По залу разнеслись поспешные шаги слуг, которые забегали туда-сюда, приводя помещение в порядок. Они отгородили веревками две большие площадки: одну — красными, другую — синими. Впереди было оставлено открытое пространство. Около пятисот квадратных футов пола внезапно озарилось нижней подсветкой и замерцало.
      Весь потолок подернулся синей дымкой и стал очень похож на летнее небо.
      Прибежали, толкая большую вертикальную доску на колесах, двое ливрейных лакеев. Двое других с грохотом приволокли массивный золотой трон, весь усеянный искрящимися драгоценными камнями. Сиденье его находилось в двенадцати футах над полом, и к нему вели алые бархатные ступеньки. Трон установили перед открытым пространством.
      Раздалось громыхание. Справа от трона, в десяти футах над полом, из стены выдвинулась секция, образовавшая сцену. Там уже сидели восемь музыкантов и настраивали странные на вид инструменты; одеты они были в мерцающие желтые одежды, которые при каждом движении меняли цвет.
      Щеголевато, красивым строем в залу вошли двенадцать мужчин в серебряных ливреях с топорами на длинных рукоятках и заняли места по краям отгороженных веревками площадок и по обе стороны трона.
      Как только они появились, прислуга исчезла. В зале остались только музыканты да охранники. Наступила тишина.
      С лестницы главного входа донеслись чьи-то неясные голоса и шаги.
      Мэдисон сделал движение, пытаясь выудить из кармана гигиеническую салфетку — и надеясь, что она у него имеется, — чтобы обтереть лицо, мокрое от слюны, которая очень напоминала ему слезы.
      — Не двигаться! — прорычал Молотила и прижал руку пленника рукояткой топора.
      Мэдисон помертвел от страха: по лезвию то и дело пробегали искорки, издавая запах озона. Он отшатнулся. Топор-то, оказывается, не церемониальный, как он думал, — это же электрическое оружие. Только боги знают, что такой штукой можно натворить! Мэдисон от души надеялся, что топор не коснется цепей: так ведь запросто может убить электрическим током! И мысленно махнул рукой на слюну: пусть себе капает. Может, это уже были слезы, ведь ему так хотелось расплакаться. За всю свою деятельность в качестве специалиста по связям с общественностью и рекламе он никогда не чувствовал себя таким убитым. Ну, может, только в тот раз, когда по случайности погубил Патагонию; или тогда, когда президент международной авиалинии, которого Роксентер велел ему разрекламировать, выставил Мэдисона за дверь; или в тот ужасный день, когда кандидат в президенты, которого Гробе поручил ему в качестве клиента, вдруг заявил, что он спятил.
      Жизнь его осложняли бесчисленные неудачи. Он, конечно, надеялся, что снова не сорвется на Хеллере, и в этом заключался его последний шанс. А оставался ли хоть проблеск надежды у него, сидящего в этом умопомрачительном зале и зависящего от каприза какого-то трудного подростка из Нью-Йорка? Неужели эта маленькая патологическая лгунья, эта юная мошенница действительно будет судить его и приговорит к смерти? С нее станется, подумал Мэдисон. Может, если бы он пригрозил ей разоблачением: мол, расскажу волтарианцам, что "королева экрана" — всего лишь расхожее выражение, а не титул… О нет! Его убьют, едва он только соберется высказать что-то критическое в отношении их кумира. Крошка Буфер позаботилась даже об этом! Как до нее добраться, ему не приходило в голову. И вперемешку со слюной со щек Мэдисона закапали настоящие слезы.
      И тут он заметил, что в огромную дверь входят небольшие группки мальчиков. Двое распорядителей в серебристых одеяниях встречали их поклонами, а затем учтивые привратники вели их к перекрытым веревками площадкам. Красиво одетые, мальчишки выглядели один краше другого. Почти все они были красивыми или хорошенькими, лица некоторых были припудрены и накрашены. У всех на талии красовались пояса со сверкающими металлическими пластинками, на которых крупными буквами было выгравировано по-волтариански «паж». На вид им можно было дать от восьми до пятнадцати лет, но об этом трудно было судить, так как волтарианцы жили долго. Их собралось уже сотни две, а поток прибывающих все не иссякал.
