Лятифа впервые слышала и эти стихи, и эту мелодию.
      Когда голос Таира, допевавшего песню, достиг самых высоких нот и замолк, зал вздрогнул от бурных рукоплесканий. Все требовали, чтобы Таир пел еще. Конферансье не рискнул выйти, чтобы "приправить" песню своими шутками.
      Таир снова запел. Лятифа не сводила с него глаз. Неужели она забыла обо всем на свете только потому, что была в восторге от песни Таира? А ведь до сего времени она считала его пустым, несерьезным мальчишкой. Или, может быть, не отдавая себе отчета в этом, она и в самом деле любила Таира? Об этом большом и сильном чувстве Лятифа могла судить только по книгам, народным сказаниям или вот таким песням, как только что спел Таир. Она знала, что любящий человек готов терпеть безмерные страдания, бесстрашно идти навстречу любым опасностям. Такая любовь, по ее представлениям, кончалась обычно трагически, и любящие так и уходили из жизни, не достигнув счастья. Раньше Лятифа думала, что все это было возможно только в старозаветные времена. Ей казалось, что теперь нет и не может быть людей, которым приходилось бы терпеть подобные страдания. Ну, а чувство, которое зарождалось в ее сердце? Отчего прежде, такая безразличная к Таиру, она так внимательно теперь разглядывала его зачесанные назад жесткие волосы, широкий лоб, полные вдохновения глаза, чуть пухлые губы? Почему испытывала такой трепет, вслушиваясь в звуки его саза и вибрирующего голоса? Неужели она узнала Таира только сейчас, когда он играл и пел?
      Снова в зале загремели аплодисменты. Когда конферансье объявил об окончании концерта, молодежь стала хлопать еще сильнее. Но Таир больше не вышел.
      Зрители шумно поднялись и стали расходиться, а Лятифа не двигалась с места. Она все еще смотрела туда, где только что стоял и пел Таир, словно ждала, что он, догадавшись о ее желании, снова выйдет и будет петь о любви для нее одной.
      Вдруг она услышала голос Зивар:
      - Чего же ты ждешь?
      Лятифа очнулась, быстро встала, и, взявшись под ручку, девушки вышли из зала. В коридоре они увидели, как Рамазан подходил к Таиру. Когда Таир протянул руку, чтобы поздороваться с мастером, старик, не в силах скрыть свою радость, хлопнул его по плечу.
      - Будь ты неладен! И еще хотел лишить мою бригаду такого певца?
      Оказывается, старик стоял за дверью и слушал пение Таира, а потом ждал, когда он выйдет из зала.
      Таир не заметил девушек, а может быть, только притворялся, что не замечает их.
      Лятифа улыбнулась. Зивар потянула ее за собой, и они скрылись в темноте.
      Джамиль пристально наблюдал за девушками. Выйдя из зала, он не отступал от них ни на шаг. Крадучись, он пошел им вслед и ждал, когда Зивар распростится с Лятифой. На этот раз он почему-то был уверен, что Зивар пойдет ночевать к себе домой.
      Девушки шли по самой середине асфальтированной улицы. Лятифа молчала, и Зивар не спрашивала ее ни о чем.
      Когда, наконец, они подошли к каменной лестнице, Джамиль остановился, при свете ярко горевшего здесь фонаря девушки могли бы заметить его.
      Поднявшись по каменным ступенькам, девушки остановились на возвышенности. Луна, вынырнувшая из-за белых облаков, окутавших все небо над Баиловом, залила их обоих молочно-голубоватым светом.
      Вдруг Джамиль услышал голос Зивар:
      - Что с тобою, Лятифа? Ты чем-то расстроена?
      Лятифа, ничего не ответив, прильнула головой к плечу подруги.
      - Давно я наблюдаю за тобой, - снова заговорила Зивар. - Все понимаю. Но ведь он же тебя не видел. Старик Рамазан помешал... Мне кажется, что он любит тебя. Но ты сама виновата, обидела парня.
      ...Лятифа опять ничего не ответила.
