– Очень благочестивый предмет. Гораздо лучше молитвы.
      – Откуда вам знать, старый богохульник? Готова поспорить, что вы за всю свою жизнь ни разу не молились.
      – Нет, молился, дорогая… но Бог, видимо, в это время был на рыбалке.
      – Ладно. Думайте о Вини.)
      Она несколько минут возилась с машиной, затем ласково погладила ее и выключила.
      (– Ну как?
      – Что?
      – Вы думали о Вини, старый развратник?
      – Да, я воспользовался этой необычной тишиной, чтобы поразмыслить о чудесах Вселенной.
      – Ну и?
      – Я сбился на Вини.
      – Я знала, о чем вы думали, я же в вашем мозге. Джоанна, для девушки – ведь вы в некотором смысле девственны – у вас очень грязное и детальное воображение.
      – Черт! Готов поспорить, что о любой девушке можно сказать то же самое.
      – Да, это сущая правда. Но, Джоанна, дорогая… с вашим воображением мы едва ли сможем когда-либо стать «женщиной по-настоящему». За всю свою сексуальную жизнь я не встречалась с мужчиной – или девушкой, – которые бы делали это тем хитрым способом, о котором вы думали.
      – О, я узнал его от одной почтенной домохозяйки, когда был еще подростком. Это была очаровательная женщина.
      – Хм… жаль, что я родилась слишком поздно.
      – Да, кстати, вы получили ваши данные?
      – Конечно, босс, разве у меня когда-нибудь что-нибудь не получалось? Давайте вернемся в наше кресло. У нас устала спинка.)
      Джоанна Юнис преодолела тридцать футов до кресла, забыв, что скинула тапочки, чтобы удобнее было работать на ножном пульте стенодеска. Ей приятно было ступать по мягкому коврику босыми ногами. Она заметила это, только когда села в большое кресло и сложила ноги в элегантную и удивительно удобную позу лотоса. Но идти за тапочками ей не захотелось.
      Раздался сигнал дверного замка.
      – Это я, Вини.
      – Входите, дорогая.
      Сестра вошла.
      – Мистер Саломон просил передать, что зайдет к вам через несколько минут, но не сможет остаться на ужин.
      – Останется. Подойдите и поцелуйте меня. Что вы сказали Каннингэму?
      – Обед на двоих, в вашей комнате. Подать, когда ему позвонят. Но мистер Саломон, кажется, решительно настроен не оставаться.
      – А я говорю, останется. Но если нет, то со мной пообедаете вы. Принесите, пожалуйста, мои тапочки. Они на полу рядом с пианино.
      Сестра принесла тапочки и вздохнула.
      – Джоанна, я не знаю, что с вами делать. Вы снова себя плохо вели. Почему вы не позвонили?
      – Не ругайте меня, дорогая. Сядьте на табурет, прислонитесь к моим коленкам и говорите. Скажите, вы случайно не были служанкой до того, как получили удостоверение медсестры?
      – Нет, а что?
      – Вы так хорошо ухаживаете за мной и в ванной, и когда помогаете с косметикой. Но это я так просто, на всякий случай спросила. Я не думаю, что профессиональная медсестра возьмется за работу служанки, каким бы высоким ни было жалованье. Но доктор Гарсиа будет настаивать на том, чтобы у меня была медсестра после того, как он уйдет. Сестра мне не нужна, и я знаю это. Но наш дорогой доктор будет настаивать. Зато мне нужна служанка. Поначалу я не смогу сама одеваться – женские одежды, я в них ничего не смыслю. К тому же я не разбираюсь в косметике. Сколько вам сейчас платят, Вини?
      Сестра ответила.
      – Боже мой! Не удивительно, что так трудно найти медсестер. За такую плату я не смогла бы нанять даже привратника. Как бы вы посмотрели на то, чтобы остаться в моем доме в качестве медсестры, но на самом деле выполнять работу служанки? Жалованье – втрое больше того, что вы получаете, и сколько пожелаете наличными, чтобы эти деньги не облагались налогом.
      Сестра задумалась.
      – А как я должна буду одеваться, Джоанна?
