Зто была Крошка, и выглядела она страшно сердитой. Ее аэролимузин приземлился, должно быть, позади дворца, рядом с машиной Мэдисона, потому что он не слыхал звука двигателей. Крошка стаскивала с рук черные перчатки, и ей, суетясь, помогали две девушки.
      Тут располагалась ее передняя для верхней одежды.
      — О, Крошка, ты здорово поработала! — похвалил ее Мэдисон. — Обустроить это место, так вышколить офицеров — ты просто совершила сверхчеловеческий подвиг! Посмотри-ка сюда: вот они, первые плоды победы!
      Он сунул ей под нос книжку с газетными вырезками. Она отмахнулась от служанки, пытавшейся причесать ее и перевязать заново «хвостик», и взяла книгу. Заглянула внутрь.
      — Что-то я не вижу тут ничего о Грисе.
      — Нет-нет. Это только показывает нарождение власти прессы. Именно сейчас они хвастливо превозносят психиатрию. Разве не чудо? Тут кое-что из первых полос! Такого в истории Волтара еще не бывало! Чтобы что-то влияло на их прессу…
      — Слушай, дядя, я помогаю тебе только по одной причине. Забудь о своих болячках! Мне нужно, чтобы Грис лежал там на подставке распростертым и чтоб каждый день часами напролет не умолкали его крики. Я придумала кое-что почище, чем в квартире у Щипли. И пока летела сюда из Дворцового города, все обдумывала новые пытки! Ух, как же я зла!
      — Крошка, — встревоженно проговорил Мэдисон, прекрасно сознавая, что не Грис, а он сам может оказаться на том каменном блоке в темнице, — ну что такое случилось?
      — Этот мерзавец погубил жизнь Тик-Така, вот что случилось.
      — Тик-Така? Но как?
      — Этот (…) Грис просто достал его и долбанул!
      — Что? Грис сбежал?
      — Ну уж настолько ему еще не подфартило, хотя, может, тогда я бы его выследила и сцапала. Он все еще сидит в этой паршивой королевской тюряге и прячется от нас. И на (…) все, что ты пока сделал, чтобы вытащить его оттуда и запрятать в мое подземелье. Пусть Тик-Так скажет тебе, если сможет говорить.
      Она повернулась, и по ее знаку один из часовых убежал. Крошка возбужденно прошлась по богато украшенной передней. От ее злости и отчаяния на Мэдисона повеяло серьезной угрозой.
      В дверях что-то стукнуло, и двое мужчин в белых халатах внесли носилки. Рядом с ними шла одна из девушек Крошки, привезенная ею из Дворцового города: она вытирала лоб распростертого на носилках Тик-Така.
      Он лежал пепельно-бледный, словно покойник. Мужчины опустили носилки на софу, и служанка заботливо промокнула губкой бесчувственное лицо.
      Крошка оттолкнула девушку, склонилась над Тик-Таком и ласково погладила его хорошенькую мордашку. Его макияж уже размазался, он не реагировал.
      Крошка повернулась к Мэдисону:
      — Я привезла его с собой, поскольку надеялась, что покой пойдет ему на пользу. И еще я хотела, чтобы ты услышал собственными ушами, что за гадина этот Грис. Попробую подышать ему в рот.
      Она щелкнула пальцами, и вбежал лакей с серебряным подносом. Из серебряного ящичка, стоявшего на нем, Крошка извлекла «косячок» и прикурила его. Потом опустилась на колени возле Тик-Така, сделала затяжку и выдохнула дым мальчишке в рот.
      Тик-Так закашлялся. Крошка сделала еще одну затяжку, раздвинула его губы своим язычком и снова выдохнула.
      У мальчишки перехватило дыхание, и он сел. Увидев Крошку, он обнял ее одной рукой и заплакал.
      Крошка отстранила его и заставила затянуться «косячком». На этот раз затяжка получилась глубокой, и вместе с кашлем и рыданиями из его груди вырывался дым.