      - Хороший он. Самандар говорил мне о нем. Душа у него чиста, другу не изменит... А как прекрасно он пел! Кажется, и музыку сочинил сам. А слова! Жаль, что не запомнила.
      Сердце Джамиля готово было разорваться. "Гляди, как хлопочет, - почти с ненавистью подумал он о Зивар. - Ну, посмотрим, что скажет сама Лятифа". В тени у лестницы Джамиль напрягал слух и зрение.
      Снова послышался голос Зивар:
      - Ты что, плачешь?
      И Джамиль явственно услышал всхлипывания Лятифы.
      "Она любит Таира!" - молнией пронеслось у него в голове. Словно от удара, он отшатнулся назад и торопливо зашагал прочь.
      Когда пришел в общежитие, ребята еще не спали. Самандар и Биландар наперебой расхваливали Таира, и оба сходились на том, что в сегодняшнем концерте наибольший успех выпал на его долю.
      - Вы правы, сегодня Таиру везет во всем, - вмешался Джамиль, сказав это своим обычным серьезным и спокойным голосом.
      Самандар пристально посмотрел на Джамиля и хитро подмигнул ему:
      - Не думай, приятель, что я не заметил!
      - Чего?
      - Как ты увязался за Лятифой.
      Джамиль только опустил глаза и тихо вздохнул. Но Самандара интересовало дальнейшее:
      - Ну, и... каковы же твои успехи?
      Все молча ждали ответа Джамиля. Таир ничем не показывал своего волнения, хотя сердце его обливалось кровью. "То-то, смотрю, вдруг его не стало... Значит, провожал Лятифу?" - мысленно он уже готовился признать победу противника.
      Стоявший неподвижно Джамиль, наконец, подошел к Таиру и протянул ему руку:
      - Ты счастлив, мой дорогой. Искренность между друзьями я ставлю выше всего. Она любит тебя, и становиться между вами было бы подлостью с моей стороны.
      - Но откуда ты знаешь? - воскликнул Самандар и, поднявшись, сел в постели.
      Джамиль ответил:
      - Видел собственными глазами, слышал собственными ушами...
      Голос его задрожал. Все это заметили, и Джамиль, чтобы не выдать своего волнения, замолчал.
      Таир не верил своим ушам. Ему хотелось подробно расспросить Джамиля, но, боясь причинить ему боль, он не проронил ни одного слова.
      5
      Узнав, по какому делу пришел Кудрат, секретарь горкома Асланов вызвал начальника "Азнефти" и Мирзоева. До их прихода он ознакомился с проектом Минаева и пробежал глазами отзыв старого инженера Талыб-заде. Кудрат знал, что давать какие-либо пояснения секретарю горкома не нужно. Многолетний опыт давал возможность Асланову разбираться во всех тонкостях нефтяного дела. Хотя Кудрат и был уверен в ценности изобретения Минаева, особенно для бурения глубоких скважин, все же ему не терпелось узнать мнение Асланова. Секретарь горкома должен был не только решить судьбу изобретения, но и положить конец разногласиям Кудрата и Мирзоева. Асланов ознакомился с проектом и ни словом не обмолвился о своем отношении к нему. Должно быть, он считал целесообразным высказаться в присутствии противной стороны. А пока, как бы невзначай, завел речь совсем о другом:
      - Вчера я был в одном из районов... Среди наших крестьян началось интересное массовое движение: всем хочется иметь электрический свет. Некоторые колхозы, не ожидая помощи со стороны, сами построили себе электростанции. К районному центру, где я был вчера, примыкает колхоз. В городе имеется старая электростанция; она часто выбывает из строя, и тогда город получает свет из деревни. Не правда ли, интересно? А додумались люди до этого в результате простой случайности. Городской театр ставил новый спектакль. В зале находились и колхозники из соседней деревни. Вдруг погас свет. Выясняется, что электростанция не будет действовать до утра. Тогда поднимается председатель колхоза и говорит: "Погодите, сейчас я дам свет". И тут же звонит по телефону в колхоз, чтобы немедленно подключили городскую сеть к сельской электростанции. Не прошло и получаса, как в театральном зале вспыхнуло электричество и зрители получили возможность досмотреть спектакль до конца, С тех пор колхоз взял на себя обязательство иногда снабжать городок электроэнергией. И теперь, когда на городской станции происходит какая-нибудь авария, районный центр не остается без света... В этом году правления многих колхозов предусмотрели в своих планах строительство электростанций. Эти планы утверждены уже правительством. Но некоторые колхозы пока еще не в силах осуществить строительство просто потому, что не располагают нужными инженерно-техническими силами.
