Она подошла к ступенькам на платформу и взошла на нее в ритме играющей музыки. Свет прожектора проследовал за ней и упал на двух стоявших там мальчиков.
Она положила руку на плечо Тик-Така:
— Этот милый эксперт обучен и приобрел большой опыт. — Тик-Так с обожанием смотрел на нее горящими на раскрашенном лице глазами. Крошка коснулась его, и было очевидно, что такая привилегия воспринималась им как что-то почти немыслимое.
Крошка сделала знак, и двое пажей стали раздевать Тик-Така и сына лорда Снора.
Вспомнив о том, что происходило на «Бликсо», Мэдисон вдруг понял, что сейчас случится.
— Нет! — взвизгнул он. — Нет, Крошка, нет!
Тут же перед ним оказался охранник, и большой электрический топор, повисший перед самым лицом Мэдисона, заслонил от него происходящее.
— Молчи! — прорычал охранник.
Мэдисон молитвенно воздел глаза к потолку. До него доходил голос Крошки:
— Нагнись, дорогой Тик-Так. Ну-ка, пажи, заставьте новичка стоять позади него прямо и не давайте ему двигаться. Ни одним мускулом!
Оркестр истово играл свою музыку.
Мальчишки, стоявшие за веревками под перекрещивающимися цветными лучами, жадно смотрели. И вдруг издали дружный стон, выражающий напряженность интереса.
— Тик-Так, — прозвучал голос Крошки, — начинай! Мэдисону ничего не было видно, и заглянуть за топор он не мог, но в топорище имелась дырочка, и, чуть сдвинувшись, он увидел лицо сына лорда Снора. Оно расцвело от восторга.
— Не давайте ему шевелиться! — звучал голос Крошки. Руководитель оркестра подал знак, и музыка зазвучала громче.
Мальчишки за веревками стояли, разинув рты, в полном изумлении.
Оркестр прибавил еще звука, и от сильной пульсации запрыгали занавеси.
Мэдисон пытался рассмотреть хоть что-нибудь сквозь дырочку в топорище.
Мальчик из числа зрителей придушенным от страсти голосом сказал: "Просто не верится! Вот это да!" — "Ведь пажи держат его так, что он не может шелохнуться!" — откликнулся другой, выпучив глаза.
На опущенном вниз лице Тик-Така блуждала улыбка знающего человека.
Зрители смотрели во все глаза и тяжело дышали.
Мэдисон, приникший к дырочке в топорище, вздрогнул от крика экстаза, который вдруг издал сын лорда Снора.
По залу волной прокатился стон. В нем была напряженность сексуальной жажды, желания, пульсирующего так же мощно, как удары музыки.
Крошка соскочила с платформы и взбежала по ступенькам к трону. Луч прожектора последовал за ней. Она встала, высоко подняв руки. Музыка заиграла еще громче, мощнее. Крошка стала покачиваться в ее ритме, с поднятым жезлом, в сияющей золотой короне.
Золотистая мантия упала с нее, и она стояла, раскачиваясь, и фаллические символы корчились на ее теле.
— Вассалы и придворные! — воскликнула она. — Слушайте мой королевский приказ! За дело!
Все издали вопль благодарности и набросились за веревками друг на друга, как волки во время спаривания. Музыка, марихуана, сцена на платформе, пульсирующие цветные лучи — все это заставило их обезуметь от похоти, сдерживать которую уже было невозможно. В воздух полетели курточки и прочие одеяния.
Пол за веревочными ограждениями стал опускаться, а с ним исчезло все: и звуки остервенелой музыки, и блуждающие лучи, и кучи сладких булочек, и шипучка, и крики мальчишек. На место исчезнувшего пола выдвинулся второй, и толпы не стало.
Глава 10
Мэдисон знал, что время его пришло. Слуги увозили платформу. Тик-Так и потомок лорда присоединились к оргии и стали за веревками обниматься и целоваться. Убрали большую доску, а за ней и трон.
