Хедрик обратился к своему коллеге.
      – Что скажете, доктор Гарсиа?
      – Вы знаете мое мнение, доктор. Ваш пациент выздоровел. Он еще слаб, но лишь потому, что слишком долго находился в постели. С медицинской точки зрения нет никаких показаний для постельного режима.
      – Доктор Розенталь?
      Психолог пожал плечами.
      – Человеческий мозг – странная и загадочная вещь… и чем дольше я его изучаю, тем меньше я уверен в своих выводах. Но в одном я согласен с доктором Гарсиа: нельзя все время держать пациента привязанным к постели.
      – Пора, советник, – сказал Хедрик.
      – И меня назначили добровольцем, – вздохнул Саломон.
      – Если захотите, любой из нас пойдет с вами, сэр. Но пациент наотрез отказывается разговаривать с нами. Мы будем наготове, если потребуется помощь. Сестра имеет указание покинуть вас, если вы ей скажете. Вы, а не пациент. Но не волнуйтесь. Я буду наблюдать за вами по видео. Доктор Гарсиа и доктор Розенталь будут дежурить у мониторов.
      – Я не волнуюсь. Должно быть, подействовало ваше лекарство. Хорошо, я пойду… и будь что будет.
      – Джейк! – воскликнул Иоганн Смит, когда тот вошел. – Где, черт возьми, вы были? За последние три недели вы только раз навестили меня. Один раз, черт вас побери!
      – Я работал, чего нельзя сказать о вас.
      – Вы так думаете? Физиотерапия – чертовски тяжелая работа, вам такая и не снилась, причем без выходных.
      – Иоганн, у меня самого сердце дрожит как овечий хвост. Я десять дней не вставал с постели, Хедрик наверняка сказал вам об этом. Мне и сейчас паршиво. Так что подвиньтесь, ленивый-то вы ублюдок, и дайте мне поваляться. Черт возьми, Иоганн, я уже не молод. Я не могу прыгать через обруч каждый раз, когда вы щелкаете пальцами.
      – Ну-ну, Джейк, не обижайтесь на меня. Я знаю, что вы болели. Я велел послать вам цветы. Вы их получили?
      – Да, спасибо.
      – Странно, я ничего не посылал. Здорово я вас подловил, а? Джейк, я никогда никого не заставляю работать слишком много, но я хотел бы, чтобы вы хоть изредка давали о себе знать, раз уж вы числитесь у меня в штате.
      – Я у вас не в штате.
      – Как? Что за чушь?
      – Когда суд назначил меня вашим опекуном, Мак-Кемпбелл назначил мне символическое жалованье – десять долларов в месяц. Это все, что я имею с вас… и я еще не получал эти деньги.
      Иоганн с недоверием посмотрел на него.
      – Ну, это мы быстро исправим! Передайте судье Мак-Кемпбеллу, что я…
      – Не надо, Иоганн. Это было необходимо, чтобы заткнуть рты вашим внучкам. Что вас теперь беспокоит? Миссис Бранка? Вы каждый день получали сообщения от агентства. Ее нигде нет. У меня уже целый ящик отчетов – и в них говорится лишь о том, как они вкалывают. Хотите их почитать? Я вижу, у вас теперь есть читающая машинка.
      – Глупости, Джейк. Зачем мне читать эти отчеты? Да, я беспокоюсь за Юнис. Черт возьми, даже если она не хотела больше на меня работать, она могла хотя бы навестить больного. Но не это сейчас меня беспокоит… то есть я имею в виду, что я послал за вами не из-за этого. Сестра!
      – Да, сэр?
      – Сестра!
      – Да, мистер Саломон?
      – Спросите доктора Хедрика, можем ли мы остаться наедине. Я не думаю, что мистер Смит повесится на люстре из-за того, что у меня нет диплома медсестры.
      – Мистер Саломон, доктор Хедрик говорит, что у нас замечательные результаты. Не так ли, мистер Смит? Если вы хотите поговорить наедине, я могу выйти. Если я понадоблюсь, нажмите вот эту красную кнопку.