      Кудрат не мог понять, к чему Асланов вздумал говорить обо всем этом. А тот, заметив его недоумение, продолжал:
      - Что, если бакинские предприятия поддержат это движение? Как по-твоему? Взять шефство над отдельными колхозами, построить небольшие районные электростанции? Ну, скажем, вы возьмете на себя инициативу. А средств у колхозов много. - Секретарь искоса взглянул на Кудрата и усмехнулся. - Ты можешь подумать, что партия дает тебе дополнительную нагрузку, тогда как трест находится еще в прорыве. Но есть поговорка: "Если пастух захочет - сварит сыр и из бычьего молока..."
      Стоит вам в тресте немного пораскинуть мозгами, и вы убедитесь, что это для вас далеко не постороннее дело.
      Секретарь горкома, встав с места, начал прохаживаться по кабинету.
      - Вчера я осматривал столовую молодых рабочих. Давно не видят ребята фруктов, да и овощей им дают маловато. А будь у вас подшефные колхозы, столовая могла бы дать рабочим все, что нужно.
      Кудрат невольно улыбнулся: "Вот, оказывается, куда он гнул".
      Кудрат задумался, мысленно взвешивая свои возможности. Потом ответил:
      - Можно, конечно... Хоть и отстаю, но постройку одной-двух станций могу взять на себя.
      Открылась дверь, и вошедший помощник секретаря сообщил о прибытии вызванных товарищей.
      - Давайте, давайте их сюда! - отозвался, прохаживаясь, секретарь горкома.
      Вошли начальник "Азнефти" с Мирзоевым и, поздоровавшись с Аслановым, уселись рядом.
      Секретарь горкома, прохаживаясь, остановился у своего письменного стола.
      - Вы знакомы с этим проектом? - неожиданно спросил он, указывая на чертежи.
      - Дело в том, - приподнялся Мирзоев, - что товарищ. Кудрат Исмаил-заде...
      - Я спрашиваю не о Кудрате, а о проекте Минаева?
      - Нет, не знакомы...
      - Почему? Не хватает времени заниматься такими мелочами? - В голосе Асланова прозвучала насмешка. - Не говоря уже о практической ценности для производства, мне кажется, изобретение Минаева имеет и большое научное значение. Минаев уже известен, как талантливый изобретатель. Вы ищете кандидата на соискание Сталинской премии на будущий год. Вам нужен лучший, чем он?
      Мирзоев сидел словно окаменелый.
      - Возьмите, ознакомьтесь, - продолжал секретарь горкома. - Как можно скорее проведите испытания. - И не терпящим возражения тоном добавил: - А если испытания дадут положительные результаты, в этом же году приступите к массовому выпуску прибора.
      Кудрат не ожидал такой развязки. Асланов был настолько сдержан, что до прихода начальника "Азнефти" ничем не обнаруживал своего отношения к изобретению.
      - По-моему, - прямо обратился он к начальнику "Азнефти", - было бы неплохо заменить Мирзоева инженером Минаевым.
      Всего ожидал Кудрат, только не этого.
      - Напрасно удивляетесь. Партии нужны люди, которые работают так, как Минаев, а не как...
      У Мирзоева пересохло в горле. Секретарь горкома обратился к Кудрату:
      - Ты можешь взять к себе Мирзоева в качестве рядового инженера? Я не настаиваю, но... подумай.
      Наступило тягостное молчание. Секретарь горкома сел за стол.
