Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Шах-наме

ModernLib.Net / Поэзия / Хаким Абулькасим Фирдоуси / Шах-наме - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 10)
Автор: Хаким Абулькасим Фирдоуси
Жанр: Поэзия

 

 


И разошлись они – тот и другой,

Так утомил их долгий, тяжкий бой.

Увяла мощь Рустамовой десницы,

Пред мощью богатырской поясницы.

И вновь Сухраб могучий, полн огня,

В коленах крепко сжав бока коня,

В плечо ударил палицей Рустама,

Так, что Рустамово поникло рамо,

Так, что от боли извивался он,

Ударом богатырским потрясен.

«Эй, муж, – сказал Сухраб, – как не смеяться? —

Тебе передо мной не удержаться!

Вынослив, крепок конь могучий твой,

Тебе ж не устоять передо мной.

В моей груди ты жалость вызываешь,

Гляди – ты кровью землю обливаешь.

Ты – богатырь, ты станом – кипарис,

Но стар годами, так не молодись».

В ответ ни слова Тахамтан угрюмый.

Он промолчал, объятый тяжкой думой,

Им было горько. Мощь была равна.

И стала им – увы – земля тесна.

И оба друг от друга отвратились,

Умолкли, в размышленье погрузились.

Внезапно Тахамтан рассвирепел,

Как буря на туранцев налетел.

Сухраб же стал топтать войска Ирана,

Как разъяренный слон, от крови пьяный.

Рустам средь боя Рахша повернул,

Раскаявшись, он тяжело вздохнул.

Подумал, что в кровавом этом море

И шаха, может быть, постигло горе.

И, повернув коня, в пыли, в дыму

Рустам помчался к стану своему.

Созрело в сердце у него решенье,

Вернуться в стан и прекратить сраженье.

Сухраба грозного – в крови всего —

Он увидал средь стана своего.

И конь его – от гривы до копыт – —

Иранской красной кровью был облит.

Как лев, стоял он, кровью обагренный,

Сухраб могучий, битвой опьяненный.

И в ярости Рустам пред ним предстал

И, словно тигр взбешенный, зарычал:

«Эй ты, туранский выродок, убийца!

За что ты губишь слабых, кровопийца?

Ты здесь как в стаде волк, а не в бою,

На мне бы ты истратил мощь свою!»

Сухраб ответил: «Гневом был объят я.

В кровопролитии не виноват я.

Ты первый на туранцев налетел,

Ты сам со мною боя не хотел».

Рустам ему: «Уж поздно. Вечер стынет,

Когда заутра солнце меч свой вынет.

С тобой мы завтра снова выйдем в бой,

И пусть над чьей-то плачут головой.

Ночь мира нынче ляжет между нами,

День омрачен сегодня был мечами.

Но от души, хоть оба мы в крови,

Тебе желаю, – вечно ты живи!»

И разошлись они. И степь затмилась.

Сияньем звездным небо осветилось.

Сказал бы ты – из глины вечных сил

Творец миров Сухраба замесил.

В степи безводной, сколько б ни скакал

От верховой езды не уставал он.

Не ровня коням лучшим боевым,

Как из железа – был и конь под ним.

Неутомим в бою, могуч, беспечен,

Чист был душой Сухраб, добросердечен.

Во тьме ночной к войскам вернулся он,

Томимый жаждой, боем утомлен.

Сказал Хуману: «Вечное светило

Сегодня суматохой мир затмило.

Я думаю, достигла вас молва

О витязе, чья длань, как лапа льва.

С ним нынче стан иранский не бесславен;

Я удивлен был – мне он силой равен.

Побил он много войска моего,

Ему не знал я равных никого.

Он стар, но он как тигр в пылу ловитвы…

Он не насытился смятеньем битвы.

Коль рассказать о нем я захочу,

Я до утра, друзья, не замолчу.

Как юноша, он в бой стремится бодро.

А руки старца – как верблюжьи бедра.

Я не встречал сильнее никого

Богатыря безвестного того!»

Сухрабу отвечал мудрец Хуман:

«Здесь без тебя я охранял твой стан.