      Она улыбнулась и вышла.
      – Ого! Вот так сюрприз! – произнес Иоганн.
      – Почему же? Дела у вас идут на поправку, Хедрик так и говорит.
      – Хм… Бойся данайцев, дары приносящих. Джейк, наклонитесь, я буду говорить шепотом… Они вполне могли поставить где-нибудь микрофон, у них не заржавеет.
      – У старого дурака мания преследования. Зачем Хедрику подслушивать наш разговор?
      – У молодого дурака, – поправил Иоганн. – Я снова молод. Мания преследования? Что ж, может быть. В любом случае я не хочу, чтобы кто-нибудь кроме вас услышал, что я скажу. Если я ошибаюсь, кто-нибудь может повторить мои слова в суде, когда будут проверять, насколько я поглупел. Так что подставляйте ухо и слушайте… Я почти уверен, что мое новое тело – женское!
      В ушах у Саломона загудело, он обрадовался, что Гарсиа сделал ему успокаивающий укол.
      – Да? Интересная мысль. А если это и в самом деле так, что вы собираетесь делать? Отнесете его в бюро жалоб и потребуете другое?
      – Джейк, не прикидывайтесь идиотом. Какое бы тело у меня ни было, я уже ничего не могу изменить… А если оно женское… что ж, поначалу мне будет странно, потом привыкну. Половина человеческой расы обходится женскими телами; думаю, что и я смогу. Но разве вы не понимаете? Если я прав, то, значит, мне не давали смотреть на себя, потому что боялись, как бы у меня крыша не поехала. Еще бы! Но я не такой слабак. Черт возьми, мне не дают взглянуть на собственное тело, покрыли простыней. Я не вижу своих рук, на мне столько всяческих приспособлений, что не различить даже общих очертаний моей фигуры. На голове – полотенце. Мне кажется, волосы у меня растут назад. Если я достаточно уродлив, то я не смог бы определить пол по лицу. По моему новому лицу.
      – Пожалуй. Но что натолкнуло вас на такую странную мысль?
      – Некоторые наблюдения. Особенно то, что я уже могу пользоваться руками, а мне это разрешают только во время контрольной физиотерапии. Я не могу даже до себя дотронуться, меня тут же привязывают к постели, якобы опасаясь «неосознанных мышечных действий». Поначалу мои мышцы действительно сокращались сами по себе, но теперь я их полностью контролирую. Ну, ничего… Наконец-то нас оставили наедине. Так что приподымите простыню и посмотрите! Скажите мне, Джейк, я мужчина или женщина? Скорее, сестра может вернуться.
      Саломон долго молчал.
      – Иоганн… – промолвил он наконец.
      – Что, Джейк?
      – Вы женщина.
      Иоганн Смит некоторое время лежал молча, затем сказал:
      – Слава Богу, теперь я знаю наверняка. По крайней мере я не сошел с ума. Если, конечно, «женщина» и «сумасшедший» не синонимы. Джейк, как это случилось?
      – Я знал об этом все время, Иоганн. Мне было очень трудно… видеть вас и не выдать себя. Вы правы: ваши врачи боялись эмоционального шока. Поначалу вы были очень слабы.
      – Но они меня не знают… гораздо больше я, помнится, удивился, когда узнал, что девочки отличаются от мальчиков. Мне тогда лет шесть было, и девочка, что жила этажом ниже, показала мне. Но как это случилось, Джейк? Ведь договор ничего такого не предусматривал.
      – Предусматривал.
      – Да?
      – Вы не оговорили ни расу, ни пол. Вы написали «здоровое тело, от двадцати до сорока лет, с группой крови АВ-отрицательная». И больше ничего. Иоганн задумался.
      – Да, но я и подумать не мог, что меня упрячут в женское тело.
      – А почему нет? Врачи же каждый день пересаживают женские сердца в мужские тела и наоборот.
