Наверное, я потерял сознание. Когда я пришел в себя, в ноздри мне ударил запах дыма, глаза слепил электрический свет.
      Что-то тяжелое лежало на моих ногах. Оглядевшись, я понял, что передняя панель отвалилась, а я зажат обломками кресла. Груда обломков — вот все, что осталось от неуязвимой "летающей пушки".
      Удивительно, как я вообще остался в живых. Но радоваться было рано: прямо у меня перед носом танцевали электрические искры, в любую минуту мы могли взорваться, и тогда от меня в один миг останется только жалкая горстка пепла.
      Голыми руками мне вряд ли удастся что-либо сделать, но решался вопрос моей жизни и смерти, и я, крича во весь голос от дикой боли, начал разгребать обломки.
      В зеленоватом свете луны глаза мои едва различали умирающие языки пламени. Мне не удалось выбраться из-под обломков. Я прекратил бесполезные попытки и без сил распластался на холодном песке.
      Вдруг яркая вспышка выхватила из темноты лицо Ломбара. Он лежал рядом, среди обломков: голова безвольно откинута назад, тело обвито сетью шнуров и кабелей — казалось, он спал в змеиной яме.
      Корпус корабля был расколот надвое; сквозь шипение остывающего металла до меня явственно доносился шорох пустынных песков. Я приподнял голову. Вдалеке в зеленоватом свете луны сверкали стены Замка Мрака. Они придут за нами, они обязательно найдут нас — они видели, как мы падали.
      Тихо застонав, Ломбар пошевелился и открыл глаза. Я подался вперед, лунный свет упал на мое лицо. Ломбар заметил меня, я почувствовал на себе его пристальный взгляд. Он узнал меня. Кажется, к нему начинала возвращаться память.
      Вдруг глаза его превратились в щелочки.
      — Значит, ты тоже участвовал в заговоре против меня! — с трудом вымолвил он.
      — Нет, нет! Я пришел, чтобы предупредить вас и спасти вашу жизнь!
      — Заговор с целью убийства! Ты пришел, чтобы сдать меня Хеллеру! Вы сговорились — ты и он!
      — Нет! — Я в отчаянии воздел руки к небесам. — Я вытащил вас из огня!
      — Еще одна твоя уловка! Ты притворился, что пришел спасти меня — меня, кому ангелы предназначили быть королем! Ты заставил меня подняться в воздух, чтобы Хеллер мог пристрелить меня!
      — О Господи, нет! Вы все не так поняли!
      — Я знаю, кто мои враги. Мои враги — все. И ты хотел подлизаться ко мне сейчас, пока я беззащитен!
      Вдалеке я увидел огоньки. Похоже, это свет фар грузовиков, направляющихся к месту крушения. Ломбар тоже заметил огни.
      — Как только они окажутся здесь, считай, что тебе пришел конец, Солтен Грис!
      О Боже! У него опять начинался приступ паранойи. У меня не оставалось никакой надежды на спасение.
      В отчаянии я потянулся к панели, прижавшей мои ноги.
      Взглянув на огни, которые блестели всего в полумиле от нас и становились все ярче по мере приближения, я сделал сверхчеловеческое усилие и попытался выбраться из-под панели.
      Панель шевельнулась! Мне удалось!
      Искалеченной рукой я попробовал дотянуться до ручки люка. Внезапно от корпуса отвалился целый кусок.
      Мои ноги основательно застряли, пятка башмака за что-то зацепилась. Я вытащил ногу из ботинка.
      Со слезами на глазах, закусив губу, чтобы не закричать от боли, я принялся тянуть ноги из-под панели.
      Наконец я освободился!
      Откуда взялись во мне силы, я не знаю, но, спрыгнув на землю, я проворно вскочил на ноги и бросился прочь от разбитого корабля и сумасшедшего Хисста.
      Кусты цеплялись за ноги, острые камни больно впивались в голые пятки. Так я не мог далеко уйти.
      Я оказался в безвыходном положении. Две сотни миль холодной пустыни отделяли меня от Правительственного города. Такое же расстояние до горной цепи Бланк. Еще никому не удалось босиком пересечь эту дьявольскую пустыню и, оставшись в живых, поделиться своими впечатлениями.
