Семнадцать

Фингал впервые похищал людей, и, несмотря на сомнительное начало, вышло все вполне неплохо.

Он автостопом добрался до Гроув, где и уснул в Пикок-парке. К полудню он проснулся и прогулялся вниз по Гранд-авеню, чтобы купить себе пушку. К его уличным расспросам отнеслись настолько неуважительно, что из квартала ему пришлось спасаться бегством, с ватагой подростков, негров и латиносов по пятам. Естественно, он потерял свою шляпу и шипованные туфли для гольфа, плохо приспособленные для пробежек.

Вооруженный только толстой отверткой с крестообразной головкой, которую нашел под банановым деревом, Фингал прибыл в «Ухарей» почти в пять. Помня Пухловы наставления, он завел разговор с барменом, который с радостью показал Эмбер среди официанток. Фингал оценивающе рассмотрел ее – смачная крошка, как сказал Пухл, но Фингалу, как правило, казались смачными большинство официанток. Он не знал, кто такая Ким Бейсингер. Готовясь к преступлению, Фингал очень боялся украсть не ту девушку. А что, если в «Ухарях» не одна Эмбер? Пухл тогда его пристрелит, вот что.

Несколько часов спустя Фингал скорчился за кустами – официантка, на которую указал бармен, закончила работу. Она скользнула за руль огромного «форда»-седана, что моментально смутило Фингала (который рассчитывал на спортивную машину – в его представлении все смачные крошки разъезжали на спортивных машинах). Он восстановил самообладание, метнулся на пассажирское место и приставил конец отвертки к гладкой безукоризненной шее Эмбер.

– Ух, – сказала она.

Никаких криков – только «ух».

– Ты Эмбер?

Она осторожно кивнула.

– Похожа на актрису – Ким какую-то там?

– За эту неделю ты уже второй, кто это говорит, – ответила Эмбер.

Фингалу сильно полегчало.

– Отлично. Заводи мотор.

– Это нож?

Фингал убрал отвертку от шеи Эмбер. Желобчатый кончик оставил на коже маленький звездообразный след – Фингал видел его в зеленом свете приборной панели.

Он поспешно сунул инструмент в карман:

– Да, это нож. У меня и пушка есть, черт возьми.

– Я тебе верю, – сказала Эмбер.

После нескольких неверных поворотов он направил ее на юг. Она не спросила, куда они едут, но Фингал был готов к этому вопросу. В базовый лагерь – последовал бы ответ. Базовый лагерь Истых Чистых Арийцев!

Это бы заставило ее призадуматься.

– Твоя тачка? – спросил он.

– Отец подарил. Машина – зверь, – ответила Эмбер.

Ни капли смущения. Это круто, подумал Фингал.

– У моего парня «миата», – добавила она. – Ну, была «миата». Все равно мне эта больше нравится. Больше места для ног – а у меня супердлинные ноги.

Фингал почувствовал, что щеки его заливает краской. Вблизи Эмбер была очень красива. Каждый раз, когда навстречу светили фары проезжающих машин, он видел золотое мерцание на ее длинных ресницах. А еще она совершенно фантастически пахла – для человека, который работал с цыплячьими крылышками и бургерами, не говоря уже о луке. Фингал подумал, что Эмбер пахнет в тысячу раз слаще, чем корзины цветов апельсинового дерева, которые мать относила к Иисусу – Дорожное Пятно. На самом деле это были цветы недельной давности (купленные оптом в придорожной сувенирной лавке), но они все равно сохраняли запах.

Эмбер спросила:

– Что с твоей головой? – Она имела в виду шрам от картера.

– Я поранился.

– Авария?

– Вроде того.

Фингал удивился, что она заметила, ведь она почти не отводила глаз от дороги, с тех пор как он запрыгнул в машину.

– Пристегнул бы ремень, – сказала она.

– Обойдешься.

