- Почему?
      - На втором промысле будут простреливать скважину номер восемьсот четырнадцать. Обещал быть там. А после этого - я готов!
      - Хорошо. А даст скважина что-нибудь?
      - Минимум сто пятьдесят тонн в сутки, а может быть, и больше. Вот в четыреста второй я не уверен. Прострелили два горизонта - одна вода... Да, хотел вам сказать: с завтрашнего дня начинается проверка итогов соревнования. Комиссия уже создана.
      Кудрату показалось, что молодой инженер говорит это с целью напомнить о том, насколько он был прав тогда, на совещании. Он поднялся с кресла и задумчиво прошелся из угла в угол, затем бросил пытливый взгляд на собеседника. Но на лице Фикрата не было и тени насмешки.
      - Товарищ Кудрат, - заговорил снова инженер, - не думайте, что отставание треста не затрагивает мою честь. Мы восстанавливаем старые скважины втрое быстрее, чем прежде. По-моему, нигде в других трестах не получают столько нефти за счет старых скважин. Вчера план добычи поднялся у нас еще на три процента. И все за счет этих скважин. Тогда, на совещании, я имел в виду трудности, связанные только с морским бурением. Если выйдем из этой бури целыми и невредимыми и сдадим в зксплуатацию сто пятьдесят четвертую и сто пятьдесят пятую буровые, то Лалэ-ханум придется расстаться с переходящим знаменем.
      - Дело не только в этом, товарищ Фикрат. Надо искоренить в массе наших людей боязнь стихии. Поэтому я и говорю, что лучше всего нам быть на буровых. Здесь Конагов?
      - Да, здесь.
      Кудрат нажал кнопку звонка. Вошла секретарша в накинутом на плечи пальто.
      - Холодно? - спросил управляющий.
      - Знобит что-то, Кудрат Салманович, - смущенно ответила девушка.
      - От холода, или?..
      - От холода... Принесли очень страшную весть, Кудрат Салманович. Говорят, на море утонуло судно.
      - А люди?
      - И люди... Рассказывают, что и уста Рамазан...
      Кудрат был ошеломлен.
      - Кто рассказывает? Позовите сюда Конагова!
      - Сейчас вызову. - Секретарша торопливо вышла.
      Встревоженные управляющий и инженер молча переглянулись.
      Раздался резкий звонок правительственного телефона. Кудрат схватил трубку. Говорил секретарь городского комитета партии.
      - Доброе утро!.. Так передают. Но я этому не верю... - Кудрат замолчал и стал слушать. Лицо у него все более темнело и хмурилось, легко было догадаться, какие неприятные вещи говорил ему Асланов. И действительно, он обвинял управляющего треста в безответственном отношении к жизни людей. Он говорил: "Если будут человеческие жертвы, ответишь перед судом".
      Кудрат все молчал, не находя слов для ответа. Да и что он мог сказать? Он должен был первым узнать, что произошло на море, а тут об этом другие сообщали ему.
      - Сию минуту проверю и доложу вам! - сказал, наконец, Кудрат по-военному и положил трубку.
      - Безобразие! Все знают, кроме нас.
      Вошел Конагов. Кудрат сердито посмотрел на него.
      - Какой баркас затонул?
      - Моторная лодка "Весна". Не понимаю, кто поднял эту суматоху? Мало ли что случается на море в непогоду! Правда, лодка опрокинулась. Но у самого берега, и никто не утонул. Сейчас вытаскивают и лодку.
      У Кудрата точно гора свалилась с плеч.
      - Как уста Рамазан?
      - Все это неправда. Он уехал на "Чапаеве" и давно уже на буровой. Только что говорил со мной по телефону.
      - Правда? - Кудрат оживился. - А что это за болтовня?.. Прикажите от моего имени, чтобы ни одна лодка не выходила в море. Ясно, или объяснить еще раз?
      - Ясно, - отозвался Конагов, обрадованный тем, что управляющий удовлетворен его сообщением, и быстро вышел из кабинета.
      Кудрат позвонил Асланову и сообщил ему о действительном положении вещей. Потом обратился к Фикрату:
      - По крайней мере, надо укрепить связь с морем. Пусть наладят рацию!
