Убить президента

Остановлю Леру Старосельскую, романтическую террористку. Думаю, что ее посвятили далеко НЕ ВО ВСЕ подробности ее героического покушения. Сдается мне, что о многом ей, по скромности, не стали рассказывать. Адреса Лериного убежища я по-прежнему не знал, да он мне теперь был и не нужен. Разговорчивость одного из мордоворотов окончательно убедила меня в том, где ЭТО будет происходить. Место встречи, как говорится, изменить нельзя. И не надо.

Для осуществления моего плана нужен был хотя бы один помощник. Придется довериться Дяде Саше — ничего другого просто не остается.

Я завел мотор и выехал из моего убежища. Минут через сорок я рассчитывал быть в Солнцево. В крайнем случае, с учетом пробок, — через час.

Глава 57

РЕДАКТОР МОРОЗОВ

Наверное, я все-таки интеллигент. Гнилой интеллигент. Почему я не могу, как простой нормальный человек, порадоваться готовой работе? Почему я начинаю рефлексировать вместо того, чтобы твердо и уверенно смотреть в будущее?

Я раздраженно отшвырнул сегодняшний номер моей газеты с прекрасной первой полосой. Сейчас она уже не казалась мне прекрасной. Она казалась мне грубой, вызывающей и самодовольной. Видимо, вчера я сотворил свой опус под влиянием светлых перспектив, нарисованных мне Олегом Митрофановым. Однако сегодня Митрофанов не позвонил, как обещал, и перспективы поблекли. Я неожиданно сообразил, что вчерашний треп Олега, по существу, ни к чему его не обязывал. Верно-верно, вчера было заключено джентльменское соглашение. Но кто вам сказал, что начальник секретной службы — джентльмен? Скорее, наоборот: джентльмен не удержался бы в кресле начальника спецслужбы. Ты знал, Витя, на что шел.

Правда, я и сам не джентльмен, подумал я поспешно. Так что вроде мы квиты. Чего хотели, то и поимели.

Я нервно забарабанил пальцами по крышке стола. Почему-то мои пальцы стали выстукивать, независимо от моего желания, что-то вроде та-а та-та-та-та та-та-та-та та-та-та. Похоронный марш. Очень здорово. Я накрыл разбушевавшуюся кисть руки другой ладонью. Это все нервы и стрессы, подумал я, хотя такое объяснение меня ничуть не успокоило. Похоже, пигалица Лаптева, которая ушла от нас вчера, кое в чем была права… Вот, уцепился я за эту мысль. Слава Богу, нашел! Никакой это у меня не комплекс интеллигента. Я нормальный человек. Просто я испугался, что продался рано, задешево и не тому.

Я искоса взглянул на телефонный аппарат, надеясь вдруг, что он сию секунду отзовется голосом Митрофанова и прервет мои страхи. Телефон и не думал звонить. Он вызывающе поблескивал на моем столе. Серебристый корпус отражал мое лицо. То же самое лицо отражало и стекло настольных часов-штурвала. И телефону, и часам моя физиономия определенно не нравилась, и они отражали ее кое-как, халтурно, с искажением пропорций. Мужественные линии моих скул расплылись куда-то в разные стороны. Греческий нос превратился в щепочку, зато очки на носу сделались похожими просто на темные круги под глазами, причем круги фантастических размеров, напоминающие бублики. Если, конечно, бывают черные бублики.

Я на всякий случай снял очки и снова взглянул на свои отражения. Круги исчезли, но лицо не стало лучше. Кажется, сообразил я, продался я не просто дешево, а отдался даром. С такой-то политической физиономией, горько подумал я, наивно требовать каких-то денег. Скажи спасибо, что жить дают…

Зазвонил телефон, и я схватил трубку, не дожидаясь, пока это сделает секретарь. Может быть, все еще не так плохо?

Звонил, однако, вовсе не Митрофанов. То есть совершенно не Митрофанов.

— Морозов… Морозов… — зашептали в трубке. — Ты дурак, Морозов — даром что Ноевич.

— Что? Что такое? — вскрикнул я. — Что вам нужно?

— Ты дурак, Морозов… Хоть ты Ноевич, а дурак, — с удовольствием повторил голос в трубке.

— Эй! Кто это говорит?!