      – Да, верно. Я лишь говорю, что никогда об этом не думал. Но даже если бы я и подумал об этом, вряд ли я бы рискнул наполовину урезать свои шансы, сделав оговорку насчет пола. К тому же я никогда не плачу над пролитым молоком. Хорошо, теперь, когда я все знаю, от меня можно не прятать зеркало. Пожалуйста, позовите доктора и скажите ему, что я хочу видеть себя сейчас же и не желаю слушать никаких отговорок.
      – Хорошо.
      Саломон вызвал сестру, а сам вышел. Его не было минут пять. Он вернулся вместе с докторами Хедриком, Гарсиа и Розенталем и со второй сестрой, которая несла большое ручное зеркало.
      – Как вы себя чувствуете, мисс Смит? – спросил Хедрик.
      Он криво улыбнулся.
      – Значит, теперь я «мисс» Смит, вот как. Намного лучше, спасибо. Теперь я спокоен. Вы могли бы сказать мне об этом еще несколько недель назад, Я не такой уж слабый, как вы думаете.
      – Возможно, мисс Смит, но я обязан делать лишь то, что наверняка не повредит пациенту.
      – Я не в претензии. Но теперь, когда секрета больше нет, пожалуйста, велите сестре показать, как я выгляжу.
      – Конечно, мисс Смит.
      Доктор Гарсиа подозвал сестру и сел; Хедрик встал с одной стороны постели, Розенталь – с другой. Только тогда Хедрик взял у сестры зеркало и дал пациенту взглянуть на себя.
      Иоганн Смит посмотрел на свое лицо сначала с заметным интересом, затем с недоверием… а потом – с неподдельным ужасом.
      – О Боже мой! Боже мой! Что они с нами сделали? Джейк, вы все знали?!
      Лицо юриста конвульсивно дергалось – он пытался сдержать слезы.
      – Да, я знал, Иоганн. Поэтому я и не мог найти ее для вас… она ведь все время была здесь. Прямо здесь… и мне приходилось… говорить с ней!
      Он не смог больше сдерживать себя и зарыдал.
      – Джейк, как же вы позволили им сделать такое? Юнис… о-о… Юнис, моя дорогая, прости меня… Я не знал!
      Ее рыдания перекликались с его, только на октаву выше.
      – Доктор Гарсиа! – крикнул Хедрик.
      – Начинаю, доктор!
      – Доктор Розенталь, позаботьтесь о мистере Саломоне. Сестра, помогите ему. Он сейчас упадет! Дьявол! Где этот чертов аспиратор?!
      Через пять минут в комнате стало тихо. Пациента усыпили. Доктор Хедрик, убедившись, что с мисс Смит ничего не случилось, передал дежурство доктору Гарсиа и покинул комнату.
      Он нашел мистера Саломона лежащим на кушетке в комнате с мониторами, доктор Розенталь сидел рядом.
      На шее у него висел стетоскоп. Хедрик вопросительно взглянул на психолога, тот одними губами ответил:
      «О'кей», затем вслух добавил:
      – Посмотрите сами.
      – Хорошо, доктор.
      Хедрик сел на место Розенталя, подвинул стул поближе к кушетке, взял Саломона за запястье и сосчитал пульс.
      – Как вы себя чувствуете?
      – Со мной все в порядке. Извините, я, наверное, выглядел глупо. Как она?
      – Спит. Вы любили ее?
      – Мы оба любили ее, доктор, она была ангелом.
      – Не сдерживайте себя, плачьте. Слезы – смазка для души. Мужчинам было бы легче жить, если бы они плакали так же легко, как женщины. Не правда ли, Розенталь?
      – Правильно, доктор. Там, где мужчины плачут, меньше нужды в моей профессии. – Он улыбнулся. – Мистер Саломон, я оставляю вас в надежных руках. Мне пора идти на охоту, состричь несколько голов для моей коллекции. Конечно, если я вам больше не нужен, доктор Хедрик.
      – Идите, Розенталь. Приходите утром, когда мы разбудим пациента. Скажем, в десять часов.
      – До свидания, доктор Розенталь. Спасибо вам. Спасибо за все.
      – Ну что вы, советник. Смотрите не покупайте у этого ветеринара порошок от блох.