      Крошка заставила его курнуть снова, и после этого он стал поспокойнее.
      — О, Крошка, милая Крошка, — завелся Тик-Так, — жизнь моя подошла к концу. Прижми меня к себе покрепче, чтобы я, добрая моя Крошка, мог умереть в твоих руках.
      — Тише, Тик-Такчик, ты проживешь еще долго-долго, чтобы еще много мужичков тебя (…). Мы доберемся до этого (…) Гриса. Я тебе даже покажу подземелье, где его будут пытать. А теперь расскажи-ка вот этому человеку то, что ты рассказывал мне, и пусть он уносит отсюда свою (…) и начинает работать так, как обещал!
      — Это так мучительно, — простонал Тик-Так, и Крошке пришлось еще раз поднести к его губам "косячок".
      Наконец мальчишка заговорил, то и дело прерывая свой рассказ. Грис вынудил его и Милашку стать курьерами и доносчиками, пользуясь механизмом, известным как «волшебная» почта. Каждые три месяца, отправляя почтовую карточку, они поддерживали заведенный порядок. Но по некоторой причине график «Бликсо» сдвинули вперед, и хотя Тик-Так послал последнюю полученную на Земле карточку точно, как ему казалось, в срок, она запоздала.
      Заведенный порядок был нарушен. Начальник "службы ножа" на Мистине получил ее. Вследствие внутренних задержек между планетами Конфедерации Тик-Така информировали только сейчас.
      Его мать убили!
      Прокричав это, он снова впал в беспамятство, и Крошке пришлось постараться, чтобы вернуть его к жизни. Применив еще раз свой метод марихуанного дыхания "рот в рот", она сказала ему:
      — Теперь, Тик-Так, начни с самого начала и расскажи обо всех известных тебе преступлениях, которые совершил Грис.
      Мэдисон слушал. Этот педераст знал довольно много. Все это просилось в крупные заголовки. Собственно говоря, Мэдисона Грис интересовал лишь постольку-поскольку, просто благодаря ему можно было приблизиться к Хеллеру. Но, слушая дальше, он все больше пленялся услышанным. Тут пахло материальцем для очень пикантной статеечки!
      — Ты говоришь, — прервал он наконец молчание, — он приказал тебе убить старика Ботча и еще двух сотрудников вашей конторы? Значит, и ты становишься замешанным?
      — О нет! — закричал Тик-Так. — Я не мог никого убивать. Я Ломбару Хиссту так об этом и заявил. Ботча перевели в другой отдел. Вот тогда Хисст и начал копать под Гриса.
      — Ради чего?
      Но Тик-Так исчерпал все имеющиеся у него скромные запасы сил и снова бесчувственный повалился на руки Крошки.
      — Ну вот, теперь ты услышал, — проговорила Крошка, впившись пылающим взглядом в Мэдисона над головой Тик-Така. — Пусть теперь земля горит у тебя под ногами. Достань мне этого Гриса!
      Мэдисон ухмыльнулся. С таким-то материальчиком разве он может дать маху?! Газеты откроют ему двери к Хеллеру — да еще с таким треском!

      Четыре часа спустя Мэдисон в стремительно мчащейся "Модели 99" с горячим энтузиазмом шел по новому следу.
      Его очень заинтересовала информация, что под Гриса «копали». Он знал также по недавнему опыту, что средства массовой информации здесь требуют документальных доказательств для представляемых прессе сообщений. Идиотская идея! И хотя это было далеко не таким уж непреодолимым препятствием — ведь можно всегда состряпать фальшивку и отыскать подставных свидетелей, — он все же мог бы сэкономить время, если бы добрался до чего-то реального. И, спасибо Тик-Таку, он был уверен, что существует где-то множество фактов.
      Главный клерк Хисста предупредил его, чтобы он не загружал все время его слишком занятого шефа, поэтому логически мишенью в этом случае становился сам клерк. Старик, полагал Мэдисон, торчит если не в Замке Мрака, то во дворце.