      Темная черта на залитом зеленоватым светом луны песке — глубокий овраг, замаскированный кустами.
      Сделав несколько шагов вниз по склону, я без сил скатился на самое дно оврага.
      Рев моторов!
      Я открыл глаза, с трудом поднялся на искалеченные ноги и, раздвинув ветви кустарника, выглянул из оврага.
      Разбитый корабль лежал совсем рядом, а мне-то казалось, что я ушел далеко.
      Но теперь слишком поздно. К месту крушения уже спускались грузовые аэромобили. Да их несколько дюжин! Сколько огней!
      В состоянии, близком к истерике, я начал метаться по оврагу. Увидев увесистый гладкий камень, лежащий на склоне, я устремился к нему. Бросившись на землю, я что есть силы потянул камень на себя, а потом, подтянув ноги, свернулся в клубок и замер, боясь пошевелиться.
      До моего слуха донесся рык:
      — Прочешите местность, найдите его! Топот бегущих ног.
      Ближе, еще ближе!
      Я слышал щелканье ружейных затворов и позвякивание амуниции.
      Снова взревели двигатели.
      Почва задрожала: это двигался маленький танк.
      Прибыло еще несколько машин.
      Я ждал, что камень, под которым я лежал, скрючившись, вот-вот поднимут, меня вытащат и станут больно избивать ногами.
      От топота ног сотрясалась земля.
      Чтобы прогнать страх, я старался вызвать у себя какие-нибудь оптимистические мысли: например, как я могу вдруг превратиться в песчинку и раствориться в этой бескрайней пустыне. На этом оптимистические мысли кончились, и я подумал, что преследователи могут догадаться пойти по моим следам.
      Но во мне еще теплилась надежда, иначе я давно бы уже умер от разрыва сердца и безнадежного отчаяния.
      Найдут ли они меня?
      Проходили минуты, казавшиеся мне целой вечностью. Группа солдат протопала всего в футе от меня.
      — Он очень глупо поступил, направившись в эту сторону, — сказал незнакомый офицер. — Никто не сможет пешком пересечь пустыню. Он, должно быть, уже далеко ушел, и мы не заметили его, когда ехали сюда.
      Наконец последовал приказ, и несколько грузовиков устремились в сторону Замка Мрака.
      Теперь поблизости никого не было: я не слышал больше топота ног.
      Оставшиеся солдаты возились у разбитого корабля, пытаясь освободить Хисста. Я услышал чей-то голос:
      — Этот кабель обернулся вокруг него дважды. Нам нечем его перерезать. Мигом сгоняйте на ближайший ремонтный пункт и привезите самые большие кусачки, какие там найдутся!
      Улетела еще одна машина. Стало тише.
      Мне было очень неудобно в таком скрюченном положении, и я понимал, что долго так не пролежу. Мои ноги уже начинали дрожать от напряжения, мне до смерти хотелось вытянуться во весь рост, расправить затекшие суставы. Очень осторожно я начал высвобождать из-под камня руки, а потом сдвинул его в сторону. В овраге было спокойно.
      Я снова поднялся к краю оврага и выглянул из-за кустов.
      Я подумал, что сошел с ума: на месте аварии, всего в сотне футов от моего укрытия, стояло несколько десятков грузовиков, вокруг которых бесцельно слонялись солдаты.
      Скоро вернулась машина, посланная за кусачками.
      — Привезли?
      — Нет, но скоро их доставят.
      У изуродованного корпуса корабля стоял войсковой генерал Аппарата и, вытягивая шею, заглядывал внутрь — наверное, смотрел на Хисста.
      — Сэр, инструменты, чтобы освободить вас, пока не привезли. Будут ли какие-либо распоряжения?
      — Да! — рявкнул Ломбар, выглядывая из клубка проводов. — Немедленно составь приказ об аресте Джеттеро Хеллера за попытку покушения на мою жизнь! Объяви его по армии, сообщи об этом в полицейское управление! Иначе мы никогда его не поймаем!
      — Есть, сэр. Немедленно, сэр. Займитесь этим, капитан Водкинс. Что-нибудь еще, сэр?
