Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Шах-наме

ModernLib.Net / Поэзия / Хаким Абулькасим Фирдоуси / Шах-наме - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 4)
Автор: Хаким Абулькасим Фирдоуси
Жанр: Поэзия

 

 


Об этом повесть мне поведать надо,

О юной розе радостного сада!

Я дочерью Синдухт навек пленен.

Что скажет Сам? Согласье даст ли он?

О юности моей не позабудет

Царь Манучихр – или меня осудит?»

Мобеды, утаив свои слова,

Молчанием ответили сперва:

Михраб – весьма почтенный муж, однако

Потомок он бесчестного Заххака!

Затем ответ промолвили такой:

«Да обретешь ты счастье и покой!

Рабы, послушные твоим веленьям,

Молчали мы, объяты удивленьем.

Хотя Михраб и не сравним с тобой,

Он все же витязь, взысканный судьбой.

К отцу с таким посланьем обратись ты,

Как ты один умеешь, сердцем чистый.

Дастан, ты каждого из нас умней,

Душой богаче, помыслом сильней.

Пусть Манучихру Сам пошлет посланье,

Узнает, каково царя желанье.

Идет ведь о ничтожном деле речь,—

Царь не захочет просьбой пренебречь».

Заль пишет письмо отцу

Дастан призвал писца, и в слове ясном

Излил он все, что было в сердце страстном.

В письме немало было новостей,

Приветов нежных, радостных вестей.

Он первые свои наполнил строки

Хвалой тому, кто создал мир широкий:

«Меня рабом всевышнего зови,

Моя душа полна к нему любви.

Зажглась моя душа таким пыланьем,

Что не могу открыться пред собраньем.

О дочери Михраба говорю,

И плачу я, и на костре горю.

Звезда ночная – мне подруга в горе,

Из глаз на грудь мою струится море.

О богатырь, какой мне дашь ответ?

Избавишь ли меня от мук и бед?

Надеюсь: верный своему обету,

Исполнит полководец просьбу эту,

Как бог велит, захочет мне помочь,

Чтоб стала мне женой Михраба дочь.

Когда меня с горы Албурз привел он,

Мне обещал отец, отрады полон:

«Желанье сына – для меня закон,

Исполню все, что пожелает он».

Гонец тотчас же, как огонь, помчался,

С посланьем к Саму одвуконь помчался.

Лишь края гургасаров он достиг,

Заметил Сам посланца в тот же миг:

Кружил он по холмам, прогнав заботу,—

С гепардами понесся на охоту.

К богатырю приблизился гонец,—

Письмо от сына получил отец.

Со скакуна сошел посланец наземь,

Облобызал он землю перед князем.

Военачальник нити снял с письма,

Спустился он с высокого холма.

Он побледнел, опешил: от Дастана

Такая весть пришла к нему нежданно!

Решил отец, что сын его не прав,

Что выбор нехорош его и нрав.

Сказал: «Своим желаниям в угоду,

Он обнаружил низкую природу.

Недаром дикой птицей он вскормлен,—

Такой удел ему определен».

Сам советуется с мобедами

С охоты возвратился он угрюмый,

Закрались в сердце медленные думы.

На сердце тяжко стало от забот,

Прилег, но и во сне печаль гнетет.

Однако чем для нас труднее дело,

Чем больше ноет сердце, страждет тело,

Тем легче в сокровенном, в добрый час,

Спасение откроется для нас.

Проснувшись, он собрал мобедов мудрых,

Сановников, старейшин седокудрых,

Вопрос им задал: «Что же Заля ждет?

Какой желанья этого исход?»

Мобеды, как велел им воевода,

Искали долго тайну небосвода,

Увидели, узнали и пришли,

Как будто счастье для себя нашли.

И было звездочета предсказанье:

«О витязь в златотканом одеянье!

Чете благоприятствует судьба,

Пребудут в счастье Заль и Рудаба.

От этих двух родится слонотелый,

Могущественный, доблестный и смелый.