      Перелетев зеленую водную ширь и мчась теперь над материком, Мэдисон все мучил систему связи, пытаясь связаться с намеченной жертвой.
      Вдруг в ответ на его позывные в уши к нему ворвался мужской грубоватый голос:
      — Сойдите! Сойдите! Говорит пост регулирования движения Аппарата. Дж. Уолтер Мэдисон, немедленно сойдите с курса и без всякой задержки проследуйте к начальнику Аппарата в Правительственный город.
      — Ох, дорогуша, — прокомментировал подслушивавший это Щелк, — ну и влипли вы.
      — Чего это он влип? — возразила Кун, которая силой добилась восстановления на прежней своей работе, а было ли что на Острове Передышки или нет — ее это больше не волновало.
      — Это значит, что они его ищут, вот что это значит, — огрызнулся Щелк. — Они еще раньше его вызывали, следовательно, ты, вместо того чтобы дежурить у видеофона, куда-то смоталась из аэромобиля. Небось уж точно (…) с кем-то!
      — Вовсе нет! — яростно возразила Кун. — Я только подсматривала.
      — Спорить готов, что (…), — настаивал Щелк. — Вон передок-то у формы мокрый, разве нет?
      — Я воду пила. А сам-то как разбухтелся! И на кого? На посудомойку!
      — Мир! Мир! — приструнил обоих Мэдисон. — Давай в Правительственный. Ты знаешь, где там у них контора?
      — Мимо нее не проскочишь. Верхний конец города, на крутом берегу над рекой Уайл. Ее всегда узнаешь по трупам вокруг на улицах.
      — Надеюсь, ты шутишь, — сказал Мэдисон.
      — Ну, в общем-то, да. У Аппарата там есть такой желоб, и по нему жертвы спускают в реку.
      Они промчались над зеленью сельской местности и вскоре оказались над массами высоких зданий, в которых размещалась большая часть правительства. Обширную местность в верхней окраине города окаймляли высокие берега, которые круто обрывались в реку Уайл.
      Этот район являлся старейшей и самой запущенной частью Правительственного города, а Аппарат — пусть не старейшей, но явно самой разложившейся частью правительства и наследником этого сектора.
      Там на площади стояло главное здание, окруженное разбитой мостовой и памятниками позабытой славы. Все это, казалось бы, напоминало о том, что и Аппарат состарился, но это было не так: по меркам Волтара, служба эта, по сути дела, была совсем молодой. Просто другие службы правительства не захотели больше оставаться на этом месте, где не функционировали фонтаны и где у статуй не хватало голов и конечностей.
      Когда "Модель 99" пошла на посадку, сразу же возникла проблема с местом для парковки. Хотя площадь и была достаточно широка, ее загромождали беспорядочно припаркованные танки и прочие машины.
      Щелк вклинился между транспортером для личного состава и летной машиной для командования, на каждой из которых имелся генеральский флажок. Кун открыла дверцу, одновременно строя глазки кое-кому из водителей.
      — Здесь идет какая-то возня, — заметил Щелк. — Это машины Генерального штаба Аппарата! Смотрите в оба, шеф. Они самые злобные (…) в Конфедерации!
      Мэдисон вылез из машины. В своем сером рабочем костюме он выглядел чересчур заметным на фоне остальных работников Аппарата, одетых в униформу. Он пробрался сквозь кучки офицеров и солдат в форме горчичного цвета, а также в черной и зеленой. Каждый носил значок Аппарата, напоминавший, если посмотреть на него под определенным углом, бутылку.
      Перед главным входом прохаживалась разодетая молодка. Другая, в значительной степени меньше разряженная, с суровой физиономией нетерпеливо покручивала тростью. Последняя пристала к Мэдисону с вопросом:
      — Сколько еще протянется это идиотское совещание?
      — Представления не имею, мадам, — ответил Мэдисон.
