Подобно маэстро, дирижирующему большим оркестром, Дж. Уолтер Мэдисон обратился к делу Солтена Гриса.
      Самые высокие общественные круги Волтара полнились слухами о скандале, а редакторов и издателей, кроме жен, которые предупредили своих благоверных, терроризировали все кому не лень.
      В газетах появились заголовки:
      "ТАИНСТВЕННЫЙ ЗАКЛЮЧЕННЫЙ, СПРЯТАННЫЙ ВЛАСТЯМИ".
      Далее следовало:
      "КОГО ПРАВИТЕЛЬСТВО НЕ ЖЕЛАЕТ ОТДАВАТЬ В РУКИ ПРАВОСУДИЯ?"
      И наконец:
      "ЛИЧНОСТЬ УСТАНОВЛЕНА!
      ЗАКЛЮЧЕННЫЙ — ОФИЦЕР АППАРАТА
      СОЛТЕН ГРИС!"
      И пошло-поехало! День за днем, выпуск за выпуском газеты печатали подробно документированные перечни преступлений офицера Аппарата Солтена Гриса — один сенсационнее другого.
      Первый вышел под заголовком:
      "ОФИЦЕР АППАРАТА ГРИС НЕЛЕГАЛЬНО ЭКСПОРТИРОВАЛ МЕТАЛЛЫ".
      Второй:
      "ОФИЦEР АППАРАТА ГРИС
      ОТДАЛ ПРИКАЗ УБИТЬ ГЛАВНОГО
      И ОСТАЛЬНЫХ КЛЕРКОВ СВОЕГО ОТДЕЛА"
      Далее:
      "ОФИЦЕР АППАРАТА ГРИС ПРИКАЗЫВАЕТ УБИТЬ МАТЬ БЕЗЗАЩИТНОГО МАЛЬЧИКА".
      Фотография рыдающего Тик-Така и сфальсифицированные фотоснимки тела его убитой матери и ее похорон вызвали в обществе первую волну возмущения.
      Именно тогда с лордом Терном связалась по видеофону такая видная общественная деятельница, как леди Артрит Чопор.
      — Лорд Терн, — обратилась к нему леди Артрит, — кажется, вы не отдаете себе отчета в том, что общественное мнение нагнетается. Когда же все-таки вы намерены отдать этого заключенного под суд?
      — Леди Артрит, — ответил лорд Терн, — прошу вас не совать нос в дела королевской тюрьмы. — И повесил трубку.
      Разговор был записан, и газета "Дейли Спикер" разразилась эксклюзивным заголовком:
      "СУДЬЯ ГОВОРИТ ОБЩЕСТВУ: "РУКИ ПРОЧЬ ОТ ГРИСА!"
      Тут же, разумеется, зашевелились другие газеты — ведь их обошли — и, пытаясь получить дополнительную информацию, принялись названивать лорду Терну. Тот пришел в ярость. И был так зол, что наотрез отказался кому-либо что-либо объяснять. Заголовки становились все злее и хлестче.
      А тут, к несчастью для Солтена Гриса, оказалось, что, когда он шантажировал Отдел Провокаций Аппарата, начальник отдела вел радиозаписи разговоров у себя в офисе на реке Уайл. И теперь в видео и аудиозаписи в Отделе Провокаций существовали улики против Гриса во всех совершенных им тогда преступлениях. Не зная об этом и полагая, что с делом покончено, Грис отправил шефа отдела на тот свет. И Мэдисон стал понемногу подкармливать прессу уже этими преступлениями.
      "ОФИЦЕР АППАРАТА ГРИС УБИЛ ГИПНОТИЗЕРА".
      И далее:
      "ОФИЦЕР АППАРАТА ГРИС УБИЛ ПОЛКОВНИКА-ИНДЕНДАНТА".
      И еще:
      "ОФИЦЕР АППАРАТА ГРИС ЗАРЕЗАЛ СВЕТИЛО ЭЛЕКТРОНИКИ СПУРКА".
      "ДАБЫ СКРЫТЬ СЛЕДЫ ЖЕСТОКОГО
      ПРЕСТУПЛЕНИЯ, УБИЙЦА СЖЕГ ТРЕТЬ
      РАЙОНА ЭЛЕКТРОННЫХ ФИРМ
      ИНДУСТРИАЛЬНОГО ГОРОДА".