      Наконец один распорядитель со списком в руках дал сигнал, и гигантские двери закрылись. Другой оглядел площадки за веревками: большее количество мальчиков стояло за красными веревками, меньшее (те, что были одеты получше) — за синими.
      Привратник дал знак одному из распорядителей, и тот нажал на пуговицу на своей ливрее.
      Зажегся верхний прожектор, направленный на вершину золотой лестницы.
      Четыре герольда встали у ее подножия, вскинули то, что походило на трубы, и зал огласился дружным мелодичным звуком.
      В ярком свете прожектора на вершине лестницы стояла Крошка!
      Ее головку украшала золотая корона, из-под которой сзади выбивался «хвостик». На ней была алая накидка с золотыми лягушками, высокий воротник туго обтягивал шею, а нижний край накидки достигал каблуков черных сапог. В руке она держала золотой жезл, искрящийся драгоценными камнями.
      Как благословение свыше, на плечах ее сияла просвечивающая золотая пелерина. Двое мальчиков, уже знакомых Мэдисону, теперь стояли в золотистых костюмах.
      Крошка сделала шаг вперед и начала спускаться по лестнице.
      Музыканты грохнули тарелками. И заиграли божественно-величавую арию. В сопровождении мальчиков в золотистом, несущих ее длинный золотистый шлейф, в такт величавой музыке, Крошка спустилась по закругленной золотистой лестнице.
      Толпа взирала на нее в экстатическом восхищении.
      В сопровождении прожектора Крошка Буфер торжественно прошествовала через зал. С большим достоинством она взошла по алым ступенькам к трону, на который и уселась по-королевски. Двое мальчиков, приблизившись, ловко уложили шлейф складками, сложили руки и застыли у ее ног наподобие двух маленьких золотых изваяний. Музыка прервалась.
      Распорядитель приблизился к трону и размашисто поклонился. После чего встал на колени и, уставившись в пол, произнес:
      — Ваше величество, я хочу объявить, что двор в сборе. Далее мне велели передать, что здесь присутствует несколько девственников. Придворные ждут вашей милости. Они просят, чтобы вы снизошли до них и обласкали их слух небесной красотой вашего голоса. Они с жадностью внимают. Да здравствует ее величество! Могу ли я удалиться?
      Крошка Буфер сделала знак жезлом, и распорядитель, пятясь, удалился. Она взглянула на лица людей, толпящихся на открытом пространстве зала.
      Луч прожектора сузился и образовал вокруг нее яркое круглое пятно.
      Крошка улыбнулась.
      Радостный вздох рябью пробежал по залу, как ласковый ветерок по воде.
      Она заговорила, и голос ее звучал довольно властно и громко — наверное, в ручке трона скрывался микрофон. Ее волтарианский акцент изменился: Крошка говорила живо и ритмично, как обычно произносили речи при дворе.
      — Добро пожаловать, добро пожаловать, мои дорогие верные вассалы и милые друзья. Простираю над вами свою любовь и принимаю ваши поцелуи на моих ногах. Пусть благословение тысячи небес дождем оросит ваши жаждущие губы, — она помедлила и хитро улыбнулась, — а также и ваши чресла. — Зазвучали аплодисменты. Крошка улыбнулась еще шире. — Благодарю вас от всей своей задницы.
      Толпа разразилась ликующими воплями. Мальчики посылали ей воздушные поцелуи.
      — Я вас тоже люблю! — сияя, сказала "королева".
      Зал огласился еще более неистовыми криками. Часовым пришлось дергать за веревки в знак того, что нельзя прорываться через открытое пространство к трону.
      Крошка захохотала. Потом подняла жезл, призывая к тишине.
      Двое мальчиков в золотом приняли какой-то сигнал и бросились к ней вверх по лестнице. Она поцеловала каждого из них, они разомкнули цепочку, скреплявшую золотую накидку, и, быстро вертясь в каком-то танце, унесли ее с собой.
      Крошка поднялась с трона.
      — Но покончим, мои милые, с этой церемонией. Боюсь, что теперь мне придется коснуться строгой, технической стороны жизни. Вы готовы к моей лекции?
      Крики "О да, ваше величество!", "Просим, просим!" прокатились по залу. Еще ни одного профессора в земном институте так радушно не просили начать лекцию.