      — Что ж, если вы идете туда, передайте генералу Буку, что его пять (…) часов дожидается любовница и уже сыта по горло!
      Мэдисон поднялся по разбитым ступеням лестницы. Двое часовых в горчичном преградили ему дорогу. Офицер заорал на него:
      — Мэдисон? Куда ты запропастился, черт побери? Ступай туда, темень всех адов, да побыстрей!
      Он мигом провел его, подталкивая в спину, через забитый людьми вестибюль, прогнал вниз по пролету лестницы и впихнул в полную народу комнату.
      Комната больше походила на пещеру, чем на офис. Кроме того, в ней воняло.
      В креслах, стоявших вдоль шероховатых каменных стен, сидели генералы в красных мундирах. В видеозаписи они выглядят похожими на дьяволов с планеты Манко.
      Ломбар Хисст, тоже в красной форме, сидел за рабочим столом вполоборота и глядел на штабного офицера с механизмом дистанционного управления в руке, с помощью которого тот гонял по спроектированной карте оранжевую стрелку.
      — Это Омаха, — докладывал штабист. — По данным разведки, это нечто вроде военного нервного центра. По приблизительным оценкам, после его захвата для удержания позиции и развертывания войск на восток потребуется миллион солдат.
      — Миллион солдат! — повторил один из генералов. — Значит, никаких дополнительных резервов.
      — Ну, если нам откажут в праве взять и просто разбомбить Нью-Йорк…
      — В этом вам придется отказать, — заговорил Хисст. — Ведь тогда вы уничтожите установки, которые обязательно нужно захватить в Нью-Джерси в рабочем состоянии. Для этого требуется только пехотная атака, продвижение через города с помощью поголовного уничтожения населения. Вы боитесь, что будут потери? — с усмешкой спросил он у первого генерала.
      — Нет, — отвечал первый. — Просто я надеялся, что и Армию можно как-то заставить принять участие. У нас имеется только четыре миллиона солдат. Если учесть распыленность войска по другим континентам…
      — Мы могли бы просто сконцентрировать свои силы в Соединенных Штатах, — предложил еще один генерал.
      — Нет, нет, нет, — возразил генерал с артиллерийскими знаками различия. — Согласно сообщениям, там более чем двенадцать государств вооружены ядерным оружием. Если не послать пехоту на все континенты, возникнет ядерная истерия. Если мы хотим достичь тех целей, которые ставит перед нами шеф, то не должны допустить, чтобы они наносили удары водородными бомбами через океаны из одной страны по другой. Я считаю, что тогда нужные нам районы окажутся полностью загрязненными радиоактивными осадками и непригодными для пользования.
      Над Ломбаром склонился адъютант и доложил:
      — Ваше высочество, землянин. Прибыл наконец.
      Все взгляды обратились на Мэдисона. (Справедливости ради надо заметить, что, возможно, Балаболтер полностью не отдавал себе отчета, что обсуждается план вторжения на Землю, ибо протоколы совещания, разумеется, не передают внутренних мыслей тех, кто говорил. Собственные записи Мэдисона не проливают ни малейшего света на это обстоятельство.)
      С Балаболтером заговорил артиллерийский генерал:
      — Каковы дальность полета и потенциал термического проникновения ракеты МХЗ?
      — Извиняюсь, — отвечал Мэдисон, — этих данных наготове у меня нет. Но не думаю, чтобы об этом следовало так уж беспокоиться. Если мне не изменяет память, против проекта постройки этих ракет в целом возражал главный счетный отдел — из-за перегрузок сметы — и голосование по нему было отложено. Помню, что когда-то читал об этом.
      — Ха! — воскликнул артиллерийский генерал. — Спасибо тебе, мил человек. Итак, насчет этой системы нам нечего волноваться. А как насчет спутников-убийц? Их ведь можно было бы применить против космических кораблей.