      Последнее газетное сообщение из этой серии сопровождалось фотографиями тела, падающего с высоты в десять тысяч футов. Заголовок звучал так:
      "В ОТЧАЯННОЙ ПОПЫТКЕ СКРЫТЬ
      СВОИ ЧУДОВИЩНЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
      ОФИЦЕР УБИЛ СОБРАТЬЕВ ПО АППАРАТУ".
      Видеоматериал показали даже по хоумвидению, которое тоже стало проявлять ко всему этому интерес.
      Люди на улицах вслух задавались тревожным вопросом: "Если сотворивший все эти преступления офицер находится в руках правительства, почему же оно не желает предать негодяя суду?"
      Но основное блюдо Мэдисон приберегал напоследок.
      Когда Ботч крикливо хвастался, что, дескать, "Грис у него теперь в руках", упомянув о какой-то подделке, он вовсе не имел в виду подделку подписи императора. В то время он об этом даже не знал.
      Грис безрассудно оставил старое пальто Прахда в своем кабинете у стола. Он-то хотел, чтобы нашли его на берегу реки Уайл. И в пальто он завернул очень скверную подделку — предсмертную записку. К тому же, на свою беду, он написал ее на клочке бумаги, лежавшем под документом, который он проштамповал своим удостоверением по просьбе Ботча. Так что на фальшивой записке от имени Прахда смутно различались очертания оттиска удостоверения Солтена Гриса!
      Запись, сделанная ныне покойным офицером Отдела Провокаций, запечатлела встречу Солтена Гриса с Прахдом Бителсфендером.
      Все улики для возбуждения уголовного дела были налицо. И Мэдисон с помощью одного из своих репортеров сделал так, чтобы преступлением заинтересовалась внутренняя полиция.
      В сопровождении целой орды репортеров внутренняя полиция провела расследование и, обнаружив, что доктора Прахда нигде нет, выдала ордер на арест Солтена Гриса.
      Исчезновение молодого доктора Прахда, самого многообещающего целлолога своего времени, его учителя считали настоящей утратой для их профессии. То, что это юное деревце срубили так рано, в пору его цветения, можно было расценивать как тяжкое преступление против всего человечества, столь остро нуждающегося в его услугах. Как дело рук сумасшедшего!
      Заголовки на первых полосах!
      Затем внутренняя полиция обратилась к лорду Терну с просьбой о выдаче ей под стражу заключенного Гриса, с тем чтобы его могли предать суду и казни. И, разумеется, в этом ей было отказано.
      Заголовки на первых полосах!
      У широких масс населения возникали недоуменные вопросы. Почему правительство защищает этого взбесившегося маньяка, которого еще называют офицером Аппарата? Почему ему не разрешается предстать перед правосудием?
      Мэдисон стал распространять в народе слова и мелодию баллады, написанной бывшим репортером Королевской Академии искусств. Напечатанная всего на одном листке, она выдавалась за творение анонимного автора. Вскоре ее напечатали в прессе и запели повсюду.
      Вот ее текст:
      Убивал он жертвы от лица властей.
      Много душ невинных погубил злодей.
      Шавку офицером сделал Аппарат!
      Отчего же власти дорог этот гад?
      На крови невинных пухнет эта мразь,
      Их потом, ликуя, втаптывает в грязь.
      И его не схватит за руку закон,
      Он за добродетель к небу вознесен.
      Крови мы вреднейшей требуем из крыс.
      Жизнью поплатиться должен Солтен Грис!
      Толпам нравилось таскаться по улицам и распевать эту песню во всю глотку.
      Прошло какое-то время, и у Мэдисона появилась полная уверенность, что скоро лорд Терн уступит и скажет местной полиции: "Вот он, берите и судите его, черт с ним".
      "Если бы удалось посадить его на скамью подсудимых и заставить обвинять Хеллера, тогда у меня все выгорело бы", — думал Мэдисон.
      Но, увы, он оказался в тупике. Клокотавшее на улицах возмущение не впечатляло лорда Терна, гордо восседающего в своем высоком замке.
      Требовались другие, более действенные меры.

      Мэдисон заработался далеко за полночь, намечая свои планы. Он должен был позаботиться о нескольких вещах и в первую очередь поддержать в Ломбаре Хиссте надежду на успех.
