И все же, несмотря на все это, впервые за всю свою жизнь она была безумно, безнадежно влюблена. Имело ли значение все остальное? Разве не было у нее права на свое маленькое счастье, на миг любви, пусть мимолетной и неразделенной? На одну ночь блаженства — всего лишь на одну ночь в объятиях любимого человека, чтобы сохранить воспоминание об этом на всю жизнь.

У Аманды больше не осталось времени на размышления, когда они вошли в комнату, и он заключил ее в свои объятия. Его губы слились с ее губами, руки прижали ее к крепкому телу, и с этого момента для нее существовал только Грэнт. Больше ничто ее не волновало. Только он. Ощущение его. Его вкус, его запах. Он неотрывно глядел на нее, пока руки его развязывали шнурок ее накидки, стягивая ее с плеч на пол. С глухим стоном он снова впился ей в губы и прижал ее своим телом к закрытой двери.

Прежде чем она смогла понять, как ему это удалось, он уже стащил платье вниз, руки ее оставались в рукавах, а груди просвечивали, скрытые лишь тонкой кружевной рубашкой. Он тихонько засмеялся, лаская их, слегка покусывая сосок.

Аманда потеряла разум от желания, подаваясь навстречу ему, всхлипывая и извиваясь с головы до ног.

Когда его руки оказались у нее под юбкой, пройдя сладостный путь от колен до талии, ей показалось, что она сейчас лишится рассудка. Искусно лаская ртом ее грудь, он порывисто оголил ей бедра.

Его пальцы продолжали свое вторжение, зажигая ей кровь, будоража желание, до тех пор, пока она не переполнилась им настолько, что была готова взорваться от самого острого наслаждения, какое только ей доводилось испытать. Он прижался сильнее, и она почувствовала нечто жаркое, пульсирующее, упершееся в ее живот.

— Грэнт, — задыхалась она, — пожалуйста… в спальне. Не сейчас…

Глубоко дыша, он скользнул руками к ее ягодицам, обхватив их и лаская своими длинными, сильными пальцами.

— Я не могу ждать так долго, — выдохнул он. — Обними меня ногами.

Даже когда он снял с нее трусики и начал погружаться в нее, что-то еще сопротивлялось в ней.

— Мы не можем. Не здесь…

— Можем. Прямо здесь. Прямо сейчас. — Нависая над ней, с этой черной повязкой, скрывавшей один его глаз, в то время как другой горел неистовым желанием, он был очень похож на пирата, наслаждавшегося захваченным сокровищем.

Дрожь охватила ее. В следующее мгновение жаркий, жесткий, трепещущий его член толкнулся в нее, заставив ее вскрикнуть и крепче сжать его своими ногами. Толкнулся еще, и она, чувствуя, как он заполняет ее, все больше раскрывалась навстречу ему.

— Так, так, дорогая, — упоенно шептал он. — Прими меня. Прими меня внутрь, целиком. Согревай меня. Держи меня. О, Боже, ты чудесна!

Она не смогла бы ответить, даже если бы захотела, потому что в этот момент рот Грэнта прижался к ее рту, а язык раздвинул ее трепещущие губы. Притиснув Аманду к двери, Грэнт обхватил ее снизу руками, а ее ноги обвились вокруг него. Она крепко прижалась к нему, дрожа всем телом. Страсть и возбуждение в ней нарастали, она жаждала слиться с ним воедино.

И вдруг между двумя ударами ее сердца она ощутила, что возносится вместе с Грэнтом в какую-то неведомую высь и парит на золотых крыльях среди маленьких сверкающих солнц. Когда она, наконец, опустилась на землю, словно лежа на светящемся облаке, ноги ее разжались, совсем ослабев, и лишь прижимающееся к ней тело Грэнта и его крепкие руки не дали Аманде соскользнуть по стене на пол. Его голова покоилась в изгибе ее шеи, и дыхание их смешивалось.

Короткий смешок вырвался у нее:

— Всемогущий Боже! Никогда бы не поверила!

В ответ он тоже усмехнулся и поцеловал Аманду в шею, отчего по ее коже пробежала дрожь.

— Я не спрашиваю, понравилось ли тебе, — сказал он, скривившись. — Это просто чудо, если никто в отеле не слышал тебя, и как только у меня перестанет звенеть в ушах, я заставлю тебя покричать еще немного.

— Не уверена, что у меня хватит на это сил, — заметила она. — У меня словно все кости переломаны.

— Дорогая, мы только начали. Мне еще многому нужно тебя научить.

С поразившей ее легкостью он приподнял ее снова. Испугавшись, она вскрикнула:

— Ведь ты не уронишь меня на пол, Грэнт Гарднер! — Ей казалось невероятным, что он еще в состоянии держаться на ногах.