      — Но ведь они есть только у русских. О них много говорилось по телевидению. Поэтому скажу так: если вы не затронете небесное пространство над Россией, проблем с ними у вас не будет.
      — Ага! — обрадовался артиллерийский генерал. — Покажите-ка нам эту самую Россию.
      Мэдисон прошел в переднюю часть «пещеры» и, молвив "с вашего разрешения", взял у штабиста пульт дистанционного управления. Поупражнялся, и проектор стал давать земные карты. Он нашел Россию и показал им. (Мэдисон не знал, поскольку это случилось после его отбытия с Земли, что никакой России уже нет.)
      Хисст беспокойно поерзал на месте, грозно глянул на генералов и сказал:
      — Ладно, теперь можете идти и пререкаться где-нибудь в другом месте. Но чтобы к завтрашнему дню генеральный план операции лежал на этом столе!
      Они встали, адъютанты собрали бумаги, и нестройной толпой все вышли. Какое-то время спустя Ломбар стал осознавать, что Мэдисон все еще в кабинете.
      — Я всех отпустил! — недовольно воскликнул Ломбар.
      — Я хотел поговорить с вами насчет Гриса, — сказал Мэдисон.
      — Грис, Грис, Грис! Нет, на (…) этого Гриса! Он единственный — причина этой заварухи!
      — Можно полюбопытствовать, в чем суть всей этой суматохи? — осторожно спросил Мэдисон.
      — В амфетаминах! В агентурных сообщениях! — проорал Хисст. — Если завтра не взойдет солнце и я это дело расследую, обещаю тебе, что след приведет к Грису! «Бликсо» в прошлый раз должен был привезти амфетамины — и не привез. С тех пор не посылали ни одного грузовоза! Его агентурные отчеты всегда бывали не на уровне, и вот теперь мы из-за него слепнем.
      — Я помогу вам до него добраться! — воскликнул Мэдисон.
      До Хисста дошло, но он только покачал головой:
      — Я в королевскую тюрьму посылал уже троих убийц, а Грис все живой! Это невозможно!
      — Вам же он мертвым не нужен. Он вам нужен говорящим.
      — Он упустил Хеллера, — продолжал Ломбар в своей обычной бессвязной манере. — Я убью его!
      — Я и Хеллера могу достать, — сказал Мэдисон.
      — Хеллер настроил против меня всю Землю, — возмущался Хисст. — Уверен, что в эту самую минуту он гоняет по улицам этой планеты и призывает людей выступить против меня. Он — просто бедствие для нас! Армия и Флот пальцем не пошевельнут, чтобы прихлопнуть его!
      — Но послушайте, — взмолился Мэдисон, — давайте говорить откровенно. Может, по какой-то причине вы не хотите, чтобы Грис заговорил?
      Ломбар, тип довольно непредсказуемый, вдруг расхохотался. Позже Мэдисон все-таки заметил, что в обществе Ломбара он очень часто чувствовал, что имеет дело с человеком, совершенно выжившим из ума.
      — Правда ли, что вы каким-то образом подставили Гриса? — добивался своего Мэдисон.
      Ломбар все смеялся. Наконец он сказал:
      — Если бы меня в чем-то обвинили, ничего нельзя было бы доказать. Все заказы, что уходили на Блито-ПЗ, все партии грузов, что поступали оттуда, помечены печатью с именем Солтена Гриса. Он жизнь свою припечатал этой печатью!
      — Значит, вы бы не возражали, если бы Грис предстал перед судом?
      — При чем тут суд?
      — Общественный суд, — объяснил Мэдисон, — был публичным. Об этом говорили все средства массовой информации. Зуб за зуб.
      — Забавно.
      — Вы можете сначала прощупать его в СМИ, а там уж точно суд признает его виновным. Вот так-то и совершаются подобные дела.
      — Странно как-то.
      — Вы бы стали героем. Это сыграло бы на ваш имидж.
      — Ну, суды тут ни при чем, — вдруг рассердился Хисст, — мне бы только добиться содействия Армии и Флота.