      — Блито-ПЗ! Там, наверное, творится черт знает что! — проревел Ломбар. — Пошлите Батальон Смерти на ту базу с заданием выявить предателей, которые работали на Хеллера или хотя бы однажды исполнили его приказ, и уничтожьте всех!
      — Есть, сэр. Выполнять, лейтенант Кнут. Еще распоряжения, сэр?
      — Да! Солтен Грис! Выпиши ордер Аппарата на его арест! Доставить его живым! Этот предатель будет подвергнут самым изощренным пыткам в течение месяца и только потом сможет умереть!

      Последний лучик надежды погас. До этого момента, вопреки здравому смыслу, я все еще допускал возможность, что Ломбар Хисст, если перенесет еще одно потрясение, подобное крушению корабля, сможет избавиться от приступов паранойи и поймет наконец, что все мои действия были продиктованы единственным стремлением — спасти его жизнь.
      Но теперь я уже не мог на это рассчитывать.
      Вокруг меня расстилалась бескрайняя пустыня. Вернуться теперь в Замок Мрака, чтобы очутиться в камере пыток, — такое решение мог принять только человек с ярко выраженными мазохистскими наклонностями.
      Чувствуя себя самым несчастным человеком на свете, я с тоской смотрел на безмолвную пустыню в зеленоватом свете луны. На месте аварии в данный момент находилось уже несколько сотен солдат, а количество грузовиков мне так и не удалось подсчитать.
      Я понимал, что попал в абсолютно безвыходное положение: я даже не мог идти.
      Подождите-ка!
      Если я не мог ходить…
      Слева от меня, на расстоянии всего пятидесяти футов, стоял аэромобиль, прибывший на место аварии позже других машин. Его водитель сейчас осматривал место происшествия.
      Прошептав молитву, я начал пробираться вдоль края оврага под прикрытием кустарника, время от времени выглядывая наружу и проверяя, не заметил ли меня кто-нибудь и не забил ли тревогу.
      Наконец я добрался до конца оврага. От аэромобиля меня отделял открытый участок шириной в двадцать футов.
      Было очень темно, к тому же при таком скоплении народа вряд ли кто-нибудь обратил бы на меня внимание.
      Я почувствовал себя как человек, вступающий в последний бой, но все же заставил себя подняться на ноги.
      Очень медленно и осторожно приблизившись к машине, я протянул руку к дверце и, открыв ее, уселся на водительское сиденье.
      В это время на землю спускался еще один аэромобиль — наверное, тот, что должен был привести инструменты.
      Я замер.
      Когда второй аэромобиль приземлился, я включил зажигание и медленно начал подниматься в воздух, держа курс на Замок Мрака.
      Внизу раздались крики, потом выстрелы: наверное, водитель заметил, что я угнал его машину.
      За мной началась погоня! Я дал полный газ, каждой клеточкой тела ощущая, что на такой скорости могу не справиться с управлением, и все же продолжал жать на педаль.
      Но куда же я лечу?
      К горам Блайк!
      Нет. Должно быть, охрана уже получила предупреждение, и меня очень быстро поймают.
      В Замок Мрака?
      Я еще не сошел с ума!
      И тут я понял, что у меня есть еще один выход: суд и быстрая казнь. Это лучше, чем попасть в лапы Аппарата и целый месяц агонизировать под пытками. Из двух зол выбирают меньшее.
      Я взял курс на Правительственный город, преследуемый выстрелами догоняющих меня машин, ловко ускользая от летящих мне вслед снарядов.
      Погасив все фары, я сбросил высоту до минимума.
      Подумать только, я убивал себя собственными руками.
      При скорости пятьсот миль в час меня так заносило, что я едва не терял управление. Я надеялся, что преследователи потеряют меня из виду среди скал.
      Выстрелы стали реже, и я знал почему: они рассчитывали, что меня перехватят у края пустыни.
      Наверное, эфир сейчас наводнен сообщениями полиции Правительственного города о моем побеге.
      Я настроил радио на главную волну. Вот оно — номер моего аэромобиля! Приказ всем «синебутылочникам» остановить машину с таким номером. Эти слова заставили меня вздрогнуть.