      Быстрыми шагами Фикрат направился к двери и вышел из кабинета. Навстречу ему в приемную ввалилась группа людей. Один из вошедших постучался в дверь кабинета и попросил разрешения войти.
      - Прошу! - пригласил всех к себе Кудрат и указал на кресла: - Садитесь, пожалуйста!
      Вошедшие расселись вокруг стола управляющего и, вынув из кармана платки, начали утирать посеревшие от пыли лица. Молодой инженер, занявший место напротив Кудрата, пожаловался на погоду:
      - Ну и ветер! Метет пыль будто со всего света и гонит в город. Посмотришь на море, темнеет в глазах.
      Жуть!..
      Все пришедшие были специалистами и все работали в тресте Кудрата. Извинившись за то, что время не позволяет затягивать беседу, управляющий сказал:
      - Сейчас, товарищи, дорога каждая минута. Мы должны быть готовы ко всему... Но перейдем к делу. По указанию правительства в некоторых отдаленных селах республики строятся электростанции. Наш трест взял шефство над двумя из них.
      - Нам об этом известно, - отозвался тот же молодой инженер, который сидел против Кудрата. - Бригады составлены и проинструктированы. Мы готовы выехать хоть сегодня. Ждем только ваших указаний.
      - Но имейте в виду, - предупредил Кудрат, - что ваша поездка ни в коем случае не должна отразиться на вашей основной работе. Так и скажите остальным товарищам.
      - Можете не сомневаться, товарищ управляющий. Все понимают значение задания. Некоторые из товарищей в свободное от работы время успели запастись кое-каким оборудованием и материалами.
      - Правильно! - кивнул головой Кудрат. - Но все же не забывайте, что все вы нужны здесь. На селе пробудете не более месяца.
      - Понятно!
      Исмаил-заде обратился к другому инженеру, который сидел сбоку, облокотившись о письменный стол:
      - В какое селение вы едете?
      - Забыл, как называется, товарищ управляющий. Но знаю, что там колхоз имени Низами. Находится на самой макушке горы. До Шемахи поедем на машине, а там на лошадях. Я связался по телефону с председателем колхоза. Он уже месяц, как ведет подготовку. Все земляные и строительные работы закончены.
      - Стало быть, вы едете в селение Сарбан. Отлично! - Кудрат вдруг вспомнил Таира. - А вы знаете, что несколько парней из этого колхоза работает у нас?
      - Знаю, - братья Байрамлы. Я было включил в бригаду и Таира, но затем передумал. Ему там делать пока нечего. Но когда будет нужно, хорошо бы командировать его на проводку линий. Дельный парень.
      - Можно... Да, вот что еще. Захватите с собой теплую одежду. В тех местах уже изрядно холодно... Ну, я вас больше не задерживаю. Подготовьтесь и выезжайте... - Исмаил-заде попрощался с инженерами и техниками. Передайте привет колхозникам.
      Все вышли. Кудрат снова взглянул на барометр. Стрелка не сходила с отметки "буря".
      4
      Когда Мирзоеву стало известно, что его направляют в трест Кудрата в качестве рядового инженера, он решил отсиживаться дома, пока не уляжется весь этот шум. Жена и дети не знали, что он отстранен от должности, и первое время сам Мирзоев не хотел говорить им об этом. "Зачем портить всем настроение?" - думал он. Мрачный и угрюмый, он целыми днями сидел без дела. Перемена, происшедшая в нем, не могла остаться незамеченной, и, уступая настойчивым расспросам жены, Мирзоев, наконец, признался:
      - Завистники стали мне поперек дороги. Будто бы я не давал ходу другим. Позавчера отдали приказ и направили меня рядовым инженером в подчинение моего злейшего врага. - Мирзоев глубоко вздохнул и замолк. - Мстят мне, Диляра, ох, как мстят! Нанесли такой удар, что век не забуду. Ты сама знаешь, что я поднялся на должность заместителя начальника "Азнефти" не по протекции доброго дяди, а только благодаря своим способностям. Но зависть заела людей. Не могли, видно, мириться с тем, что я раньше всех достиг высокого положения. И вот все пошло прахом. Чего только не сказал мне Асланов? Оговорили! Иначе, с чего бы ему возненавидеть меня? Эх!.. Такова уж, видно, моя судьба.