      - Когда руководящий работник начинает отставать, оказывается по своим деловым качествам ниже подчиненного, всегда возникает необходимость в такого рода перемещениях. А ты, товарищ Кудрат, брось либеральничать. Почему ты до сих пор не поставил нас в известность о выходке Мирзоева?
      - О какой выходке?
      - Как о какой? Вы ведете совещание, обсуждаете новое изобретение, а он является и разгоняет вас... Как, по-вашему, должны мы знать о таких вещах или нет?
      Когда все выходили из городского комитета партии, Мирзоев был в полном смятении. Начальник "Азнефти" медленно шагал впереди, понурив голову. Кудрат шел позади них.
      - Ты поступил нечестно, Кудрат! - сказал Мирзоев, оборачиваясь к нему. - Я не ожидал от тебя ничего подобного...
      - Все, что было сказано там, правильно! - прервал его начальник "Азнефти". - Мы, конечно, виновны... Вам следовало во-время проверить работу бюро изобретений. То, что мы искали в облаках, само шло к нам в руки, а мы не сумели этим воспользоваться.
      Кудрат не проронил ни слова. Его занимала теперь другая мысль: "Надо бы проверить результаты соревнования. Если не усилим темпа работы, один из таких же ударов обрушится на мою голову. Надо проверить..."
      На улице поднимался ветер.
      Кудрат по опыту знал, что сулит морская непогода, и решил направиться прямо в трест.
      На прощание он лишь коротко бросил своим спутникам:
      - До свидания.
      7
      Давно пожелтела листва в поселковом саду. Порывы холодного ветра срывали с деревьев сухие листья, и они, подобно стаям бабочек, кружились в воздухе и падали наземь. Юноша и девушка бродили по пустынным аллеям.
      Юноша, держа под руку девушку, шел медленно, но говорил торопливо, словно боясь упустить долгожданный случай, когда можно высказать все, что переполняло душу.
      - И давно ты меня любишь? Так зачем же скрывала? Упрекаешь меня в том, что ни разу не взглянул на тебя, когда пел. А чего мне было смотреть? У меня ведь тоже есть самолюбие...
      Дорогой читатель, я не собираюсь через несколько страниц описывать со всеми подробностями свадебное торжество героев, - они еще и не думали об этом. И юноша и девушка лелеяли иную мечту. Их взоры были обращены вдаль, в будущее. Юноша говорил:
      - Лятифа! В будущем году я в это время сам начну бурить вон там, в десяти километрах от берега. И самой глубокой скважиной на море будет моя! В тот день, когда я ее закончу, со всех сторон ко мне приедут корреспонденты, фотографы, нахлынет столько людей, что негде будет стоять.
      А девушка отвечала ему:
      - Не торопись, Таир, рано тебе еще. Ты только делаешь первые шаги. Ты выдержал испытание на повышение разряда?
      Сухие листья шелестели, а они, замолкнув, оглянулись по сторонам. Обоим показалось, что, кроме них, тут шепчутся еще люди, затаившись в укромных уголках. Но кругом было пусто.
      - Не торопись, - повторила Лятифа. - Ты только начинаешь осваивать специальность бурильщика. Целых двадцать лет работал мой отец простым рабочим и только после этого стал буровым мастером.
      Таир ответил не сразу. Не хотелось обижать девушку. "Это другое дело. Он был неграмотным", - подумал Таир и сказал:
      - Год - это целая жизнь. Разве мало у нас восемнадцатилетних героев? К тому времени я многому научусь. Через год поеду за матерью и привезу ее тоже сюда.
      - А какая она, добрая? - В глазах Лятифы не трудно было угадать нетерпеливое желание поскорее узнать мать Таира. Но Таир оставил ее вопрос без ответа.
      - Ого, я опаздываю! - сказал он и зашагал быстрее.
      - Куда ты опаздываешь?
      - Сейчас должны начаться занятия. На семь часов назначили кружок монтеров. - Он все еще держал девушку под руку. - Как-то ты говорила, что нефтянику нужны три качества и что ни одного из них у меня нет. Помнишь?