Сцена, где играли музыканты, снова вдвинулась в стену, а то, что они играли, как-то незаметно перешло в запись, которая все еще, очень слабо, ударными ритмами давала о себе знать с нижнего этажа.
В зале установилось нормальное освещение. Вентиляторы отсосали дым марихуаны. Вместо него воздух постепенно наполнил свежий запах, схожий с ароматом фиалок.
Мэдисон испуганно сжался в кресле под недремлющим оком Молотилы. По лезвию электротопора сновали крошечные искры. Мэдисон вжался в кресло, чтобы избежать прикосновения к нему цепей.
Похоже, обслуживающий персонал дворца устраивал свое собрание. Женщины и мужчины, одетые так, как, наверное, могли бы одеваться повара, горничные и техники, заполняли зал. К образующейся толпе присоединились даже музыканты — те, что играли на сцене.
В зал набилось, наверное, свыше сотни людей, включая распорядителей, герольдов и охранников. Пришли даже старые садовники: в руках у одного из них был пышный букет цветов.
Неужели все они собрались, чтобы посмотреть, как его будут судить? — подумал Мэдисон. И от этого почувствовал себя крайне неловко. Может, им очень нравится вид льющейся крови?
Крошка разговаривала с каким-то парнем, похожим на художника, и они дружно хохотали. Кто-то унес золотистую накидку, заменив ее простым красным плащом, в который Крошка теперь и была облачена.
Она зашагала к лестнице, ведущей наверх. Мэдисон вдруг почувствовал новый прилив надежды. Кажется, она совсем забыла о нем: по крайней мере, если бы ему повезло, он мог бы прожить еще один день. Мэдисон попытался до предела уменьшиться в размере, чтобы не привлечь ее внимания.
Персонал выстроился в два ряда, и Мэдисон понял, что они здесь не затем, чтобы стать свидетелями его кончины. Они, должно быть, собрались на какой-то неформальный вечерний ритуал. Прежнее действо, возможно, устраивалось для знати, а это было их маленьким собраньицем — чтобы пожелать своей «королеве» доброй ночи перед сном, и не более того.
Осанистый старик, похожий на офицера, со множеством золотистых лягушек на мундире — возможно, мажордом — подошел к ней, и Крошка медленно прошла меж двумя рядами слуг. Старик опустился на колени, и тут же его примеру последовали остальные. Крошка остановилась. Он схватил подол ее плаща и прижал его к губам. Затем сказал:
— Ваше величество, ваши слуги хотят поблагодарить вас за то, что вы позволили им с удовольствием заниматься своей работой.
Крошка обвела всех взглядом, сияющая и довольная.
— О, дорогие мои верные друзья, — обратилась она к ним. — Какое удовольствие находиться среди вас. Спасибо. — И она стала называть разные участки работы персонала, благодаря каждого по отдельности. Затем крикнула: — Я всех вас люблю!
Сколько обожания было во взорах услышавших эти слова! Мажордом хотел было что-то сказать, но тут возникла ссора. Шестеро женщин, судя по форменной одежде, горничные, зашипели и зарычали друг на друга.
Строгая старуха в красивой форме тут же набросилась на них, резко выговаривая им за то, что они устраивают беспорядок. К ним подошел мажордом.
Выяснилось, что горничные никак не могли порешить, каким двум из шестерых дежурить ночью и укладывать Крошку в постель. Ссора была довольно ожесточенной. Мажордом авторитетно указал на двух, чей черед был нынче. Как же они обрадовались! Обе женщины мгновенно как бы стали выше ростом, и на их лицах было столько гордости. Они показали языки оставшимся товаркам и поспешили наверх готовить Крошке ванну. Посрамленные четверо, которые хотели посягнуть на чужую привилегию, глянули на Крошку и от страха бухнулись на колени. Та улыбнулась, и они облегченно вздохнули, заулыбавшись ей в ответ. Это позабавило Крошку, и она, послав им воздушный поцелуй, расхохоталась. Вместе с ней засмеялся весь персонал. Затем раздались крики: "Да здравствует ваше величество!"