— Все говорят, — хихикнул голос и отключился. Я со злостью швырнул трубку на рычаг и отер пот. Раз в день обязательно позвонит какой-нибудь псих. Но обычно их отлавливал секретарь, а в этот раз попался я сам. Звонок психа аккуратно пристегнулся к моим рассуждениям о дешевой продаже совести — словно бы специально подлец на другом конце провода подслушал мои мысли и выбрал наиболее подходящий момент для своей пакости.

— Ну что за пакость! — сердито сказал я вслух и тут вдруг с испугом заметил, что в кабинете я уже не один. В дверях стоял очкастый блондинчик в адидасовском костюме. — Простите… В чем дело? — осторожно спросил я. На мгновение я решил, что это посланец Олега Митрофанова.

— Вы Виктор Ноевич Морозов? — в упор спросил гость.

Нет, не похож он был на митрофановского конфидента. Скорее, на одного из возмущенных читателей, которые пытаются время от времени проникнуть ко мне на прием.

— Да, я Морозов, — строго сказал я. — А вы, извините, как сюда попали? И по какому поводу? Визитер раздвинул губы в легкой улыбке.

— Платить надо лучше вашим секретарям, — произнес он. — Или брать на эту должность пожилых бабусь, которым уже ничего не светит…

— В каком смысле? — подивился я.

— В самом прямом. Я им пока подкинул хороший журнальчик… Им как раз хватит пятнадцати минут, чтобы его перелистать. А то и всех двадцати — все зависит от темперамента.

— На что — двадцати? На что — пятнадцати? — с тревогой спросил я.

— О, ничего особенного, — сказал гость, подошел к моему стулу, размахнулся и сильно хлобыстнул ладонью по моей левой скуле. Почему-то я и не подумал сопротивляться, хотя был не слабее вошедшего. То ли звонок меня выбил из колеи, то ли интеллигентские размышления. Нет, определенно я гнилой интеллигент, думал я, держась за скулу. Меня бьют по морде, а я даже молчу.

— За что? — воскликнул я. — Вы что, с ума сошли? Гость сощурился.

— Догадайтесь, за что, — предложил он. — Три попытки.

Мне, само собой, хватило одной. Я мотнул головой в сторону материала на сегодняшней первой полосе.

— Правильно, — сказал гость. — Вы какой газетой себя считаете, лживой или правдивой?

— Но позвольте, — сказал я, пытаясь дотянуться до кнопки вызова секретаря. Гость перехватил мою руку.

— Наверное, правдивой. Точно?

Мне ничего не оставалось, как кивнуть. Отвечать на этот вопрос было нельзя, но и трусливо помалкивать — тоже стыдно.

— Очень хорошо, — сказал гость. — Вы тут пишете, что члены ДА все сплошь террористы и едва ли не готовят вооруженный мятеж. Я вот тоже член Дем.Альянса, хоть и бывший. Прочел утром вашу газету и понял, что надобно личным примером доказать вашу правоту.

С этими словами он вновь хлопнул меня по лицу. Совсем не больно, но крайне обидно.

— Примите от террориста, — произнес гость. — Пулемет, извините, дома оставил. Базуку тоже. Поэтому получите то, что есть. И впредь пишите только одну правду, хорошо?

Гость погрозил мне пальцем и пошел к выходу.

— Эй, — закричал я вслед, немного приходя в себя. — Да кто вы такой, черт возьми?!

Белобрысый очкастый террорист неторопливо повернулся.

— Если угодно, Минич, к вашим услугам. По профессии — спекулянт. Ответственность за этот теракт в виде пощечины беру на себя.

Входная дверь громко хлопнула, я остался один.

Глава 58

ВАЛЕРИЯ

— Что-нибудь случилось? — спросила я Андрея, едва только он переступил порог квартиры.

Андрей был явно не в своей тарелке. Выглядел он устало, губы плотно сжаты, волосы взъерошены, даже в костюме ощущалась какая-то небрежность, хотя на первый взгляд все было в порядке.

— А? — переспросил меня Андрей, думая о чем-то постороннем. В последние несколько дней, пока мы готовились к АКЦИИ, на него часто стала находить такая задумчивость.

Юноша боится, решила я. И это правильно. Не дрова собираемся колоть и не куропаток отстреливать.

— Я говорю, случилось что-нибудь? — повторила я, пододвигая Андрею стул. Мой соратник Николашин плюхнулся на стул со всего размаха. Старая мебель громко скрипнула.