      Он вышел.
      – Мистер Саломон, – сказал Хедрик, – в этом огромном доме много постелей. Не хотели бы вы вздремнуть в одной из них? Часов в девять или в десять я могу вам дать таблетку, и вы проспите часов восемь без снов.
      – Со мной и так все в порядке.
      – Ну, раз вы так говорите… Я не могу лечить вас насильно. Но как человек, который успел хорошо узнать вас… я больше беспокоюсь за вас, чем за моего пациента. Когда вы назвали ее ангелом, вы имели в виду донора, а не мисс Смит?
      – Да, конечно. Юнис Бранку.
      – Я не знал ее, а ангелов встречал редко. Врачи, как правило, видят людей не в лучшем свете. Но ее тело сделало бы честь любому ангелу; я никогда не видел более здорового тела. По документам ей двадцать восемь лет, но физиологически она на пять лет моложе… я имею в виду мисс Смит. Мисс Иоганн Смит могла бы не перенести сильный удар и покинуть это тело. Но у нее крепкое молодое тело, и оно удержит душу. Но вы перенесли не меньший удар, и, простите, вы уже не молоды. Если вы не будете спать здесь, что было бы лучше всего…
      – Я не хочу спать здесь!
      – Очень хорошо. Тогда мне надо проверить ваше сердце, легкие и давление. Если показания мне не понравятся, я буду настаивать, чтобы вы отдохнули, и пошлю за вашим врачом.
      – Он не выезжает на дом.
      – Значит, он плохой врач; врачи должны быть там, где в них нуждаются. Это очень непрофессиональное замечание, поскольку профессиональная этика запрещает врачам дурно говорить о коллегах и отзываться о них иначе как о святых, даже если они бездельники, которые думают только о своем гонораре. Никому не говорите, что я сказал, а то меня могут исключить из профсоюза. А теперь я осмотрю вас. Вы не против?
      – Нет. Валяйте. И я приму перед сном эту вашу таблетку, если вы разрешите взять ее домой. Обычно я не принимаю ничего такого, но сегодня – особый случай.
      – Хорошо. Снимите, пожалуйста, рубашку…
      Через несколько минут он снял фонендоскоп и сказал:
      – Мистер Саломон, я не так силен в психологии, как доктор Розенталь, но, если вы хотите что-то сказать, я тоже могу вас выслушать. Я знаю, что все это сильно вас беспокоит. Я знаю, что самое страшное позади. Иоганн Смит теперь знает, что он мисс Смит, но сильнее всего его потрясло то, что у него теперь тело его бывшей секретарши. Кризис позади. Если вас еще что-нибудь беспокоит, скажите мне. В моей профессии, как и в вашей, конфиденциальная информация разглашению не подлежит.
      – Я не прочь поговорить о Юнис, но я не знаю, что сказать.
      – Ну, вы могли бы рассказать мне, как случилось, что такая красивая девушка погибла. Я ведь даже не знал имя донора, пока вы мне не сказали. В договоре был пункт о секретности. Поэтому мы ничего не спрашиваем; ведь документы, подтверждающие согласие донора, в полном порядке.
      – Да, в договоре оговаривалась секретность. Мы никогда не узнаем почему, но я думаю, что у этого ребенка… я имею в виду Юнис, хотя она и женщина, и притом очень образованная… Я намного старше ее и всегда буду думать о ней, как о ребенке. Так вот, у этого ребенка могло возникнуть романтическое желание пожертвовать тело своему боссу, если бы ей оно больше не было нужно, и сделать так, чтобы босс поначалу не узнал об этом. Это смешно, но как раз в ее характере. Она была очень доброй. Я предупреждал вас, как это может подействовать на Иоганна.
      – И очень хорошо, что вы это сделали. Я считаю – и доктор Розенталь тоже, – что пациент бы не поправился после операции, если бы мы не приняли необходимых мер предосторожности… чтобы она не узнала о своем поле. Из-за близких отношений между пациентом и донором.