Крошка уже открыла рот, чтобы пожелать всем доброй ночи, но начальник охраны в серебристой форме привлек ее внимание и указал рукой туда, где у стены сидел сжавшийся от страха Мэдисон.
"Провались он, этот начальник охраны!" — придушенно прошептал Мэдисон. Крошка, которая, похоже, уже и позабыла о нем, теперь нахмурилась и посмотрела в его сторону, как на какую-то гадкую козявку. Слуги тоже устремили на пленника озлобленные взгляды: очевидно, слух о его преступлении, состоявшем в том, что он посмел вызвать недовольство их драгоценной королевы Крошки, распространился по всему дворцу.
Крошка и главный стражник зашептались между собой, после чего «королева» в сопровождении двух караульных последовала за начальником охраны к тому месту, где сидел Мэдисон.
— Они напомнили мне, — сказала Крошка по-английски, — что утром у меня несколько примерок платьев, а днем — садовые работы. Они не могли найти в моем графике места для суда над тобой, поэтому устроим его сейчас. Ты признаешь себя виновным или нет?
— В чем? — жалобно проныл Мэдисон.
— В пределах дворца, — объяснила Крошка, — дворянин, если только он не имеет дело с лицом более высокого ранга, властен распорядиться жизнью человека, посягнувшего на его собственность или личность.
— Я на тебя не посягал! — вскричал Мэдисон по-английски. — Я пытался заручиться твоей поддержкой! Я тебе нужен!
Крошка повернулась к начальнику караула и сказала по-волтариански:
— Обвиняемый признает себя виновным. Занесите этот факт в дворцовые анналы.
— Крошка! — вскричал Мэдисон. — Ты должна выслушать…
— Нечего мне тебя слушать, — снова по-английски оборвала его Крошка. — Ты здорово провинился и знаешь об этом сам. Ты даже пальцем не пошевелил, чтобы помешать этому (…) Грису. Ты угодил в этот переплет, потому что не поиграл со мной в мячик. — Она снова перешла на волтарианский: — Я объявляю арестованного виновным, и приговор должен быть приведен в исполнение обязательно.
Начальник караула кивнул.
— Ты не сказала, к какому наказанию я приговорен, — напомнил Мэдисон.
— Видишь ли, Мэди, — вновь по-английски заговорила Крошка, — эти лекции ужасно меня распалили; порой они доводят меня до грани (…), и я испытываю боль. Мне всегда хотелось разрушить твою сосредоточенность на матери, поэтому приговор таков: ты поднимешься ко мне в спальню и будешь (…) меня до тех пор, пока я не размякну и не получу полного удовлетворения.
— О нет! — взвизгнул Мэдисон и вжался в спинку кресла так, что цепи зазвенели. И тут поблескивание синих лучей навело его на вдохновенную мысль. — Послушай, — сказал он, — тут под полом двести пятьдесят мальчиков! Мне еще слышна музыка! Любому из них было бы…
— Мэди, — резко оборвала его Крошка по-английски, — ты промахнулся. Только я начну (…) с одним из этих пажей, другие так заревнуют, что прирежут его! Кроме того, я хочу сделать из них первоклассных «голубых», а это подействовало бы на них пагубно.
— Но у тебя и среди прислуги есть мужчины! — вскричал Мэдисон.
— Это простолюдины; их бы казнили, если бы обнаружили в постели с королевской особой, — пояснила Крошка по-английски. — Я слишком их люблю, чтобы подвергать опасности. Королева Хора обычно пользовалась услугами гвардейских офицеров дворянского происхождения: их при ней был целый полк. Но сейчас их здесь нет. Так что помалкивай в тряпочку, Мэди. Не отвертишься, мой ковбой.
Мэдисон, потрясенный до глубины души, запротестовал:
— Нет! Мой ответ — нет!
Крошка улыбнулась, и ее улыбка заставила его вздрогнуть. Он-то знал, что на этом дело не кончится.