— Нет, ничего, Лера, — сказал Андрей, изображая на лице улыбку. Получалось у него с трудом. — Это все мои личные проблемы…

Я понимающе кивнула. Сама я к сексу относилась отрицательно, считая это занятие досужим баловством. Но свою точку зрения своим соратникам по Дем.Альянсу никогда не навязывала. Революционер должен поддерживать форму любыми приемлемыми для себя способами. Если он любит отдыхать в чужой постели — ради Бога. Это его проблемы. Лера Старосельская в таких вопросах отнюдь не диктатор. Она вообще, доложу вам, не диктатор. Главное — не расслабляться перед ответственным делом, таково мое правило.

— Выпьешь чаю? — спросила я у Андрея.

Чай я заваривала сама. Если бы не политика, я могла бы неплохо зарабатывать в чайной на Малой Грузинской. Я там даже подрабатывала, в 90-м, когда с деньгами было совсем скверно. Меня потом вполне серьезно не хотели отпускать, предлагая очень приличное по тем временам жалованье. Но потом Горбачев дал приказ захватить литовскую телевышку, и я сказала в чайной «Адью». Потехе — час.

— Нет-нет, спасибо, — замахал руками Андрей, отказываясь. Кажется, он всерьез переживал эти свои личные дела.

Чувствительный, подумала я. Эмоциональный. Крови, наверное, боится. Если бы не все это, если бы не его личные дела, которым он посвящает до половины дня, мог бы стать приличным революционером. Когда-нибудь.

Я налила себе чаю и присела на соседний стул, глядя на Андрея. А может, он переживает из-за меня? Может быть, его гложет совесть, что я попадаю под прицел охраны, а он, дублер, остается в стороне? Но ведь мы уже давно, раз и навсегда решили, что номером первым должна идти я. Это вам не убийство из-за угла. Это политическая акция. Я должна это сделать, пока не произошло что-нибудь совсем плохое…

— В общем, так, — напряженно заговорил Андрей. — Вечером я беру отцовскую машину и довожу тебя до Большого. Войдем вместе… Я должен быть рядом до самой акции!

— Дурачок, — сказала я нежно. — Все будет совсем не так. В моем плане это не предусмотрено…

— Подожди-подожди. — Андрей уставился на меня, забыв о своих личных проблемах. — Ты хочешь сказать, что к Большому мы…

— Точно, — подтвердила я. — До Большого мы, разумеется, будем добираться самостоятельно и не приведи Бог нам встретиться. Ты должен быть дублером, а не моим телохранителем. Если со мной что-то произойдет, приведешь в действие план-два. Еще один пистолет ты достал?

Андрей пренебрежительно пожал плечами:

— Этого-то добра… Но послушай, как ты доберешься до Большого? Ты ведь не умеешь водить машину?

Андреева наивность меня позабавила. Должно быть, он полагал, что такой важной личности, как убийце Президента, нужен непременно автомобильный эскорт.

— Не нужна мне машина, — пояснила я. — Сделаю свой грим и спокойно доберусь на метро. Кстати, и меньше подозрений. Автостоянки у Большого наверняка под контролем соколов.

Мой соратник вскочил и встревоженно замахал руками.

— Постой, Лера! Мы ведь раньше решали по-другому…

— Я перерешила, — проговорила я медленно. — Вместе нас видеть не должны ни в коем случае. Или ты забыл мои уроки конспирации?

— Да не забыл я, — растерянно, как мне показалось, пробормотал Андрей. — Просто я думал… Мы собирались…

Я хлопнула ладонью по столу:

— Прения окончены. Я руковожу операцией, изволь слушаться. Или можешь выметаться к мамочке или к этой своей… из-за которой на тебе лица нет…

— Слушаюсь, — покорно сказал Андрей. — Но ведь ты подвергаешь операцию большому риску. Вдруг с тобой что-нибудь случится в пути?

— Со старушкой, которую я изображу? Ну, если только попадется какой-нибудь сокол-геронтофил. Как ты думаешь, много ли среди соколов геронтофилов?

Андрей первый раз за сегодняшний день нормально улыбнулся.

— Не думаю, — признал он. — Там скорее уж педофилы…

— Замечательно, — кивнула я. — Стало быть, мне ничего не грозит. Я ведь не собираюсь маскироваться под маленькую девочку, верно?

Николашин критически оглядел мои внушительные габариты.

— Боюсь, что это у тебя и не вышло бы.