      – Да, близких. Близких для нас обоих, доктор. Я не преувеличиваю, но, если бы я был хотя бы всего в два раза старше Юнис, я пошел бы на что угодно, но сделал бы ее своей женой. И я уверен, что то же самое можно сказать о Иоганне. Поэтому я знал, что это ударит Иоганна гораздо сильнее, чем если бы он просто узнал о ее смерти.
      – Что это было? Авария?
      – Нет, гораздо хуже. Ее убил грабитель. Вероятно, психопат, но теперь это не имеет значения, поскольку охранники Иоганна поймали его на месте преступления и тут же убили. Поэтому она и была спасена, точнее, ее тело. Они сразу же доставили ее в больницу, думали, что еще не поздно.
      Джейк Саломон вздохнул.
      – Мне и вправду легче от нашего разговора.
      – Вот и хорошо. А как случилось, что охранники были рядом и все же опоздали выручить ее?
      – Бедняжка хотела сэкономить минут десять. Она была донором и сдавала кровь. У нее АВ-отрицательная, и…
      – А, теперь я понимаю, почему мисс Смит показалась мне знакомой. Я однажды видел ее, когда она сдавала кровь пациенту. Красивая девушка, очень мягкая и дружелюбная. Она была одета в… экзотическом стиле.
      – Вы хотите сказать, в эротическом стиле? Давайте не будем пользоваться эвфемизмами. Да, она одевалась именно так. Она знала, что красива, и была не прочь поделиться своей красотой с другими. Вела себя соответственно.
      – Жаль, что я ее не знал.
      – Да, жаль, доктор: ваша жизнь стала бы богаче. Ее вызвали сдавать кровь, и охранникам Иоганна было приказано сопровождать и защищать ее. Они должны были встретить ее у двери, довести до машины, доставить в клинику и ждать ее там. Но это был срочный вызов, а она живет… жила… на девятнадцатом уровне в одном из этих ульев на северной окраине. Там, конечно, был автомобильный лифт, но он был не в состоянии поднять броневик Иоганна. Бедняжка решила сэкономить минут десять и воспользовалась пассажирским лифтом, не дожидаясь эскорта. И там на нее напали и убили.
      – Жаль. Наверное, она не знала, что мы вполне можем продлить жизнь пациента на десять минут, если знаем, что донор уже на пути к нам.
      – Может быть, знала, а может, и нет. Юнис Бранка всегда спешила.
      – Жаль. Можете надеть рубашку. Сколько, вы сказали, вам лет?
      – Я не говорил. Скоро будет семьдесят два.
      – Удивительно. Вы выглядите моложе. Я имею в виду не столько ваше лицо, сколько организм.
      – Да, лицо у меня некрасивое. Я знаю.
      – Такие лица, как ваше, обычно называют своеобразными. Вы кажетесь мне лет на двадцать моложе.
      – Я принимаю гормоны.
      – Не думаю, что это вам нужно. Если хотите, можете идти домой. Или оставайтесь. Я бы хотел подключить монитор к вашему сердцу и снять кардиограмму. Профессиональный интерес.
      («И хочу убедиться, что вы не отбросите копыта после такого потрясения».)
      – Гм… Я устал. Могу я лечь спать, не ужиная? И нельзя ли увеличить дозу снотворного, чтобы я спал двенадцать часов, а не восемь?
      – Конечно.
      Вскоре Джейк Саломон лег в постель и уснул. Хедрик поужинал, взглянул на своего пациента, велел ночным дежурным вызвать его, если показания на дисплее превысят определенные величины, лег в постель и уснул. Ему не потребовалось снотворное.
      А Иоганн Смит спал неспокойно, несмотря на снотворные инъекции. Во сне старик в позаимствованном черепе пробормотал:
      (– Юнис?
      – Я здесь, босс. Спите.
      – Хорошо, моя дорогая. Я лишь хотел узнать, где вы.
      – Не беспокойтесь, босс. Я здесь.)
      Иоганн улыбнулся во сне, и спал уже спокойно, и сны ему снились хорошие.

Глава 9