это уйдет целая вечность. Джо говорит, что художник может обучиться технике, но творчеству научить нельзя, что у каждого художника есть свой взгляд на жизнь. Если он художник. Джо считает, что большинство людей, которые называют себя художниками, не знают, что такое творчество. Он называет их малярами и говорит, что он лучше будет маляром, который малюет только вывески, чем обманщиком, который называет себя художником.
      Вы видели его картины. Ту, что он нарисовал с меня вчера, и другие, что висят в студии. И вы увидите еще больше, если обойдете кафе, книжные магазины и художественные салоны в этом конце города. Обнаженные натуры, которые выглядят намного лучше живых. Вы сразу узнаете его манеру. Некоторые из них кажутся слишком простыми, но они захватывают вас. О, Джо умеет рисовать сексуальные картины, он специально доказал мне это, нарисовав такую картину, но затем он соскреб ее с холста. Я спросила его, почему он не рисует такие картины, ведь их так быстро раскупают. Он лишь пожал плечами и сказал, что это не его стиль.
      Джо знает, что он не Гойя, не Пикассо и не Рембрандт – словом, не великий мастер, но он им и не хочет быть; он лишь хочет рисовать свои символы и продавать достаточное количество картин, чтобы нам хватало на пропитание.