      Мэдисон удивился: о чем это Крошка собралась говорить? Подобно всем превосходным рекламщикам он был мастак в устройстве презентаций и сценических эффектов, и до сих пор его поражало, как чудесно подготовила ее пажеская школа и как ученики, должно быть, прилежно занимались под руководством опытных дворцовых учителей. Но лекция на техническую тему? Наверняка Крошка, ставшая теперь самостоятельной, наломает кучу дров. Глупая девчонка! Боже, как она нуждалась в его помощи! И как же отчаянно он нуждался в ее помощи, чтобы закончить это дело с Хеллером!

      В алой накидке от шеи до пят, увенчанная сверкающей короной, — Крошка прошагала к вертикально стоящей на колесах доске. Мэдисону не было видно, что это за доска такая, но его радовало, что у нее хватило благоразумия не появляться перед мальчишками голой или неприлично одетой: они были слишком молоды для искушения женской наготой — даже такой еще незрелой, как у Крошки.
      В зале воцарилась тишина. Крошка подняла жезл, пользуясь им как указкой. Должно быть, в нем имелся микрофон, так как голос ее зазвучал громче, распространяясь из громкоговорителей, местонахождения которых Мэдисон установить не смог.
      — Здесь, мои дорогие студенты, — заговорила Крошка, — вы видите графическое изображение обнаженного мужского тела. — Она размашисто жестикулировала жезлом. — Вид спереди, вид справа, вид слева и сзади. Теперь я должна признаться, что художник изобразил (…) слишком большим. Дабы соответствовать моему вкусу. — Она повернулась к слушателям и широко улыбнулась. Шутке с удовольствием посмеялись. — Но уж как-нибудь обходя стороной этот факт, — смеху прибавилось, — вы увидите, что я пометила некоторые места крестиком. Теперь слушайте внимательно, без всяких смешочков, потому что дело это серьезное, и я прочистила вам головы для этого этапа программы, с тем чтобы в них легко проскальзывала и крепко усваивалась информация. На этих четырех рисунках таких крестиков сто семьдесят два. Их всем видно?
      Хор голосов: "Да".
      — Они называются эротическими точками. Прикасание к ним или манипулирование ими может вызвать сексуальную активизацию, продление акта или его угасание. — Тыча в доску жезлом, она называла точки, поскольку все они имели свои имена. Английские? Китайские? Крошка повернулась к собравшимся, довольно тяжело дыша, и улыбнулась: — Кажется, что их ужасно много, я понимаю, тем не менее вы должны знать каждую из них и уметь ими пользоваться. На последующих вечерних занятиях вы снова увидите такие доски. Дворцовый художник — правда отличный парень, несмотря на свое преувеличенное представление о (…)? — она подождала, пока смех стихнет, — предложил сделать для вас копии этой штуки, однако информация эта секретная. Поэтому доски поставят в подвале возле задней опускной решетки, и вы можете сколько душе угодно шнырять туда и обратно и изучать их. Смотрите не отлынивайте, ибо на экзамене каждый из вас должен будет знать все о каждой из них. Ясно?
      Мальчики из двух групп энергично закивали: это их здорово заинтересовало.
      — А сейчас, — продолжала Крошка, — обратимся к первой демонстрации сегодняшнего вечера. Мне нужен доброволец из девственников.
      Моментально вверх взметнулось с полсотни рук. Крошка указала жезлом на одного из желающих:
      — Пойдешь ты.
      Мальчик лет пятнадцати с готовностью юркнул под красную веревку. Он был довольно хорошенький и белокожий.
      Слуги выдвинули платформу высотой около пяти футов со ступеньками. Двое мальчиков в золотистых костюмах ввели на нее добровольца и ловко сняли с него одежду. Очень скоро он предстал перед аудиторией обнаженным. Помощники удалились. Крошка взошла на платформу.
      — Теперь смотрите! — Она указала жезлом на доску, затем пальцем коснулась точки на теле мальчика около позвоночника.
      Мгновенное возбуждений
      Слушатели ахнули.
      Крошка снова указала жезлом на доску и коснулась точки на нижней внутренней части правого бедра.
      Возбуждение спало!
      Слушатели сопроводили это единодушным стоном.
      Крошка снова указала на доску и коснулась пальцем середины нижней губы мальчика.
      Немедленно последовало возбуждение!
      Она указала на рисунки и коснулась шеи мальчика сбоку.