      Однажды утром Мэдисон застал Хисста за его рабочим столом у закрытых дверей в императорскую спальню. Тот заново просматривал детали проекта вторжения на Землю.
      — Как скоро, — поинтересовался он, поприветствовав Мэдисона, — можем мы, по твоему мнению, рассчитывать на сотрудничество Армии и Флота? Если мы сможем восполнить силы Аппарата, задействованные сейчас на Калабаре, то вторгнемся на Блито-ПЗ и подчиним себе эту планету.
      — Я день и ночь работаю над этим проектом, — ответствовал Мэдисон. — В сущности, для этого я к вам и шел — но существует гораздо более важный вопрос: как сделать вас императором. Видите ли, все это очень тонко взаимосвязано.
      — Каким образом? — удивился Хисст.
      — Весь вопрос в том, каким видит вас общество. Если образ ваш ему импонирует, вы можете делать что угодно. Но мне нужно точно знать, какой именно образ вас устраивает. Как бы вам хотелось, чтобы широкие народные массы воспринимали вас?
      Ломбар откинулся на спинку кресла. Его желтые глаза постепенно приняли мечтательное выражение.
      — Как грозного владыку, — твердо проговорил он.
      — Так я и думал. Как человека с железной волей. Который не потерпит никакой ерунды. Общество жаждет оказаться под властью сильной, беспощадной личности. Этакого грозного бога.
      — Точно, — подтвердил Ломбар Хисст. — Наконец-то я понял, почему слушаю тебя. Ты чрезвычайно проницателен и не боишься говорить правду начальству.
      — Я лишь исполняю свой долг, — скромно сказал Мэдисон. — Итак, я знаю, что сейчас вы очень заняты. Но так случилось, что в данный момент в Городе Трущоб происходят беспорядки. Вот вам замечательная возможность создать себе имидж. Разбушевавшуюся толпу сдерживают два батальона Аппарата. Я держу неподалеку съемочную группу. Если благоразумие подсказывает вам, что нужно воспользоваться этой бесценной возможностью для создания нужной вам репутации у публики, мы можем вылететь туда на вашем личном танке, и вы моментально появитесь на экранах хоумвидения.
      — Толпа? — молвил Ломбар. — Ее нужно разогнать? Где мои фуражка и "жало"?
      Полтора часа спустя Ломбар тяжело поднялся по ступеням на подготовленное уже возвышение перед собравшейся толпой из пяти тысяч человек. Главная площадь Города Трущоб была окружена кордоном. Тут уж Мэдисону не пришлось раскошеливаться на актеров или сверхурочные — демонстрация казалась вполне внушительной.
      Поскольку дело Гриса было широко разрекламировано в средствах массовой информации, двум Батальонам Смерти оказалось куда труднее сдерживать сбегающийся отовсюду народ, чем наводить порядок среди уже собравшихся — этих просто окружили кольцом из танков.
      Мэдисон передал Ломбару текст его выступления. Это была превосходная речь: ее под непосредственным руководством Мэдисона всю ночь сочинял автор "ужастиков".
      Ломбар в красной генеральской форме грозно навис над толпой и начал читать речь. Голос его, усиленный громкоговорителями, полетел над площадью:
      — Граждане Волтара! Вы в заблуждении. Законность и порядок всегда должны торжествовать над законом толпы. Претензии к вашему правительству не должны нарушать гражданского спокойствия. Я стою здесь, перед вами, сильный и могущественный, грозный и полный решимости раздавить любое проявление враждебности по отношению к суверенному государству. Во мне вы видите образ суровой власти! Я никогда не отступлю от своего сурового долга предать всех преступников и злодеев в руки правосудия.
      По, толпе волной прошел шум одобрения. Съемочная группа Мэдисона совместно с тремя группами, направленными сюда директором хоумвидения по собственной инициативе, транслировали эту речь на всю территорию Волтара и с небольшим отставанием по времени на все остальные планеты Конфедерации.
      — Я хочу, чтобы вы поняли, — ревел Ломбар, войдя в раж, — что преступления Солтена Гриса не должны бросать тень на остальных офицеров Аппарата. Это достойные люди с незапятнанной честью. Я горжусь тем, что нахожусь в их рядах и являюсь их руководителем. Реки крови, пролитые Грисом, кладбища, забитые трупами, — все это дело рук Гриса, и только Гриса. Этот грязный злодей не должен повредить репутации других офицеров Аппарата, включая и меня!