— Прекрати ныть, — потребовал он. — Держись за мой пояс, а не то брюки свалятся, и мы оба рухнем на пол, так и не добравшись до постели.

Так они и достигли постели. Грэнт нес Аманду, Аманда придерживала его брюки, и оба хихикали, словно напроказившие дети.

Да они, в сущности, и были ими.

К рассвету Аманда потеряла счет преподанным ей способам любви. Страсть их была то бурной, то нежной. Каждый узнавал тело другого, находя те волшебные закоулки, помогающие разжечь страсть и заставляющие сердца рваться из груди.

За эти несколько часов Аманда узнала о собственном теле больше, чем могла когда-либо себе вообразить. Не меньше узнала она и о Грэнте — как доставить ему удовольствие, как свести его с ума. Чем ласкать его — губами, руками, телом. Сначала он шептал ей на ухо наставления, затем она отдалась на волю собственного инстинкта, желания и любопытства.

Обессиленная, Аманда лежала в блаженной истоме в объятиях Грэнта, голова ее покоилась на его плече, а комната понемногу наполнялась светом встававшего солнца. Сквозь дремоту она услышала, как он негромко спросил:

— Как ты решилась?

— На что? — сонно спросила она, перебирая пальцами темные, густые волосы на его груди и наслаждаясь этой игрой.

— Стать моей любовницей.

— Что?! — Она стремительно села, и на ее лице смешались удивление, замешательство и гнев. — Что ты сказал?

Презрительно скривив губы, он приподнялся и, наклоняясь к краю кровати, стал разыскивать свои брюки.

— Я вижу, что ты прекрасно меня слышала, Аманда. Наверное, я неправильно воспринял сегодняшнюю ночь.

— Ясное дело — неправильно! — воскликнула она, натягивая простыню.

— Тогда как же все это понимать?

Она зло посмотрела на него, откинула с лица прядь своих черных волос и отрезала:

— Как хочешь — как сумасшествие, как безумие. Как угодно, кроме…

— Кроме желания стать моей любовницей, — подсказал он, натягивая трусы. Он потянулся за рубашкой.

— Да! — крикнула она. — Все, что угодно, только не это. Жди, когда рак свистнет, чтобы снова залезть ко мне в постель, ты, змея подколодная. Ты сволочь! Ты… Ты ублюдок!

— Ну, ну, Аманда. По-моему, ночью ты называла меня иначе, милая моя.

— Я не твоя милая!

Он хмуро взглянул на нее, не отвечая, но выражение его лица было красноречивей слов.

— Я никогда больше не буду ни твоей милой, ни любовницей! Я тебе обещаю!

— А я уж постараюсь, чтобы ты нарушила свое обещание. Я тебя заверяю!

— Ты можешь стараться хоть до второго пришествия, Грэнт Гарднер, мне наплевать. Ты мне нужен, как собаке пятая нога, и можешь убираться назад в свою берлогу. Тебе ясно?

— Я не думал, что сегодня утром у нас состоится такой обмен любезностями, — обронил он, продолжая одеваться. — Все было по доброму соглашению, если мне не изменяет память.

— Я никогда не соглашалась с этим, если тебе не изменяет память! — отпарировала она.

— Замечательно, — проговорил Грэнт. — Кажется, ты сидишь на моем кушаке, — добавил он, указывая на красную ткань составлявшую часть его пиратского костюма.

Сдавленно вскрикнув, она вытянула из-под себя этот кушак и бросила ему, краснея при воспоминании о том, как он пользовался им ночью. Он накрывал ее этой тканью. Дразнил, размахивая, словно матадор своим плащом. Связывал, как будто она и в самом деле была его пленницей, а он кровожадным пиратом.

О, Боже! Как стыдно вспоминать обо всем этом теперь, при ярком свете дня. А хуже всего то, что она упивалась всеми этими фантазиями. Сейчас они, правда, испарились, словно утренняя роса. Они, возможно, и были любовниками несколько коротких часов, но теперь они снова враги, непримиримые противники.

— Не соизволишь ли ты убраться ко всем чертям из моей спальни? — спросила она. — Сил моих нет терпеть тебя!

— Да, это сильно отличается от того, что ты нашептывала мне с час назад, — заметил он ехидно. — Тогда тебе меня не хватало, да ты бы умерла просто, если бы я хоть на миг остановился. Я верно говорю, мисс Сайтс?

Ее лицо вспыхнуло от возмущения:

— Джентльмен никогда не стал бы напоминать даме о таких вещах!

— А дама никогда не стала бы вести себя так, как ты, и говорить то, что ты — в постели или где-то еще.

— Ты пожалеешь об этом, мистер Гарднер, — предостерегла она. — Как я жалею, что пустила тебя к себе в постель или допустила хоть единую мысль о тебе! Последнее время мне казалось, что у тебя все-таки есть сердце, хотя и не там, где надо.