В степи я с войском под горой стоял,

Но битвы я, мой шах, не начинал.

Вдруг некий муж с мечом предстал пред нами,

Верхом, блистая грозными очами.

Напал на нас он, гневом разъярен,

Топтал и гнал он нас, как пьяный слон.

Но вдруг лицом от боя отвратился,

И вскачь к себе в обратный путь пустился».

Сухраб спросил: «Кто ж дал ему отпор?

Кто встал из вас ему наперекор?

Я сам убил их много. Степь полита

Их кровью, – как тюльпанами покрыта.

И знай, что если б – гневом разъярен —

Мне повстречался див или дракон,

Поверь – ни тот, ни этот не ушел бы,

Счет с ними палицей моей я свел бы.

Но что же вы – на бой мой издали

Смотрели и на помощь не пришли?

Какой нам прок в сраженье получился.

Когда один я на майдане бился?

Явись мне в поле тигр иль носорог,

Он от моей стрелы уйти б не мог.

Богатыри в смятенье предо мною,

Рассеялись, как птицы пред грозою.

Назавтра день проглянет из-за туч

И победит могучий, кто могуч.

Клянусь я тем, кто, вечный мир творя,

Дал жизнь мне – я свалю богатыря.

Вели, чтоб нам вина и пищи дали,

Пора изгнать из сердца все печали».

Рустам войска дозором обходил

И так с печальным Гивом говорил:

«Да, друг, устойчив был Сухраб сегодня,

Над ним, как видно, благодать господня».

Ответил Гив: «Благодаря судьбе

Не видели мы равного тебе.

Но тот юнец рассеял войско Туса

Прошел, как смерч, до ставки Кей-Кавуса.

Разя копьем, он к нам ворвался в стан,

Шатер царя свалил, как ураган.

Блеснул в его руке клинок индийский,

Сбил с головы он Туса шлем румийский.

Не выдержав с ним боя, Тус бежал,

Никто из нас пред ним не устоял.

Лишь ты один, Рустам железнотелый,

Ты устоял пред ним, бесстрашно смелый.

А я, как в древние велось века,

Ждал и не двинул на него войска.

Таков у нас закон единоборства,

Но мощь его, и ярость, и упорство

Всех устрашили. Он напал один,

На наше войско – этот исполин.

Никто на бой с ним выйти не решился,

На нас он, словно буря, устремился.

Ворвался в средоточье наших сил —

Ядро и правое крыло разбил.

Мы содрогнулись перед ним от страха.

Нас ужаснула участь падишаха».

Рустам молчал. Печалью омрачен,

Стопы направил к Кей-Кавусу он.

Царь Тахамтана ждал, навстречу встал он.

«Садись со мною рядом, друг!» – сказал он.

И сел Рустам и начал свой рассказ

«Нет, шах мой, ни в Туране, ни у нас

Ни дива я не знал, ни крокодила —

Столь храброго, с такою дивной силой.

Он молод, но искусно бой ведет,

Он так высок, что звездный небосвод,

Казалось, мне, плечами подпирает,

Так грузен он, что землю прогибает.

Как конское бедро, его рука.

Но более могуча и крепка.

Оружье от меча и до аркана

Все в ход пустил я против льва Турана.

Я вспомнил, скольких сбрасывал с седла,—

Ведь мощь моя былая не ушла.

И за кушак его со всею силой

Схватил, рванул я. Да не тут-то было.

Его с седла всей силой рук моих

Хотел я сбросить наземь, как других.

И понял я – ничто пред ним та сила,

Что мощь Мазандерана сокрушила.

Он был подобен каменной скале,

Не пошатнулся он в своем седле.

Стемнело уж, когда мы с ним расстались,

В высоком небе звезды загорались.

И мы уговорились меж собой,

Что завтра вступим в рукопашный бой.

А завтра, шах мой, только день наступит —

Бесчестье, может быть, Рустам искупит.

Кто победит? Не ведаю конца.

Судьба в руке предвечного творца…»

Сказал Кавус: «О муж, молю Йездана,

Чтоб истребил ты тигра из Турана.