— Ладно, — сказала она, взглянув на свои часы с Микки-Маусом, — посиди-ка здесь и обдумай все как следует. У начальника караула есть приказ: если ты сегодня не придешь ко мне в спальню, то ровно в шесть утра тебя отправят в подземную темницу и казнят электротопором. Так что если передумаешь — у твоего охранника имеется приказ доставить тебя ко мне в комнату и неважно, в какое время.
Крошка насмешливо помахала пленнику рукой и отошла.
Слуги настояли на том, чтобы «королева» села на маленькое серебряное сиденье с ручками, поскольку она, наверное, после долгого вечера слишком устала, чтобы подниматься по лестнице, и унесли ее по золоченым ступеням. Крошка исчезла из виду.
Глава 11
Долго, очень долго сидел Мэдисон, пребывая в глубочайшем унынии. Холодным казался ему металлический стул, еще холоднее — цепи, а электротопор охранника с бегающими искорками — и того хуже.
В зале стало темно. Рок-мелодии, еле-еле доносящиеся снизу, походили больше на урчание голодного зверя, чем на музыку.
Раскрашенные ангелы на стенах, которых Мэдисон смутно видел в полутьме, казалось, смотрели на него. Он почти не сомневался, что скоро присоединится к сонму настоящих ангелов и проведет остаток вечности, сидя на облаке с ненужной арфой в руках. Мэдисон знал, что никогда не сможет научиться на ней играть.
В конце концов ему удалось выйти из состояния шока и собраться с мыслями, чтобы обдумать эту ужасную дилемму: если он поднимется к Крошке, то умрет, если не поднимется — умрет все равно.
Он получил очень хорошее воспитание: ему нужно было любой ценой, даже ценой жизни, сохранять верность матери. С младенчества ему внушали, что мальчики, не спящие со своими мамами, — неестественны, и несомненные доказательства этого он получал даже в школе, где слово психиатра Фрейда считалось в пять раз священней, чем слово Бога. Если у тебя не было прочного эдипова комплекса, выражавшегося во влечении к собственной матери, ты не мог надеяться стать гением в своей профессии. Отказаться от него значило отказаться от собственных способностей. Согласно всему фрейдовскому учению, без этой яркой искры ты бы стал тупой посредственностью, опустился бы до состояния простого наемника или поденщика. С гением, который не является невротиком, согласно утверждениям психологов, такого быть не может. А без этой гениальности — в которой Мэдисон никогда не сомневался — он бы умер как профессионал. Как все специалисты по связям с общественностью, он прежде всего должен был безоглядно поверить в себя, и только тогда в него могли бы поверить и другие.
Но его мамочка подкрепила в нем эту веру, постоянно напоминая ему о том, как она терпима и снисходительна. После смерти его отца она не стала навязывать сыну отчима, которого он бы только ненавидел, — а как мало на свете матерей, готовых проявить о ребенке столько заботы. Его мамочка была очень милой и все еще довольно красивой в свои сорок девять лет. Когда Мэдисон думал о жертвах, принесенных ею ради него, о том, что из-за него она отказалась от других мужчин, самое меньшее, чем он мог за это заплатить, — это поступить таким же образом и отказаться от других женщин. Но дело зашло дальше: полностью игнорируя наставления своего детского психиатра-фрейдиста, подкреплявшиеся слабыми электрошоками, он преданно любил ее. Она неоднократно предупреждала его о том, как опасны другие женщины, что делал и его нынешний психиатр, и, сталкиваясь в жизни с такими бессердечными созданиями, как Крошка, он с ними согласился целиком и полностью. Сексуальное общение с Крошкой не только разрушило бы его духовно, но и разбило бы сердце его мамочки. Она, вероятно, покончила бы с собой, что часто приходилось предотвращать в прошлом, и Мэдисон знал, что, если такое случится, он живо сделает то же самое.
Нет, подняться по этой лестнице и улечься с Крошкой в постель означало бы конец всему, и он это знал. Невозможно! Это исключено. Лучше умереть на рассвете. Гораздо лучше.