Он завоюет мир, он вознесет

Престол царя царей на небосвод,

С лица земли сметет он всех злодеев,

Сровняет землю, недругов развеяв,

Надеждою Ирана станет он,—

Будь этой доброй вестью озарен!

Он сделает счастливым государство,

И люди пригласят его на царство».

Услышав то, что молвил звездочет,

Избавился воитель от забот.

К себе гонца призвал он, просветленный!

С ним разговор повел он благосклонный:

«Ты сыну моему скажи добром,

Что целью он бессмысленной влеком,

Но должен я обет исполнить строго

И для обмана не искать предлога.

Едва зарей развеется туман,

Я поведу свои полки в Иран».

Он вестнику дирхемов дал немало,

Сказал: «Скачи, не делая привала».

Полкам велел он двинуться назад,-

Ликует рать, и воевода рад.

С позором гургасаров заковали,—

Шли пленники и стоны издавали.

Едва лишь первый луч во тьме блеснул,

В степи поднялся богатырский гул.

Смешался голос трубный с барабанным,

И громы раздались над ратным станом.

То двинулся в Иран воитель Сам,—

Отрадно возвращаться: храбрецам!

Помчался к Залю, не смыкая вежды,

Гонец победы, счастья и надежды.

Синдухт узнает о поступке дочери

У двух влюбленных – так пошли дела —

Посредница болтливая была.

От милой к милому носила вести,

От жениха – к возлюбленной невесте.

Призвал сладкоязыкую Дастан,

Поведал весть великую Дастан:

«Скажи царевне, мига не теряя:

«О кроткая луна, о молодая!

Слова, теснясь, томятся взаперти.

Дай выход им: должна ты ключ найти.

Посланец, мой наказ исполнив с честью,

От Сама прибыл со счастливой вестью».

Проворно ей письмо вручил храбрец,

Посредница помчалась во дворец.

К царевне понеслась она поспешно:

Письмо от Заля было так утешно!

Царевна, ей оказывая честь,

Дирхемы ей дала, велела сесть.

Повязку, сделанную в Индостане,

Такую, что не видно было ткани:

Основа и уток – рубин, алмаз,—

Каменья скрыли золото от глаз,

Два перстня дорогих, златоузорных,

Сверкавших, как Юпитер в высях горных,—

Послала Рудаба Дастану в дар,

А с перстнями – речей сердечный жар.

Посредница пошла, хотела скрыться,

Как вдруг ее заметила царица.

Та женщина, в душе почуяв страх,

Облобызала пред царицей прах.

Душа Синдухт исполнилась тревоги:

«Скажи: откуда ты? С какой дороги?

Идешь – боишься на меня взглянуть,

Стремишься незаметно проскользнуть.

Иль без тебя нет у меня заботы?

Ты лук иль тетива? Не знаю, кто ты!»

А та: «Мне надо прокормиться здесь,

На все я руки мастерица здесь,

Царевне продаю уборы, платья,—

Я прииесла их. Разве стану лгать я?»

Синдухт в ответ: «А ну-ка, покажи.

Меня ты успокой, не бойся лжи».

«Две вещи продала, – ей было мало,

Она меня за новыми послала».

«Так деньги покажи ты мне скорей,

Мой гнев ты остуди, водой залей!»

«Мне велено до завтра ждать уплаты,

А значит, денег нет, понять должна ты!»

Тогда, решив, что речь ее – вранье,

Разгневалась царица на нее.

За пазухою, в рукавах искала

Письмо, – обман в ее словах искала.

И вот пред нею – дорогой наряд,

Уборы блеском золотым горят!

Как пьяная, от боли, недоверья,

Она вошла в покои, хлопнув дверью,

Явиться приказала Рудабе,

Ланиты исцарапала себе,

Из двух нарциссов проливала слезы,

Пока росою не сверкнули розы:

«Дитя мое, ты, как луна, светла,—

Зачем дворцу ты яму предпочла?

Не о тебе ль, как долг велит издавна,

И тайно я заботилась и явно?

Зачем же хочешь ты меня терзать?