      – На ваш вкус. Если хотите, носите ваш белый халат: ведь для доктора Гарсиа вы останетесь медсестрой. Или что вы захотите. Через дверь по коридору есть спальня, там раньше жил мой слуга. Там есть ванная и еще одна комната, из которой мы могли бы сделать гостиную. Можете в этих трех комнатах сделать любые изменения по вашему вкусу. Это будет ваше собственное жилище.
      (– Босс, что это вы там говорили, что негоже, мол, стрелять уток на воде?
      – Оставьте это, Юнис. Если Вини клюнет на приманку, то это будет лучше, чем нанимать какую-нибудь деревенщину и обучать ее, чтобы затем она начала потихоньку разворовывать драгоценности и исчезла, когда мы только-только начнем получать от нее хоть какую-то пользу.
      – Да, я вижу преимущества. Но Вини будет жить всего через дверь от вас. Вы и глазом моргнуть не успеете, как она окажется в вашей постели. Может быть, вы и не хотите, чтобы в вашей жизни были мужчины, но я хочу.
      – Ерунда! Она уже думает о деньгах. Если она возьмется за работу, то будет более официальной и начнет снова называть меня «мисс».)
      – Мисс Джоанна? Это будут действительно мои собственные комнаты? Я смогу принимать гостей?
      – Конечно, дорогая. Слуги будут наводить там порядок, оказывать услуги, какие вы пожелаете. Ну там, принести завтрак или еще чего-нибудь. А если хотите, они туда вообще не будут заходить.
      – Это так соблазнительно! Я сейчас живу в одной квартире еще с двумя девушками… и плата за нее ужасно высока, потому что дом окружен частными владениями. Это безопасно… но я не могу уединиться.
      – Вини! Посмотрите на меня, дорогая. Если я не ошибаюсь, там сейчас стоит одиночная кровать. Если хотите, ее можно заменить большой двуспальной.
      Девушка покраснела.
      – О, это было бы замечательно!
      – Перестаньте краснеть. Если у вас будет гость, то я об этом не узнаю, пока вы сами мне не скажете: стены и дверь там звуконепроницаемы. Конечно, личность всех посетителей устанавливается, и их проверяют на наличие оружия, но это обычная процедура для всех, кто входит в частные владения. Но это лишь значит, что вы должны заявить о посетителе начальнику моей охраны, когда он придет к вам в первый раз. Но я не узнаю об этом, если вы сами мне не расскажете. У всех в этом доме бывают гости. Но безопасность – это забота начальника охраны, а не моя.
      – Но ему придется показывать свое удостоверение?
      – Вам все равно придется о нем заявить. Но в чем дело? Вы хотите сказать, что не желали бы этого? Он женат?
      Вини снова покраснела, но не ответила. Джоанна Юнис продолжала:
      – Это никого не касается, дорогая. Это частный дом, а не правительственное учреждение. Вы заявляете о нем, и больше от вас ничего не требуется. Хотя начальник охраны не очень-то полагается на удостоверения. Они часто бывают поддельными. Но у него фотографическая память. Ну как, останетесь вы со мной? В качестве медсестры, подруги, секретаря или кого угодно?
      – Если мне предстоит быть вашей служанкой, то пусть ваша обслуга знает об этом. Зачем это скрывать? Я и одеваться буду как служанка. Традиционное платье, или «акапулько», или что-нибудь среднее?
      – Только не традиционное; у вас такие милые ножки! Если хотите, «акапулько».
      Вини осталась довольной.
      – Да, я могла бы полностью одеваться в «акапулько». Девушке надоедает все время носить эту белую одежду.
      (Джоанна, скажите ей, чтобы не злоупотребляла росписью по коже. Это вредно.)
      – Как хотите, дорогая. Но не накладывайте слишком много краски. Это вредно для кожи.
      – О, я знаю! Я ведь на самом деле рыжая, я не могу даже загорать. Может быть, мне следует носить маленькую черную юбку с белым кружевным фартучком размером с блюдце? Небольшую шапочку как у служанок, белый или черный бантик? Черные чашечки на груди? Прозрачные?
      – Как хотите, Вини. Туфли на высоком каблуке?