      Диляра не любила вмешиваться в служебные дела мужа. Она интересовалась лишь детьми и домашним хозяйством. Но, видя, что сегодня муж нуждается в утешении, она сказала:
      - Не печалься, Салах. Не вечно же человеку занимать высокий пост?
      По натуре своей Диляра была доброй и отзывчивой женщиной. Даже о недостатках мужа она говорила всегда осторожно и с опаской, чтобы не обидеть его. Она знала кое-какие грехи за мужем и могла бы намекнуть на них, но, видя, как он угрюмо шагает по комнате, решила лучше промолчать.
      - Салах, - мягко говорила она, - ты знаешь характер Асланова лучше меня. Сегодня он критикует, снимает с поста, а когда видит, что ты исправился и работаешь не за страх, а за совесть, сам же берет тебя за руку и поднимает. Он не из тех, кто таит злобу.
      - Эх! Поздно уж мне. На-днях он критиковал всех на совещании. А когда дело дошло до меня, только махнул рукой. Нечего, дескать, ждать толку от Мирзоева. Я знаю, что это значит. Кого он любит, того критикует, а меня... Нет, меня он, должно быть, здорово не взлюбил, Диляра. Не знаю, как этот Исмаил-заде ухитрился уронить меня в его глазах? Просто убил он меня!..
      Прошло три дня. Шторм на море продолжался. Слегка ослабевший было ветер задул к вечеру третьего дня с новой силой. В этот день Мирзоев раза два звонил в трест Кудрату. Он узнал, что управляющий не отлучался из треста ни днем, ни ночью. Мирзоеву стало совестно так долго отсиживаться дома, и он решил с утра выйти на работу. "Если так будет продолжаться и дальше, так мне, может, придется ждать целую неделю", - подумал он и попросил жену достать тот костюм, который он носил, будучи рядовым инженером. Это еще больше расстроило семью, в которой и без того уже царило уныние.
      Выйдя около десяти утра из дому, Мирзоев по привычке зашагал в ту сторону, где обычно ожидала его машина. Но машины с торчащей над ветровым стеклом антенной на месте не было. Это еще раз напомнило ему о положении, в котором он очутился, и, расстроенный, он пошел пешком. Он и его семья давно привыкли ездить в новенькой машине. И сейчас отсутствие ее подействовало на него гораздо больше, чем снижение в должности.
      "Теперь, - думал он, - все будут говорить: "Ну как, дружище? Поубавилось у тебя спеси? Слишком уж был самонадеян. На то, брат, советская власть. И поднимет, и одернет..."
      Он оглянулся по сторонам, и его удивило, что на лицах встречавшихся ему знакомых не было и тени насмешки. Все почтительно здоровались с ним и проходили своей дорогой.
      Мирзоев сел в трамвай и поехал в трест. Первым, кого он встретил в тресте, был возвращавшийся с промыслов Кудрат, и это совсем расстроило Мирзоева. Заметив его, управляющий приостановил шаг и первым произнес слова приветствия.
      - Здравствуйте, товарищ Мирзоев! - сказал он. - Зачем же пешком? Позвонили бы, я послал бы машину...
      Эти слова точно полоснули ножом по сердцу. "Издевается", - подумал Мирзоев и совсем потемнел. А Кудрат подошел к нему, дружески протянул руку и указал на дверь кабинета:
      - Пожалуйста!
      Мирзоев вошел в кабинет и остановился у двери, потупив глаза. Чуткий Кудрат сразу понял, в чем дело. Тщательно подбирая слова и стараясь не задеть самолюбия бывшего начальника, он заговорил совсем не о том, что так угнетало Мирзоева.
      - Сегодня у меня словно праздник, - сказал управляющий. - Штормяга, видали, какой? А добыча по тресту не только не снизилась, а прыгнула со ста двух до ста восьми процентов. На новых буровых нет ни одной бригады, которая выполняла бы план ниже ста двадцати. Понимаете, что это значит?