Должна ты мне всю правду рассказать;

Кто эта женщина? Зачем приходит?

Кем послана? Кого с тобою сводит?

Кто этот муж, который дорогих

Подарков удостоился твоих?

Арабскому венцу, отцовской власти

Ты вместо счастья принесла несчастье.

Свой род и имя ты не опорочь…

Зачем я родила такую дочь!»

Потупилась царевна молодая,

От срама и тревоги обмирая.

Печали влага хлынула из глаз,

Нарциссов кровь на щеки пролилась:

«О матушка, о мудрая царица!

Моя душа в силках любви томится!

О, если б ты меня не родила,

Я ни добра не знала бы, ни зла!

Едва Дастан в Кабуле поднял знамя,

Любовь к нему меня повергла в пламя.

Жить без него? Убьет меня тоска,

Весь мир его не стоит волоска!

Узнай: меня он видел, мой любимый,

В знак нашей клятвы руки с ним сплели мы.

К владыке Саму поскакал гонец,

И сыну свой ответ сказал отец.

Могучий Сам противился вначале,

Потом слова согласьем зазвучали.

С той женщиной мне Заль прислал привет,

Мои подарки – витязю ответ».

Смутилась от речей таких царица:

Ей лестно было с Залем породниться.

Ответила: «Пусть выбор твой хорош,

На свете Залю равных нет вельмож,

Он славный сын могучего владыки,

В нем ясная душа и ум великий,

Достоинств много, родом он высок,—

Все качества затмил один порок.

Разгневается сердце шаханшаха,

Он весь Кабул сровняет с тучей праха:

Не хочет он, чтоб мы пошли вперед,

Чтоб на земле возвысился наш род».

Ту женщину царица обласкала:

Мол, не могла понять ее сначала.

Царевну спрятав и замкнув замок,

Чтоб ей никто совет подать не мог,

Пошла в слезах и улеглась в постели,

Ее тоска и горе одолели.

Михраб узнает о поступке дочери

Михраб счастливый вышел из шатра,—

В Дастане он обрел исток добра.

Увидел он: лежит в слезах супруга,

Лик побледнел, как будто от недуга.

Спросил в тревоге: «Что тебя томит?

Увяли лепестки твоих ланит!»

В ответ Михрабу молвила царица:

«Моя душа грядущего страшится.

Что будет с этой радостной страной,

С арабскими конями и казной,

С твоим дворцом, с послушными рабами,

С твоим венцом, с цветущими садами,

С царевной, что блистает красотой,

С величьем, славой, жизнью прожитой?

Пусть твой венец и трон блестят победно —

Со временем уйдут они бесследно.

Как ни старайся, их отнимет враг,

Деянья наши обратятся в прах.

Окажется в гробнице наша слава:

То древо, чьи плоды для нас – отрава,

Взрастили мы, трудясь в мороз и зной,

Венцом его украсили, казной,

Оно расцвесть роскошно не успело —

Его листва тенистая истлела.

Вот в этом наш предел и наш исход,

Не ведаю, когда покой придет!»

А царь: «Ты старое сказала слово,

А повторенье не бывает ново.

Сей мир противен светлому уму,

И мудрый ужасается ему.

Любого из живых судьба находит,

Один уходит, а другой приходит.

И в счастье и в беде – одна судьба,

Безумна с высшим судией борьба».

Синдухт – в ответ: «Поведала я притчу,

Надеясь, что я правду возвеличу.

Мудрец, достойный славы и похвал,

О древе притчу сыну рассказал,

А я ту притчу рассказала снова,

Чтоб со вниманьем выслушал ты слово.

Дастан, – открою истину тебе,—

Силки расставил тайно Рудабе.

Смутил ей сердце, сбил с пути царевну,

Найдем же выход, чтоб спасти царевну,

Я не смогла советом ей помочь,

И вижу я: страдает наша дочь».

Ошеломленный новостью такою,

Поднялся царь, сжимая меч рукою,

Вскричал: «Убью сейчас же Рудабу,—

Мне легче видеть дочь свою в гробу!»