      Но мысль о тридцатидневной изощренной пытке в подвалах Аппарата быстро привела меня в чувство. На максимальной скорости, не думая о том, что в любую минуту двигатель может взорваться от перегрева, я начал петлять среди скал, вырастающих на пути к моей заветной цели.
      Впереди, в мутном лунном свете зияла черная пасть каньона; я устремился туда и помчался по нему, едва не цепляясь за стены и дно.
      Это показалось мне опасным, я поднял аэромобиль выше и оказался между двумя горными вершинами.
      Внизу темной пропастью разверзся еще один каньон, узкий, уходящий глубоко вниз. И я стремительно полетел в эту пропасть.
      Только теперь я почувствовал, что мои руки кровоточат; одно запястье определенно было вывихнуто. Но я стиснул зубы и не думал сдаваться.
      На бешеной скорости — более пятисот миль в час — я выскочил из каньона и увидел прямо перед собой огни Правительственного города.
      На холме вырисовывался силуэт королевской тюрьмы, суровой и ужасной крепости, казавшейся в зеленом свете луны еще ужаснее, но именно здесь мне по иронии судьбы суждено было искать убежища.
      Если я сюда попаду, Ломбар не сможет до меня добраться.
      Зловещее здание очень быстро увеличивалось в размерах, слишком быстро!
      Резко сбросив скорость, я услышал скрежет тормозов и едва не врезался в ворота королевской тюрьмы.

      Когда дым рассеялся, я был настолько поражен размерами каменных арок над головой, что даже не удивился, как я еще до сих пор мог двигаться.
      Я за что-то зацепился и не мог встать. Потом понял, что это сумка, висевшая у меня на шее, задела рычаг управления.
      Освободившись, я вылез из аэромобиля и, шатаясь и спотыкаясь о камни, побежал к воротам.
      Охранники!
      Они опустили свои пики!
      — Стой! Сюда нельзя!
      — О, пожалуйста, ради Бога! — заплакал я, со страхом оглянувшись через плечо, и, снова повернувшись к охранникам, принялся их умолять: — Я должен видеть верховного судью Волтара, срочно!
      — Что там? — спросил охранник, указывая на мою сумку. — Бомба?
      — Убирайся отсюда! — крикнул второй охранник. О боги, это моя последняя надежда!
      — Пожалуйста! — взвизгнул я.
      С балкона здания суда раздался чей-то недовольный голос:
      — Что за шум?
      — Этот человек хочет попасть в тюрьму, ваша светлость. Такого раньше никогда не случалось!
      — Что ему надо?
      — Доказательства! — прокричал я, подняв вверх сумку. — У меня здесь доказательства!
      — Проведите его в камеру для посетителей, — произнес недовольный голос. — Я надену мантию и спущусь. Никогда не слышал ничего подобного — кто-то хочет попасть в тюрьму!
      Я услышал, как хлопнула балконная дверь, и в страхе посмотрел на небо.
      Меня провели по камням внутреннего дворика, потом мои охранники подали сигнал, и еще один страж отворил скрипучую дверь.
      Я пошел дальше по плиткам коридора; в тусклом свете настенных канделябров тени моих сопровождающих казались мне прямо-таки огромными.
      Меня втолкнули в большую камеру, уставленную скамьями. В противоположном конце камеры находилась большая темная ниша. Маленькая дверь в ней открылась.
      Вспыхнул свет. В нише, на высокой платформе в огромном кресле с такой же большой спинкой сидел судья.
      — Потрепанный экземпляр, — произнес судья. Он был очень стар и сед; мантия его краснела, как кровь. — Подведите его сюда. Ну, что у вас за доказательства?
      Я тряхнул сумкой.
      — Все здесь. Все.
      — Доказательства чего? — спросил судья. — Кстати, кто вы такой?
      — Я служащий Аппарата Солтен Грис, — ответил я, трясущимися руками протягивая ему свое удостоверение.
      — Аппарата? Ну-у, дорогой мой, так вам не сюда. У Аппарата имеются свои суды, если они еще вообще работают. Думаю, вы явились не по адресу.
      Я испугался, что меня выставят за дверь. Внутренней полиции, наверное, уже сообщили о катастрофе, и даже если там не знали о тревоге, поднятой Аппаратом, их все равно заинтересует номер моей машины.