Мысли его вернулись к Хеллеру. Победа казалась уже такой близкой, когда все необъяснимым образом вдруг разрушилось. Заголовки газет в материалах о Хеллере звучали так великолепно! Мэдисон с любовью вспомнил газетные материалы о Кукурузелле Трахнер, Пупси Лупцевич и Долорес Пубиано де Копула. Абсолютные шедевры, которые могли бы надолго и неизгладимо запечатлеть имя Уистера в сознании общества. В ходе тех судебных разбирательств Уистер приобрел бы известность как величайший в истории любовник, стоящий вне закона. А какие планы строил Мэдисон, чтобы придать этой незаконности блеск и красоту! Уистер, грабящий банк Федерального резерва, — это самое малое из того, что входило в его проекты как рекламного аса. У него бы все устремлялось все к большим и большим высотам. Он мог бы науськать на Хеллера и заставить идти по его следу любой исполнительный орган в мире — от нацистского Интерпола до самого занюханного городского полицейского управления. Они бы попотели, ловя его. И все окончилось бы самой громкой публичной казнью, о которой когда-либо слыхал человек. Уистер стал бы абсолютно БЕССМЕРТНЫМ!
Затем Мэдисон оживился: ведь то же самое можно, если появится шанс, проделать и здесь. И неважно, что настоящее имя этого человека — Хеллер. У Мэдисона хватило бы энергии, чтобы взять и махнуть рукой на старое и начать все заново. Здесь имелась внутренняя полиция. Здесь имелся армейский дивизион. А если поначалу флотские отнеслись бы к этому с прохладцей, он мог бы их раскочегарить. Коль взяться за дело с умом, то весь Аппарат его поддержит.
Сидя в полутемном пустом зале, Мэдисон предался мечтам. Статьи о Хеллере, грабящем поместья волтарианских лордов и отдающем вырученное беднякам; о Хеллере, совершающем налеты на космические корабли — шрифт на 18 пунктов; о Хеллере, похищающем дочь графа или герцога, и рассказ за рассказом о том, как она жалобно умоляет не насиловать ее — публике это еще как понравится! Заметки о Хеллере, который чистит все банки на всех планетах Конфедерации — каждая с новым поворотом событий, с новой кровью, с новым сногсшибательным количеством награбленного, которое раздается беднякам… о, каким бы он стал героем! Хеллер — самый разыскиваемый беззаконник за 125 000 лет истории Конфедерации! Блеск!
Тут возникла другая идея: можно называть его «Хеллер-Уистер», можно прочесать все предыдущие материалы о нем и распространить их по всей Конфедерации. Нет, прежний труд его не пропал — только приумножился!
Теперь-то у него есть перспектива. И можно спокойно предаться мечте, величайшей из всех, что возникали в его голове. Вот он подходит к Гробсу, этак небрежно, и говорит: "Ну, мистер Гробе, закончил-таки я работенку для вас, закончил. Хеллер-Уистер бессмертен". Гробе берет его за руку (в глазах блестят слезы благодарности) и говорит ему голосом, срывающимся от избытка чувств: "Мэдисон, ты вернул себе мою благосклонность. Прошу тебя, пожалуйста, прими пост президента компаний Г. П. Л. Г. и постарайся простить меня за то, что я в тебе сомневался. Я больше никогда не буду гоняться за тобой на танках!"
Сияние мечты померкло. По залу пронесся холодный ветер. Реальность ситуации заключалась в том, что теперь, даже если бы Гробе увидел его, даже если бы Мэдисону удалось вернуться на Землю, домой, его бы поставили к стенке. В случае неуспеха в деле Хеллера-Уистера ему грозила смерть. Смерть без той крошечной милости, когда тебе завязывают глаза или предлагают сигарету: хорошо еще, что он не курит.
Рок-музыка снизу на мгновение зазвучала громче и настолько в ритме, схожем с земным, что ход мыслей Мэдисона прервался. У него появилось нечто вроде навязчивого ощущения, будто Гробе — какое-то сверхъестественное существо: а вдруг он его разыщет и здесь?!
Когда Мэдисон подумал о возможных связях между Роксентером и Ломбаром, его охватила дрожь. Ох, не миновать ему смерти, если только он как-нибудь не ухитрится снова приняться за работу по Хеллеру-Уистеру!