Царица, гнев супруга понимая,

Сказала, стан Михраба обнимая:

«Властитель мой! Хотя бы к одному

Прислушайся ты слову моему,

А после поступи, как скажет разум,

Мы покоримся всем твоим приказам».

Отпрянул царь и оттолкнул жену,

Вскричал, подобный пьяному слону:

«Зачем я дочь свою в живых оставил,

Как только родилась – не обезглавил?

Был мягким, предков преступил завет,

И вот я от нее дождался бед.

Все качества отца должны быть в сыне,

Быть хуже, чем отец, – грешно мужчине.

Бесславья и позора не хочу,

А ты прибегнуть не даешь к мечу.

Когда могучий Сам и царь Ирана

Над ними власть получат невозбранно,

Тогда умрет кабульская земля,

Сады заглохнут, высохнут поля».

«Мой господин, – воскликнула царица,—

Не надобно болтать, не стоит злиться,

Не предавайся горю и слезам,—

Уже об этом знает всадник Сам,

Он с поля битвы двинулся обратно,

Он встретил эту весть благоприятно».

Промолвил царь: «Прекрасная луна!

Мне лгать в подобный час ты не должна.

Я б свадьбе не мешал, скажу я прямо,

Но Манучихра я боюсь и Сама.

И то сказать: на всей земле кого

С могучим Самом не прельстит родство?»

Синдухт сказала: «Гордый муж! Не стану

С тобой хитрить и прибегать к обману.

Твоя беда – она моя беда,

Я связана с тобою навсегда.

Как ты, и я вначале опасалась,

Но ясным наше дело оказалось.

Уж не такое чудо этот брак,—

Из сердца выкинь страх, тоску и мрак.

Заль поступил, как Фаридун когда-то,

К йеменскому царю пославший свата.

Чужой войдет как родич в твой дворец,—

Твой враг увидит в этом свой конец!»

Ответствовал Михраб, как прежде, гневный:

«Вставай и приходи ко мне с царевной».

Ей стало страшно: мрачен муж, как ночь,

Тоской терзаем, умертвит он дочь!

«Сперва, – сказала, – обещай мне милость»,—

Хитрила, царский гнев смягчить стремилась.

Михраб воскликнул: «Я клянусь тебе,

Что зла не причиню я Рудабе,

Но бойся Манучихра: царь всевластный

На нас нагрянет с яростью ужасной».

От сердца у царицы отлегло,

Она склонила пред царем чело,

Ушла с улыбкой на устах, сияя:

Лицо – как день, а кудри – тьма ночная.

Сказала Рудабе: «С весельем встань,

Теперь гепард терзать не будет лань.

Давай скорей запястья, кольца спрячем,

Убранство сняв, к отцу ступай ты с плачем».

«Снимать? Зачем? – сказала та в ответ,—

Мне, бедной, притворяться – смысла нет.

Навеки я принадлежу Дастану,

А то, что явно, я скрывать не стану».

И дочь предстала пред лицом царя,

Нарядна, как восточная заря.

Отец, ее увидев, восхитился

И мысленно к Йездану обратился.

Сказал ей: «Помутнен твой ум навек!

Какой допустит знатный человек,

Чтоб вышла пери за исчадье ада?

Тебя лишить венца и перстня надо!»

Он, полный гнева, как гепард рыча,

Кружил, сжимая рукоять меча.

Ушла царевна в страхе и печали,

И желтыми ее ланиты стали.

И мать и дочь – несчастные сердца —

Прибежища искали у творца.

Манучихр узнает о любви Заля и Рудабы

Придворных шаханшаха всколыхнула

Весть о Дастане, о царе Кабула,

О том, что Заль влюблен: пришло на ум

Стать равными неравным этим двум!

Перед лицом царя царей мобеды

Об этой вести повели беседы.

Такое слово Манучихр изрек:

«За это дело нас накажет рок.

Умом, войной и силой твердой власти

Иран я вырвал из тигриной пасти.