Я наземь ныне упаду лицом,

Молиться буду я перед творцом.

Чтобы Йездан развеял наши беды,

Чтоб силу дал тебе он для победы.

Чтоб вновь звезда Рустамова зажглась,

Чтоб слава по вселенной пронеслась!»

Рустам ответил: «Внемлет пусть предвечный

Твоей молитве, шах чистосердечный!»

И встал он. И, печальный брося взор,

Ушел Рустам, вернулся в свой шатер.

Вернулся, полон горестных раздумий,

С душою, ночи пасмурной угрюмей.

Рустама встретив, Завара спросил:

«Добром ли день нас этот осенил?»

Еды спросил сперва Рустам. Насытясь,

От горьких дум освободился витязь.

И все он брату рассказал потом,

Что было с ним на поле боевом.

Хоть было два фарсанга меж войсками,

В ту ночь не спали люди под шатрами.

И так Рустам промолвил Заваре:

«Опять я в битву выйду на заре.

А ты меня спокойно ожидай,

Будь мужествен, в смятенье не впадай.

Веди мои войска, неси знамена,

Ставь золотое основанье трона.

Перед шатрами в поле жди меня,

Я отдохну до наступленья дня.

Чтоб в силе быть и духом укрепиться,

Не нужно мне на битву торопиться.

А если завтра свет затмится мой,

Не подымайте воплей надо мной.

Пусть я паду, ты – и во имя мщенья —

С туранцами не начинай сраженья.

В поход обратный собирай свой стан,

К Дастану поспеши в Забулистан.

Пусть ведает отец наш престарелый,

Что сила Тахамтана отлетела.

И, знать, угодно было небесам,

Чтоб юношей был побежден Рустам.

Утешь, о брат мой, сердце Рудабы!

Что слезы перед волею судьбы?

Скажи, чтоб воле неба покорилась,

Чтоб неутешной скорбью не томилась,

Я львов, и барсов, и слонов разил,

Меня страшились див и крокодил,

Тяжелой палицей крушил я стены,

Служило счастье мне без перемены.

Но тем, кто часто смерть привык встречать,

Придется в двери смерти постучать.

Хоть сотни лет мне счастье верно служит,

Но мир свое коварство обнаружит».

Так долго вел беседу с братом он,

И лег потом, и погрузился в сон.

Второй бой Рустама с Сухрабом

Лишь, грифу ночи разорвавши горло,

Над миром солнце крылья распростерло,[26]

Встал с ложа сна могучий Тахамтан,

Надел кольчугу, тигровый кафтан

И, шишаком железным осененный,

Сел на коня, как на спину дракона.

Сухраб сидел беспечно за столом

С красавицами, с музыкой, с вином.

Сказал Хуману: «Этот лев Ирана,

Что выйдет в бой со мною утром рано,

Он равен ростом мне. Как я – силен,

В бою, как я, не знает страха он.

Так станом, шеей схожи меж собой мы,

Как будто в форме вылиты одной мы.

Внушил приязнь он сердцу моему.

И я вражды не чувствую к нему.

Все признаки, что мать мне называла,

Я вижу в нем. Душа моя вспылала,—

Поистине – он, как Рустам, на вид.

Уж не отец ли мой мне предстоит?

Томлюсь я тяжкой мукой и не знаю,

Не на отца ли руку подымаю?

Как буду жить я? Как перед творцом,

Предстану с черным от греха лицом?

Нет, и под страхом смертного конца,

Не подыму я руку на отца!

Иль светлый дух навек во мне затмится,

И мир весь от Сухраба отвратится.

Злодеем буду в мире наречен,

На вечные мученья обречен.

Душа в бою становится суровей,

Но зло, а не добро в пролитье крови».

И отвечал Хуман: «За жизнь свою

Рустама прежде я встречал в бою.

Ты слышал ли, как пахлаван Ирана

Твердыню сокрушил Мазандерана?

А этот старый муж? Хоть с Рахшем схож

Могучий конь его – не Рахш он все ж».

Весь мир уснул. Свалила всех усталость,

Лишь стража на стенах перекликалась.

