Бракосочетание состоялось в тюрьме где-то ближе к вечеру.
      Лорд Терн не допустил за ворота съемочные группы, и им пришлось довольствоваться тем, что они могли снять из-за ворот.
      Солнце, превратив угрюмый старый замок в темный силуэт, озаряло несчетные тысячи людей, запрудивших склоны холма. В толпе ходили священники, призывающие присутствующих молиться; люди сидели на земле или стояли на коленях, старые и молодые, а над ними витал: непрестанный гул голосов.
      Когда священник, проводивший обряд, друг жениха и подруга невесты появились у ворот, святой отец сотворил знак, означавший, что брак заключен. Вниз по холму, вырвавшийся одновременно из всех глоток, пронесся, подобно ветру, единодушный вздох надежды.
      Все взгляды устремились теперь на самую высокую из башен, ибо собравшиеся знали, что приносимая в жертву невеста и ненавистный Грис сейчас пребывают там наедине друг с другом. Никто из толпы не ушел: людям было известно, что в полночь жена покинет тюрьму. Они молились за нее, тревожно задаваясь вопросом, подействует ли это лечение, увидят ли они ее снова живой.
      Солнце зашло. Луна выплыла на небосклон: она заливала древнюю крепость каким-то зловещим фантастическим светом, отчего смотревшие вверх лица казались в окутавшей холм зеленоватой дымке нереальными.
      Толпа не могла не отметить того факта, что снаружи у ворот стоял аэромобиль "скорой помощи" с медицинской бригадой наготове. Как заявил диктор хоумвидения, когда машина попала в объектив камер, она стоит здесь для того, чтобы у людей не пропадала надежда на возможность оказания невесте, как бы ее ни истязали, медицинской помощи и сохранения ее жизни.
      Но происходившее в тюрьме было не похоже на то, что происходило за ее пределами.
      Во время церемонии Грис был нем как камень. Пратия Тейл с искрящимися глазами, наоборот, трещала, как разболтанное зубчатое колесо. И когда друг и подружка со священником удалились из камеры, ее даже не смутило то обстоятельство, что у смотрового окошка остался караульный, вооруженный бластганом, всегда готовый вмешаться.
      У Пратии с собой оказалась корзина со свадебными яствами, прошедшая дотошный осмотр и проверку на безопасность продуктов. Похожая на золотистую певчую птичку, новобрачная скакала по камере, раскладывая продукты на поблескивающей ткани. Еще до того как они уселись на постель, она засовывала кусочки Грису в рот — и много раз промахивалась. Пища не попадала в рот, потому что Грис одеревенел и не мог раздвигать губы.
      — Подожди-подожди, — тараторила Пратия, — мы сейчас так потешимся. Тебе больше не придется работать, ведь тебя уволят из Аппарата. И все, что от тебя потребуется, — это просто лежать в постели, а я буду бросать тебе корм — вот так. Твои самые тяжелые обязанности будут состоять в двух простых вещах: спать и (…). Ну разве не замечательно? Скушай еще ягодку.
      Грис совсем потерял чувство реальности. Он много месяцев мирно жил в своей башне, имея в качестве сокамерников диктописец и материалы к нему. Изредка из соседней камеры ему стучали в стенку; порой на подоконник садилась птичка — почирикает и улетит. А теперь вся эта суматоха, шум снаружи, вроде бы какой-то нарастающий стон, который трудно было объяснить, ибо ему все еще нельзя было подходить к окну.
      Секс для него теперь во многом утратил привлекательность. Прахд изменил его анатомию, и от женщин он с тех пор не видел ничего, кроме крупных неприятностей. Да и брак этот не позволил ему выиграть время. Грис не верил, что над ним состоится суд.
      Он исповедался в грехах и теперь в лучшем случае мог рассчитывать на самую безболезненную казнь, к которой мог приговорить его лорд Терн. Во время церемонии чем больше он смотрел на Мэдисона, тем меньше верил в то, что говорит этот агент по ССО. У Гриса характеристика Дж. Балаболтера Свихнулсона не вызывала никаких сомнений. Взлетев на какой-то момент на крыльях надежды, Грис снова рухнул на камни реальности.
      — Выпей розовой шипучки. Она самая лучшая из всех и чрезвычайно питательная, — предложила Пратия. — От нее твоя сила возрастет. — И она звонко рассмеялась. — А сила тебе ой как понадобится. — Она погрозила ему пальчиком. — Ну не будь же таким букой! Просто перестань беспокоиться, и все. Тебя же будут защищать трое лучших на всем Волтаре адвокатов. Верь мне!