      – Да, пожалуй, чуть пропускающие свет, как на вашем пеньюаре. Да, каблуки, конечно, высокие, иначе пропадет весь эффект… я могу хоть на ходулях ходить, если потом могу оставаться разутой. Затем немного краски. Бабочки, цветы и все прочее в этом роде. И это дешево. Все, что я назвала, я могу купить в «Одноразовых товарах». Я буду выглядеть как настоящая служанка, и в то же время на одевание у меня будет уходить не больше времени, чем сейчас.
      – Дорогая, вы будете выглядеть очень привлекательно. Подбираете наряд служанки так, чтобы понравиться вашему другу?
      Вини снова начала краснеть, затем нахмурилась.
      – Конечно! И так, чтобы ему было удобно меня раздевать! (– Браво!
      – Юнис, у вас извилины работают только в одну сторону.
      – Вам следовало бы вспомнить, дорогая, что это ваши извилины.)
      Через несколько минут Вини объявила о приходе мистера Саломона и вышла. Юрист с официальным видом подошел к Джоанне, взял ее руку и поцеловал.
      – Как вы себя чувствуете? – спросил он.
      – Грустно, – хмуро ответила Джоанна, – потому что у моего самого старого и дорогого друга нет времени, чтобы отобедать со мной в первый день, как я стала на ноги. Физически я чувствую себя замечательно. Чувствую некоторую слабость, но этого следовало ожидать.
      – Вы уверены, что не перегружаете себя?
      – Не перегружаю. Мое дыхание и сердцебиение постоянно телеметрируют. Если бы их что-нибудь встревожило, они приказали бы мне лечь в постель. Правда-правда, со мной все в порядке, Джейк. Я ведь не смогу окрепнуть, если все время буду лежать в постели. Ну, а как вы себя чувствуете, мой старый друг? Я ужасно волновалась.
      – Со мной все в порядке. Просто я сделал из себя посмешище, Иоганн.
      – Вовсе нет… и я уверен, что Юнис со мной согласна, Джейк.
      (– Осторожнее, босс!
      – Не мешайте.)
      – Ваши честные слезы – это наилучшая дань ее памяти. Она была доброй и храброй женщиной, Джейк, и меня очень тронуло, что вы ценили ее замечательные качества так же высоко, как и я. Сядьте, пожалуйста, Джейк. Хотя бы на минутку. Я должна вас кое о чем спросить.
      – Хорошо. Но я не смогу остаться надолго.
      – Подзовите кресло и сядьте передо мной. Хотите шерри? Доктор говорит, что мне это можно – и я чувствую, что мне просто необходимо выпить. Этот испанский шерри сухой, как ваш юмор. Разлейте, пожалуйста.
      Джоанна подождала, пока юрист наполнит стаканы и сядет. Она взяла свой стакан и в то же время подняла грудь, чтобы ее коварные «панели» на халате сделали свое дело.
      – Тост, Джейк… Нет, не вставайте. Тот же самый тост, Джейк – всегда тот же тост, когда мы пьем вдвоем… но без слов.
      Она сделала глоток.
      – Джейк…
      – Да… Иоганн?
      – Пожалуйста, называйте меня Джоанной, я же не могу больше зваться Иоганном. Джейк, Джейк, вы знали, что я не рассчитывал выжить после этой операции? Это была хитрость. Уловка, чтобы обмануть врачей.
      – Да… Джоанна… я знал это. Поэтому я и помогал.
      – Я так и думал. Это самое благородное и бескорыстное проявление дружбы, которое я когда-либо встречал. Как это у японцев называется друг, которые помогает, когда необходимо умереть? Ладно, неважно. Джейк, посмотрите мне в глаза. Вы понимаете, что лучше бы мне умереть… чем выжить такой ценой? Вы понимаете, Джейк? Или я должен прожить еще одну жизнь, ненавидя себя?
      Саломон прямо взглянул ей в глаза.
      – Да… Джоанна. Я это понимаю. Это не ваша вина… вам не за что себя ненавидеть. И Юнис не захотела бы, чтобы вы так переживали.