      Возбуждение возросло и осталось!
      Она еще раз указала на схему. Затем легонько коснулась пальцем точки снизу по центру зоны лобковых волос. Подопытный закатил глаза, вздернул подбородок и издал экстатический стон.
      Он (…купировал)!
      Судорожные вздохи прокатились по аудитории, словно эхо этого стона. Затем последовали крики изумления, и зал взорвался бурными аплодисментами.
      Но Крошка еще не кончила. Она коснулась точки в основании горла мальчика. Он выпрямился.
      Еще одно возбуждение!
      Зал снова ахнул.
      Крошка наклонилась и коснулась его уха языком.
      Еще одна (…куляция)!
      Зрители осатанели!
      Охранникам с суровыми лицами пришлось сильно натянуть веревки, чтобы толпа не хлынула на свободное пространство.
      — Мы можем поддерживать такое состояние весь вечер, — сказала Крошка, — и хотя мне бы этого очень хотелось, занятие нужно продолжать. Ты, — обратилась она к добровольцу, — очень хорошо держался. К тому же ты очень хорошенький. — И она легонько хлопнула его по (…), который вдруг снова вскочил. — Поэтому благодарю тебя, что вышел сюда.
      Подопытный упал на колени и, вцепившись в подол Крошкиной накидки, страстно его поцеловал.
      — О, Крошка, королева Крошка, спасибо богам, что ты здесь. Я навеки твой слуга.
      Она потрепала его по голове и улыбнулась:
      — За это, миленочек, двое моих маленьких придворных проводят тебя вон в тот зал, и очень-очень скоро ты перестанешь страдать от своей девственности.
      Когда мальчик ушел, многие за веревками опустились на колени. Раздались крики "Да здравствует ее величество!", сорвавшиеся с двухсот пятидесяти губ и похожие скорее на молитву, чем на здравицу.
      Мэдисона разрывали чувство отвращения от только что устроенной Крошкой демонстрации и чисто благоговейный страх перед ее властью над этими введенными в заблуждение юнцами. "О Господи, — молился он, — если бы я только мог каким-нибудь образом употребить ее влияние, чтобы использовать его для расправы с Хеллером!"

      Но Крошка так ни разу и не взглянула на Мэдисона. Очевидно, она совершенно забыла о нем.
      Платформу и доску увозили из зала. Крошка снова заговорила:
      — Благодарю вас за ваше терпение, замечательные мои придворные. После столь сухой технической части прошу вас на минутку расслабиться, прежде чем мы пойдем дальше.
      Мэдисон растерянно заморгал. Она определенно преподавала весьма необычной аудитории! Что еще могло здесь быть после ДВУХ (…)куляций? Он решил, что надо прибрать ее к рукам и поучить, как устраивать хорошие презентации. Кульминационной точки лекция достигла, когда слушатели завопили: "Да здравствует ваше величество!" Больше ничего и быть не могло. А впрочем, чего ему так беспокоиться? Ведь его будут судить и, возможно, предадут казни.
      Он должен что-нибудь придумать, чтобы выкрутиться!
      Крошка хлопнула в ладоши, и среди мальчиков, стоящих за веревками, засновали слуги, которые раздавали «косячки» из серебряных ящичков, по одному на четверых, и подносили огонек.
      Вскоре по залу поплыли голубые клубочки дыма марихуаны. Мальчиков, очевидно, уже проинструктировали, как ее курить, ибо они затягивались и задерживали дым в легких, пока «косячок» шел по кругу. Можно было заметить, как на лицах у них появляется выражение блаженной эйфории.
      Крошка подошла к музыкантам. Их руководитель спустился со сцены и стоял перед ней на коленях, пока она с ним разговаривала. Затем он приложился к подолу ее накидки и снова взбежал на сцену.
      Прозвучал долгий аккорд. Зал наполнился звуком. И тут Мэдисон не поверил своим ушам. Рок-н-ролл!
      Силы небесные, каким образом эти музыканты выучились играть такое?! Это было что-то старое из «Битлз»! Хоть и чуть странно, но звучали электрогитары, и яростно бьющийся ритм волнами хлынул вверх, к раскрашенным ангелам. Увидев, как мальчики задергались под пеленой дыма в такт музыке, Мэдисон вспомнил, что у Крошки в багаже имеется внушительная коллекция пластинок, а также кассет и проигрывателей. Кто-то, наверное, подобрал электронную имитацию, и музыканты уже набили руку в извлечении звука. Мэдисону почудилось, что с минуты на минуту в зале появится Харрисон и запоет!