Царь Фаридун Заххака сбросил гнет,—

Боюсь я: это семя прорастет.

Дастан, влюбившись, долг забыл сыновний:

Пусть дочь араба нам не станет ровней!

Когда у этих двух, – так царь сказал,—

Из ножен вдруг появится кинжал,[15]

То, если в мать пойдет дитя Дастана,

Мы много зла увидим от смутьяна.

Он возмутит иранскую страну,

Чтоб отобрать корону и казну».

Мобеды вознесли царя высоко,

Назвали властелином без порока:

«Воистину мудрейший ты из нас,

Сильнейший ты из нас в тяжелый час!

Верши по смыслу веры и закона:

Твой разум в плен захватит и дракона!»

Ноузару царь царей велел созвать

Вельмож придворных, избранную знать:

«Ступайте к Саму, поведите речи,

Спросите, как вернулся всадник с сечи,

Скажите: «К нам пожалуй во дворец,

Потом домой отправишься, храбрец».

Внял храбрый Сам такому приказанью,

Обрадовался этому свиданью,

Сказал Ноузару: «Я пойду к царю,

Свиданьем с ним я душу озарю».

Со звоном чаш тогда смешались клики,

Не умолкали здравицы владыке,

Ноузару, Саму – всаднику в броне,

И всем князьям, и каждой их стране.

Прошла в веселье ночь. Когда светило,

Сверкая, тайну неба им открыло,

Вельможи, как велел им царь царей,

К его двору помчались поскорей.

Могучий Сам, воитель несравненный,

Предстал пред повелителем вселенной.

Воскликнул Манучихр: «Иди на бой,

И всех отважных ты возьми с собой!

Кабул и Хиндустан сровняй с камнями,

Дворец Михраба ты повергни в пламя.

Пусть не уйдет Михраб из рук твоих,

Не оставляй змееныша в живых.

Змеиный род, исполнен злобы лютой,

Грозит земле войной, насильем, смутой.

Всех, у кого была с Михрабом связь,

Кто власть его признал, ко злу стремясь,—

Ты обезглавь, к одной стремясь корысти;

От семени Заххака мир очисти!»

Ответил Сам: «Злодеев одолев,

Из сердца шаха прогоню я гнев».

Челом склонился предводитель рати,

Припал устами к перстню и печати.

Домой велел полкам он повернуть,

Помчались кони, пожирая путь.


Миниатюра из рукописи «Шах-наме» XVI века.

Заль приезжает к Саму

Михраб и Заль проведали заране

О том, что Сам идет дорогой брани.

Уехал гневный Заль, кляня судьбу,

Сгибая шею, выпятив губу.

Услышал Сам, что скачет ветроногий,

Что появился львенок на дороге.

Тут поднялись вельможи и стрелки,

Стяг Фаридуна вознесли полки.

С коня сошел Дастан отцу навстречу,

Пошел, предстал с поклоном, с доброй речью.

Тогда с обеих спешились сторон

Начальники, старейшины племен.

К ногам отца склонился Заль-воитель,

Но долго с ним не говорил родитель.

Вновь на коня сел всадник молодой,—

Казался он горою золотой.

Пред ним, пред юношей седоголовым,

Вся знать с сочувственным предстала словом,

Мол, повинись перед отцом родным,

Обидел ты его, – склонись пред ним…

Скакала знать без горя и тревоги,

Могучий Сам вступил в свои чертоги,

С коня сойдя, не отдохнув с пути,

Тотчас же сыну приказал войти.

Вошел Дастан, чтобы услышать речи,

Склонился до земли, расправил плечи,

Отца восславил, высоко вознес,

Ланиты орошая влагой слез:

«Да будет богатырь вовек счастливым!

Ты служишь правде сердцем прозорливым,—

Лишь я в тебе опоры не найду,

Хотя и славен я в твоем роду.

Явил ты правду и земле и людям,

Ты время осчастливил правосудьем,

А мне какой ты приготовил дар?