      Все мое существо требует справедливого возмездия. Я своими руками разобрал бы его хребет по позвонкам, и сделал бы это с величайшим наслаждением. Я бы очень желал передать его в руки народа, и пускай бы его разорвали на части!
      Задние ряды толпы разразились ликующим ревом, который постепенно докатился до первых рядов. Когда истерия улеглась, Хисст продолжал:
      — Но увы, его величество тяжело болен, и его нельзя беспокоить. В час кризиса обществу нужно только спокойствие. Поэтому, исполняя желание его величества, я временно принимаю на себя полномочия диктатора Волтара.
      Наступило неловкое молчание. Люди изумленно уставились на генерала. Они никогда не слышали о таком звании или должности.
      Но время для дискуссии предусмотрено не было. Ломбар тоже не слышал о такой должности. Речь он заранее не прочел. И понятия не имел, в чем заключаются его новые полномочия. Однако обрадовался невероятно.
      Это была та опора, которой искала его нога.
      Охваченный восторгом, он принялся читать речь дальше:
      — Клянусь честью, что я принесу Волтару мир, народу его — спокойствие и порядок и безжалостно искореню всякие разногласия, могущие повредить государству. За моей спиной — честные и надежные офицеры Аппарата, и я добьюсь поддержки прочих государственных институций, а иначе им несдобровать!
      Теперь что касается выдачи Гриса. Ввиду чинимых королевской тюрьмой препятствий в этом вопросе придется прибегнуть к средствам иного свойства. Есть опасность, что это исчадие ада снова окажется на свободе, среди мирных граждан, и опять примется за свои темные делишки. К счастью, имеется одно новое средство, которое можно применить. Оно называется психотерапией. Вот им-то мы и воспользуемся. Я употреблю свою новую власть, чтобы позаботиться о должном его применении. И обещаю вам, что дело Гриса будет благополучно разрешено к общему удовлетворению.
      Толпа смущенно помолчала, потом люди решили, что психотерапия — некий вид пытки, и в конце концов разразились одобрительными возгласами.
      Ломбар дошел до последнего абзаца своей речи. Он подождал тишины и снова загудел в микрофон:
      — Граждане Конфедерации! Обещаю вам, что я и все офицеры Аппарата, честные и преданные своему делу, принесут государству мир и порядок, чего бы нам это ни стоило! Благодарю вас.
      Толпа опять заликовала. Ломбар спустился с трибуны, чувствуя, что подрос на несколько футов за то время, пока стоял на ней.
      Впечатленные речью, два Батальона Смерти стояли как вкопанные, и командирам пришлось прикрикнуть на солдат, прежде чем те принялись сдерживать напирающую толпу, чтобы Ломбар мог вернуться в свой танк. Присутствующие приветствовали Хисста оглушительным ревом.
      Он залез в башню танка и приветственно помахал рукой. Танк взлетел.
      — Боги мои, Мэдисон, — проговорил он, — твой гений почти столь же велик, как мой. Но этот пост диктатора… не в обход ли он Великого Совета?
      Мэдисон протянул ему указ Великого Совета со всеми печатями и подписями. На совещании присутствовали только два члена, но документ был оформлен правильно — не подкопаешься. Эти двое сделали то, что велела им Крошка.
      — Один человек по имени Наполеон, — сказал Мэдисон, — легко из диктатора стал императором.
      — Боги! — воскликнул Ломбар, дрожа. Потом уставился в небо и замер.
      Несколько минут он сидел так и, лишь когда машина уже летела над Великой пустыней, снова заговорил:
      — Знаешь, а ведь теперь мне удастся сговориться с Армией и Флотом. А вместе мы в два счета справимся и с Калабаром, и с Землей. Ты, кажется, решил все проблемы. Но вот только один вопрос мне не дает покоя. Что это за штука такая — психотерапия? Это что, какой-то способ казни на расстоянии?
      — Оставьте это мне, — попросил Мэдисон. Ломбар согласно кивнул и тут же забыл об этом.