      Но это была лишь интерлюдия. Крошка вернулась к трону, уселась, застегнутая до подбородка на все пуговицы, и принялась отбивать такт жезлом. Один из слуг встал перед ней на колени и протянул ей трубку с золотистым бхонгом. Крошка сделала маленькую затяжку — наверное, просто для поддержания компании — и махнула ему рукой: ступай, мол.
      Доброволец вернулся, сияя от восторга. Он пошептал что-то товарищам, те пожали ему руки, расцеловали его, и на некоторое время он стал центром всеобщего внимания.
      Вернулись двое пажей, поправили в дверях одежду, сделали по затяжке из ближайшей самокрутки и снова направились к трону, чтобы занять свои места возле «королевы». Один из них показал ей кружок, сложенный из двух пальцев: "О'кей". Это, должно быть, Крошка его научила. Она подмигнула ему и кивнула, мальчишка ухмыльнулся и снова застыл подобно статуе, сложив на груди руки.
      Музыка закончилась. На сцену вышел певец в переливающейся всеми цветами рубахе военного покроя. В руке он держал микрофон. Музыка заиграла в ритме рок-н-ролла. Публика задвигалась в такт. Певец скорчил гримасу и задвигал бедрами, точь-в-точь как Элвис Пресли! При виде этого Мэдисон был настолько поражен, что на мгновение ему показалось, будто он находится в каком-то земном ночном клубе несколько десятилетий назад, и какое-то время он не сознавал, что поет не Пресли! Ритм присутствовал, но размер был иной.
      О, солдатская жизнь — это жизнь для меня,
      Тум-а-дидл, тум-дидл, по-по.
      В лагерях и полях не проходит и дня
      Без тум-дидл, тум-дидл, по-по.
      Никакие девчонки не застят мне взгляд
      С тум-а-дидл, тум-дидл, по-по.
      Эти дуры все новое что-то хотят,
      А не тум-дидл, тум-дидл, по-по.
      Ибо только мужчин я желаю того…
      Тум-а-дидл, тум-дидл, по-по.
      Ну а мальчик мне кажется лучше всего!
      О, тум-дидл, тум-дидл, по-по.
      И любому врагу я всегда буду рад,
      Коль, тум-дидл, тум-дидл, по-по,
      Он захватит мой тыл, а вернее, мой зад
      С тум-а-дидл, тум-дидл, по-по.
      И дружок мой по койке тому будет рад
      С тум-а-дидл, тум-дидл, по-по
      В окружении тысяч и тысяч (…),
      Что тум-дидл, тум-дидл, по-по.
      Каждый твердый как камень и к делу готов,
      Чтоб тум-дидл, тум-дидл, по-по,
      И желающий новых и новых "боев",
      И тум-дидл, тум-дидл, по-по!
      Так что (…), и (…), и (…) меня!
      Тум-а-дидл, тум-дидл, по-по.
      А потом дай мне (…) и (…) тебя
      С тум-а-дидл, тум-дидл, по-по.
      О, прекра-а-сная моя а-армия
      С ее тум-дидл, тум-дидл!
      О Боже!
      Но на этом все не кончилось. Крошка помахивала жезлом в такт музыке, смотрела на раскачивающихся мальчиков — и вдруг сделала какой-то знак. Музыка прибавила громкости, сотрясая воздух в зале.
      "Королева" поднялась с трона.
      Верхний свет прожектора стал синим.
      Она подняла руку и рванула воротник накидки. Накидка свалилась на пол!
      Корона еще оставалась у нее на голове. Под накидкой оказался жакетик, такой коротенький, что едва прикрывал плечи и грудь, оставляя обнаженным тело до низа живота. Крошка носила маленький алый поясок, размером не больше трусиков бикини, с золотой пластинкой спереди. Сапоги оказались всего лишь платформами, привязанными к лодыжкам красными тесемками.
      От шеи до пят Крошка была разукрашена фаллическими символами!
      Гул восторга толпы на мгновение заглушил даже музыку.
      Певец снова запел ту же песню.