      - Да, помню. Смелость, внимание, воля...
      - Но одно качество ты забыла упомянуть.
      - Какое?
      - Знание... Без него смелость ни к чему.
      - Это в счет не идет. Знания нужны всем
      - Но больше всех - нефтянику. Разве нет? - Таир на минуту приостановился. - Через два часа я освобождаюсь. Пойдем в кино?
      Едва заметным кивком головы Лятифа дала согласие.
      Они расстались у первой ступеньки каменной лестницы, ведущей в гору, и направились в разные стороны.
      Когда Таир пришел на занятия, все уже были в сборе и ждали руководителя кружка.
      Занятия обычно продолжались около часа, но пытливые вопросы Таира занимали в конце еще столько же времени. Монтер, руководивший кружком, больше всего боялся этих вопросов. Давно уже он сам ничего не читал по своей специальности, а у Таира накопилась целая библиотека по электротехнике. Он до поздней ночи сидел над книгами и все, чего он не мог понять, записывал в длинную и узкую тетрадь наподобие алфавитной книги, чтобы спросить потом у руководителя.
      Руководитель кружка больше упирал на практику. Часто он водил своих учеников на буровые, чтобы учить их на наглядных примерах. Так случилось и в этот раз.
      Войдя в комнату, старик взглянул на узенький и длинный блокнот Таира и только усмехнулся.
      - Собирайтесь, ребята, пойдем, - сказал он. - Вчера на нашем промысле произошел пожар. Я хочу показать на месте - как, что и почему все это произошло... Об этом еще ни в какой книге не написано.
      Случай действительно был исключительный. Когда Таир узнал о причине пожара, в первую минуту он даже не поверил. Оказалось, что изоляция толстого электрического кабеля слегка стерлась только в одном месте, оголенное место было невелико, но от соприкосновения двух проводов произошло короткое замыкание. Достаточно было маленькой искры, чтобы в воздухе, насыщенном нефтяным газом, вспыхнуло пламя.
      - Такие случаи, - объяснил старый монтер, - иногда приводят к тяжелым последствиям. Хорошо, что пожарная команда вчера мастерски справилась с делом и быстро ликвидировала пожар. Но вообразите, что вдруг такой случай происходит в отдаленной местности или, скажем, на море. Пока подоспеет пожарная команда, огонь может охватить всю буровую, и люди, которым некуда деваться, могут сгореть... Поэтому надо всегда тщательно проверять линии электропередачи, во-время ремонтировать их, следить за исправностью предохранительной аппаратуры. Как видите, здесь поставлено много предохранителей.
      Таир не удержался от вопроса:
      - А если все-таки случится пожар, что тогда делать монтеру?
      - В случае пожара надо немедленно выключать ток. Вот так, - и монтер, надавив на рубильник, оттянул его вниз доотказа.
      Он долго водил своих учеников вокруг буровой, а потом по лесенке поднялся с ними на вышку. Отсюда Таир увидел домик, в котором жила Лятифа, и вспомнил, что условился встретиться с ней в девять часов.
      Расставшись с Таиром, Лятифа отправилась домой и провела два часа в нетерпеливом ожидании. За какое бы дело она ни принималась, все валилось из рук. Сегодняшняя встреча с Таиром глубоко взволновала ее, и мысль о том, как сложатся их дальнейшие отношения, не выходила из головы. Родителей не было дома, и ничто не мешало ей отдаться своим размышлениям.
      До условленного часа оставалось всего пятнадцать минут, когда отец ее вернулся с работы. Лятифа увидела его отражение в большом зеркале, перед которым она заплетала косы, и, не отрывая рук от волос, обернулась назад:
      - Пришел, отец? Очень хорошо. Мать у соседей. Теперь как раз тебе и дежурить в квартире.