Сухраб-завоеватель той порой

Встал с трона, удалился на покой.

Когда же солнце встало над землей,

Он поднялся от сна на новый бой.

Кольчугою стальной облек он плечи,

Надел доспехи, взял оружье сечи.

Витал он мыслью в поле боевом,

И сердце радостью кипело в нем.

И прискакал он в степь, щитом сверкая,

Своей тяжелой палицей играя.

Рустам был там. Как ночь, он мрачен бы

Сухраб его с улыбкою спросил:

«Как отдыхал ты ночью, лев могучий?

Что ты угрюм, как сумрачная туча?

Скажи мне правду, витязь, каково

Теперь желанье сердца твоего?

Отбросим прочь мечи свои и стрелы

И спешимся, мой ратоборец смелый.

Здесь за беседой посидим вдвоем,

С лица и сердца смоем хмурь вином.

Потом пойдем к иранскому владыке

И перед ним дадим обет великий.

Кто б на тебя ни вышел – мы на бой

Пойдем и вместе победим с тобой.

К тебе мое невольно сердце склонно,

Кто ты такой? – я думаю смущенно,—

Из рода славных ты богатырей?

О родословной расскажи своей.

Кто ты? – вопрос я многим задавал,

Но здесь тебя никто мне не назвал.

Но если вышел ты со мной на бой,

Ты имя мне теперь свое открой.

Не ты ли сын богатыря Дастана,

Рустам великий из Забулистана?»

«О славы ищущий! – сказал Рустам,—

Такие речи не пристали нам.

Вчера мы разошлись и дали слово,

Что рано утром бой начнем мы снова.

Зачем напрасно время нам тянуть?

Не тщись меня ты лестью обмануть.

Ты молод – я зато седоголовый.

Я опоясался на бой суровый.

Так выходи. И будет пусть конец

Такой, какой предначертал творец.

На поле боя – всякий это знает —

Мужам друг другу льстить не подобает.

Я многих на веку сразил врагов

И не люблю коварных льстивых слов».

Сухраб ответил: «Тщетны сожаленья,—

Отверг мои ты добрые стремленья.

А я хотел, о старый человек,

Пред тем как мир покинешь ты навек,

Хотел я, чтобы разум возвратился

К тебе, чтоб ты от злобы отрезвился

И чтобы мы могли тебя почтить

Пред тем, как в землю черную зарыть.

Ну что ж – я силой рук и волей бога

Твой разум нынче просветлю немного».

И вот бойцы, уже не тратя слов,

Сошли с железнотелых скакунов.

И пешие – на бой в открытом поле —

Сошлись они, полны душевной боли.

Как львы, схватились яростно. И вновь

По их телам струились пот и кровь.

И вот Сухраб, как слон от крови пьяный,

Всей мощью рук взялся за Тахамтана.

Он за кушак схватил его, рванул,

Сказал бы ты, что гору он свернул.

Как лютый зверь, он на Рустама прянул.

И вскинул вверх его, и наземь грянул.

Свалил он льва среди богатырей

И сел на грудь всей тяжестью своей,

К земле Рустама грузно придавивши,

Как лев, самца-онагра закогтивший.

Поверг спиной Рустама в прах земли,

И было все лицо его в пыли…

И вырвал из ножон кинжал блестящий,

И уж занес его рукой разящей.

Рустам сказал: «Послушай! Тайна есть,—

Ее открыть велят мне долг и честь.

О покоритель львов, о тигр Турана,

Искусен ты в метании аркана.

Искусством ты и силой наделен,

Но древний есть у нас один закон.

И от него нельзя нам отступиться,

Иначе светоч мира омрачится.

Вот слушай: «Кто благодаря судьбе

Врага повалит на землю в борьбе,

То есть такой закон для мужа чести,—

Не должен, и во имя правой мести,

Его булатом смертным он разить,

Хоть и сумел на землю повалить.

И только за исход второго боя

Венчается он славою героя.

И если дважды одолеет он,

То может убивать. Таков закон».