      – Я знаю! Плачьте, дорогой, Джейк, не сдерживайте ваших слез… Вы видите? Я же не сдерживаю своих. Только не теряйте полностью контроль над собой. Джейк, любой из нас предпочел бы умереть, чем допустить такое. И я так же уверен в этом за вас, как, надеюсь, вы уверены за меня. Не думаю, что я смог бы это перенести, если бы вы меня не поддержали. Посмотрите на меня: красивое и молодое тело. Но мне почти девяносто пять лет, и у меня остался всего один друг – вы.
      – Скоро у вас появится много друзей.
      – Вряд ли. Слишком большая разница в возрасте. Я сейчас чувствую себя Вечным Жидом, которому пришлось жить куда дольше вечности. Как его звали? Моя память не так хороша, как это молодое тело. Но я не забуду вопрос, который я хотел вам задать. Джейк, существует ли хоть малейшая вероятность того, что муж Юнис каким-либо образом причастен к ее смерти? Этот приз… эти деньги… не могли они соблазнить его?..
      (– Босс, босс, куда это вас понесло? Спросили бы у меня!
      – Извините, любимая, но мне необходимы точные доказательства.)
      …Джейк, не я ли косвенно виновен в этом убийстве?
      – Нет. Я поражен этим вопросом. Но вам, конечно, не известны все обстоятельства. Вы ни в чем не виноваты. Я сам писал объявления о награде, и если бы здесь была чья-нибудь вина, то и моя тоже. Здесь все чисто.
      – Откуда вы знаете?
      (Ради Бога, босс, прекратите!)
      – Мистер Бранка был в Филадельфии, у матери. (Вот видите, босс?) И я целых три дня искал его, чтобы получить разрешение. А вас эти три дня готовили к операции. Джо Бранка не знал о ее смерти. Я еле нашел его.
      – Три дня! Почему же мне ничего не сказали?
      – Тогда бы мы потеряли даже тело Юнис. К тому же вы были без сознания. Гарсиа усыпил вас, как только я сообщил, что нашлось подходящее тело. Затем это ужасное ожидание. Я должен просить у вас прощения, Джоанна… нет, Иоганн! Ведь я ненавидел вас… за то, что вы живы, а она мертва. Но я переломил себя… ради нее. Да, я преодолел себя. Это была неразумная ненависть, и я это быстро понял.
      – Вы и сейчас меня ненавидите?
      Саломон печально посмотрел на нее.
      – Нет. Вы же мой старый друг, который всегда оставался честным и порядочным, хотя бы и под сварливой личиной. И ваши достоинства всегда перевешивали ваши недостатки. – Саломон с трудом выдавил улыбку. – Хотя порой лишь на унцию-другую. Кроме того, вы – единственная связь, которая осталась у меня с ней.
      – Да. Может быть, теперь я покажусь вам более добродушным, Джейк. Теперь мне легче улыбаться, легче быть терпимым, чем в той развалине вместо тела, что была у меня раньше. Но вернемся к Джо Бранке, Джейк. Ладно, он был в Филадельфии. Но не мог ли он это подстроить?
      – Нет.
      – Вы уверены?
      – Да, уверен, Джоанна, вас волнует этот приз в миллион долларов; вы боитесь, что он мог повлечь за собой определенные события. Когда мы нашли Джо Бранку, мне пришлось вылететь к нему, чтобы получить формальное разрешение. Он был ошеломлен, никак не мог этому поверить. Наконец он принял этот факт, но не принял денег. Я не мог заставить его подписать разрешение, пока не был составлен другой документ, по которому он отказывался от денег в пользу Клуба редкой крови. Он сделал это в память о Юнис.
      (– О, босс! Я плачу.
      – Мы обе плачем.
      – Но, босс… Джо наверняка голодает.
      – Мы о нем позаботимся.)
      Джоанна вздохнула.
      – Черт меня побери, если я не буду проклят.
      – Наверное, будете. И я вместе с вами. Но не думаю, что это случится с Джо Бранкой. Он не светский человек, Джоанна, он – выходец из нищей семьи. Цветок, выросший на навозе. Я не смог всучить ему ни цента. Он даже сам заплатил нотариусу. На это у него ушли почти все деньги, да еще и занимать пришлось. Он лишь приговаривал: «Банкротство меня не пугает».
      – Джейк, мы должны о нем позаботиться.