      Отец ухмылялся в свои пышные усы. Было заметно, что ему трудно скрывать свою радость. Лятифа приблизительно знала, в чем дело, но все же не удержалась, спросила. Старик потер свои большие руки мастерового и с гордостью вскинул голову:
      - Тебе на здоровье, сегодня сдал буровую, дочка! И с каким еще торжеством! Приехали и управляющий трестом, и главный инженер. Не думай, что впереди идет только один твой уста Рамазан. Переходящее знамя отобрали у соседа и вручили мне.
      - Правда? - Лятифа взглянула на отца сияющими глазами. - А ты ведь говорил, что закончишь бурение завтра или послезавтра!
      - Нет, доченька, кончил бурить еще вчера. Сегодня пошел посмотреть, что будет делать бригада по нефтедобыче. Скважину прострелили еще рано утром. А я все дожидался, когда появится нефть.
      - Ну и как? Появилась?
      Этот вопрос был ни к чему и, кажется, даже обидел старика.
      - А как же! И видела бы, какого цвета. Будто свеже процеженный мед. Кудрат был очень доволен. Не шутка ведь! Кончил бурить на двадцать дней раньше срока!
      Лятифа торопливо надела шляпу и отошла от зеркала.
      - Куда собралась? На работу? - спросил отец.
      - В кино.
      - С кем, доченька?
      Лятифа боялась опоздать на свидание с Таиром. Вопрос отца заставил ее покраснеть, и она отвернулась.
      - Если с Зивар, то почему она не зашла за тобой?
      - Сегодня я иду не с ней.
      - С кем же? Я знаю всех твоих подруг.
      - Нет, отец, ты не знаешь...
      Лятифа никогда не обманывала родителей. И чтобы не говорить неправду, она быстрыми шагами направилась к выходу.
      - А нельзя узнать, с кем?
      - Узнаешь, отец, потом узнаешь! - крикнула Лятифа, выбегая за дверь.
      При свете уличного фонаря девушка взглянула на ручные часики. "Ждет", подумала она и, сдерживая себя, неторопливо спустилась по ступенькам лестницы.
      Таир медленно прохаживался под акациями, посаженными вдоль тротуара, и часто глядел туда, откуда должна была появиться Лятифа. Только она подошла к Таиру, как давно знакомая ей машина с прутиком антенны промчалась мимо них.
      - Знаешь, кто проехал?
      - Кто? - спросил Таир, глядя вслед машине.
      - Товарищ Асланов. Наверно, объезжает промысла.
      - Уж не на нашу ли буровую едет? Жаль, что меня нет там. Давно слышал о нем, но видеть не приходилось...
      Они подошли к трамвайной остановке.
      - В кино?
      - Как хочешь. Отец спрашивал, с кем я иду. Я постеснялась и не сказала.
      - Напрасно. Все равно, рано или поздно узнает.
      Они замолкли. "У меня нет никаких тайн от родителей. Но как сказать им об этом?" - подумала Лятифа и обратилась к Таиру:
      - Смотри, кажется, ветер усиливается.
      - Да. Неужели начнется буря?
      - Повидимому, да.
      Разговор снова оборвался. Оба не знали, о чем говорить.
      - Думал, не придешь, - нарушил молчание Таир. - Руководитель кружка чуть не задержал меня. Поднимались на вышку. Оттуда я все время смотрел на ваш дом.
      Лятифа, не глядя на Таира, улыбалась.
      Подошел трамвай. Они поехали к центру. Но достать билеты в кино им не удалось.
      Они пошли вверх по Коммунистической. Молодые люди чувствовали себя счастливыми и были даже довольны, что в кассе кино билетов не оказалось. Сердца обоих бились неизведанной радостью. Но как было трудно заговорить об этом!
      Лятифа указала на ярко освещенное уличными фонарями здание музея Низами:
      - Ты бывал здесь? - спросила она. - Смотри, как отчетливо выступают статуи поэтов.
      Только один раз Таир видел это здание с установленными по краю открытой галлереи на втором этаже памятниками азербайджанским поэтам.
      - Жаль, что здесь нет Сабира, - задумчиво сказал он.