      — Ваша светлость, — дрожащим голосом проговорил я, — я совершил преступление против государства. Я преступник. И пришел сдаваться.
      — О, теперь понятно. Интересно, интересно, — сказал судья.
      В боковую дверь вошел какой-то человек, надевающий пальто. Его светлость обратился к нему:
      — У нас имеется королевский ордер на арест Солтена Гриса?
      — Нет, ваша светлость. Нами получены только распоряжения относительно принца Мортайя и его сторонников. Я помню наизусть весь список, и никакой Солтен Грис там не значится.
      Судья сделал знак охране, но я взмолился:
      — О, пожалуйста, ради Бога! Не прогоняйте меня. Клянусь, я ужасный преступник. Ради всего святого, арестуйте меня!
      Судья нахмурился:
      — Я могу сдать вас в полицию за нарушение общественного порядка. Это вас устроит?
      А «синебутылочники» сейчас же доставят меня к Ломбару!
      — О, ваша светлость, только не это! Я совершил преступление против императора, клянусь!
      — Без ордера на арест и при отсутствии состава преступления вам здесь делать нечего, — спокойно сказал судья. — Уведите его!
      — Нет-нет! — У меня появилась гениальная мысль! — Меня вез сюда королевский офицер.
      — Да? — спросил судья. — Ну и где же он?
      Я уже собрался сказать, что совершил побег, но это произвело бы на судью плохое впечатление. Я почувствовал, как лоб мой начинает покрываться холодным потом. За дверью уже могли стоять прихвостни Хисста!
      — Он где-то остановился! — в волнении прокричал я. — Я обещал, что сдамся сам!
      — Не смешите меня, — произнес судья, — ой, не смешите. Мне кажется, что вы все преувеличиваете. Разве кто-нибудь когда-нибудь вел себя подобным образом?
      Эврика!
      — Ваша светлость, — сказал я, — у меня есть свидетель. Командор Крап из аварийного резерва Флота знает, что я арестован и должен быть доставлен сюда.
      Судья медленно помотал головой. У меня дрожали колени. Упав на пол и умоляюще сложив руки, я принялся упрашивать его:
      — Позвоните ему — о, ради Бога, вам воздастся за это на небесах — пожалуйста, позвоните командору Крапу.
      Судья опять с сомнением помотал головой, но все же сделал знак клерку, и тот, с готовностью взяв трубку коммуникационного аппарата и нажав несколько кнопок, передал трубку судье.
      — Командор Крап? Это лорд Терн, попечитель королевских судов и тюрем и верховный судья Королевского суда. Прошу извинить за беспокойство в такой час, но у нас здесь происходит нечто странное. Человек, называющий себя Солтеном Грисом, заявляет, что его доставил сюда королевский офицер и что вы можете подтвердить сей факт. — Его светлость замолчал, слушая ответ Крапа. — Что вы говорите? Кто?.. Джеттеро Хеллер? О да, чемпион по игре в метательные шары… О да. Я однажды поставил на него и выиграл пять кредиток… О да, великолепный атлет… Ну, я рад, что все прояснилось. Спасибо, вы очень любезны. До свидания.
      Лорд Терн отдал трубку клерку и бросил на меня пристальный взгляд.
      — Джеттеро Хеллер. Хороший человек. Итак, он вез вас сюда, верно?
      — Да-да! — с готовностью подтвердил я.
      — Командору Крапу неизвестно, в чем состоит ваше преступление, но я уверен, что коли уж вас вез сюда сам Джеттеро Хеллер, то вы действительно в чем-то провинились перед государством.
      — Вы арестуете меня?! — радостно завопил я.
      — Да. Мы можем посадить вас в камеру. Но нам нужны какие-нибудь сведения для протокола. В чем состоит ваше преступление?
      — Во всем! — снова обрадовался я. — Буквально во всем!
      — Это весьма общее утверждение, — сказал лорд Терн. — Не могли бы вы сообщить нам что-нибудь определенное?
      — На это может уйти несколько часов, — ответил я, горя от нетерпения попасть в судебные книги.
      — Что ж, полагаю, вам стоит самому изложить все на бумаге, и тогда будет ясно, в чем вас обвинять.