      – Каким образом, Джоанна? По-своему он так же горд, как и Юнис. Но кое-что я сделал. Пока я его разыскивал, мне пришлось поднять кое-какие документы и среди прочего я узнал, что подошел срок платить за его студию… В агентстве даже не надеялись продлить договор об аренде, они полагали, что после ее смерти платить будет некому. Я этот вопрос уладил: попросту купил студию. Так что никто не будет требовать у Джо денег, пока он там живет и творит. Затем я навел справки и через знакомого юриста перевел на счет Джо некоторую сумму… хватит, чтобы прожить пару лет без финансовых затруднений.
      (– Дай Бог, чтобы пару месяцев! Босс, Джо совсем не разбирается в деньгах. Счет в банке ничего для него не значит.
      – Не беспокойтесь, дорогая, мы с Джейком все это уладим.)
      Джоанна снова вздохнула.
      – Спасибо, Джейк. Вы меня ободрили. Но я все же беспокоюсь за ее мужа. Нам надо уладить это дело. Пусть он и не от мира сего, как вы говорите, но нам следует придумать, как исподтишка субсидировать его.
      – Хорошо, Джоанна, мы попробуем. Но Джо Бранка преподал мне урок… это в моем-то возрасте! Оказывается, существуют вещи, которые нельзя купить за деньги. Даже за очень большие деньги.
      – Выпейте еще шерри. И мне плесните, если можно. Раз вы не можете остаться, то я, пожалуй, лягу спать, не обедая.
      – Но вам же необходимо есть, Джоанна. Вы должны окрепнуть. Послушайте, если я останусь, вы будете есть?
      Она улыбнулась ему самой солнечной улыбкой.
      – Да! Да, Джейк, дорогой! Спасибо вам.
      Обед был скромным. Прислуживали только Каннингэм и два его помощника. Джоанна изо всех сил старалась быть похожей на очаровательную и радушную хозяйку… и не показаться обжорой – все было так вкусно! Принесли кофе, но Джейк предпочел бокал портвейна. Только после этого она отпустила Каннингэма и приступила к обсуждению личных вопросов.
      Как только они остались одни, она спросила:
      – Джейк, когда мне можно будет пройти тест на дееспособность?
      – Когда вы сами почувствуете, что готовы к этому. Вы спешите?
      – Нет. Я бы согласилась оставаться вашей подопечной до конца жизни.
      Юрист улыбнулся.
      – Джоанна, если верить статистическим таблицам, вам жить еще лет шестьдесят, а мне – десять или двенадцать.
      – Да… вопрос сложный. Но вы останетесь моим управляющим? Или я прошу слишком многого?
      Саломон посмотрел на стакан.
      – Джоанна… как только суд отменит опеку, вы сами сможете управлять своими делами.
      (– Джоанна! Быстро меняйте тему! Он хочет оставить нас!
      – Я знаю! Помолчите!
      – Объявите ему ваше второе имя!)
      – Джейк. Джейк, дорогой… посмотрите на меня. Посмотрите внимательно. Вот так. Джейк, вы не хотите видеть меня… такой, какая я сейчас?
      Юрист не ответил.
      – Не лучше ли привыкнуть к тому, что есть, чем бежать от этого? – продолжала она. – Как вы думаете, Юнис захотела бы, чтобы вы ушли?
      (– Продолжайте в том же духе. Он не прочь остаться. Он колеблется.)
      – Все не так просто… Джоанна.
      – Нет ничего, что было бы простым. Но я не думаю, что у вас больше шансов бежать от этого, чем у меня. Ведь я не перестану быть тем, что я есть – ее тело, мой мозг, – а вы всегда будете это знать. Если вы уйдете, то вы достигнете лишь одного: я потеряю своего единственного друга, которому я полностью доверяю. Кстати, что требуется для того, чтобы официально изменить имя?
      – Что?
      – То, что вы слышали. Я довольно просто изменил фамилию Шмидт на Смит, когда уходил на вторую мировую: просто назвался Смитом, а сержант так и записал. С тех пор меня никто не беспокоил по этому вопросу. Но теперь, наверное, необходимо оформить это юридически, принимая во внимание тысячи документов, на которых стоит моя подпись. Технически это случай изменения пола, не так ли? Видимо, это необходимо делать через суд?