      — Это очень важно?
      — И он еще спрашивает, важно ли это, — пробормотал. Ломбар, как бы задавая вопрос невидимому зрителю, которого не было. — Чтобы оккупировать Землю, мне придется отвлечь все силы Аппарата с Калабара. Ладно, там по крайней мере меня заменят Армия с Флотом!
      — Вам необходимо содействие военных, — отчеканил Мэдисон. — Я могу вам это устроить!
      Ломбар остановился, подумал и наконец спросил:
      — Это как же?
      — Дайте мне все, что у вас есть на Гриса. Я сделаю так, что им заинтересуется пресса, а там и суд. Потом я заставлю его обвинить Хеллера. Это можно сделать так ловко, что за Хеллером будут гоняться и Армия, и Флот, как бешеные собаки!
      — Правда?
      Мэдисон достал свою книжицу с газетными вырезками и, раскрыв, шлепнул ее на стол перед Ломбаром.
      — Эти сообщения для прессы — всего лишь пробные шарики. Все написаны мной. Я что ни напишу, они все напечатают. Мне бы только добраться до средств массовой информацией, и вот они в ваших руках — и Армия, и Флот!
      Ломбар подозрительно пролистал его книжку, пригляделся к тому, что там написано, и спросил:
      — И то, что ты говоришь, они печатают?
      — Средства массовой информации всей вашей Конфедерации — просто инструмент в моих руках. С их помощью я могу устроить такую бучу, что вам для ваших дел дадут все, что нужно. Я могу лепить из общественного мнения, как из глины, все что угодно! Вот вам ключ ко всем проектам.
      — Чудесно! — проговорил Ломбар, все еще глядя в книгу. — Кроуб? Герой? — Там были ретушированные фотографии Кроуба — с первой страницы! Выше всякой похвалы! Газета за газетой!
      — Вот видите? И это пустяки — просто проба сил.
      — Мэдисон, если ты способен заставить их поверить, что этот выживший из ума старый уголовник — герой, тогда тебе не составит никакого труда сотворить из такого заслуженного, избранного судьбой человека, как я…
      — Императора, — договорил Мэдисон.
      Желтые глаза Хисста округлились и загорелись огнем. Он встал, возвышаясь на фут над специалистом по ССО, взял руку Мэдисона и пожал ее. Затем повернулся и прокричал в сторону двери:
      — Секретарь! Пусть этот парень, Мэдисон, получит все, что ему нужно! Все, ты понимаешь? Или я голову с тебя сниму!

      Солнце уже закатилось. Площадь почти опустела, и "Модель 99" торчала в одиночестве среди булыжников мостовой.
      Мэдисон передал Кун огромную кипу распечаток, а Щелку — листок с адресом и влез в машину.
      — Мы за вас беспокоились, — сказал Щелк, заводя "Модель 99". — Кун потрепалась с водителем вон того танка, и он сказал, что там собрался весь Генеральный штаб Аппарата и они планируют вторжение на полную катушку. Когда он сказал «Блито-ПЗ», мы так и вздрогнули! Это же ваша планета, разве нет?
      Мэдисон погрузился в свои мысли и не ответил.
      — Я-то вот с Калабара, — продолжал Щелк. — Эта война там очень меня тревожит. Они вырезают целые города, убивают детей, насилуют женщин, жгут все подряд. Небось, как подумаете, что Аппарат вторгнется на вашу планету, так волосы встают дыбом.
      — Ну, война — это просто война, — проговорил Мэдисон задумчиво. — Я специалист по ССО. Большинство войн развязываются средствами связи с общественностью. Так что из-за чего тут волноваться?
      — Ты слышала это, Кун? — обратился к телохранительнице Щелк. — Какой хладнокровный! Но сдается мне, что такое отношение под стать тому, кто по профессии убийца. Кстати об убийствах: достань-ка, Кун, свое «жало». Округа, куда мы теперь въезжаем, помечена знаком X.