      — Все? — переспросил я. И вдруг меня осенило. Впереди замерцал огонек надежды. — Если я напишу все, что мне известно, могу я рассчитывать на снисхождение?
      — Королевский суд всегда может гарантировать вам абсолютную объективность, — ответил лорд Терн. — Если вы не упустите ничего и все, изложенное вами, окажется правдой, могу обещать, что вам вынесут справедливый приговор. Клерк, занесите его в судебную книгу в колонку "Совершение действий против государства с нарушением королевских указов". Пусть ему окажут медицинскую помощь, чтобы он мог писать, и снабдите его ручками, бумагой, диктозаписывающим устройством — короче, всем необходимым. Да, и посадите его в башню, где светло.
      Только сейчас я смог вздохнуть с облегчением. Судья поднялся с кресла, и я тоже встал.
      — Кстати, — сказал он, — вы лично знали Джеттеро Хеллера?
      — Да! — ответил я.
      — Так вы счастливчик, — сказал лорд Терн. — Я бы сам хотел с ним как-нибудь поговорить. Великолепный игрок в метательные шары. Спокойной ночи.
      Меня увели и посадили в большую камеру в башне, где стояли столы и кресла, а сквозь решетчатое окно сияли огни Правительственного города. Я услышал, как за мной заперли массивную дверь.
      Я стоял у окна и смотрел на небо. Внизу на дороге появились полицейские машины. В воздухе зависли два аэромобиля Аппарата.
      Я затрясся от смеха: теперь им до меня не добраться. Я — государственный заключенный, вне досягаемости длинных лап Ломбара!
      Я все еще продолжал смеяться, когда в камеру вошел врач и, вправив мне вывихнутые кисти рук, перевязал мои искалеченные пальцы.
      Несмотря на поздний час, мне доставили письменные принадлежности.
      Хорошо, я напишу обо всем. У меня с собой мои записи и журналы. Я расскажу все, что мне известно о миссии "Земля".
      Интересно, чем занимался все это время Хеллер?
      И чем дольше я буду писать, тем дольше останусь жив.
      Итак, вот моя повесть. Я вручаю ее вам, лорд Терн.
      Я не знаю более ужасной исповеди. Так будьте же снисходительны. Ради всего святого, не надо меня пытать. Просто быстро казните меня!
      Солтен Грис
      Подтверждаем, что все вышеприведенное было написано вышепоименованным заключенным:
      Гамминс, охранник башни, Королевская тюрьма;
      Скрич, заключенный, отбывающий пожизненный срок, соседняя камера.

      Нет необходимости говорить о том, что надежды Солтена Гриса на быструю казнь не оправдались. Если бы его казнили, то у меня не появилась бы возможность рассказать конец этой истории вам, себе самому и всему Волтару. (Да здравствует Его Величество Вулли Мудрый!)
      Дабы не шокировать вас и не нарушать правила приличия и этикета, врываясь к вам без доклада, возможно, мне для начала следует представиться.
      Я — Монти Пеннвел, недавний выпускник Королевской академии искусств, среднего веса, среднего достатка и, согласно мнению моей матери и бесчисленных родственников, близких и дальних, имею шанс ниже среднего добиться чего-либо в жизни, если не оставлю своего глупого намерения стать знаменитым писателем. Здравствуйте!
      Мое знакомство — и, я думаю, ваше — с этим странным делом под названием "Миссия «Земля» началось довольно любопытным образом.
      Должен вам сказать, что каждый месяц я обязан завтракать с моим двоюродным прадедушкой, лордом Дохлом, в здании Королевского суда и тюрьмы на холме на окраине Правительственного города. Эти завтраки, составляющие часть семейного заговора против меня (в котором принимает участие вся моя бесчисленная родня), имеют целью проведение со мною бесед воспитательного характера, в результате которых я, внезапно изменив свои взгляды на жизнь, могу прийти к решению заняться наконец делом и добиться определенного положения в обществе, соответствующего моему возрасту, и так далее. Лорду Дохлу хотелось бы, чтобы я занялся изучением права. И каждый месяц я должен выслушивать от него, каким образом мне строить свою жизнь: он считает «писак» никчемными людьми, в особенности тех из них, которым еще ничего не удалось опубликовать. Конечно, он желает мне только добра. Как, впрочем, и все остальные.