      - Ему же установлен отдельный памятник - на площади его имени. Поэтому его и нет здесь.
      - Верно. Однако нехорошо разлучать друзей.
      - Ты очень любишь Сабира, Таир?
      - А кто его не любит? Моя мать неграмотная, и то знает наизусть множество его стихов.
      Они прошли дальше. Вверх и вниз по улице сновали толпы людей. Проходя мимо высокого, с огромными окнами здания, Лятифа сказала:
      - Вот это Академия наук. Здание построено в свое время известным миллионером Мусой Нагиевым. Раньше ты видел этот дворец?
      - Видел, но кто построил его, не знал.
      - Об этой постройке отец много рассказывал. Оказывается, пока было достроено это здание, архитектору не было житья от Нагиева.
      - Почему?
      - Миллионер Муса Нагиев был страшно скупым человеком. Друзья как-то уговорили его построить в память умершего сына Исмаила дворец. Но они знали, что если назвать старику сразу сумму расходов, ни за что не согласится. Вот один из друзей и посоветовал: "Составим смету, а часть расходов скроем. Когда будет построен первый этаж, скажем, что денег нехватило..." Отсюда и начались несчастья бедного архитектора. Когда выяснилось, что денег, отпущенных на строительство дворца не-хватит, Нагиев готов был растерзать инженера. Он скорее согласился бы умереть, чем выпустить из рук, лишнюю копейку. Немало мытарств претерпел архитектор, прежде чем ему удалось закончить строительство. Однажды в зале нового дворца устроили какой-то благотворительный концерт. На вечере присутствовали все богачи города. Тут же находился и сам Муса Нагиев. Молодые люди с кружками обходили гостей, собирая пожертвования. Подходят к Нагиеву. Тот опускает руку в карман, вынимает двугривенный и хочет положить в кружку. Один из друзей Нагиева тогда и говорит: "Что же это, старик, ты делаешь? Твой сын опустил в кружку две золотые десятки, а ты хочешь пожертвовать двадцать копеек?" А Нагиев в ответ: "Что ему? Он сын миллионера. А мой отец был простым торговцем соломой..."
      - Это случилось в самом деле, - спросил Таир, - или выдумано так, ради забавы?
      - В самом деле. Скупость Нагиева была известна всему Баку.
      - Да-а, - протянул Таир, - сколько же рабочих денег он прикарманил, если стал миллионером!
      - Они сели в трамвай и вернулись в поселок, но разошлись не скоро: то и дело прощались и, забыв об этом, снова начинали прохаживаться по улице. Было уже около полуночи, улицы начинали пустеть.
      - Ну, мне пора, Таир, - сказала Лятифа, - а то мать будет беспокоиться,
      Но опять их пальцы сплелись и не разжались. Знакомая машина снова промчалась мимо них уже в обратном направлении. Они молча проводили ее глазами.
      - Жаль, что меня не было на буровой, - проговорил Таир. - Может быть, товарищ Асланов заезжал и к нам?
      - Не беспокойся, Таир, ты его еще увидишь.
      8
      Некоторые работники треста Лалэ Исмаил-заде пытались, хотя и неофициально, уговорить мастера Волкова бросить четвертую буровую и приступить к бурению новой скважины. Волков, однако, не поддавался уговорам. Взяв на себя всю вину и ответственность за ошибку, которая привела к серьезной аварии, он работал на бypoвой, не зная ни сна, ни отдыха, до тех пор, пока не добился своего. Авария была ликвидирована, и, продолжая скоростное бурение, он уже наверстал упущенное время. Сегодня оставалось всего десять метров до проектной глубины, и именно сегодня машина Асланова неожиданно остановилась у его буровой.
      Асланов давно знал Волкова, как прекрасного бурового мастера. Их знакомство состоялось еще в те времена, когда Волков бурил свою первую скважину в Бухте Ильича - на осушенном по указанию товарища Кирова берегу моря.