      Мэдисон занимался проблемой «психотерапии». Он находился на восьмидесятом этаже таунхауса, через прорезь в стене наблюдал за тем, что происходило в зале, и с довольным видом ухмылялся. Идея должна сработать, и тогда он добьется желанного суда над Грисом. А добившись, наконец получит и Хеллера.
      Передовицы газет представляли собой мешанину откликов на речь шефа Аппарата; все авторы их, похоже, недоумевали не меньше, чем сотрудники Мэдисона. Когда Мэдисон вернулся в таунхаус, на него сразу накинулись его репортеры и операторы: "Мы создали диктатора, вот так: раз-два, и готово! Но, шеф, что такое "диктатор"?"
      Одни газеты полагали, что «диктатор» — человек, говорящий в диктофон. Другие, поскольку буквально перевели это слово на волтарианский язык, объясняли, что оно означает оратора, который умеет убеждать, и, естественно, происходит из первого названия. Но большинство склонялось к той мысли, что Ломбар принял на себя огромные полномочия и, если Великий Совет никак не отреагирует, придется сделать вывод, что Ломбар совершил переворот, — правда, они понятия не имели, какой именно. Но ни одна газета не обошла стороной тот факт, что Аппарат вдруг стал главной силой государства.
      Это не могло не привлечь внимания Аппарата. Его офицеры, за немногим исключением — уголовники, посидевшие в тюрьме, шутили между собой насчет их "безупречной репутации" и «чести». Они заважничали. Раньше они не осмеливались заходить в лучшие отели, рестораны и клубы, а теперь вдруг стали появляться там и задирать официантов и метрдотелей. Солдаты Аппарата разгуливали по улицам, держась за руки и выталкивая прохожих на обочину. Недооплачиваемые или вовсе не получающие жалованья, они стали находить способы сделать так, чтобы им платили.
      Но Мэдисон смотрел на все это сквозь пальцы. Его интересовала фигура покрупнее: Хеллер. Тактика и стратегия Балаболтера целиком держались на принципах ССО: метить в самое сердце!
      Акция с использованием «психотерапии» началась с обнаружения им в досье Гриса почтовой открытки. В ней говорилось:
      Солтен Грис!
      Йо-о-хо-о, где бы ты ни был.
      Ребенок родился в срок, он красавчик.
      Это мальчик.
      Вот что: меня вовсе не прельщает необходимость обращаться к твоему начальнику и устраивать скандал. Куда милей было бы забраться с тобой в постель. Так когда же ты собираешься появиться и сделать как положено — жениться на мне?
      Пратия
      P. S. Любому командиру. Ты можешь повидаться со мной по этому делу в любое удобное для тебя время. Надеюсь, ты красив. Сейчас, когда у меня плоский животик, я снова хороша собой, и мы можем все это как следует обсудить. Что ты любишь есть на завтрак? Меня можно найти в поместье «Резвушка», Холмы Роскоши.
      P. P. S. Там самые мягкие постели, чудеснейший плавательный бассейн и даже садовая беседка с кроватью. Чмок. Чмок.
      Теперь-то Мэдисон знал, что лучше не соваться в эту ловушку со своей красивой физиономией. Поэтому он отправил туда кинорежиссера и одну из «циркачек», одетых как светские люди, и с ними еще одного актера, загримированного под "офицера Гриса".
      В зрительном зале уже сидели в нетерпеливом ожидании сто дам из «клуба». Мэдисон смотрел на них через прорезь в стене и радостно улыбался. Многие из них были уже в годах, но выглядели цветущими. Они возвратили себе кое-что из утраченной юности, которую увидели сквозь дым марихуаны и любовное наваждение, и теперь казались на удивление привлекательными.
      На трибуну поднялся Кроуб. На сей раз ЛСД ему не дали, и, надеясь получить-таки дозу, он вел себя хорошо. В ухо ему был вставлен маленький наушник, и от доктора, требовалось только повторять услышанное.
      — Дамы высшего света, дамы высшего качества, дамы со сверкающими глазами возрожденной юности, — начал Кроуб. Звучало это довольно неплохо, хоть и говорил он каким-то уж очень бесчувственным голосом. — Я знаю, как вы обеспокоены нежеланием властей отдать под суд обезумевшего маньяка Гриса. Как вы, несомненно, уже читали или видели по хоумвидению, диктатор Волтара Ломбар Хисст пообещал, что по отношению к Грису будет применена психотерапия.