Он нагнулся над постелью, шаря под простынями, и на миг ей подумалось, что он хочет снова заняться любовью.

— Что это ты замышляешь? — взвизгнула она, уставившись на его пальцы, коснувшиеся ее ног.

— Извини за беспокойство, любовь моя, — сказал он, саркастически рассмеявшись. — Я просто ищу второй носок. — Он подался вперед и вдруг быстро поцеловал ее в щеку. — Кстати, жевательная резинка, с которой ты неразлучна, там на тумбочке. Не забудь ее, дорогая.

Ее голубые глаза сузились в щелочки, и она, схватив липкую жвачку, прилепила ее прямо к волосатой груди Грэнта.

— Можешь оставить себе, — ухмыльнулась она. — Ты так старался высосать ее у меня изо рта, что можешь сохранить ее на память.

Морщась, он осторожно отлепил шарик от своей груди, болезненно вздрогнув, когда с ним оторвалось и несколько волосков. Большая часть жвачки прилипла к коже.

— Подарки так не дарят, — заметил он с грустью.

— Но это все, что ты от меня получишь.

Его взгляд заставил ее затрепетать.

— Поживем — увидим, — ответил он спокойно и серьезно. — Если после первого раза ты не забеременела, то на сей раз такое вполне возможно.

Видя, как она бледнеет, он жестко улыбнулся:

— Ага, похоже, ты об этом не подумала. К несчастью, ты так вскружила мне голову, что и я упустил это из виду. Так что, подождем и посмотрим, принесет ли наша глупость какие-нибудь плоды.

— О, спасибо вам за лекцию, доктор Гарднер! Выходит, во всем виновата я одна. Ну а ты, похотливый козел? Ты, грязный бабник? Ведь это ты у нас опытный, и к тому же у тебя есть невеста. Анабел тоже выслушивает такие тирады после того, как вы позанимаетесь любовью?

— Нет, — коротко ответил обескураженный Грэнт. Не найдя больше слов, он собрал оставшуюся одежду и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

«Что же все это означает? — терзалась Аманда, глядя ему вслед. — Вопит от страсти, а потом молчит, как статуя! О, Господи, мне никогда не понять, что творится в его голове! Но мне-то, мне-то зачем это было нужно?»

Возвращаясь к себе, Грэнт повторял последние слова Аманды, отчетливо звучавшие у него в мозгу. Внезапно и неожиданно он осознал, что с Анабел он никогда не забывался настолько, чтобы наградить ее добрачным ребенком. Разум его всегда брал верх над телом, но только не с Амандой. Проведя с ней ночь, он чувствовал, что влечение к сдержанной блондинке, на которой он должен был жениться, сильно уменьшилось. Уменьшилось настолько, что мысль о любовных утехах с Анабел его больше не привлекала, хотя она не раз давала ему понять о своем желании.

Мысли эти были малоприятны и неизбежно влекли за собой другие. В чем тут дело — в уважении к Анабел и ее семье? Или в том, что их встречи с Анабел были тайными и приходилось все время быть начеку? А может быть, между ним и его невестой было меньше чувства, чем он до сих пор допускал? Меньше огня? Меньше желания?

А его страсть к Аманде… Господь Бог знает, как затрепетало все его существо, когда она впервые приблизилась к нему. Позднее она стала постоянно вторгаться в его мысли, парализуя работу разума. Подобного еще не случалось у него ни с одной женщиной.

Она являлась ему во сне, виделись черные пряди и ярко-голубые глаза, губы цвета вишни и бесконечно длинные ноги, указывающие ему сладостный путь…

Вздрогнув, Грэнт осознал, что думает о ней опять. Мечтает об этой ведьме с волосами цвета воронова крыла.

— Черт тебя побери, Аманда! — проворчал он.

В отчаянии он ударил кулаком по стене спальни, но только содрал кожу и согнулся от боли, пронзившей его руку.

«Что ты делаешь со мной, женщина? Во что обратила, ты мою тихую, налаженную жизнь?»

Как и в прошлый раз, когда Аманда отвергла его предложение, Грэнт стал гораздо более грубым, чем обычно. Первые несколько дней по возвращении домой он был хуже раненого медведя. Он раздражался, ругался и придирался ко всем, и особенно к Аманде. Единственная, с кем он старался обходиться вежливо, была Анабел, и Аманда подозревала, что это делалось с целью еще больше ее разозлить.

В довершение всего Грэнт вспомнил свое обещание научить ее ездить верхом. Такая перспектива пугала Аманду, и она держалась настороженно, уверенная, что Грэнт сделает все, чтобы она свернула себе шею.