      Кудрат вопросительно поглядел на Мирзоева, ожидая ответа. Но мысль его собеседника работала в другом направлении. "Отныне я нахожусь в подчинении у этого человека. Теперь он будет колоть орехи на моей голове, начнет мстить", - злобно думал Мирзоев. Чтобы проверить свое впечатление, он поднял голову, но не нашел на улыбающемся, добродушном лице Кудрата и тени насмешки. "Уж не так ли он думает мстить мне?" - мелькнула у него мысль. А Кудрат, не дождавшись ответа, продолжал все так же возбужденно:
      - Здорово, а, товарищ Мирзоев? Как это так получилось?
      - О чем вы?
      - Я говорю о том, что просто поражаюсь стойкости наших рабочих. Многолетний опыт подсказывал мне, что в такую бурю посыпятся со всех сторон черные вести. Но сегодня...
      Продолжительный телефонный звонок оборвал его. Оставив Мирзоева, Кудрат быстро прошел за стол и поднял трубку.
      - Да, да, это я, девушка... Скажи уста Рамазану, что от имени треста я объявляю ему благодарность. А премия - своим чередом. Постой! Передай еще, что будут посланы продукты, и сегодня же. Если бы даже для этого понадобился самолет!.. Так и скажи.
      Кудрат положил трубку, но от радости не мог усидеть на месте. Он весело прошелся по кабинету и снова обратился к Мирзоеву:
      - Вот это люди! До сегодняшнего дня никак не соглашались на посылку продуктов. Старик Рамазан все время отговаривал: "Не надо. Повезут - и доставят на дно моря, рыбам на закуску!" Еще шутят...
      - А требуют?
      - Вы же слышали разговор!.. Ведь это не шутки, дорогой, все движение транспорта на море приостановлено. Люди уже трое суток не получают продуктов. Правда, после разговора с Аслановым я успел до начала шторма забросить кое-что на морские буровые. Но мало, страшно мало! И вот представьте: люди не отдыхали ни минуты. Усталость, недоедание... Нет, сегодня я пошлю продукты во что бы то ни стало!
      - А кто повезет? И если утонут в море, кто будет отвечать?
      - Они сами!
      - То есть, как это - сами?
      Не замечая того, Мирзоев задавал свои вопросы в привычном начальническом тоне. Но для Кудрата это не имело никакого значения. Он продолжал шагать по кабинету и вдруг остановился.
      - Ответят сами. Я пошлю добровольцев, - сказал он.
      - Но это пахнет прокурором, судом.
      Кудрат задумался. Его волновала не угроза Мирзоева. Он думал о характере этого человека. "Откуда он взялся? Прокурор, суд. Почему я должен бояться их? Мирзоев, неужели ты не знаешь, что они страшны только преступникам? Нет, дружище, ты в эти дни плохой мне помощник. Будет гораздо лучше не допускать тебя к морским буровым!" - решил Кудрат и после долгого молчания проговорил деловым тоном:
      - Товарищ Мирзоев, у меня к вам только одна просьба.
      - Прикажите! Я в вашем подчинении. - В голосе Мирзоева ясно послышались нотки обиды.
      - Нет, не в этом дело... - отмахнулся Кудрат. - На буровой сто семь проводятся испытания прибора Минаева. Я прошу вас проехаться в моей машине туда и понаблюдать за ходом испытания.
      "Начинается!" - подумал Мирзоев, предполагая, что Кудрат умышленно завел речь об изобретении Минаева и таким образом уже приступил к осуществлению давно задуманной мести.
      - Я очень прошу вас, - говорил тем временем Кудрат, глядя своими добрыми глазами на Мирзоева, - помогите мне в этом деле. Ведь вы очень сведущий в технике инженер. Если вы укажете хоть на один недостаток прибора Минаева, то этим окажете нам большую услугу.
      Как ни старался Мирзоев уловить в этих словах нотки нарочитости и предполагаемого подвоха, ничего подобного он не заметил и понял, что управляющий обращается к нему действительно с искренней товарищеской просьбой. И, видя, как ошибся в своих подозрениях, Мирзоев вынужден был признать свою грубость по отношению к Кудрату и в душе осудить свое поведение.