      Они притормозили перед домом, который трудно уже было назвать стоявшим — настолько он развалился. В нос им ударила вонь отбросов. Рискуя вывихнуть лодыжку, Мэдисон поднялся по разбитым ступенькам и постучал в дверь.
      Высунулась мужская голова с двумя клочками седых волос, торчащими с обеих сторон, и крикнула:
      — Уходите! Я только сию минуту пришел домой. Имею я право немного отдохнуть?!
      — Вас зовут Ботч? — осведомился Мэдисон.
      Ботч хотел было закрыть дверь, но Мэдисон поставил на порог ногу и объяснил:
      — Я приехал к вам за сведениями о человеке по имени Грис.
      — Грис! Проваливайте!
      — Он в королевской тюрьме, — сказал Мэдисон, — посмеивается над вами всеми. Я пытаюсь подвести его под суд.
      — Заходите! — пригласил Ботч.
      Полчаса Мэдисон, сидя в лучшем кресле Ботча, слушал, делая для себя множество открытий, затем произнес:
      — Так, значит, я мог бы рассчитывать на вас как на свидетеля.
      — Я бы пешком прошел Великую пустыню, только бы иметь возможность дать показания, — сказал Ботч.
      — А коли я попросил бы вас прочесть о нем лекцию, вы бы сделали это?
      — Конечно, — отвечал Ботч. — Теперь, подумав хорошенько, я полагаю, что могу вам сообщить пару имен. Эти люди живут неподалеку, на этой же улице. — Он написал адрес и подал его Мэдисону. У двери Ботч в приливе чувств встряхнул руку гостя. — Рассчитывайте на меня, Мэдисон.
      Они свернули за угол и покатили вниз с горки. Остановились перед очень запущенной гостиницей с погнутой вывеской: "Только для господ офицеров".
      К двери подошла женщина с грубыми чертами лица. Мэдисон хорошо запомнил свой урок:
      — Я пришел сюда, чтобы попросить вас помочь мне повесить Гриса. Полагаю, вас зовут Мили. Когда-то вы сдавали ему жилплощадь.
      — Помочь вам повесить… — Она вдруг круто обернулась и крикнула в сторону кухни: — Ске! Иди сюда! Нам везет! Кто-то хочет повесить Гриса?
      И вот Мэдисон уже сидел в гостиной и попивал горячий джолт. Он слушал, а старый шофер Гриса, Ске, рассказывал ему свою печальную историю; рассказ прерывался проклятьями и собственными печальными историями Мили. Мэдисон узнал, что Грис дал им обоим фальшивые деньги и, если бы они попытались пустить их в оборот, их бы просто казнили. Но, зная Гриса, Мили и Ске вместе отправились прямиком в финансовую полицию с жалобами. Озлобление против Гриса крепко сплотило их.
      О, еще бы, они дадут показания на любом суде. С радостью, с радостью, с радостью! Лекция? Видок у них не очень-то презентабельный, но они с огромной радостью скажут все, что нужно Мэдисону.
      Улыбаясь, как зубастик, готовый перекусить тело жертвы, Мэдисон возвратился в свою резиденцию в Городе Радости. Он не стал обедать — времени не было — и созвал весь свой штат.
      В брифинг-зале он поднялся на возвышение. Он стоял там, очень гордый и важный.
      — Преданные и усердные мои сотрудники, — обратился он к присутствующим, — мы подошли к исторической вехе. Временами ССО оказывается на вершине. Мы готовы теперь влиять на пути, по которым пойдут империи, на судьбу самих звезд. Слушайте меня внимательно.

      Два дня спустя в лекционном зале на восьмидесятом этаже таунхауса собралась весьма избранная аудитория из 90 женщин, отдающих себе отчет в том, что их особо отметили, пригласив на эту чрезвычайно многообещающую лекцию знаменитого доктора Кроуба.