Я засмеялась. Не то чтобы Андрей сказал что-нибудь особенно смешное, но в день АКЦИИ просто необходима была хорошая разрядка. Через несколько секунд смеялись мы вместе.

Потом Андрей наконец остановился.

— Ладно, — сказал он. — Дай-ка мне твой пистолет, проверю напоследок, что и как.

Я отдала ему мое боевое оружие и стала убирать со стола. Судя по щелчкам, доносившимся за моей спиной, Андрей вытащил обойму и проверял спуск. Наконец он вернул обойму на место.

— Порядок, — удовлетворенно сообщил он, кладя пистолет на стол. — Тогда я пошел… Увидимся? — Он странно поглядел на меня. С удивлением и какой-то тенью жалости.

— Обязательно увидимся… когда-нибудь, — соврала я и выпроводила моего верного помощника. На самом деле увидеться мы смогли бы только в одном месте и в одном случае. В подвалах Лубянки. И только если наше предприятие потерпит неудачу. В случае успеха Андрей был обязан уцелеть. Достаточно и одной жертвы — то есть меня. Выше головы достаточно. Я взглянула на часы.

Глава 59

ЭКС-ПРЕЗИДЕНТ

Когда, наконец, объявили посадку на самолет, Анька опять разревелась. Совсем некстати. У меня у самого так хреново было на душе, что мы могли бы составить замечательную компанию: дочь, у которой глаза на мокром месте, и хлюпающий отец. Я достал из ее сумочки платок и в который уже раз утер глаза и нос. Как в детстве. Вечно она сопливилась, и вечно я ей нос вытирал.

— Па-ап, — опять тихонько протянула доча сквозь слезы. — Мне страшно за тебя… Не надо мне никуда, ни в какой Париж…

— Можно подумать, я очень хочу, — проговорил я, насупив брови. — Надо. Есть такое слово — надо. Заставлять я тебя не могу, но только Игорек и Максимка не виноваты, что они МОИ внуки. Сбереги их. Понимаешь?

— Понимаю, — покорно ответила Анька.

Мы стояли недалеко от стойки регистрации и посадки, народ вокруг торопливо обтекал нас, не обращая на нас особого внимания. Подумаешь, пожилой дядька прощается с дочкой. Дядька вроде похож на бывшего президента. Такой же седой и мордастый. Очень надо нам их разглядывать…

— Если все образуется, — сказал я, сам не веря своим словам, — я за вами приеду… Прилечу.

— Ага, — неуверенно сказала доча, догадываясь обо всем. — Обязательно прилети, ладно? Мне ничего не остается, только ждать тебя…

Игорек и Максимка вертелись тут же, у наших ног, хотя и вели себя на удивление прилично: не шумели, не визжали, громко не топали. Наверное, огромный аэровокзал произвел на них большое впечатление. А может, они сообразили, что их крики и визги все равно в этом шуме никто не услышит. И тогда зачем стараться? Сообразительные парни, оба в деда.

Где-то над нашими головами заговорил динамик. Женский голос по-русски и по-французски напомнил мадам и месье, что продолжается посадка на рейс Москва-Париж. Дисциплинированные мадам и месье между тем почти все уже прошли таможенный досмотр и с недоумением поглядывали на экзотическую пару. На нас с Анькой.

— Пора, — сказал я. — Ну, идите. Иначе на самолет опоздаете.

— Ну и опоздаем, — упрямо произнесла доча. Глаза у нее уже просохли, однако нос подозрительно хлюпал.

— Нельзя, — мягко сказал я. — У меня в Большой только один билет. А у тебя билет до Парижа. Нам в разные стороны.

Стоявший в отдалении Олег Вертухаич сделал мне знак рукой. В самом деле пора. Я навьючил на Аньку ее сумку. Вручил ей ручку чемодана. Оставшейся рукой доча крепко ухватила ладошки внуков. Игорек с Максимкой не вырывались, вели себя тихо — словно что-то чувствовали.

— Не скучай, — торопливо буркнул я Аньке, чмокнул ее в щеку, погладил по головкам внуков, а потом подтолкнул дочку к стойке регистрации.

— До свидания, — крикнула мне вслед Анька, но я уже уходил от стойки. Впрочем, боковым зрением я заметил, что дочь с внуками вошли в дверь.

Вертухаич с двумя охранниками-конвоирами тут же пристроились чуть позади меня. Через десять секунд Главный Вертухай Митрофанов вырвался вперед и деликатно взял меня под локоть.