Фингал помнил, что говорил Бодеан Геззер: ремни безопасности – часть тайного правительственного заговора, чтобы «нейтрализовать гражданское население». Если ты надеваешь ремень, объяснял Бод, будет труднее выскочить из машины и спастись, когда вертолеты НАТО станут приземляться на шоссе. Вот почему и приняли закон о ремнях безопасности, сказал Бод, – гарантировать, что миллионы американцев будут пристегнуты и беспомощны, когда начнется глобальная атака. Объяснение Бода было весьма захватывающим, но Фингал решил, что информация эта слишком засекречена, чтобы делиться ею с Эмбер.

– Что это у тебя на руке? – спросила она. Включила верхний свет, чтобы получше рассмотреть татуировку Фингала.

– Это орел, – застенчиво сказал он.

– Я про «Б.Б.П.» Это значит – «Братство Белых Повстанцев»?

– Блин, долгая история, – ответил Фингал.

– Видела я их на концерте. Просто чума.

– Да?

– Лучше всего – «Сука-прочь-яйца». Слышал когда-нибудь? Любишь хип-хоп?

– Металл.

Фингал слегка напряг разукрашенный бицепс – нечасто ему доставалось безраздельное внимание хорошеньких девушек.

– Тогда что тебе до «Б.Б.П.»? Они же вообще не металл.

Фингал объяснил, что с татуировкой вышла путаница. И очень обрадовался, когда она сказала, что сможет все поправить.

– Но только если ты меня отпустишь.

– Не пойдет.

– Мой лучший друг два лета подряд работал в тату-салоне. Боже, да я там часами зависала. Это не так сложно, как кажется.

Фингал сжал губы. Уныло сказал:

– Я не могу тебя освободить. Не сейчас.

– О…

Эмбер выключила верхний свет и долго не заговаривала с мальчишкой. Когда их чуть не бортанули двое студентов в безрукавках на «бумере» с откидным верхом, она выругалась: «Мудаки!» Но сказано это было практически шепотом и не предполагало начала разговора. Вскоре Фингал снова запсиховал. Он хорошо держался, пока Эмбер болтала, но теперь нервно притопывал. К тому же он чувствовал себя полным болваном. Словно что-то прошляпил.

В конце концов она сказала:

– Собираешься меня изнасиловать, верно?

– Ни за что.

– Не ври. Мне лучше заранее знать.

– Я не вру!

– Тогда что все это значит? – Обе ладони обхватили руль. Тонкие руки вытянуты и напряжены. – Что происходит?

– Это одолжение для друга, – ответил Фингал.

– Понимаю. Значит, он меня изнасилует.

– Только через мой труп! – Фингал поразился собственной горячности.

Эмбер с надеждой взглянула на него:

– Правда?

– Честное слово, чтоб я сдох.

– Спасибо, – сказала она, вновь сосредоточиваясь на дороге. – У тебя ведь на самом деле нет пистолета, правда?

– Не-а.

– Так как тебя зовут?

Обе секретарши Артура Баттенкилла понимали: происходит что-то не то – он перестал допекать их с сексом. Женщины не жаловались – им гораздо больше по душе было печатать и подшивать документы. Постельные манеры судьи не отличались от его поведения в офисе – заносчивого и грубого.

Дана и Уиллоу часто обсуждали свои половые контакты с Артуром Баттенкиллом, и происходило это без тени собственничества или ревности. Наоборот, такие беседы служили источником взаимной поддержки – этот человек был ношей, которую они несли вдвоем.

– Он не просил меня остаться после работы, – сообщила Уиллоу.

– И меня, – сказала Дана. – Уже два дня кряду!

– И что ты думаешь? – спросила Уиллоу.

– Он расстроен, что Чемп уехал.

– Не исключено.

– Если именно это случилось, – добавила Дана, подняв бровь.