Охранник пошевелился, и от топора его так и дохнуло озоном. Это вернуло Мэдисона к мысли о Крошке.
До сих пор Мэдисон считал, что если он пойдет наверх и ляжет с ней в постель, то она ему поможет. Он сознавал, что никаких гарантий Крошка ему не давала. Она лишь обещала, что на рассвете его не казнят.
Проблема заключалась в следующем: если он пойдет, то погибнет из-за своей мамочки, а если нет — то из-за Гробса. Так что, если он поднимется наверх, это ему нисколько не поможет.
Очевидно, тут требовалось иное решение!
Обычно с идеями у Мэдисона было все в порядке, и он всегда гордился тем, что вследствие наличия эдипова комплекса он в этом смысле был гением. Но сегодня его мозг оказался банкротом.
Мэдисон глянул на свои наручные часы «Омега». Он сидит здесь уже целых два часа! Так долго сидеть и не придумать ничего конструктивного! Дж. Уолтер взял себя в руки. В конце концов, он же спец по общественным связям, истинный профессионал.
Он приведет в порядок свои мысли. Он переберет все, что ему говорила Крошка, с того момента, когда он обнаружил ее у бассейна. Это не займет много времени. Он попытается снова.
Внезапно Мэдисон замер в кресле.
Его осенило!
Если это не сработает, он и без всего прочего станет не более чем мертвецом.
Если же сработает, он сможет закончить дело по Хеллеру-Уистеру!
Мэдисон поднял глаза на охранника. Спокойно, лишив свой голос всех признаков радостного возбуждения, чтобы страж решил, будто он поступает так, потому что сдал позиции, Дж. Уолтер сказал:
— Отведи меня наверх к своей госпоже.
О Господи, это должно сработать!
Часть СЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
Глава 1
Охранник резко подал какую-то команду в микрофон, замаскированный под серебристую кнопку. И тут же в зал примчался сержант. Он посмотрел на охранника Мэдисона, который указал большим пальцем на лестницу, и кивнул.
Они сбили с Мэдисона звенящие и лязгающие цепи, и тот встал, потирая запястья и шею.
Стражи затолкали его в душевую, заставили раздеться и помыться. Затем осмотрели его. Его интимные места.
— Кажется, у него нет ни вшей, ни бактерий, — сказал первый, критически оглядывая Мэдисона, — но с «инструментом» у него неважно. Не понимаю, как он может доставить ей приятное.
— Эй, ты, слушай, — обратился сержант к Мэдисону, вдруг выхватив нож из задней части своей серебристой куртки, — если дашь маху и не (…) ее как следует, я лично вот этим отрежу тебе (…). Тебе понятно?
Мэдисон сделал глотательное движение, прикрыл (…) рукой и попятился.
Они набросили ему на плечи шелковый халат с еще видными на нем королевской короной и словами: "Собственность королевы Хоры. Не использовать для похорон. Вернуть во дворец в целости и сохранности".
— Ну, каков же правильный порядок действий? — спросил охранник сержанта. — Никак не могу вспомнить, что говорил мой дед по этому поводу. Как его доставить: в цепях или в золотых веревках?
— Ни в том и ни в другом, — ответил сержант. — В ошейнике и на золотой цепи. Вон на той полке лежит то, что надо. — Он достал все и осмотрел. — Ну и ну. Внутри ошейника шипы. Это, наверное, смастерила моя бабушка. А вот посмотри: электропроводка. А смотри здесь: кнопка для включения. О, не может быть! В источнике питания не осталось энергии. Ни одной искры.
— Это ничего, — сказал охранник, разглядев в звене цепи углубление для батарейки. — Тот же тип, что и у нас в носках сапог. Подожди, сейчас я достану одну из левого сапога. — Сделав это, он проверил работу ошейника: при нажатии кнопки на кончике цепи тот искрил.
Они надели его на Мэдисона.