Чтобы спастись от смерти неминучей,

Прибег к коварству Тахамтан могучий.

Хотел он из драконьих лап уйти

И голову от гибели спасти.

Сухраб свирепый, с богатырским телом,

Был еще отрок с разумом незрелым.

Доверчиво он внял его словам —

Он думал, что не может лгать Рустам.

Хоть о таком обычае старинном

Он не слыхал, поверил он сединам.

И, по величью сердца своего,

Рустама поднял, отпустил его.

И поскакал Сухраб далеко в поле,

Где лани по холмам паслись на воле.

Ловил онагров, ланей он стрелял,

А о Рустаме и не вспоминал.

Темнело… И Хуман предстал пред ним,

Встревожен, как гонимый ветром дым.

И рассказал Сухраб, как победил он

И как живым Рустама отпустил он.

Сказал Хуман: «О витязь, вижу я,

Тебе постыла рано жизнь твоя!

О, горе мощной мышце и плечу,

Руке разящей, грозному мечу!

Ты тигра страшного поймал в тенёта

И отпустил, – напрасная охота!

Увы, беда нам завтра предстоит.

Возмездье за поступок твой грозит.

Страшней над нами не было удара,

Чем завтра от судьбы нам будет кара.

А есть завет: «Убей врага, хотя б

Он пред тобой ничтожен был и слаб!»

Умолк Хуман, и к стану поскакал он,

Надежду на Сухраба потерял он.

Ушел, непоправимым потрясен,

В тяжелое раздумье погружен.

«Эй, друг! – сказал Сухраб, догнав Хумана,

Утешься, ты увидишь завтра рано,

Лишь выйдет он на бой со мною тут,

Как я надену на него хомут!»

Рустам от вражьих рук освободился,

И, как гора, он духом укрепился.

Как будто вновь он жизнь вернул свою.

Поехал он к потайному ручью.

От жажды у него гортань горела.

Он напился. Омыл лицо и тело

И на колени пал перед творцом,

Перед Йезданом – сущего отцом.

И долго о победе он просил,

Упав перед владыкой вечных сил.

Душой своею небо заклинал он,

Что солнце принесет ему – не знал он.

Не знал он – даст победу небосвод

Или венец с главы его сорвет.

Я слышал – смолоду такою силой

Судьба Рустама щедро одарила,

Что если он на камень наступал,

То ногу в камень тяжко погружал.

И эта мощь, как тягостное бремя,

Томила дух его в былое время.

И он взмолился перед троном сил,

И кротко, со слезами он просил

Всех смертных одаряющего бога,

Чтоб сил убавил он ему немного.

Пречистый внял Йездан его мольбам,

И облегченье ощутил Рустам.

Теперь же, юным устрашен Сухрабом,

Представ пред ним в единоборстве слабым,

Взмолился он Йездану: «О творец!

Грозит мне пораженье и конец.

Верни всю мощь мне силы необъятной,

Что в юности ты дал мне невозвратной!»

И совершилось то, что он просил,

В нем море поднялось великих сил.

От места потаенного молитвы

Вернулся вновь Рустам на поле битвы.

Полно тревоги сердце у него,

Поблекло от забот лицо его.

Сухраб как слон примчался опьяненный,

Арканом и копьем вооруженный.

Онагра догоняя, мчался он,

Как дикий лев, охотой разъярен.

Был конь Сухраба, словно мир, огромен,

Вихрь пыли вился вслед, как туча, темен.

И снова с изумленьем перед ним

Встал Тахамтан, раздумием томим.

Сухраб, приблизясь, увидал Рустама,

Взыграл весельем дух его упрямый.

С улыбкой на врага он своего

Взглянул, увидел мощь и блеск его.

Сказал: «Ты здесь опять, старик бесстрашный,

Из львиных лап ушедший в рукопашной?

Ты счастье вновь решил пытать со мной,

Эй, муж, хоть ты идешь кривой стезей!

Что? Жизнь тебе, как видно, надоела?

Ты снова тигру в когти рвешься смело?

Вчера уважил старость я твою,

И жизнь твою я пощадил в бою».