— Удовлетворены? — вкрадчиво спросил он. — Мы свое обещание выполнили, дело за вами. Поедем?

— Подождем, — спокойно возразил я. — Поедем, когда самолет взлетит. Знаю я ваши подлые штучки.

— Обижаете, — с деланным удивлением проговорил Олег Вертухаич.

— Обижаю, — подтвердил я. — Терпите. Если вам нужен живой, хоть и бывший президент России в театре, извольте терпеть. Я капризный. Сейчас мы пойдем вон к тому окну и я буду смотреть, как дочь с внуками поднимается по трапу самолета. Вместе с французами… Дайте бинокль!

— Нет у нас бинокля, — мрачно произнес один из охранников-конвоиров. — Не держим.

Я демонстративно повернулся спиной к Вертухаичу.

— Значит, все отменяется, — бросил я и стал глядеть на табло.

За моей спиной вспыхнула и погасла короткая перебранка, закончившаяся звуком оплеухи. Очевидно, Вертухаич решал со своими кадрами вопросы субординации. Бинокля у них нет, понимаешь, ухмыльнулся я про себя. Как же! Они запасливые, чего у них только нет.

Вертухаич тронул меня за локоть и, когда я повернулся, вручил мне маленький бинокль. Это была очень хорошая портативная модель: места он занимал мало, а увеличивал здорово.

— Простите за маленькую накладку, — проговорил Митрофанов, вытирая костяшки правой руки носовым платком. — Он просто вас не понял. Смотрите сколько хотите. Мы вас не обманываем. Раз обещал, что она с вашими внуками полетит в Париж — значит, полетит.

Я подошел к окну и настроил бинокль. Анька с пацанами была хорошо видна в группе французов, толпившихся у трапа. Недаром я заставил ее надеть красный жакет. Не спутаешь. Минуты через две дверь открылась и стюардесса в синем приглашающе замахала рукой. Ряды галантных французов тотчас же раздвинулись, и первыми на трап ступили женщины. Женщин в этот раз было немного, Анька двигалась третьей и очень скоро исчезла в салоне. Теперь оставалось только ждать взлета. Пока самолет засасывал через трубочку трапа оставшихся пассажиров, я бросил взгляд на, специальный сектор аэродрома. Здесь разворачивались: сразу несколько тяжелых «боингов», только что прилетевших из Брюсселя. То, что они именно из Брюсселя я догадался сразу. Несмотря на охрану-конвой, газеты мне в Завидово приносили. Вот она, вся семерка в полном составе. Цып-цып. Слетелись. Будут обхаживать Президента, предлагать отсрочки кредитов, сулить льготы… Лишь бы не было войны. За это они готовы заплатить. Не очень, правда, много. Подкинуть на бедность вождю дикой северной державы. Вдруг, понимаешь, и правда двинет танки на восток и на юго-восток?

— Ну-ну, — сказал я вслух.

Вертухаич, чутко уловив звук моего голоса, подскочил ко мне.

— Вы меня звали?…

— Если тебя зовут «ну-ну», то звал… — сварливо отрезал я, надеясь по крайней мере разозлить Главного Вертухая.

Я направил свой бинокль снова на французский самолет. Тот уже выруливал на взлетную полосу. Еще немного, и серебристая машина скрылась из глаз.

— Все? — терпеливо спросил Олег Вертухаич. Видимо, я им был здорово нужен сегодня в театре. Странно, неужели только вид бывшего президента России, живого и здорового, мог помочь нынешнему на предстоящем саммите? Тогда дела у него неважнецкие.

— Почти все, — сказал я, с неохотой возвращая отличный бинокль.

Последнее, что я успел увидеть в него, это толпу встречающих и охранников возле иностранных «боингов». Официальный дружественный визит семерки начался. Пусть ОН только не надеется, злорадно подумал я, что ему за один раз удастся превратить семерку в восьмерку. Я пытался это сделать все пять лет, и всякий раз что-то мешало. То эстонцы, то чеченцы, то абхазы… Пусть теперь он попробует, ну-ка? Ему-то доверяют раз в сто поменьше, чем мне. Не зря ведь такой у них был траур в июне, когда выбрали его, а меня…

— Почти? — не понял Вертухаич. — Что-то еще?

— Да, — кивнул я. — Хорошо бы пожевать чего-нибудь. В театре, я понимаю, вы меня в зале и в фойе будете пасти. До буфета не дойдет, так?