      - О чем говорить? Поеду, обязательно поеду! - ответил он уже с искренней готовностью выполнить поручение.
      - Ну и хорошо, товарищ Мирзоев! - обрадовался Кудрат. - Надеюсь, мы будем работать рука об руку, как друзья, не так ли?
      - Конечно! Это было сказано искренне.
      Когда Мирзоев покинул кабинет, Кудрат подумал: "А, пожалуй, он способен и на хорошее. Но почему же на прежней должности он был таким..."
      Вошедший в это время Бадирли оборвал его мысль.
      - Продукты готовы, товарищ управляющий. С кем послать?
      - Сейчас найдем, - ответил Кудрат и позвонил по городскому телефону: Мама? А где Ширмаи? Как придет, скажешь, чтобы позвонила мне... Хорошо, мать, хорошо... Клянусь, не голоден... Не помню, сегодня ее концерт или завтра? Забыл. Пусть обязательно позвонит!
      Положив трубку, он посмотрел прямо в глаза Бадирли.
      - Взяли что-нибудь приличное или отделались тем, что попало под руку?
      - Начиная от сыра и колбасы до Нарзана, - все, что душа пожелает. Думаю, что уста Рамазан будет доволен.
      - А где все это?
      - Упаковал в ящики и отправил на пристань.
      - Ну, тогда поехали, товарищ Бадирли. Пока я лично не проверю баркас и экипаж, не успокоюсь.
      Они вышли из кабинета. Вспомнив, что на машине уехал Мирзоев, Кудрат остановился на балконе:
      - Подождем, сейчас машина вернется.
      Вдруг он увидел во дворе свою машину и, догадавшись, что Мирзоев ушел на промысел пешком, невольно усмехнулся. Но тут же мысленно упрекнул себя: "Лежачего не бьют..."
      - Товарищ Бадирли, а ветер как будто начинает стихать, - обратился он к своему снабженцу.
      Теперь Бадирли уже не поддакивал своему начальнику, стараясь угодить ему. Он посмотрел на небо, затем на Кудрата и сказал:
      - Нет, наоборот, крепчает... По правде говоря, товарищ Кудрат, вы приказали, и я приготовил все. Чтобы вы потом не говорили, что я ничего не умею делать. Но, между нами говоря...
      Почувствовав, что Бадирли, как и Мирзоев, хочет отговорить его от посылки баркаса, Кудрат недовольно махнул рукой:
      - Ладно, ладно!.. Надо торопиться. Возможно, люди уже голодают.
      - Если не предположишь дурное, то хорошего не получишь, товарищ Кудрат. Откровенно говоря, мне не нравится эта погода...
      - Ну и что же прикажете делать? - И, не желая выслушивать возражения, Кудрат сурово посмотрел на Бадирли. - Отправим - и баста!
      - Будь по-вашему... Только... Что, если обождать часа три-четыре? Может, и в самом деле стихнет ветер?
      Кудрат сел в машину и указал Бадирли на заднее сиденье.
      - Вот вам мой добрый совет, товарищ Бадирли, - продолжал он. - Когда принимаетесь за какое-нибудь дело, будьте решительным. Колебания делают человека трусом.
      Когда машина дошла до мощеной булыжником дороги, клубы черной, как туча, пыли заслонили все, не давая видеть даже на шаг вперед. Подхваченный ветром мелкий гравий бился градом о наглухо закрытые стекла машины. Шофер включил фары, но и это не помогло, - различить дорогу все равно было трудно.
      - Что это? Вот уж подлинно какое-то светопреставление, - сказал хмурясь Кудрат и добавил: - Надо бы ехать другой дорогой.
      - Везде так, товарищ Кудрат, - отозвался шофер. - Придется немного обождать.
      Они остановились. Несколько минут прошло в молчаливом ожидании. Но пыль попрежнему клубилась вокруг тучами.
      - Давай поедем потихоньку.
      Машина опять тронулась. Глядя в боковое стекло, Кудрат начал командовать.
      - Чуть вправо. Теперь влево... Постой, ничего не вижу... А-г-а, теперь видно куда ехать, давай скорее...