      Итак, я сидел в кабинете прадедушки, ожидая, пока он закончит глубокомысленную беседу о том, почему он обязан отрубать кому-то голову. Вокруг суетились его подчиненные, освобождая кой-какие кабинеты, которые, как оказалось, были переполнены, и поднимали при этом в воздух невероятное количество пыли. В широком луче желтого полуденного солнца, пробивающемся в высокие окна кабинета, вились мириады темных пылинок — свидетельство бурной деятельности клерков.
      Неожиданно в голове моей родились несколько поэтических строчек: я назову стихотворение "Ода танцующему воздуху". Оно уже звучало у меня в голове, но мне было не на чем его записать.
      — Мямли, — обратился я к старшему клерку (мог ли я представить себе тогда, чем обернется моя просьба?), — принесите мне листок бумаги, только быстро!
      — Молодой Монти, — ответил мне старый Мямли, — бумага — ужасно дорогое удовольствие, поэтому вам должно быть стыдно изводить ее на всякие глупости. — Он посмотрел на тележку, в которой перевозил на новое место свои бумаги. — Вот, — проговорил он, протягивая мне пачку рассыпающихся от старости листков, — можете писать здесь, на обратной стороне.
      Перестав наконец чихать, я взглянул на листы, которые мне дал старый Мямли: на каждом стоял штамп "совершенно секретно".
      — Подождите, Мямли, — сказал я. — Я не хочу, чтобы из-за меня у вас были неприятности. Похоже, это секретные документы.
      Мямли глянул на листки и пожал плечами:
      — Такой штамп стоит на всех документах. Королевский заключенный имеет право на конфиденциальность, по крайней мере пока он не казнен, а после его смерти все записи и документы по делу подлежат уничтожению. Каким числом датированы бумаги? А, прошло уже почти сто лет. Едва ли это можно назвать текущим делом, не так ли? Поэтому не забивайте себе голову пустяками, Монти. Весь этот мусор мы отвозим в дезинтегратор: нам нужно освободить место для новых бумаг.
      Мой взгляд упал на последнюю строчку последней страницы: "Так будьте же снисходительны! Ради всего святого, не надо меня пытать! Просто быстро казните меня! Солтен Грис".
      — Постойте, — сказал я. — Наверняка они не сделали того, о чем просил этот бедняга, иначе этих документов не было бы здесь!
      Мямли с некоторым беспокойством посмотрел на большую коробку, опустошением которой он занимался в данный момент, — на потертом ярлыке значилось: "Незавершенное дело. Грис".
      — Ну, не знаю. Остальное в этой коробке — судебные стенограммы. Возможно, по его делу так и не был вынесен приговор, поэтому документы и находятся здесь, а может, просто какой-нибудь клерк ошибся — иногда мы сталкиваемся с подобными недоразумениями. Все-таки смешно, что на деле стоит пометка "незавершенное".
      — Как интересно! — сказал я. — Вы хотите сказать, что начатое по этому делу судебное расследование так и не было доведено до конца? Расскажите мне еще что-нибудь.
      — Черт возьми, молодой Монти, нам нужно перетряхнуть эти ящики до завтрака. Забирайте с собой эту чертову коробку и не мешайте мне работать.
      Исповедь была довольно тяжелой, а вкупе с остальными бумагами весила столько, что я едва не надорвался, когда нес свои пыльные, рассыпающиеся на глазах сокровища через дворик здания суда к моему аэроспидстеру. Но мои мучения стоили того.
      Как раз в это время на крыльце появился мой двоюродный прадедушка.
      — Что ты притащил, Монти? Стопудовую оду? Похоже, ее часто читали вслух. Ха-ха-ха!
      Оставив свою ношу в прихожей, я прошел с прадедушкой в обеденный зал, где он с ходу ошарашил меня сообщением о том, что говорил обо мне с верховным судьей и они решили, что будет совсем неплохо, если мне дадут в конторе место младшего клерка. И кто знает, может быть, по прошествии пятидесяти лет я стану такой же респектабельной особой, как он сам.