      Сознавали они также и то, что, если они откажутся от сотрудничества, им больше никогда не представится возможность «излечиться» на Острове Передышки, хотя об этом никогда нигде не говорилось. Кроме того — хотя и об этом никогда не говорилось тоже, — если бы они заартачились, кое-кто мог бы забыть пополнить их даровой запас марихуаны.
      Они принялись обсуждать между собой вот какой вопрос: как членам высшего света им вменялось в обязанность использовать свое положение — и положение своих мужей, — чтобы творить добро. Хоть название не произносилось вслух, но все они являлись членами очень элитного клуба, состоящего из тех, кому повезло стать «просвещенными» на Острове Передышки.
      С Кроубом у Мэдисона возникли кое-какие хлопоты. Доктор принял сверхдозу ЛСД, и двум громилам пришлось подержать его под контрастным душем, чтобы привести в чувство.
      Теперь он стоял на лекторской трибуне, отдавая себе отчет в том, что если будет валять дурака, то его слегка тряхнет через скрытый от посторонних глаз электроошейник, и старался привести себя в уравновешенное состояние.
      — Леди, — начал он, повторяя то, что слышал в наушниках, — вы знаете, что как принадлежащие к избранному кругу немногих посвященных, вы при вашем общественном положении имеете… имеете… кое-какие обязанности. Общество, в котором мы живем, является… является, к несчастью, свалкой безудержного безумия и чудовищных преступлений. Скрываясь от непросвещенного взгляда, мозги мужчин кипят похотью и невообразимой жестокостью. Меня пугает, когда я вижу, каким опасностям подвергается наше общество и как плохо оно… оно… оно справляется с ними. Это требует суровых, очень суровых мер! — Кроуб сделал глубокий вдох и, опершись о трибуну, постарался собраться с мыслями. Затем продолжил нести околесицу: — Наклонитесь вперед… Произошел случай, такой, знаете ли, чудовищный… что я даже говорить вам о нем не хочу… подайтесь назад. Вы же все-таки благородно воспитанные дамы, и я не должен говорить о нем, чтобы не оскорбить вашего слуха… не настаивайте.
      — Нет-нет! — выкрикнула из первого ряда леди Артрит Чопор, считавшая себя лидером этой избранной группы. — Продолжайте, продолжайте! Не бойтесь оскорбить наш слух.
      — Да-да, продолжайте! — послышалось отовсюду.
      — Похоже, вас нужно упрашивать, — пробормотал Кроуб.
      — Нас не нужно упрашивать! — прокричала какая-то женщина. — Скажите!
      — Продолжайте…
      — Итак, дорогие дамы, этот случай такой, знаете ли, отвратительный, что вы просто съежитесь от страха. Этот случай уникальный. Настолько уникальный, что совершенно выпадает из поля зрения фрейдистской психосексуальной патологии!
      — Нет, не может быть! — раздались выкрики.
      — Это случай, — говорил Кроуб, — не оральный. Он не генитальный! Он даже не латентный! Орите во всю глотку.
      Женщины испуганно уставились на доктора. Кроуб вдруг упал в кресло.
      — Сюда явилась женщина, — сказал он, — чтобы описать этот случай как очевидец. Представьте ее.
      На трибуну робко поднялась Мили. Несмело огляделась. И, увидев полные ожидания лица слушательниц, обрела уверенность.
      — Все, что он говорит, правда, — заговорила она. — Я сдавала ему жилье. Он никогда не водил к себе женщин. Всегда запирал комнату, когда уходил в ванную. Ни с кем не общался. А когда бывал у себя, то безвылазно сидел в своей грязище. И день и ночь строил планы, как бы подвести меня под монастырь. А я-то всегда улыбалась ему и вежливо с ним здоровалась. Когда он съехал, мы не могли найти ни одного постояльца, который согласился бы занять его комнату. О ней ходило столько скверных разговоров, что она все еще пустует! — Мили разразилась рыданиями, и ее увели с трибуны.