      Наконец они выбрались на асфальт. Облако пыли и здесь застилало все кругом, но сама дорога была видна лучше. Шофер поехал быстрее, и вскоре они добрались до берега. Кудрат и Бадирли вошли в сторожку, где обычно собирались команды баркасов.
      В небольшой комнате, наполненной табачным дымом, стоял невероятный галдеж. Капитаны баркасов, собранные сюда по приказу Кудрат, вели между собой горячий спор. Из отдельных фраз Кудрат понял, что речь идет о предстоящем выходе в море. Спорящие не сразу заметили управляющего. Перебивая друг друга, они винили во всем мастеров, которые оставались на буровых в шторм и непогоду. Когда стоявший у окошка низенький и полный капитан знаком указал на остановившегося в дверях Кудрата, мгновенно наступила тишина. Несколько человек встало, уступая место управляющему,
      - Сидите, сидите! - остановил их Кудрат.
      Он достал папиросу, щелкнул автоматической зажигалкой и, сделав две-три глубокие затяжки, обвел капитанов испытующим взглядом. Почти все они были молодыми людьми.
      - Я вижу, ребята, скучно вам без дела, - начал он шутливо. - Против воли я никого не принуждаю выйти в море. Кто вызовется сам, добровольно, тот и пойдет. Предупреждаю: требуются выдержка и решительность!
      Из полутемного угла послышался голос капитана "Чапаева":
      - Я все-таки опытнее других. Разрешите мне!
      - "Разрешите..." - усмехнулся Кудрат. - Зачем спрашивать у меня? Вот откуда должно исходить разрешение! - и он рукой указал на сердце.
      - Трудновато, товарищ Исмаил-заде... Когда я отвозил старика Рамазана, чуть не пошли ко дну. Подбрасывало так, что головами облака задевали...
      - Знаю, - отозвался Кудрат, дымя папиросой. - Но буря длится четвертый день. Возможно, что наши товарищи работают без воды и без хлеба. До сего времени они сами не давали согласия на подвоз провизии. Но вы представьте на минуту себя на их месте! Голодные, усталые, а работу не прекращают... Так кто же хочет ехать добровольно?
      - Все! - воскликнул стоявший у окошка низенький и полный парень.
      - Все! - раздались голоса.
      - Я готов! - заявил капитан "Чапаева".
      "Молодец", - подумал Кудрат, с улыбкой глядя на него и спросил:
      - А ну, скажи, как ты подготовился?
      - Как? Взял длинную веревку.
      - Это для чего?
      Капитан засмеялся:
      - Или доставлю старику Рамазану продукты, или повешусь...
      Кудрат сразу стал серьезным:
      - Совсем не к месту твоя шутка!
      - Хорошо, товарищ Исмаил-заде, скажу без шуток... Нельзя будет вплотную подойти к буровой, поэтому и нужна веревка. Придется привязывать к одному концу веревки круги колбасы, головки сыра, консервные коробки и забрасывать на мостки. Не знаю только, как с хлебом быть... Я беру с собой еще длинный канат, чтобы прицепиться. Иначе любая волна отбросит меня на полкилометра от буровой...
      "Ну, этот справится!" - обрадовался Кудрат.
      - А вы подготовились? - обратился он к другим капитанам. - Кто не может положиться на собственную сноровку, пусть скажет заранее...
      На этот раз никто не откликнулся.
      - Труднее всего, конечно, добраться до сто пятьдесят пятой. Придется пройти по открытому морю два с лишним километра. Добираться до остальных легче. Случится что-нибудь - можно выбраться на берег и вплавь. Пусть двое из вас на всякий случай держат наготове баркасы у пристани. А остальные не мешкая отправляются на буровые.
      Не прошло и четверти часа, как продукты были выгружены из машины, распределены по указанию Бадирли, и баркасы один за другим вышли в море.
      Впереди всех шел "Чапаев".
      Стоя на пристани, Кудрат с тревогой глядел на море. Прислушиваясь к бешеному вою ветра, он не отрывал глаз от "Чапаева".