      — Кажется, все вы просто не понимаете, — сказал Грис. — Я ведь пленник Хеллера. Его величество по какой-то причине не издал постановления о моей казни. Но он это сделает, сделает. Даже если бы вы имели возможность помочь мне, в своей исповеди я сознался во всех своих преступлениях. Я не верю тебе и не верю — да избавят меня от него боги — Мэдисону.
      — Брось, не будь таким мрачным. Глянь в окошко! Уже стемнело! Ну, ты как следует подкрепился? Чувствуешь себя в силе? Чувствуешь. Прекрасно. Теперь повернись спиной, я приготовлю постельку, а потом — уи-и-и!
      Грис сел лицом к голой стене, слыша, как Пратия суетится в каменном алькове. Вдова принесла с собой комплект постельных принадлежностей, и он совсем не догадывался, к чему она все это затеяла.
      Наконец Пратия легонько похлопала его по плечу. Он одеревенело повернулся. Она стояла в прозрачном платье, которое только подчеркивало ее наготу.
      Альков был задрапирован белой газовой тканью, на нем лежало одеяло из мерцающей ткани.
      Вдова Тейл принялась расстегивать одежду Гриса, а он стоял как изваяние и покорно позволял себя раздевать. Лишь когда он вылезал из ботинок и штанов, ему поневоле пришлось подвигаться.
      — У-у-у-ух! — выдохнула Пратия, отступая назад и таращась. — Только посмотрите, что мы тут имеем! У-у-ух! Эй, Солтен, да что же такое с тобой случилось? Вот это усовершенствование! О, Солтен, это, наверное, божественно! Никогда не представляла себе, что он может быть таким!..
      Грис покорно смотрел на нее и молчал, Пратия же выпучила глаза и продолжала:
      — Ничего удивительного, что ты никогда не отвечал на мои почтовые открытки. Небось, женщины ходили за тобой толпами!
      Грис выглядел так, будто его высекли. Вдова Тейл нахмурилась:
      — Но я смотрю, ты не отвечаешь. — Тут ей в голову пришла идея, и она улыбнулась. — О, я знаю, что тебя возбудит. Фото нашего сына. Посмотришь на него — и тебе захочется заиметь второго, точно такого же! — Пратия порылась в сумочке. — Мне его делали только вчера. Ага, вот оно. Правда красавчик?
      Грис взглянул на фото двух-трехмесячного ребенка. Малыш улыбался, вытаращив глазенки.
      Грис внезапно схватил фотографию и подошел к свету. Так оно и есть!
      Волосы цвета соломы! Зеленые глаза! Он гневно взглянул на Пратию и воскликнул:
      — Это ребенок от Прахда!
      — Нет, что ты, он твой. У меня по семейной линии много людей с такими волосами и зелеными глазами. Только то, что у тебя каштановые волосы и карие глаза, ничего еще не значит. Это твой, твой сыночек. В свидетельстве о рождении записано. И начиная с сегодняшнего дня он вполне законный, а не какой-нибудь бастард. Неужели ты не чувствуешь гордости?
      Повторялась история с ребенком медсестры Билдирджины.
      — Он у тебя от Прахда, — упорствовал Грис.
      — Э, да ты ревнуешь! — Пратия восторженно рассмеялась. — Просто чудеса! Значит, ты все-таки немножко любишь меня. Ну иди же, иди в постель и получи от меня весь жар любви, о котором ты мечтаешь!
      Она затащила его на вделанные в стену нары и задернула занавеску.
      Охранник настороженно наблюдал за сценой в камере сквозь прицел своего бластгана.
      Белые занавески, скрывавшие койку, шевелились.
      Из-за них выпорхнуло платье Пратии и упало на пол. Голос ее звучал укоризненно:
      — Ну давай же, Солтен. Нет времени стыдиться и смущаться.
      Охранник не спускал с них глаз, и снова до него донесся голос Пратии:
      — Ну же, Солтен, ну же. Не будь таким бякой. Ты живешь среди сплошного камня — пусть это послужит тебе примером.
      На окошко камеры опустилась птичка и прислушалась. Голос Пратии звучал слегка напряженно:
      — Что ж, наверное, нам, бабам, на роду написано делать всю работу.
      Охранник нахмурился.
      — У-у-ух! — вскричала Пратия, а встревоженная птичка все смотрела. — Какие размеры! — Птичка поспешно улетела.