      Так вот, дорогие дамы, серьезная опасность состоит в том, что Гриса отпустят на волю абсолютно невменяемым и он будет и дальше убивать, и жечь, и бесчинствовать. Хисст, приняв неверный совет, приказал мне попытаться решить вопрос посредством психотерапии. Решили, что если грязного злодея можно снова сделать нормальным, то можно его и выпустить на свободу.
      Я возражал. Я пытался указать, что преступный маньяк Грис совершенно не вписывается в шкалу Фрейда. Большинство из вас слышали лекцию, в которой я поднял этот вопрос… поднял этот вопрос… поднял… поднял.
      Я сказал Хиссту: "Шансы на успех так малы, что принимать во внимание их… не стоит". Он тем не менее приказал мне это сделать. Тогда я сказал ему, что любой, кому предложат это сделать, может подписать свой смертный приговор. Но он ответил: "Одной бабой больше, одной меньше — разве это важно? Найди женщину-добровольца и заставь ее это сделать!"
      — Скотина! — пробежал по залу шепоток.
      — Теперь, как вы знаете… вы знаете… вы знаете… перестаньте повторять… что, согласно учению Фрейда, в основе всего лежит секс. Если бы можно было довести до сознания преступника истинную сексуальную основу его поступков, он бы исправился и стал нормальным. Это проверенный научный факт, каковой является и вся психиатрия.
      Поэтому будет сделана попытка просветить Гриса в надежде, что это исправит его, вернет в нормальное состояние и он перестанет быть угрозой обществу.
      Женщины закивали.
      — Но, — продолжал Кроуб, — как я сказал Хиссту, эксперимент этот при всей его гуманности имеет два недостатка. Первый: шансы обработать человека, совсем не вписывающегося в классификационную шкалу, почти нулевые; и второе: это означает почти стопроцентную смерть для добровольца. Прокричите… однако мы все-таки нашли такого добровольца.
      Кроуб умолк, поскольку замолчал и его суфлер. Распорядитель вывел вперед добровольца.
      Это была вдова Тейл!
      Она была одета во что-то белоснежное и казалась девой непорочной: головка склонена вперед, гладкие прямые волосы упали на лицо. Она молитвенно сложила перед собой руки. Ее хорошенько натаскали, и теперь она знала, как себя вести, чтобы выглядеть невинной девицей, приведенной к жертвенному алтарю.
      — Эта женщина, — говорил Кроуб, — из чистейшего патриотизма пожелала рискнуть жизнью ради нашего дела. Я с благоговением воспринимаю ее набожность и бесстрастие, с которыми она готова блудить… служить народу и государству. Я представляю вам Пратию Тейл… ждите аплодисментов.
      Женщины, собравшиеся в зале, молча взирали на «жертву», их охватило чувство благоговения. Некоторые заплакали.
      — И посему, — закончил Кроуб, — призываю комитет под председательством леди Артрит Чопор обратиться к лорду Терну и настоятельно потребовать, чтобы он разрешил этой женщине и Грису сочетаться браком и провести в королевской тюрьме их первую брачную ночь.
      Женщины в зале ахнули. Мэдисон ухмыльнулся.

      Следующим утром очень встревоженный лорд Терн предстал перед дамским комитетом в своих апартаментах. Ничего подобного с ним в жизни еще не случалось. Правда, его никогда в жизни и в прессе не громили, и теперь ему становилось не по себе. Последнее время даже домашние не хотели разговаривать с ним, а среди этих исполненных решимости женщин, которых он видел перед собой, многие были в прекрасных отношениях с его семьей.
      — Но как же это, леди Артрит, — взволнованно говорил он, — ничего подобного раньше не было. Чтобы в моей тюрьме сочетались браком? Это что-то неслыханное.
      Леди Артрит пробуравила его взглядом:
      — Лорд Терн, мы проконсультировались со специалистами по праву. Наши семейные адвокаты говорят, что против этого нет никаких постановлений! На сей раз закон не защищает вас. Всякое возражение с вашей стороны будет чисто личным делом!