      - Товарищ Кудрат, - говорил срывающимся от ветра голосом Бадирли, ухватившись обеими руками за фуражку, - почти все эти ребята - фронтовики, не то видели... Моря они тоже не боятся. А вот как причалить и перебросить на буровые продукты - это их беспокоит...
      Управляющий молчал. Клокотавшее в бешенстве море словно хотело вырвать пристань из-под ног Кудрата. Огромные волны с могучим ревом бились о берег.
      То ныряя и скрываясь из глаз, то взлетая высоко на гребни волн, "Чапаев" и следовавшие за ним баркасы упорно прокладывали себе путь.
      - Доплывут... - с уверенностью сказал Кудрат.
      5
      На буровой Рамазана никто и не думал, что придет баркас. Вся бригада надеялась только на одно: буря скоро утихнет. Работа не прекращалась ни на минуту. В эти штормовые дни долото углубилось на четыреста двадцать метров. Стало быть, не сегодня - завтра глубина забоя достигнет трех тысяч метров, и скважина будет готова для эксплуатации. По правде говоря, такие темпы оказались неожиданными и для самого мастера Рамазана. Работа изнурила и его, и рабочих.
      Лица у всех побледнели, осунулись. Мучил не столько голод, сколько жажда. Но как ни тяжело было, все же одно обстоятельство подбадривало и утешало всех: скважина заканчивалась бурением раньше, чем ожидали, - на месяц и два дня до срока. В такую страшную бурю бригада лицом в грязь не ударила. Все сознавали это, хотя об этом и не было сказано ни слова. Люди стойко переносили голод и жажду, они отвечали неизменным "нет" на предложение мастера Рамазана пойти соснуть хоть немного. Рамазану не было необходимости вести среди таких людей агитацию. Да и что мог сказать он Васильеву, Джамилю, Таиру, Лятифе? Не хуже самого Рамазана понимали они, где и для чего работают. И странное дело: за время бури ни Таир, ни другие ни разу не видели старого мастера хмурым или озабоченным, хотя и было от чего прийти в уныние. Рамазана будто подменили. Старик стал порывистым и быстрым, как сокол, простым и добродушным, как ребенок, и точно таким же, как родной отец Таира, шутником и балагуром. Перемена, происшедшая в нем, сперва показалась Таиру искусственной. Он думал, что Рамазан старается своим видом подбодрить людей. Но скоро убедился, что таков уж характер этого человека: чем напряженнее обстановка, тем бодрее и веселее чувствует он себя. И Таир вместе со всеми беспечно смеялся шуткам старика, забывая усталость.
      После телефонного разговора с управляющим Лятифа вышла из культбудки. Обессилевшая девушка едва передвигала ноги, то и дело облизывала побледневшие и пересохшие губы. Она отозвала мастера Рамазана в сторону и передала ему о решении управляющего.
      - Товарищ Кудрат во что бы то ни стало пришлет нам сегодня провизию... - Больше у нее не было сил говорить.
      Разаман потемнел.
      - Уж не ты ли просила?
      - Нет, уста, он сам так решил.
      Старик видел, как страдали за эти дни люди, и у него сжималось сердце. Тем не менее, услышав эту весть, он недовольно покачал головой.
      - Напрасно, дочь моя, напрасно... - сказал он. - Зачем допускать, чтобы из-за нас гибли люди?
      Рамазану хотелось тут же позвонить Кудрату и отговорить его от посылки баркаса. Но вдруг в его душу закралось сомнение: а не позвонил ли кто-нибудь из бригады самовольно управляющему?... Может быть, из-за этого Кудрат и вынужден был принять такое опрометчивое решение и подвергнуть чью-то жизнь опасности?... Мастер строго обратился к девушке:
      - Лятифа, может быть, кто-нибудь из ребят позвонил ему?
      - Не думаю, уста. Я не видела.
      Старый мастер решил открыто поговорить с людьми. Он приказал остановить механизмы и, когда гул ротора прекратился, подозвал всех к себе и попросил сесть.
      - Видать, уста решил созвать собрание... - заметил Таир, подходя вместе с Джамилем к Рамазану и усаживаясь подле него.
      Рабочие, ни разу с начала бури не видавшие мастера хмурым, сразу почуяли что-то неладное и уставились на него недоумевающими глазами. Всем не терпелось узнать, что же его так огорчило.