Обе секретарши были озадачены внезапным отъездом помощника судьи Чемпа Пауэлла. Сначала Артур Баттенкилл сказал, что тот уехал домой по семейным обстоятельствам. Потом судья сказал – нет, это просто версия для прикрытия. На самом деле Чемпа вызвали назад, в департамент шерифа округа Гэдсден, для особой тайной операции. Проект был таким секретным и опасным, что не сообщили даже его семье.

Что, по словам судьи, и объясняло, почему мать Чемпа названивала в офис в поисках сына.

Но Дану и Уиллоу это не убедило.

– Не похож он на тайного агента, – заметила Дана. – Да и работу свою здесь он слишком любит.

– К тому же боготворит судью, – добавила Уиллоу.

– Это точно.

В этом женщины были единодушны: преданность Чемпа Пауэлла почти ненормальна. Клерк был настолько без ума от Артура Баттенкилла, что поначалу секретарши подозревали, что он гей. На самом деле они уже тайком обсуждали возможность соблазнения Чемпом судьи – что нисколько бы их не обеспокоило. Что угодно, лишь бы его отвлечь.

Но пока этого не произошло – во всяком случае, по их сведениям.

Дана сказала:

– Что бы там ни нашло на Арта, пусть так оно и остается.

– Аминь, – объявила Уиллоу.

– Сидишь себе спокойно и наслаждаешься покоем.

– Вот-вот.

– Слушай, может, он в Бога уверовал?

Уиллоу так расхохоталась, что у нее носом пошла диетическая пепси. И разумеется, именно в этот момент вошел судья. Уиллоу нащупала пачку «клинекса», и Артур Баттенкилл сказал:

– Как элегантно!

– Простите.

– Ну просто все равно что нанять принцессу Грейс отвечать на звонки.

С этими словами судья исчез в кабинете, закрыв за собой дверь. Уиллоу была несколько обескуражена таким сарказмом с утра пораньше, поэтому кофе судье отнесла Дана.

Она заметила, что выглядит он неважно.

– Это все суббота. – Председательствующий судья проел Артуру Баттенкиллу плешь насчет закрытия висящих дел, и тот вынужден был работать по выходным.

– Вы не выспались, – по-матерински сказала Дана.

– Пыльца. Споры плесени. – Артур Баттенкилл глотнул кофе. – Я сплю нормально.

Его беспокоила сцена за завтраком: Кэти слопала четыре огромные лепешки с пахтой и рогалик – верный признак того, что рна больше не горюет. За мытьем посуды она демонстрировала живость, которая в корне своем могла иметь только одно объяснение – Кэти пришла к выводу, что ее дорогой Томми не умер.

Судья неохотно почти пришел к тому же заключению и сам. Наиболее серьезным подтверждением этого было нехарактерное молчание Чемпа Пауэлла, который уже мог бы позвонить Артуру Баттенкиллу за похвалой и благодарностью за поджог. Не менее зловещий знак: «харли-дэвидсон» Чемпа был найден и отбуксирован со стоянки «Блокбастера» в трех кварталах от дома Тома Кроума. Судья был уверен – Чемп, будь он до сих пор жив, никогда не бросил бы свой мотоцикл.

Неожиданное улучшение настроения Кэти окончательно убедило Артура Баттенкилла. Безразлично отщипывая от своих блинчиков, он вспомнил телефонный звонок, раздавшийся, пока он был в душе, – наверняка Кроум, звонил сказать Кэти, чтобы не волновалась. Воспитанный хрен!

Вошла, скрестив руки, Дана:

– У вас срочное слушание через десять минут. Хотите, поглажу вам мантию?

– Нет. Кто там?

– Миссис Бенсингер.

– Боже. Дайте угадаю…

Дана понизила голос:

– Еще один тяжелый случай с алиментами.

– Ненавижу этих ужасных людей. Хвала всевышнему, у них никогда не бывает детей.

– Не так громко. Она там, в холле.

– Да ну? – Судья приложил ладони рупором ко рту: – Жадная пизда-халявщица!

Дана беспомощно воззрилась на него.