И отвечал Рустам слоновотелый:

«Эй, лев Турана, муж бесстрашно смелый,

Что толку в битве от пустых речей?

Ты возгордился юностью своей.

Но, лев могучий, только небо знает,

Кого победа нынче увенчает.

А если счастье лик свой отвратит,

Как мягкий воск становится гранит».

Смерть Сухраба от руки Рустама

Сойти с коней им время наступило,

Беда над головами их парила.

И в рукопашной вновь они сошлись,

За пояса всей силою взялись.

Сказал бы ты, что волей небосвода

Сухраб был связан – мощный воевода.

Рустам, стыдом за прошлое горя,

За плечи ухватил богатыря,

Согнул хребет ему со страшной силой.

Судьба звезду Сухрабову затмила.

Рустам его на землю повалил,

Но знал, что удержать не хватит сил.

Мгновенно он кинжал свой обнажил

И сыну в левый бок его вонзил.

И тяжко тот вздохнув перевернулся,

От зла и от добра он отвернулся.

Сказал: «Я виноват в своей судьбе,

Ключ времени я отдал сам тебе.

А ты – старик согбенный… И не диво,

Что ты убил меня так торопливо.

Еще играют сверстники мои,

А я – на ложе смерти здесь – в крови.

Мать от отца дала мне талисман,

Что ей Рустам оставил, Тахамтан.

Искал я долго своего отца,—

Умру, не увидав его лица.

Отца мне видеть не дано судьбою.

Любовь к нему я унесу с собою.

О, жаль, что жизнь так рано прожита,

Что не исполнилась моя мечта!

А ты, хоть скройся рыбой в глубь морскую,

Иль темной тенью спрячься в тьму ночную,

Иль поднимись на небо, как звезда,

Знай, на земле ты проклят навсегда.

Нигде тебе от мести не укрыться,

Весть об убийстве по земле промчится.

Ведь кто-нибудь, узнав, что я убит,

Поедет и Рустаму сообщит,

Что страшное случилось злодеянье.

И ты за все получишь воздаянье!»

Когда Рустам услышал речь его,

Сознанье омрачилось у него.

Весь мир померк. Утративши надежду,

Он бился оземь, рвал свою одежду.

Потом упал – без памяти, без сил.

Очнулся и, вопя, в слезах спросил:

«Скажи, какой ты носишь знак Рустама?

О, пусть покроет вечный мрак Рустама!

Пусть истребится он! Я – тот Рустам,

Пусть плачет надо мной Дастани-Сам».

Кипела кровь его, ревел, рыдал он,

И волосы свои седые рвал он.

Когда таким Рустама увидал

Сухраб – на миг сознанье потерял.

Сказал потом: «Когда ты впрямь отец мой,

Что ж злобно так ускорил ты конец мой?

«Кто ты?» – я речь с тобою заводил,

Но я любви в тебе не пробудил.

Теперь иди кольчугу расстегни мне,

Отец, на тело светлое взгляни мне.

Здесь, у плеча, – печать и талисман,

Что матерью моею был мне дан.

Когда войной пошел я на Иран

И загремел походный барабан,

Мать вслед за мной к воротам поспешила

И этот талисман твой мне вручила.

«Носи, сказала, в тайне! Лишь потом

Открой его, как встретишься с отцом».

Рустам свой знак на сыне увидал

И на себе кольчугу разодрал.

Сказал: «О сын, моей рукой убитый,

О храбрый лев мой, всюду знаменитый!»

Увы! – Рустам, стеная, говорил,

Рвал волосы и кровь, не слезы, лил.

Сказал Сухраб: «Крепись! Пускай ужасна

Моя судьба, что слезы лить напрасно?

Зачем ты убиваешь сам себя,

Что в этом для меня и для тебя?

Перевернулась бытия страница,

И, верно, было так должно случиться!..»

Меж тем стемнело. Пал в степи туман.

Рустам же с поля не вернулся в стан.

И двадцать знатных воинов в тревоге

Поехали по ратной той дороге,

Чтобы исход сражения узнать,

Пир начинать им нынче иль стенать.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11