      - Ребята, - наконец заговорил Рамазан, - хотите, чтобы вам привезли еду?
      Вопрос показался странным. Если есть возможность, почему бы не привезти? Уже целые сутки ни у кого не было во рту ни крошки хлеба, ни капли воды.
      Васильев раньше всех понял, куда гнет Рамазан.
      - Пусть везут, Рамазан Искандерович, - отозвался он. - Конечно, пусть везут... Посмотри, как все побледнели!.. Гейдар вдвоем с Гришей уже не могут поднять одну трубу. Джамилю щепки кажутся ломтями хлеба. Таир уже не отличает моря от тучи...
      Все рассмеялись, но Рамазан и сам Васильев оставались серьезными.
      - Я не шучу, ребята. Шторм точно такой же, как и три дня назад. Может быть, даже усилился... Пусть везут. Кто его знает, когда он кончится?
      - А что, если приостановить работу?
      Мастер не поднял головы, - Гейдара он узнал по голосу. Старый мастер скорее согласился бы потребовать с риском для жизни некоторых людей привезти продукты, чем идти на поражение в соревновании. Он окинул взглядом изможденные лица усталых, голодных рабочих и глубоко задумался.
      В это время сквозь вой ветра послышался звук сирены. Вначале все подумали, что им померещилось. У кого хватило бы смелости в такой шторм подъехать к буровой? Но звук повторился еще и еще раз. Напрягая и без того острый слух, Таир посмотрел на море и среди огромных волн заметил еле видимый баркас; маленькое суденышко бросало свирепыми волнами, как щепку, но оно упорно продвигалось к буровой вышке. Таир, устремив широко раскрытые глаза на Рамазана, воскликнул:
      - Уста, "Чапаев" плывет!
      - "Чапаев", "Чапаев"! - закричали все в один голос и высыпали к причалу.
      Трудно было поверить глазам. В то время как крупные суда отстаивались в бухте, крепко пришвартовавшись к причалам, "Чапаев", борясь со стихией, все ближе и ближе подходил к буровой. Всем стало страшно за маленькое суденышко.
      Когда между баркасом и буровой оставалось метров пятьдесят-шестьдесят, баркас вдруг исчез, словно накрытый огромной волной. Но, видимо, судно вела умелая рука. "Чапаев" снова взлетел на гребень волны и, делая резкий крен, подошел еще ближе. Столпившиеся на буровой люди уже ясно видели стоявшего на носу баркаса капитана и его помощника, смуглого матроса, крепко ухватившегося за колеса штурвала.
      - Э-ге-гей! - крикнул капитан. - Ловите!..
      Баркас подхватило волной и подбросило еще ближе. С необыкновенной ловкостью капитан кинул веревку, и конец ее с грузилом упал прямо к ногам Таира и Джамиля.
      - Тяни! - капитан сбросил в воду толстый канат. - Я ближе подойти не могу.
      Ребята сразу поняли, чего хочет капитан. Они быстро вытянули канат за привязанную к нему тонкую, но прочную бичеву и петлю его набросили на конец бревна, служивший причальной тумбой.
      Волны кидали баркас из стороны в сторону, но это, казалось, совсем не беспокоило капитана. Он деловито сложил слегка подмоченные буханки хлеба и банки консервов около себя, достал припасенную им веревку, привязал одну из буханок к ее концу и, высоко подняв ее, показал молодым рабочим:
      - Эй, вы... голодающие! Ловите... бросаю!
      Васильев и мастер Рамазан не отходили от забоя.
      Глядя на капитана, Рамазан говорил:
      - Вот это храбрец!.. Смотри, что делает, а?
      Буханка взлетела в воздух и, не достигнув мостков буровой, шлепнулась в воду. Таир и Джамиль только ахнули.
      - Жаль, что нет здесь Самандара. Он достал бы буханку со дна морского!.. - пошутил Таир, но в голосе его слышалась досада.
      - Ничего, не тужите!.. Чего-чего, а хлеба у советского государства сколько угодно, - крикнул капитан, вытягивая обратно веревку.