      Лорд Терн обмозговал эти слова. Он был человеком, придерживавшимся буквы закона, и знал, что она говорит правду. Внезапно это дело показалось ему слишком личным, и он увидел возможный выход из создавшегося положения.
      — Брак — такое дело, на которое мужчина должен быть согласен. Очень сомневаюсь, что Солтен Грис захочет жениться.
      — Так его нужно спросить, и мы должны услышать, так ли это на самом деле.
      Лорд Терн воздел глаза к потолку. На нем нельзя было прочесть никаких постановлений. Он снова взглянул на леди Артрит:
      — Ну хорошо. Пойдем спросим Гриса.
      Видите ли, Аппарат — это разведывательная служба, и у него имеются свои средства и способы сбора информации. И, на этот раз через жену тюремного надзирателя, Мэдисон узнал, что Солтен Грис уже закончил писать свое признание.
      За эти дни Грис немного располнел, так как ел регулярно, а двигался мало. Как раз в данный момент он сидел в своей башенной камере и не знал, как убить время.
      Он уже отправил свое обширное признание и после этого пару дней немного тревожился, полагая, что теперь его казнят. Потом он начал отдавать себе отчет в том, что на чтение судьям потребуется много времени и что, возможно, ему дадут еще немного подышать.
      Ему не нужно было повторять приказа не подходить к окну: он ничуть не сомневался, что Хисст готов передвинуть планету, чтобы добраться до него. Он слышал не раз, как толпа что-то выкрикивает у тюрьмы, но не осмеливался приблизиться к окну и выглянуть, к тому же он не понимал, что кричали люди: они находились слишком далеко. Никакая информация до него не доходила, и Грис совсем ничего не знал о развернувшейся против него в прессе кампании.
      Поэтому его несколько озадачило, когда он услышал шаги множества ног, поднимающихся по башенной лестнице, и гул приближающихся голосов. Женских голосов? Как странно!
      Раздалось бренчание ключей и скрип железной двери его камеры. Вошел охранник и наставил на него оружие.
      Внезапно комната наполнилась женщинами!
      В голове у Гриса все завертелось.
      Он не узнал ни одной.
      Дамы уставились на него в высшей степени враждебно.
      Его охватила паника, а скрыться было некуда.
      К нему приблизился человек очень хрупкого телосложения в капюшоне.
      Он почувствовал, что в руку ему суют записку.
      Почти в истерике он глянул на записку. В ней говорилось:
      Если не ответишь, что согласен, я расскажу им о младенце, и они разорвут тебя на части.
      Человек перед ним поднял руку, взялся за верхушку капюшона и стянул его с головы. Грис окаменел. Это была Пратия Тейл!
      — Ради пользы государства, — проговорила она так, как ее учили, — я вызвалась выйти за вас замуж. — И незаметно для других она ткнула пальчиком в записку.
      Грис, чувствуя, что вот-вот лишится чувств, не мог произнести ни слова.
      Тут за спинами женщин раздался густой повелительный голос лорда Терна:
      — Ну, отвечайте ей, что же вы! Да говорите громко, чтобы мы могли решить, как нам поступить!
      — Говори "согласен", — прошипела вдова Тейл.
      Грис взглянул в ее прищуренные решительные глаза, взглянул на враждебные лица женщин…
      И тут ему в голову пришла мысль, что таким образом он сможет купить себе еще немножечко жизни. Он может отсрочить свою казнь, назначив бракосочетание, например, через месяц.
      — Согласен! — прокричал он. Лорд Терн пришел в изумление. Лица женщин осветились надеждой.
      — Хорошо, — сказала вдова Тейл, — нас поженят здесь сегодня же днем. Будьте готовы.
      Грис открыл было рот.
      Но камера опустела, и дверь с лязгом захлопнулась.

      У Мэдисона, конечно же, имелись уже готовые для распространения в печати заголовки. К полудню все улицы заполнили газеты с вариациями следующего сообщения:
      "НЕВЕСТА ПРИНОСИТ СЕБЯ В ЖЕРТВУ РАДИ ИСПРАВЛЕНИЯ ГРИСА".
      Разумеется, печатались и заявления Кроуба, утверждающего, что это почти невозможный подвиг. Он не мог гарантировать никакого успеха ввиду того, что Грис "явился к нему слишком поздно", — обычная психиатрическая увертка, которой пользовались на Земле.