      Лицо охранника стало сердитым.
      — Ну же, Солтен, будь паинькой. А-а-ах, вот так-то лучше. Теперь постой-ка, дай мне сосредоточиться.
      Белые газовые занавески слегка подергивались.
      Пратия уставилась на потолок, нависавший над вделанной в стенку кроватью.
      Грис взглянул на нее сверху вниз с озадаченным видом.
      Пратия по-прежнему глядела куда-то вверх.
      Грис обернулся, чтобы увидеть, чем она так увлечена.
      Это было трехмерное изображение Хеллера! Крупное, в цвете!
      Грис истошно заорал.
      Потом выскочил из алькова и запутался в занавесках.
      Он орал во все горло, борясь на полу с принесенными вдовой шторками, простынями, занавесочками.
      В камеру ворвались охранники. Грис был уверен, что это за ним.
      Вопли его бились о стены, разносились по коридорам и вырывались из окна в окружающую темень.
      А снаружи из тысяч глоток вырвался стон.
      Съемочные группы пришли в состояние напряженной готовности.
      Машина "скорой помощи" завела мотор.
      Во дворе тюрьмы сигнальные гонги забили сигнал тревоги!
      Напряженная толпа с тревожной мукой смотрела, как открываются громоздкие двери, как внутрь забежала бригада с носилками.
      В темноте двора люди в белом что-то грузили. Один из них был актер: он ловко подбросил под простыню пузырь с кровью, чего никто не видел.
      И затем, в ярких огнях ворот в сопровождении людей в белом перед объективами камер показались носилки.
      И были встречены стоном тысяч людей.
      Послышались вопли ужаса.
      На носилках лежала новобрачная. Из-под покрывала виднелась лишь частица ее лица.
      А с носилок потоком лилась кровь!
      Столпотворение!
      Толпа сделала попытку атаковать тюрьму.
      Охранники пальнули поверх людских голов из оружия, дающего яркие вспышки.
      Чтобы закрыть тюремные ворота, пришлось к ним бросить целый взвод.
      Носилки задвинули в "скорую помощь". И та с ревом взлетела!
      Мэдисон глядел в задние окна "скорой".
      Какой бунт!
      И все на экранах хоумвидения по всей Конфедерации!
      Он присел у носилок, взял руку Пратии Тейл-Грис и похлопал по ней. Его губы растянулись в широчайшую ухмылку.
      — О, ты чудесно сыграла свою роль, — сказал он ей. — Я очень тобой горжусь.
      — Надеюсь, что все это сработает, — отвечала самая одержимая нимфоманка на Волтаре. — Просто не дождусь, когда он снова будет в моих руках. Вы знаете, ведь у него теперь огромный…
      — О, полагаю, что остальное пойдет как по маслу.
      — ССО — замечательная вещь! — похвалила Пратия. — Где ж она раньше-то была?

      Вскоре последовало осуществление и остальной части задуманного Мэдисоном дела. Уже на следующий день, не веря своим ушам, лорд Терн, ужасно сожалеющий, что согласился на этот брак, взглянул на коменданта королевской тюрьмы и воскликнул: "Кто?"
      — Они просят разрешения приземлиться у нас во дворе, — сказал комендант. — Это аэролимузин, а в удостоверении говорится, что в нем находится королева Крошка. Говорят, что, поскольку владелец его — королевская особа, они имеют право приземлиться.
      — Это, наверное, королева-заложница враждебного нам Флистена, — сделал вывод лорд Терн. — Но находящийся в заложниках монарх не имеет доступа в это место!
      — Так я им и сказал. Но они отвечали, что королевская особа есть королевская особа и что у них к вашей светлости имеется срочное дело, не терпящее никакого отлагательства.
      — Ну, это спорный вопрос, — возразил лорд Терн. — А хоумвизионщики все еще околачиваются возле тюрьмы?
      — Нет, ваша светлость.
      — Ладно, никто не заметит. Вряд ли тут что-либо важное. Вероятно, она хочет вызволить кого-то, сидящего под замком, и мне придется ей отказать, но лучше я сделаю это лично, а то флистенцы почувствуют себя оскорбленными. Передай им, что они могут садиться.
      Лорд надел новую мантию и привел свой стол в порядок.
      Немного погодя двое вестников вступили в комнату и остановились по стойке "смирно".
      — Ее величество королева Крошка! — хором провозгласили они. — Всем встать!