Чтобы обрушить на меня удар,

Мазандеран ты с воинством покинул,—

Как видно, правосудье ты отринул!»

Поняв: упрек Дастана справедлив,

Стоял воитель, руки опустив.

«Да, – Сам промолвил, – правда – твой свидетель,

В твоих словах – одна лишь добродетель.

Увидел ты обиду от отца,

И радуются недругов сердца.

Мечтал: исполню я твое желанье,

Ко мне ты прибыл, испытав страданье,

Но успокойся, жди, не горячась:

Твое устрою дело в добрый час.

Властителю земли письмо составлю,

С тобой, искатель радости, отправлю,

Все доводы царю я приведу,

Чтоб он склонился к правому суду.

Когда нам другом царь вселенной будет —

Исполнит нашу просьбу, не осудит».

Сам пишет письмо Манучиxpу

Затем писца призвали во дворец,

Услышал речи мудрые писец.

Восславил Сам того, кто бесконечен,

Того, кто был всегда, кто есть, кто вечен,

Кто нам явил владычество свое,

Добро, и зло, и смерть, и бытие,

Кто создал мир с закатом и восходом,

С кружащимся над миром небосводом,

Кто – повелитель солнца, всех светил,

Кто Мапучихра славой осенил.

«Я – раб, одним лишь возрастом богатый,

Вступил с отвагой в год шестидесятый.

Пыль камфары – на голове моей:[16]

Так я увенчан солнцем наших дней.

Я прожил жизнь свою в броне и шлеме,

В боях с твоими недругами всеми.

В таких трудах немало лет прошло,

Конь для меня – земля, мой трон – седло.

Сломил я силою своих ударов

Мазандеран и землю гургасаров.

Тебе я счастье добывал в борьбе,

Ни разу не напомнив о себе.

Но, государь, ты видишь: я старею,

Я палицей, как прежде, не владею.

И плечи, и могучий стан, и грудь

Сумели годы властные согнуть.

Аркан мой отняло седое время,

Шести десятков лет мне тяжко бремя.

Я ныне Залю уступил черед,—

Пусть в руки меч и палицу берет.

Он с просьбою придет к царю вселенной,

Он явится с мечтою сокровенной,

Угодной богу, ибо твой удел,

О царь земли, – защита добрых дел.

Сомненья нет, известно властелину,

Какой обет я дал когда-то сыну.

Его желанье для меня – закон.

Он мне сказал, обидой уязвлен:

«Ты весь Амул на виселицу вздерни,

Но лишь не вырывай Кабула корни».

Пойми: питомец птичьего гнезда,

Он рос, людей не видя никогда,

И вот пред ним луна, краса Кабула,

Своей цветущей прелестью сверкнула.

Не диво, что влюбленный одержим,

Ты гневом не грози ему своим.

Я с сердцем проводил его тяжелым.

Когда предстанет он перед престолом,

Как царь, ответствуй сыну моему:

Не мне, рабу, тебя учить уму».

Поднялся Заль, охваченный волненьем,

Письмо отца схватил он с нетерпеньем,

Пошел, вскочил в седло, помчался вскачь,

И загремел вослед ему трубач.

Синдухт отправляется к Саму

Когда в Кабул проникли злые вести,

Исполнился Михраб вражды и мести,

На Рудабу разгневавшись, вскипев,

На голову жены излил он гнев.

Сказал он: «Таково мое решенье.

Не мне с царем земли вступать в сраженье

Тебя и дочь порочную твою

При всем собранье я сейчас убью.

Быть может, царь земли свой гнев умерит,

Когда в мою покорность он поверит!»

Угрозу мужа выслушав, жена

Уселась, в скорбь свою погружена.

Подумав, молвила: «Послушай слово.

Ужели нет нам выхода иного?

Казной пожертвуй, чтоб себе помочь.

Пойми, чревата горем эта ночь,

Но день придет, спадет покров тумана,

И мир сверкнет, как перстень Бадахшана».

А царь: «Не склонен я к таким речам,

Старинных сказок не болтай мужам!


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11