      Саломон несколько отвлекся, встретившись с профессиональной проблемой.
      – Да, конечно. Я не думал об этой стороне дела… меня сейчас беспокоят другие детали вашего дела, Джоанна. То, что вы когда-то сменили фамилию, было вполне законно, хотя и не формально, потому что каждый имеет право называть себя, как ему хочется, без специального разрешения суда, если смена фамилии или имени не имеет своей целью что-либо уголовное, как-то: мошенничество, обман, уклонение от обязательств или от уплаты налогов и тому подобное. Вы можете называть себя Джоанной, Иоганном или Минивером Чиви – и все это будет вашим именем, если вы не преследуете противоправных целей. Кроме того, вы можете произносить свое имя так, как вам захочется. Я знал одного человека, который писал свое имя как «Заустински», а произносил как «Джоунс» и даже принял меры, чтобы это произношение было официально признано, хотя в этом не было никакой необходимости. Имя должно произноситься так, как угодно его владельцу.
      – А зачем он это сделал, Джейк?
      – По завещанию его матери от него требовалось сменить имя, но не уточнялось, как оно должно произноситься. Джоанна, в вашем случае предпочтительнее формальное изменение имени, но лучше всего подождать, когда вы перестанете быть моей подопечной. Но фактически вы сами вольны выбрать ваше новое имя.
      – Значит, теперь меня зовут Джоанна Юнис Смит.
      Саломон поперхнулся портвейном.
      – Не придавайте этому значения, – сказала Джоанна. – Я вовсе не хотела вас шокировать. Но разве вы не видите, что это необходимо? Это моя дань Юнис, публичное признание моего долга перед нею. И поскольку я никогда не смогу его уплатить, то я хочу напечатать это имя и повесить там, где все смогут увидеть. Кроме того, я на девяносто пять процентов Юнис и только на пять – старый Иоганн, которого теперь зовут Джоанной… и эту малую часть никто даже не видит. Только хирурги видели мельком. И еще, Джейк… посмотрите на меня – если вы когда-нибудь забудете об этих пяти процентах и назовете меня Юнис, то вы не ошибетесь, поскольку это отныне и мое имя. А если вы намеренно назовете меня Юнис, то я буду польщена. И я буду рада, если вы будете называть меня Джоанной Юнис, поскольку я буду уверена, что вы назвали меня так намеренно и, значит, принимаете меня такой, какая я есть.
      – Хорошо… Джоанна Юнис.
      Она улыбнулась.
      – Спасибо вам, Джейк. Теперь я чувствую себя намного лучше. И я надеюсь, что вы тоже.
      – Хм… да. Я думаю, да. Хорошо, что вы сменили имя… Джоанна Юнис.
      – Вы пролили вино на одежду? Можно позвать Каннингэма, он выведет пятно. Джейк, неужели вас так тянет домой? Я уверена, что Каннингэм найдет для вас чистые носки и прочее.
      – Боже мой, Джоанна! Я и так здесь уже две ночи ночевал.
      – Неужели вы думаете, что, переночевав в третий раз, вы злоупотребите моим гостеприимством?
      – Да мне же недалеко ехать. Я продаю свой старый дом. Сейчас я живу в Гибралтарском клубе. Там хорошее обслуживание, близко к центру и не надо беспокоиться о прислуге.
      – Я вас понимаю. Хм… Надо не забыть самой выйти из членов Гибралтарского клуба.
      – Я позволил себе отстранить вас от членства в клубе вскоре после того, как стал вашим опекуном, Джоанна Юнис.
      – Меня! – Она восхищенно рассмеялась. – Основателя клуба! Превосходно… Добро пожаловать, китайцы, евреи и негры… но женщины – второсортные граждане. Джейк, дорогой, мне придется ко многому привыкать.
      – Видимо, так, Джоанна Юнис.
      – Значит, теперь вы мне будете нужны больше, чем когда-либо. Где вы ночевали?
      – В коричневой комнате.
      – Каннингэм, вероятно, ошибся. Он должен был поместить вас в зеленую комнату.
      – В зеленой комнате стояло больничное оборудование. Я сам так распорядился.