      Двое дюжих лакеев в серебристых ливреях внесли в палату крытый паланкин.
      — На колени! — приказали герольды.
      Страдая, лорд Терн вышел из-за стола и встал сбоку от него на колени.
      Лакеи поставили паланкин на пол.
      Рука в синей перчатке отдернула переднюю занавеску паланкина. Молодой голос произнес:
      — Встаньте. Можете сесть за стол.
      Лорд Терн чувствовал раздражение. У находящихся в заложниках монархов здесь не могло быть никаких дел. Но он поднялся с колен и уселся за стол. Затем взглянул на паланкин с отдернутой занавеской. Крошка сидела в нем с короной на голове, скипетром в руке, в золотом одеянии. Глаза и рот королевы были очень большими, но тем не менее ее вполне можно было назвать красавицей. Затем лорд Терн осознал, что она еще почти ребенок, и не мог удержаться от отеческой улыбки. Ну какой такой неприятности можно ждать от совсем еще юного монарха, находящегося в заложниках? Насколько он мог себе представить — никакой.
      — Итак, что я могу сделать для вашего величества? — поинтересовался он, соображая, будет ли учтиво предложить ей конфет.
      — Дело не в том, что вы можете сделать для нас, — молвила Крошка Буфер, — а в том, что мы могли бы сделать для вас.
      — В самом деле?
      — В самом деле, — подтвердила Крошка. — Мы вполне привыкли к судьям, судам и так далее и знаем, в какую большую беду они могут попасть.
      — Из-за чего? — спросил Терн, слегка развеселившись.
      — Из-за Гриса, — отвечала Крошка.
      — Гриса? — вскричал лорд Терн. — О нет! Хватит с меня этого Гриса! — Он уронил седую голову на руки, стиснул ладонями лоб.
      — Да, Гриса, — повторила Крошка. — Он самый отвратительный, самый закулисный и беспринципный мерзавец, какие только существуют на свете! Перед тем как стать флистенской королевой-заложницей, я была королевой киноэкрана на планете Земля.
      — Земля? В какой стране?
      — Мовиола. Но это не имеет значения. Этого Гриса, злодея из злодеев, судили судом моей планеты и приговорили к пожизненному заключению. Но он бежал. Фактически он мой заключенный. Вы избавились бы от больших затруднений, просто передав его мне для отбытия положенного ему срока наказания.
      — О, этого я бы сделать не мог. Это не тот судебный округ. Кажется, я знаю, о какой планете вы говорите. Блито-ПЗ. Читал в газетах. Она еще не завоевана. Нет никаких мирных договоров. Но даже если бы мы говорили о Флистене, это не меняло бы дела. Передать вам Гриса я не могу никак.
      — Никак-никак?
      — Совершенно никак.
      — Вы избавили бы себя от больших осложнений, если бы все-таки передумали.
      — Извините, — вздохнул лорд Терн, — но это невозможно.
      — Ну что ж, — сказала Крошка, — попытались — не вышло. Поэтому, я полагаю, мне придется открыть вам кое-что.
      — Дорогая моя… то есть ваше величество, я бы отдал полголовы, чтобы отделаться от Гриса. Но, к несчастью, не могу. Однако, — и он улыбнулся, — просто не понимаю, как он мог причинить еще какие-то неприятности.
      — Просто вы не знаете Гриса. Он врет, он мошенничает, он ворует. Но на этот раз он действительно отличился. Он совершил преступление прямо у вас под носом, в вашей собственной тюрьме.
      Лорд Терн недоверчиво покачал головой:
      — Это невозможно.
      — Вы не знаете Гриса, — настаивала Крошка. — На этот раз он действительно добился своего. Вот почему я и решила, что нужна моя помощь. Когда я увидела его по хоумвизору, я сказала себе: "Нет! Не может быть! Но вот он — у меня перед глазами! Грис! Он опять провернул это дело!"
      — Дорогая моя… Какое такое дело он провернул опять?
      — То же самое, за которое я приговорила его к пожизненному заключению. Двоеженство!
      Потрясенный, лорд Терн вытаращил глаза. Двоеженство считалось на Волтаре одним из тяжких видов преступления.
      — Нет-нет, это, должно быть, какая-то ошибка. Вы, наверное, говорите о другом человеке. — Он как бы упрашивал свою судьбу: ну пожалуйста, не надо мне больше неприятностей с Грисом.
      — Если бы я могла повидаться с ним, — сказала Крошка, — вы бы сразу же убедились, что это правда.