      Стоя меж двух коленопреклоненных служек в золоченых одеяниях, Крошка, не сходя с места, начала танцевать. Нет, она не двигала конечностями. В движении находились только мышцы ее тела!
      Выборочно и ритмично, балансируя справа налево, плоть ее дергалась и рвалась — остервенело, но целиком подчиняясь ее приказам. Верхний прожектор стал ритмично менять цвета.
      Она сделала шаг вниз, не прекращая мышечного танца. Шаг за шагом Крошка спускалась, дразнящая, соблазнительная. Вместе с мышцами извивались и дергались фаллические символы.
      О, ну и классно же ее выучила эта гонконгская шлюха! Когда она вытягивала руки и ступни ног, точно в ритм музыке, мышцы ее бились и струились.
      Теперь она продвигалась вперед через открытое пространство, ставя ноги таким образом, что ступни как бы перетекали с мыска на пятку. Музыка с песней продолжали биться пульсирующими ударами.
      Она прошла вдоль всех веревок, поигрывая мускулами и резко раскачивая бедрами.
      Мальчики наблюдали за ней, тяжело дыша открытыми ртами, глаза их подернулись поволокой восторга, благоговения и страсти.
      Затем Крошка повернулась к ним спиной, чтоб ее увидели сзади, и замаршировала, печатая шаг, в такт которому ходуном ходили ее ягодицы.
      Песня, прозвучав второй раз, подошла к концу. Крошка принялась вращать над головой жезлом — и вдруг засунула его сзади между ног и выбросила вверх обе руки.
      Грохнули тарелки. Вспыхнули огни.
      Мальчики разразились воплями экстаза и аплодисментами!
      Двое мальчишек подскочили к Крошке и набросили на нее золотистую накидку, которая укрыла ее от пят до головы. Она повернулась и, собрав накидку в переливающиеся складки, послала аудитории поцелуи одними губами.
      "Боже милостивый, — подумал Мэдисон, — в этом своем выступлении она достигла апогея артистичности!" Он и не знал, что Крошка умеет танцевать, играя мышцами, хотя не раз она говорила ему, что училась у гонконгской путаны.
      Крошка, разумеется, прочно владела сердцами этих мальчишек. Об их отношении к ней красноречиво говорили их полные обожания глаза. Если бы только ему удалось заставить ее прислушаться к голосу разума. Ведь такое мощное, безраздельное влияние просто необходимо было направить в полезное русло!
      Наконец Крошка уж точно закончила свое выступление и с минуты на минуту должна была подойти к Мэдисону и сказать: "Голову ему с плеч!" — и тогда уж ему никогда не добиться для Хеллера славы, на которую тот имел право.
      Слеза покатилась у него по щеке при мысли о том, как жестока все-таки жизнь. Удача висела у него почти под носом, а он сидел здесь, умирая от страха и голода.
      И тут он чуть не подскочил от изумления. В этой программе было что-то еще! Но этого просто никак не могло быть! После такой-то кульминации!

      Крошка взмахнула рукой, и многие из слуг выбежали из зала. Они привезли тележки, на которых покачивались горы сладких булочек и сосуды с шипучкой — и то и другое приправленное маслом гашиша. Слуги втолкнули тележки под веревки, и мальчишки жадно навалились на угощение, чтобы дать облегчение стянутым мышцам челюстей и пересохшим гортаням, что являлось, насколько знал Мэдисон, следствием курения марихуаны.
      Была установлена еще одна большая доска, и, когда утих гвалт и все мальчишки, удовлетворенные, еще жевали и глотали, Крошка встала перед новым учебным материалом и подняла жезл, призывая к тишине.
      — Я рада, что танец вам понравился, — сказала она, — но все это служило целям образования, а мы всегда должны заканчивать свое образование. Танцем я показывала вам, как управлять работой мышц. Ибо управление работой мышц — это главное! — Крошка Буфер снова завладела всеобщим жадным вниманием. — Теперь мне понадобится еще один девственник-доброволец.
      Несколько человек хотели было ринуться к ней, но она указала на высокого брюнета лет шестнадцати. Охранники выпустили его за синие веревки. Красавец вышел вперед пружинящей, присущей лорду походкой. Одежда его переливалась всеми цветами радуги.
      Внезапно за спиной Крошки появился герольд, шепнул ей что-то и удалился.