Как-то утром он вызвал ее из конюшни, где она старательно вычищала стойла, и повел к небольшому загону. Увидев там оседланную кобылу, готовую к уроку верховой езды, Аманда начала сопротивляться. Грэнту пришлось буквально тащить ее так, что каблуки ее ботинок оставляли борозды в земле. С ужасом подумав о том, что все увидят ее трусость, она закричала:

— Не стану я этого делать, Грэнт! Ты не можешь меня заставить!

— Лучше тебе не сердить меня сейчас, Аманда, — резко возразил он, подтаскивая ее к лошади. — Ты поедешь верхом на Дымке, даже если мне придется привязать тебя к седлу.

С помощью нескольких человек, удерживавших забеспокоившуюся лошадь, и других, успокаивающих Аманду, Грэнт сумел наконец усадить ее в седло.

— Аманда! — отрывисто скомандовал он, отпустив ее и отступив назад так, что она осталась сидеть на лошади, не имея возможности ухватиться за что-либо, кроме как за седло. — Черт побери, устройся поудобней! Ты боишься Дымки, и этим только все испортишь.

Несмотря на свой страх, Аманда поняла, что он был прав. Она перестала кричать и уселась прямо и неподвижно, точно статуя — дрожащая статуя. Взглянув на ее бледное лицо и широко раскрытые глаза, Грэнт подумал, что она может упасть в обморок до начала урока. Он немного смягчил тон, заговорив тем уверенным и успокаивающим голосом, каким утихомиривал разволновавшуюся лошадь.

— Уже лучше. А теперь Пэдди поведет Дымку вокруг загона, и все, что от тебя требуется, это удержаться в седле. Сиди прямо и попытайся расслабиться, Аманда. Держи ноги в стременах и просто двигайся с лошадью. Можешь ты это сделать, моя радость?

— Я тебе не радость! — процедила Аманда сквозь стиснутые зубы.

Грэнт усмехнулся в ответ, довольный тем, что она уже в состоянии хотя бы огрызнуться.

— Ну ладно, попробуй. Держи равновесие, усядься поудобнее и наслаждайся ездой. Я буду рядом и подхвачу тебя, если ты начнешь падать.

— Это должно меня утешить? — поинтересовалась она. Пэдди пустил Дымку медленным шагом, и Аманда проглотила подступивший к горлу комок.

— О Боже! О Боже! О Боже! — повторяла она, точно твердя заклинание. Потом по ее щекам потекли слезы, и она воскликнула: — Тебе достанется за это, Грэнт! Так и знай! Если я выживу, я с тобой рассчитаюсь.

Пятнадцать самых долгих в своей жизни минут Аманда сползала, скользила и молилась. С полдюжины раз Грэнт подхватывал ее, когда она начинала сползать набок. Весь урок он выкрикивал указания, точно армейский сержант на плацу.

— Поверни колени внутрь! Выпрями спину! Господи Иисусе! Аманда, ты выглядишь, как горбунья. Если ты сидишь так в обычном седле, как бы ты выглядела в боковом? Расслабься, черт возьми!

К концу урока ему пришлось стаскивать Аманду с лошади, отдирая ее пальцы, так крепко она вцепились ими в седло.

Одежда Аманды была мокрой от пота. Она всхлипывала и дрожала так сильно, что едва могла держаться на ногах, когда он поставил ее на землю.

— Ну, пойдем, Аманда. Не так уж все это было страшно.

Он вытер ее щеки, мокрые от слез.

Как только его пальцы коснулись ее лица, она со всей силы ударила его кулаком — прямо в глаз!

Охнув, Грэнт отступил на шаг и, прижав ладонь к подбитому глазу, закричал:

— Черт тебя побери, Аманда! Ты что, хочешь, чтобы я ослеп?

— Этого еще мало, скотина! Надеюсь, что он почернеет у тебя так же, как и другой глаз, бессердечная ты тварь!

И, повернувшись на каблуках, она зашагала к дому, однако ее походка отнюдь не была твердой. Грэнт свирепо глядел ей вслед, потирая болевший глаз. «Проклятье! Ну и сильный же у нее удар!» Он совершенно забыл о работниках, оказавшихся свидетелями этой сцены, пока не услышал смешок старого Клэнси, сказавшего что-то о синяках под глазами. Грэнт круто обернулся и крикнул:

— Все живо за работу, если не желаете получить такие же! И если я еще раз услышу от кого-то хоть одно слово об этом, выпущу ему кишки!

Мужчины разошлись, все еще посмеиваясь. Оглядываясь вокруг, Грэнт проворчал:

— Меня окружают продувные бестии в обличье ирландцев и темпераментных женщин. Как тут удержаться, чтобы не выпить!

Достав из шкафа бутылку вишневой наливки, он отпил большой глоток. А почему бы и нет? Если ничто другое не помогает унять боль?