      По своему обыкновению, Асланов громко приветствовал мастера и за руку поздоровался со всеми рабочими бригады. Волкову было неловко за недавнюю оплошность, и он стеснялся смотреть Асланову прямо в глаза. Секретарь горкома, однако, и виду не подал, что замечает состояние Волкова.
      - Как живете, Семен Владимирович? - с дружеской простотой спросил он.
      Когда Волков попытался заговорить о тяжести своей вины, Асланов прервал его:
      - Я не о том, Семен Владимирович. Есть уже приказ о прекращении расследования, не правда ли?
      - Да, Аслан Теймурович, большое спасибо.
      - Мы отличаем ошибку от халатности. А вам следует объяснить товарищам, что наше государство прежде всего заботится о жизни рабочего.
      - Правильно, Аслан Теймурович, но и мы не должны забывать о своей ответственности за каждую государственную копейку.
      Асланов не сомневался в том, что эти слова сказаны от чистого сердца. Он знал, с каким напряженным вниманием работала всегда бригада Волкова.
      - Но одну вину я не прощу вам, - серьезным тоном сказал секретарь горкома. - У вас на буровой, конечно, имеется телефон?
      - Конечно.
      - В списке, висящем у аппарата, есть, должно быть, и моя фамилия?
      - Да.
      - А почему не позвонили мне? Или вы думаете, что моя фамилия занесена в этот список так, для проформы?
      На губах у Волкова появилась горькая улыбка.
      - По правде сказать, я не люблю быть передатчиком неприятных известий.
      - Кто же любит? Но это необходимо, - сказал Асланов и шагнул к вращающемуся ротору. - Ну как, удовлетворяет качество глинистого раствора?
      - Да... - запнулся Волков, - жаловаться не могу.
      - Нет, незачем смазывать вину глинозавода. Там вообще работают плохо. Не бьются за качество!
      - Это, пожалуй, верно.
      Асланов готовился к выступлению на общебакинском совещании нефтяников. В этих случаях он объезжал промыслы, беседовал с мастерами, рабочими. Но сейчас условия не позволяли ему затягивать беседу: все были заняты, да и гул механизмов заглушал голоса. Видя, кроме того, попытку Волкова отнести недостатки в работе за свой счет и зная, что ему все равно больше ничего не выудить у него, Асланов попрощался со всеми и уехал. Он побывал еще в нескольких бригадах и только около полуночи вернулся к себе домой.
      Услышав знакомый гудок, к нему навстречу выбежал маленький сынишка и еще на лестнице обвил руками его колени.
      - Папа, - воскликнул он, - фотограф дожидается тебя.
      - Какой фотограф, сынок?
      - Ты же согласился...
      Вместе с сыном Асланов прошел в кабинет. Это была просторная, скромно убранная комната. В глубине ее стоял большой письменный стол. Позади него на стене в красной лакированной рамке висела увеличенная фотография - Ленин и Сталин в редакции "Правды", под ней - портрет старшего сына Асланова, погибшего во время Отечественной войны. Пол был застлан большим ковром.
      Сидевший здесь кинооператор учтиво поднялся навстречу Асланову. Это был низенького роста, полный и смуглый молодой человек с аккуратно расчесанными на прямой пробор волосами. В стороне, на массивном штативе, стоял его аппарат.
      - Здравствуйте, - сказал Асланов, протягивая руку гостю, и, взглянув на его громоздкий аппарат, продолжал шутливо: - Решили увековечить для потомства мою скромную особу? Знай я, что вам придется тащить такую махину, не сказал бы "приходите". А что это за письмо?
      Оператор улыбнулся.
      - Зная ваш характер, решил пуститься на хитрость.
      - Кто пишет?
      - Москва. Центральная студия кинохроники. Нам надо сфотографировать для всесоюзного экрана кое-кого из знатных людей страны. - Он протянул запечатанный конверт Асланову. - Просят вас дать согласие на съемку.
      Асланов вскрыл конверт, пробежал глазами письмо и положил на стол.
      - Я дам вам тему для съемок, - задумчиво проговорил он. - Среди наших нефтяников немало таких, кого давно следовало бы заснять.