      — Ага! — вскричала Крошка, пока юноша подходил. — Среди нас есть еще один человек знатного происхождения: сын Снора, наследник своего отца, лорда-попечителя Управления внутренних дел! Подойдите, милорд, если вы пришли сюда присягнуть на верность своей королеве.
      Парень подбежал, бухнулся перед Крошкой на колени и, схватив подол ее золотистой накидки, с жаром прижал его к губам.
      — Я признаю, признаю, что я твой вассал, о, королева Крошка, и с радостью исполню твой малейший каприз.
      Мэдисон весь напрягся от возбуждения. Лорд Снор управлял хоумвидением, и этот парень являлся одним из двух человек, имевших к нему доступ. "О Боже, — простонал Мэдисон, — какая удача!" Но Крошка со своим влиянием казалась удаленной от него на целые световые годы.
      О Боже, он должен придумать что-нибудь, чтобы убедить ее сотрудничать и отказаться от идеи предать его казни. Крошка даже не представляла себе ценность этого отпрыска лорда, что стоял сейчас на коленях у ее ног.
      Крошка слегка дотронулась до него жезлом.
      — Я принимаю твою присягу на верность. Встань, мой вассал, и обними свою королеву.
      Мальчик поднялся на ноги, и они коротко обнялись. Зал застонал от зависти. Мальчик отошел и посмотрел на толпу с самоуверенностью, будто говорил: я так и знал, что покажу вам, какой я герой.
      Снова раздалось громыхание, и слуги подкатили платформу, на которой стоял когда-то первый доброволец. Теперь на ней был стол с амортизатором.
      Крошка дала еще один знак, и из-под веревок выскочил Тик-Так и побежал к ней, преследуемый восклицаниями: "Везет же Тик-Таку!".
      Снова заиграл оркестр — не так громко, но это был ритм тяжелого рока с эротической окраской.
      Двое золотистых пажей возвели Тик-Така и сына Снора по ступеням пьедестала, поднимаясь в ритме эротической музыки. Взойдя наверх, они повернулись.
      Музыка пульсировала в ритме тяжелого рока, и в лад с ней заплясали цветные огни, сплетаясь и перемещаясь назад и вперед над головами публики.
      Крошка приладила корону над своим «хвостиком» и, подойдя к новой демонстрационной доске, указала жезлом на изображение. Единственный из блуждающих огней, белый, задержался на ней.
      — Здесь художник написал прекрасную картину, и я знаю, что все вы с этим согласитесь. Внимание! — Она ткнула в нее жезлом. — Эта мышца — сфинктер! Как вы видите, она находится внутри ануса. Это кольцеобразная мышца, обеспечивающая сокращение этого прохода в теле и способная расслабляться и сжиматься.
      Она повернулась к мальчикам и задержала на них взгляд. Ударные ритмы музыки и пульсация света продолжались.
      — Так вот, если бы эта мышца не находилась у вас под контролем, это было бы катастрофой, правильно?
      — Правильно! — хором отвечали присутствующие.
      — Это мышца жизни и смерти! — прокричала Крошка. Все уставились на нее с благоговейным ужасом.
      — Когда люди умирают, — кричала Крошка, — она перестает работать!
      Общий вздох ужаса перекрыл ударные ритмы музыки.
      — Поэтому, — продолжала вопить Крошка, — активный сфинктер — это признак жизни! — Она строго подтянулась и громко спросила: — А у вас он активен?
      Толпа гомосексуалистов и вновь принятых педерастов отозвалась решительным "Да!".
      — Тогда вы живете! — крикнула Крошка.
      Крики ликования прокатились по залу, заглушая удары музыкальных инструментов.
      — Теперь о том, насколько важна технология, — сказала Крошка. — Вы в состоянии управлять работой сфинктера. О, говорите вы, нет-нет, это невозможно. Что ж, юные джентльмены, должна сообщить вам, что это не только возможно, но вы можете заставить его работать снова и снова!
      Крики "Нет!", "Этого не может быть!".
      — Как бы не так! — говорила Крошка. — Вы можете научиться управлять им, и в будущем я представлю вам образец. Это простое дело, не сложнее, чем обнаружение контрольных точек и овладение техникой шевеления ушами. А, вижу, вы не верите. И поэтому, мои учтивые джентльмены, я подготовила демонстрацию!