      — Надеюсь, что это какая-то ошибка, — молвил лорд Терн. И поспешил добавить: — Знаете, ваше величество, мы можем уладить это немедленно. Если вы позволите, чтобы ваш паланкин перенесли в судебный зал, я велю привести туда Гриса.
      Крошка Буфер кивнула, и ее унесли в главный судебный зал. Паланкин поставили перед сиденьем свидетелей, огороженным со всех сторон. Крошка задернула занавески.
      После довольно продолжительного ожидания шестеро вооруженных охранников привели Гриса.
      Грис не знал, зачем его ведут в суд. Задернутый занавесками паланкин ни о чем ему не говорил. Но когда он увидел, что его путь лежит не в камеру казни, а в зал допроса, вероятно, для того, чтобы выяснить какие-либо детали о его преступлениях, то немного приободрился. Грис прошел за барьер, отгораживающий место свидетелей, стараясь произвести хорошее впечатление на лорда Терна, усаживающегося в кресло на своем возвышении для судьи.
      — Грис, — обратился к нему лорд Терн, — вас когда-нибудь приговаривали к пожизненному заключению?
      — Все мои преступления в моей исповеди, ваша светлость.
      — Возможно, и так. Я еще не читал. Так что просто ответьте искренне, вас когда-нибудь судили и приговаривали к наказанию в стране под названием Мовиола?
      Грису выпала очень тяжелая ночка. Но он знал, что выглядеть виновным в чем-то — это уж последнее дело. В конце концов, все его преступления совершены из-за Хеллера, и он объяснил это в своей исповеди. Грис заставил себя непринужденно рассмеяться и сказал:
      — Это нелепо.
      — Здесь есть один свидетель, который утверждает обратное, — заметил лорд Терн и махнул рукой в сторону закрытого паланкина.
      Грису удалось изобразить на лице самоуверенную улыбку.
      — Нет на Волтаре никого, кто мог бы утверждать такое, потому что это ложь. — И он бесстрашно посмотрел на занавески.
      Внезапно их резко раздвинула рука в синей перчатке.
      Крошка!
      Грис побледнел как смерть.
      И отпрыгнул назад!
      Врезавшись в барьер, он проломил перила. Раздался треск. Цепь, удерживавшая его, натянулась до предела и лопнула!
      Он врезался в стену!
      Грис, как сумасшедший, попытался продраться сквозь нее!
      Издав безумный истошный вопль, он понял наконец, что ему не скрыться.
      Он обмяк и лишился чувств.
      Лорд Терн взглянул на разорванную цепь, на осыпавшуюся штукатурку и Гриса, лежащего без сознания на полу, и печальнейшим голосом изрек: "О нет". Затем сделал глубокий вдох, глянул на Крошку и заключил:
      — Что ж, ваше величество, думаю, это решает дело. У меня теперь нет иного выбора, кроме как отдать Гриса под суд за совершение преступления в моей собственной тюрьме.
      — Я предупреждала, что возникнут осложнения, — напомнила Крошка. — Пратия Тейл — это уже его четвертый брак. Он виновен не в двоеженстве — в четырехженстве!
      Двумя часами позже Мэдисон плясал от счастья. План его удался на славу. Гриса будут судить. Уж он позаботится о том, чтобы суд был публичным. Какие заголовки появятся в газетах! И Грис обвинит Хеллера. Мэдисон своего добился! Теперь он это видел! Грандиознейшая охота на человека во всей Вселенной! Флот, Армия, гражданские — все за Хеллером! Заголовки, заголовки, заголовки! Какой исступленный восторг!
      О, как это здорово — обладать гениальным талантом в области связей с общественностью!

      На одинокой вершине горы на планете Калабар стоял Джеттеро Хеллер, слушая завывания ветра, стегающего его по лицу горизонтально несущимся снегом, стоял, ослепленный ночью в окружении тридцати бластганов, готовых в любой момент разделать его на части.
      Ему потребовалось множество дней и применение нескольких вариантов геометрического поиска командной точки, чтобы наконец отыскать штаб-квартиру принца Мортайи.
      На дорогу с Блито-ПЗ ушло всего лишь пять дней. Ничего примечательного за время полета не случилось. Сложности наступили, когда пришлось проходить сквозь планетарную сеть Аппарата, теперь всю взбаламученную лучами и оборонными средствами повстанцев.