— Теперь, — сказал сержант, — если я правильно понял, порядок такой: ты введешь его в спальню, поклонишься и, когда королева протянет руку, вложишь в нее рукоятку цепи. Еще ты, кажется, должен сказать: "Ваше величество, вот тот, кто должен исполнить ваше желание. Если он не удовлетворит вас — я за дверью с электрическим хлыстом".
— У нас нет электрохлыста, — сообщил охранник.
— Ну и что, правила этикета менять нельзя. Повторишь все слово в слово. А если этот (…) не сделает все, как велено, ты его — "жалом".
Охранник пошарил за голенищем серебристого сапога, проверяя, на месте ли «жало», и кивнул.
— Да поосторожней с оружием! — предупредил сержант. — И опомниться не успеешь, как слуги прикончат тебя, если случится что-нибудь такое, что вызовет раздражение ее величества. — Он вытащил из сапога охранника «жало» — гибкий прут длиной около четырнадцати дюймов — и крепко стиснул рукоятку. Кончик «жала» вспыхнул. Сержант примерился и хлестнул им Мэдисона по бедру ближе к колену.
Ай! Прикосновение было похоже на укус крупного насекомого. Мэдисон задрал полу халата и уставился на ногу.
— Э, это еще малый заряд, — сказал сержант. — А ты думал, что я тебя всего разукрашу перед тем, как вести к ее величеству, а? Парень идиот, — констатировал он, обращаясь к охраннику. — Когда приведешь его и встанешь на часах в коридоре, почаще подслушивай у двери. Если вместо воплей и стонов удовольствия услышишь препирательства, сразу войди в спальню и вздуй его хорошенько, чтоб он сделал свое дело как следует! Понял?
Охранник кивнул:
— Конечно, здорово, когда снова все идет нормально.
— Что правда то правда, — согласился сержант. — Да следи, чтобы ее величество не намозолила себе пальчик, давя на кнопку ошейника. Наша радость имеет право на все забавы, которые можно получить с этим парнем.
— А что мне делать потом, когда у них все закончится? — спросил охранник.
— К тому времени, поди, я уж тебя сменю. Но если это случится на твоем дежурстве и ее величество не даст тебе никаких иных указаний, ты еще немного подождешь и, когда убедишься, что все тихо, войдешь. Знаком подзовешь служанку — ну, ту, что будет дежурить в изножье ее кровати, — и на цыпочках приблизишься к ложу. Да будь осторожен, воспользуйся ультрафиолетовой лампой и окуляром, чтобы не разбудить ее величество. Очень внимательно разгляди ее лицо. Если она хмурится или спит беспокойно, отведешь малого в зал для казней. А если будет спать с улыбочкой, то очень тихо, чтобы не разбудить ее, выведешь его из спальни и отошлешь назад, в полк.
— Нет у меня никакого полка, — вмешался Мэдисон. Его слова, похоже, озадачили служак.
— Это правда, — сказал сержант. — Вон там висит его одежда — такой формы я раньше не видел. Постой-ка. Может, все это липа? Ты уверен, что ты дворянин?
Мысли Мэдисона пустились скакать галопом. Несмотря на все эти ужасные приготовления, которых ему, как он ни надеялся, было не избежать, ему придется подняться по ступеням и ознакомить Крошку со своей вдохновенной идеей. Он гордо выпрямился и заявил:
— Я один из рыцарей Колумба!
— А это благородное звание? — спросил сержант. — Видишь ли, если к ней прикоснется простолюдин, то, согласно правилам этикета, он должен тут же умереть. Так что ты с нами не шути.
— Рыцарь, — принялся объяснять Мэдисон, — на ее родном языке означает "воин благородного происхождения". Это тот, кто возведен в дворянство своим повелителем. Я прибыл сюда как странствующий рыцарь.
— Что ж, может, оно и так. — Сержант взглянул на охранника: — Вот что я тебе скажу. Когда вытащишь его из ее постели, посади его в темницу, что получше, и держи там, а поутру я все это дело выясню. Если окажется, что он на самом деле не дворянин, то мы все-таки будем иметь удовольствие казнить его. Уж больно мне не понравилось, как он орал на нее вчера. Благородным он мне тогда не показался! А если он снова заорет на нее, быстренько убери его оттуда! Мы не хотим, чтобы наша дорогая королева расстроилась и покинула нас.