– А муж ее – тоже ворюга!

– Да, конечно.

– Кстати, я тут решил немного отдохнуть от работы. Думаю, вы с Уиллоу без меня вполне проживете. Почему-то мне так кажется.

Дана для безопасности уставилась на кофейник:

– Вас долго не будет?

– Не могу сказать. Мы уедем вместе с миссис Баттенкилл. – Судья листал свой ежедневник. – Узнай, сможет ли судья Бекман заменять меня с конца следующей недели. Справишься?

– Разумеется.

– И, Дана, это должен быть сюрприз для моей жены, так что не проболтайтесь.

Зазвонил спикерфон – Уиллоу сообщала, что прибыл мистер Бенсингер и атмосфера в холле накаляется.

– Ну их нахуй, – фыркнул Артур Баттенкилл. – Надеюсь, они там забьют друг друга до смерти тупыми предметами. Сэкономят налогоплательщикам пару баксов. Дана, это случайно не у судьи Тайгерта из суда по делам о наследствах бунгало на Эксуме?

– На Абако.

Не важно. Узнай, свободно ли там.

Намерение судьи взять жену в романтическое путешествие на Багамы ошеломило Дану. Очевидно, этот человек переживал кризис. Ей не терпелось посплетничать с Уиллоу.

Когда секретарша покидала кабинет, Артур Баттенкилл крикнул:

– Дана, дорогая, у тебя великолепно получается скрывать свое изумление!

– О чем это вы таком говорите?

– Не думай, что все обо мне знаешь. Не думай, что раскусила меня. Я на самом деле люблю миссис Баттенкилл.

– О, я вам, конечно же, верю, – сказала Дана. – Кстати, Арт, ей понравилось новое ожерелье?

Самодовольство испарилось с лица судьи.

– Пригласи этих чертовых Бенсингеров, – велел он.

Джолейн Фортунс последний раз была в Киз маленькой девочкой. Ее поразило, как сильно все изменилось, приятное уютное мещанство вытеснили сети фаст-фудов, торговые центры и высотные отели. Чтобы не думать об этом мусоре, Джолейн начала перечислять Тому Кроуму местных птиц, живущих здесь постоянно и перелетных: скопы, белые американские цапли, антильские цапли, голубые цапли, зимородки, мухоловки, кардиналы, гракпы, дрозды, краснохвостые канюки, белошапочные голуби, дятлы, розовые колпицы…

– Когда-то здесь были даже фламинго, – сообщила она. – Угадай, что с ними случилось.

Кроум не ответил. Он следил, как Бодеан Джеймс Геззер разбирает и чистит полуавтоматическую винтовку. Даже с расстояния в сотню ярдов ствол зловеще поблескивал под полуденными лучами.

– Том, тебе совсем не интересно.

– Мне нравятся фламинго, – ответил он. – Но тут у нас редкий зеленогрудый дебил. Среди бела дня с оружием забавляется.

– Да, я вижу.

Том отклонил ее последний план, согласно которому предполагалось атаковать Бодеана Геззера, оставшегося одного, приставить ему к паху двенадцатизарядник и под угрозой кастрации потребовать, чтобы он вернул украденный лотерейный билет.

Не здесь, сказал ей Кроум. Не сейчас.

Они припарковались на выбеленной известняковой насыпи, тянувшейся вдоль кромки буйных мангровых зарослей. Недалеко была галечная лодочная стоянка, ее сейчас заслонял красный пикап Бодеана Геззера. Дверь со стороны водителя была открыта, и его было видно целиком: с головы до пят в камуфляже, в ковбойских сапогах и зеркальных солнечных очках. Он расстелил замшевое полотнище на капоте и разложил там перед собой разобранную штурмовую винтовку.

– Даже очко не играет. Надо отдать ему должное, – сказал Кроум.

– Нет, он просто придурок. Чертов придурок.