      – Значит, теперь вы можете считать ее своей. Все это оборудование можно разместить где-нибудь в другом месте. Или вообще убрать его: оно нам теперь не понадобится.
      – Хедрик уже позаботился о том, чтобы большую его часть убрали.
      – Хорошо. Вы можете сегодня переночевать в коричневой комнате, а завтра Каннингэм подготовит для вас зеленую.
      – Джоанна Юнис, почему вы думаете, что я перееду к вам? Я вовсе не собираюсь…
      – Я и не говорила, что вы переедете. Я сказала, что зеленая комната отныне принадлежит вам. Вы можете там остаться хоть на день, хоть на год. Она ваша, и все тут. Вы можете приходить туда и уходить оттуда, не здороваясь и не прощаясь. Хотя я и надеюсь, что вам не будет неприятно навещать меня как можно чаще. Хьюберт, мой бывший слуга, еще здесь?
      – Да. Он обслуживал меня последние два дня.
      – С этого дня он будет закреплен за зеленой комнатой и будет обслуживать вас, когда бы вы ни оказали нам честь своим присутствием. Джейк, пожалуй, вам стоит перевезти сюда часть вашего гардероба.
      – Черт возьми!.. Извините, Джоанна Юнис.
      – За то, что вы чертыхнулись? Странно, что мой самый старый друг извиняется за такие невинные слова. Джейк, я слышала, как вы употребляли словечки, от которых бы за сорок ярдов молоко скисло. И они адресовались мне, а не просто вырывались в моем присутствии.
      – Это верно. Но теперь я должен помнить, что вы леди, Джоанна Юнис.
      – Мне будет сложнее научиться быть женщиной, чем вам привыкнуть к тому, что я женщина. Если же вы забудетесь, не обращайте на это внимания: вы же знаете, что в отношении языка я не уступаю сапожнику. Так что вы хотели сказать?
      – Я хотел сказать, черт возьми, что нам следует думать о вашей репутации… Джоанна Юнис.
      – Что?! О моей женской репутации? Вряд ли она у меня есть. Теперь я лишь аттракцион, ярмарочный монстр. Меня это не беспокоит.
      – Вас еще не окружили репортеры, Джоанна Юнис, ведь операция закончилась не так давно. Но пресса побежит за вами по пятам, когда мы пойдем в суд… а может быть, и раньше, когда кто-нибудь из вашего персонала или персонала доктора Хедрика проболтается о вашем выздоровлении.
      – И все же я останусь монстром. А кому какое дело? В наше время никакое чудо не может оставаться сенсацией более двух дней. Когда я была ребенком, все было по-другому, Джейк. Но мне уже больше полувека наплевать, что обо мне говорят. Созданный нами имидж компании – это образ компании, а не моей персоны. Новое поколение не обращает особого внимания на мнение публики.
      Мистер Саломон задумался.
      – Я думаю, вы правы насчет молодого поколения, Джоанна Юнис. Только люди моего поколения и старше уделяют внимание таким вещам. Но вы же понимаете, что мне не следует жить под вашей крышей. И я это тоже понимаю.
      – Джейк, я не хочу заставлять вас силой. И не хочу компрометировать вас…
      – Меня?! Я думаю только о вашей репутации. По крайней мере, среди ваших слуг.
      (Ну и лицемер. Спросите-ка его, как он затащил меня в гардероб, когда Каннингэм был совсем рядом. Давайте, спросите его.)
      – Джейк, это очень мило с вашей стороны, но кухонные сплетни моих слуг мне совершенно безразличны. Но я смогу защитить вас от сплетен, сэр. У меня теперь есть традиционная викторианская компаньонка – почтенная служанка. Она будет спать через дверь от меня, где раньше спал Хьюберт. Если вы захотите, она всегда может присутствовать при наших встречах.
      (– Эй, что это вы! Вини нам здесь еще только не хватало! Она-то, может, и пойдет на это, но Джейк ни за что не согласится. Аккуратнее, дорогая.
      – Юнис, не беспокойтесь.)
      Юрист удивленно поднял брови.
      – Вы уже наняли служанку? Удивительно. Хотя вы, в общем-то, никогда не теряли времени понапрасну. Или вы перераспределили обязанности вашего персонала?