Охранник дернул за цепь, и Мэдисон инстинктивно рванулся назад.
Охранник нажал на кнопку, что находилась на рукоятке.
Мэдисону показалось, что шею его распилили. Нет, это не было электрошоком, ему померещилось, будто голова оторвалась от тела. Кошмарно!
— Пошли! — скомандовал охранник. — Ее величество ждет.
Голыми пятками Мэдисон ощутил холодную шершавую поверхность каменного пола.
— Вы мне не дали никаких тапочек! Позвольте мне хотя бы надеть свои ботинки! — взмолился он.
— Босиком — это же просто великолепно, — сказал охранник. И еще раз нажал на кнопку.
Мэдисон схватился за голову, чтобы не отвалилась, и последовал за своим мучителем.
Все теперь зависело от нескольких следующих минут. Либо он станет трупом, либо героем!
Его задумка должна удаться!
Глава 2
Мэдисона повели не по золотистой лестнице, а по винтовой, что у стены. Там было очень темно и пахло сыростью. Мэдисон предположил, что ею давно не пользовались. Вдруг путь им преградили ворота с острыми выступами: между кинжалоподобными остриями, готовыми пронзить любого нежеланного гостя, вспыхивали искорки. Теперь понятно, почему Щелк возражал против ограбления дворцов. Да это же настоящие крепости!
Охранник сделал что-то сбоку, и ворота раздвинулись, скрипя от долгого бездействия.
Пришедшие оказались в темном боксе с еще одной дверью. Охранник взял запылившийся микрофон и что-то сказал в него — очевидно, пароль для какого-то отдаленного поста дворцовой охраны. Затем поставил пленника перед тем, что, вероятно, являлось видеокамерой с обратной связью.
— Продемонстрируй, что ты не находишься под принуждением, Джинто, — раздался загробный голос.
Охранник взялся за цепь. Мэдисон вновь ощутил, будто шею его перерубили, и от рывка чуть не упал.
Очевидно, на посту охраны остались довольны. Медленно приходя в себя, Мэдисон слышал, как скользят и щелкают дистанционно управляемые задвижки.
Створки двери тихо раздвинулись, и Мэдисон, подталкиваемый в спину, пошел вперед.
Слуха его коснулись нежные звуки музыки. В ноздри ударил аромат женского будуара, и Мэдисон со страхом открыл глаза.
Он стоял в мягко освещенной комнате внушительных размеров. По стенам рябью бежали цветные огоньки — пастельные краски успокаивали, почти гипнотизировали. Подняв голову, Мэдисон увидел то, что поначалу принял за небо, но потом заметил, что звезды медленно танцуют, складываясь в узор вокруг Луны, которая, при всей ее схожести с настоящей, в природе никогда не могла бы пульсировать и покрываться той же рябью, что и стены. Потолок являлся некоей иллюзией, которая по команде изменяла час дня или ночи.
Потом Мэдисон опустил глаза и испугался. Казалось, пол был покрыт не ковром, а густым туманом, в котором ноги увязли по щиколотку. Однако, убедившись, что стоит на чем-то твердом, Мэдисон успокоился.
Изысканная мебель — бюро, столы и стулья — как будто не имела ножек и не стояла, а парила в воздухе.
Ощущение потерянности, охватившее его при первом взгляде на это помещение, — такого он никогда еще не испытывал и не представлял себе на Земле — постепенно покидало Мэдисона. Им снова овладела решимость добиться успеха. "Где же Крошка?" — подумал он.
И тут Мэдисон опять почувствовал, что все вокруг какое-то неустойчивое. Ни он, ни охранник не шагали, а, казалось, стояли на месте. И в то же время двигались! Очень медленно и мягко, ни разу не дрогнув, поверхность пола перемещалась к стене. То, что Мэдисон принял за огромное бюро, оказалось постелью!