      Предъявляя то одно удостоверение, то другое, он все-таки удачно проскользнул, и "Принц Каукалси" остался теперь там, в двадцати милях над его головой, совершенно никому не видимый, но с исключительно важными пассажирами, полная безделушка, если с ним, Хеллером, что-нибудь случится.
      Сам он спустился сюда на космосанях. Хеллер продрог до костей, его запас кислорода истощился, и стоял он на том, что для Калабара являлось «холмом», но тем не менее возвышалось над уровнем моря на тридцать тысяч футов. На далеком горизонте мелькали вспышки орудий, и розовым живым пятном лежал внизу горящий город.
      В пятидесяти футах от Хеллера смутно виднелась человеческая фигура, скрывающаяся за скалой.
      Через маску, снабженную громкоговорителем с усилителем, Хеллер обратился к окружившим его:
      — Мне нужно подойти к вам ближе, чтобы передать сообщение. — Кольцо из тридцати бластганов дрогнуло.
      Из-за скалы донесся пропущенный через усилитель голос:
      — Ты и так стоишь достаточно близко. Я не могу поверить, что знаменитый Джеттеро Хеллер, кумир всего Флота, хочет перейти на сторону мятежников. Я отлично знаю, что может натворить военный инженер. Говори, что хочешь сказать, оттуда, где стоишь.
      — Откуда мне знать, что я говорю с принцем Мортайей?! — прокричал Хеллер, стараясь перекрыть завывание ветра.
      — А откуда мне знать, что ты и есть тот самый Джеттеро Хеллер?
      — Меня вам представили, когда я был кадетом на борту военного корабля «Иллюзорный» двадцать лет назад. Вы тогда носили тапочки, потому что обожгли ноги.
      — Это может быть всем известно. Я встречался с тысячами кадетов.
      — Мне нужно увидеть ваше лицо вблизи, чтобы узнать вас. Сообщение, как я уже говорил вам, предназначено только для ваших ушей.
      — Вот почему ты забрался так далеко. Ребята, свяжите ему руки за спиной и обезоружьте. Только Джеттеро Хеллер может быть настолько сумасшедшим, чтобы попытаться проникнуть за линию фронта и наделать так много шума.
      Двое солдат в герметических костюмах отделились от кольца и очень осторожно приблизились к Хеллеру. Они поискали, но не нашли при нем никакого оружия, связали ему руки и повели к скале. Идти Хеллеру было трудно: кроме ветра мешала большая калабарская гравитация, и ему казалось, что он весит целую тонну.
      Вот он оказался за скалой, и в лицо ему ударил свет. Чья-то рука стянула с него кислородную маску и снова вернула ее на место.
      — Похоже, и точно Джеттеро Хеллер, — сказал грубый голос.
      — Осветите свое лицо, — попросил Хеллер.
      — Это дерзость. Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь с принцем?
      — Я говорю с мятежником, — возразил Хеллер. — И пока вы не выслушаете меня, так и будете им оставаться.
      Его слова были встречены отрывистым смехом и возгласом: "Разразите меня боги! Ну и дерзость!" — после чего луч света вдруг повернулся в обратную сторону и сквозь защитную лицевую пластину Хеллер увидел — а увидев, узнал — рельефные черты и черную густую бороду принца Мортайи.
      — Ладно, — сказал Хеллер. — Даю слово, что я прибыл сюда не для того, чтобы убить вас или как-то вам вредить. Отошлите этих ребят, чтобы они нас не слышали. Мое сообщение действительно предназначено только для ваших ушей.
      — Кометы! С ума сойти. Ладно. Вы, ребята, отойдите назад, но с мушки его не спускайте.
      — У меня ремонтная команда в полном составе, пять судов на подходе. Через несколько недель они будут здесь. Думаю, они вам понадобятся.
      — Я ни в чем не нуждаюсь. Меня поддерживает народ этой планеты: они страшно злы на Аппарат. К тому же части Аппарата отводят отсюда, а Флот и Армия бездействуют. Я выигрываю войну.
      Это известие потрясло Хеллера: если Аппарат отводит свои части, то с единственной целью — напасть на Землю.
      Хеллер огляделся вокруг. Люди Мортайи отошли довольно далеко и подслушать его не могли. Он склонился поближе к принцу и промолвил:
      — Вам этой войны никогда не выиграть без того, что я вам привез.
      Мортайя отрывисто рассмеялся — видимо, это его позабавило.
      — В целом мире нет ничего такого важного, что ты мог бы мне привезти.