      – И то и другое, Джейк. Я подумала, что доктор Гарсиа все равно будет настаивать на квалифицированном уходе… и уговорила одну из сестер совместить обе должности. Вини. Вы ее видели, рыженькая такая.
      – Может быть, и видел.
      («Может быть»! Все вы, мужчины, лицемеры. Если он и не шлепал ее по заднице, то наверняка уже собирался.)
      – Я довольна, что она будет со мной. Она умненькая. Образованная. Способна научить меня всему, что мне необходимо знать. Как медсестра она привыкла заботиться о людях больше, чем служанка Я, конечно, использовала обычный козырь, чтобы уговорить ее – деньги, но постаралась не задеть ее профессиональную гордость. Она будет считаться моей медсестрой и оказывать услуги по дружбе. Я думаю, сейчас она спит. Но она встанет и будет наблюдать за нами, если ее попросить. Мне послать за нею?
      – Что? Вот еще глупости, Джоанна Юнис. Вы делаете из мухи слона.
      – А мне показалось, что этим занимаетесь вы, Джейк. Я действительно чувствую себя беззащитной как женщина… хотя, когда я была больным стариком, я была более уязвима, чем в этом молодом и сильном теле. Но когда вы со мной, я чувствую себя в безопасности, а когда вас нет – наоборот. Джейк, я не могу вас заставить жить здесь… но неужели вы не видите, как сильно могли бы мне помочь? Сколько у вас комнат в Гибралтарском клубе?
      – Две. Этого для меня вполне достаточно.
      – Две комнаты, но они там маленькие… а зеленая комната такая же большая, как эта. Из нее можно прорезать дверь в библиотеку – пусть она будет вашим кабинетом. Перевезите туда все, что вам необходимо для ваших дел и для моих, там много места для папок и книг. Джейк, мне не нужен этот огромный мавзолей, как и вам не нужен ваш дом. Но если бы я попыталась продать его, то не смогла бы получить и десяти процентов стоимости; я построила его в самый разгар Безумных лет, и это настоящая крепость, попрочнее иного блиндажа. А смутное время может повториться. И я рада, что не пожалела тогда денег на строительство. К тому же вам здесь было бы удобнее, особенно когда вы занимаетесь моими делами.
      – Мне уже приходилось заниматься здесь вашими делами. Джоанна Юнис. В качестве вашего опекуна мне пришлось взять на себя управление и вашим домашним хозяйством.
      – Разве Каннингэм не избавил вас от этих хлопот? Надо будет с ним серьезно поговорить.
      – Нет, он выполнял свои обязанности как и раньше; я ничего не изменил. Но мне пришлось просмотреть хозяйственные записи, проверить расходы… Черт возьми, они вас нагло обворовывают. Особенно Каннингэм.
      – Хорошо!
      – Что в этом хорошего?
      – Джейк, вы говорили, что мое состояние невозможно растратить. Если мой лакей пускает налево две трети того, что покупает для меня – а он всегда это делал – значит, он будет стараться не потерять эту работу. Поэтому ему приходится угождать мне во всем. Джейк, разве можно дешевле купить подобие преданности? Пусть приворовывает! Не надо закрывать рот коню, идущему по полю пшеницы. Хороший конь всегда должен иметь свой кусок сахара.
      – Но это же сущая коррупция.
      – Вся страна коррумпирована, и ничего тут не поделаешь. У нас просто нет выбора. Сложно жить в загнивающем обществе. Джейк, я хочу, чтобы вы жили здесь. Я надеюсь, что вы будете жить здесь. Я буду чувствовать себя счастливой и защищенной, если вы будете жить под одной крышей со мной. Не беспокойтесь о моей репутации, а Вини поможет защитить вашу. И не думайте о таких пустяках, как хозяйственные расходы, подписывайте все с закрытыми глазами. Зато вы можете вдребезги разлаять Каннингэма, если он чем-то вам не угодит, – такова цена за привилегию надувать меня. Кстати, начальник охраны тоже меня обворовывает, я думаю, на пару с Каннингэмом. Я никогда не пыталась вникнуть в их делишки. Зачем пугать людей и ломать отлаженный механизм?