Джолейн боялась, что мимо проедут полицейские, которые заметят, чем занимается Геззер. Если идиота арестуют, конец погоне. Все сведется к словам Джолейн против слов гопника, а он никогда не выдаст билет.

Черная птичка села на дерево и запела. Кроум сказал:

– Ну хорошо, а это кто?

– Дрозд-белобровик, – сухо ответила Джолейн.

– Они под угрозой?

– Пока нет. Тебе это не кажется непристойным – их присутствие в таком месте? Они как… мусор. – Она имела в виду двух грабителей. – Они этого не заслужили – чувствовать, как солнце припекает шею, дышать этим прекрасным воздухом. На таких людей все тратится впустую.

Кроум опустил стекло в машине и вдохнул прохладный соленый бриз. Сонным голосом он произнес:

– Я мог бы привыкнуть к такому. Может, после Аляски.

Джолейн подумала: как он может вести себя так расслабленно? У нее больше не получалось отвлечься на природу острова – настолько ее лишал присутствия духа вид Бодеана Геззера, ритуально корпящего над оружием. Она не могла выкинуть из памяти ту ужасную сцену у себя в доме – не только удары и пинки этого человека, но и его голос:

Слушай, умник, она не может говорить с пушкой во рту.

И потом своему другу, замарашке с конским хвостом:

Впечатление хочешь произвести? Смотри сюда.

Выхватывает одну из черепашек из аквариума, кладет на деревянный пол и подначивает своего хвостатого друга ее застрелить. Вот что сделал Бод Геззер.

И несмотря ни на что, вот он, здоровый и свободный, как ни в чем не бывало под солнышком Флориды. С билетом «Лотто» на 14 миллионов долларов, где-то припрятанным – возможно, в презервативе.

– Я не могу просто сидеть и ничего не делать, – сказала Джолейн.

– И ты абсолютно права. Ты должна съездить за продуктами. – Кроум извлек бумажник. – Потом заедешь в какой-нибудь мотель и арендуешь катер. Я дам тебе денег.

Джолейн сказала, что у нее идея получше:

– Я останусь здесь и буду следить за главным патриотом. А ты поедешь за лодкой.

– Слишком рискованно.

– Я вполне справлюсь сама.

– Джолейн, я в тебе не сомневаюсь. Я говорю о себе. Покойники должны вести себя тихо – мое лицо было в «Геральде», может, даже по телевизору.

– Там была поганая фотография, Том. Никто тебя не узнает.

– Я не могу на это рассчитывать.

– Ты был похож на Пэта Саджака [33] под найквилом [34].

– Мой ответ – нет.

Том ей, конечно же, не верил. Не верил, что она оставит гопника в покое.

– Это же смешно, – пожаловалась она. – Я никогда не водила катер.

– А я никогда не стрелял из дробовика, – парировал Кроум. – Так что у нас есть чему научиться друг у друга. То, чего не хватает любому роману.

– Я тебя умоляю!

– Кстати, о птичках. – Он вылез из машины, открыл багажник и достал «ремингтон». – На всякий случай.

– Плохие новости, Рэмбо. Патроны у меня в сумочке.

– Тем лучше. Думаю, у нас еще минут сорок пять, может, час. Главное – лед. Купи столько льда и пресной воды, сколько сможешь унести.

– Сорок пять минут до чего?

– До возвращения нашего хвостатого моряка.

– Правда? И когда ты собирался мне сообщить?

– Когда был бы уверен.

Джолейн Фортунс была полна решимости изображать недоверие:

– Думаешь, они поедут морем?

– Угу.

– Куда?

– Понятия не имею. Поэтому нам нужен собственный катер. И еще неплохо бы карту.

Только послушайте его, подумала Джолейн. Мистер Все-Под-Контролем.

Она собиралась настоять на своем, отчитать его. Но потом передумала. Похоже, на заливе выдастся прекрасный день, особенно по сравнению с еще шестью часами в крошечной «хонде».