Олег Вертухаич оценивающе поглядел на меня.

— Вы правы, — сказал он непонятным тоном. — Лучше подкрепиться заранее. Не есть же мы идем в Большой, в конце концов.

Глава 60

МАКС ЛАПТЕВ

— Погляди-ка на этого типа! — сказал Дядя Саша.

— Какого именно? — уточнил я. — Типов тут достаточно, и далеко не все из нашей конторы…

Типов на кладбище в Солнцево было действительно полным-полно. Мы с Филиковым сидели в моей машине, припаркованной недалеко от кладбищенской ограды. Зелени в этой части кладбища было маловато, зато обзор с этого места открывался очень неплохой. Запасливый Дядя Саша сунул мне в руки подзорную трубу. Вернее, не трубу, а запасную трубку от оптического прицела. Разглядывая в нее окружающих, я невольно ловил себя на мысли, будто целюсь в них из винтовки. Чувство было так себе. По совету того же Филикова я снял и бросил на сиденье свою голубую милицейскую рубашку. На голову я нацепил Дяди Сашину веселую кепку с козырьком, на нос повесил филиковские же очки с темными стеклами. В таком виде узнать меня было довольно трудно: выглядел я непохоже. Пожалуй, повстречай я себя в этаком чужом обличье, сам бы и прошел мимо… Кстати, машина, в которой мы сидели, тоже была чужая. Все та же, уворованная у мордоворотов из Охраны. «Свои» был один только Филиков, расположившийся на заднем сиденье.

— Вот он, вот, гляди! — Филиков наконец-то показал мне подозрительного типа. Человек со встрепанными волосами пегого цвета и в темных очках вертелся в толпе поблизости от генерала Дроздова. Человек был мне не знаком, и, очевидно, Филикову тоже. Между тем держался он по-свойски и все норовил оказаться то сбоку от Дроздова, то сзади. Сам Дроздов стоял неподвижно, глядя на открытую могилу. Губы его шевелились, но лицо генерала выглядело почти спокойно. Я знал такие лица и знал цену такому спокойствию. Гроб с телом Игоря Дроздова был уже заколочен, и полковник из церемониальной группы дожевывал траурную речь. Толпа вокруг состояла в основном из младших курсантов и нескольких отставников-ветеранов. Голубева, естественно, не было. Вообще не было никого из действующего состава нашего отдела. Конспирация, дьявол ее побери!

Дядя Саша легонько тронул меня за руку.

— Смотри, — проговорил он, — как генерала обложили. Со всех сторон…

Я проследил за его взглядом и обнаружил соглядатаев. Оба были в черном, и оба, не скрываясь, глазели на генерала Дроздова. Вид у них был довольно мирный, только вот пиджаки малость оттопыривались.

— Заметил? — уже шепотом сказал Дядя Саша. — Теперь медленно обернись. Только спокойнее, будто ты решил почесать в затылке…

Я послушался Филикова и сделал так, как он просил. Лучше Дяди Саши в наружке никого не было. И никто лучше, между прочим, не умел уходить от хвостов в случае необходимости. Исполнив ритуал чесания затылка и заодно проверив свою шишку (болела!), я заметил еще одну парочку шпионов уже с другой стороны. Одеты они, в отличие от первых, были неофициально, даже панковато. Но манера держаться и маленькие сумочки, которые они не выпускали из рук, убедили меня, что Дядя Саша вычислил их абсолютно правильно. Эта парочка переглядывалась и перешептывалась, однако, как я заметил, тоже не выпускала из виду ту часть толпы, где был Дроздов…

— Постой, — так же шепотом проговорил я. — А может, они не за генералом следят?

— А за кем же? — Филиков выудил из кармана еще одну оптическую трубку и приставил ее к глазу. Трубки эти были небольшого размера, со стороны случайный прохожий мог решить, будто Дядя Саша чешет кулаком глаз.

— Да вот за этим, за пегим, в очках, — сказал я. Мысль о том, что обе группы соглядатаев выслеживают здесь не Дроздова или не только Дроздова, пришла мне в голову всего минуту назад: когда я обратил внимание на странные эволюции парочки в черном. Стоило пегому отойти от генерала, и они тут же, как подсолнухи на солнце, уставились в его сторону.

— Ты прав, Макс, — рассмотрев все хорошенько, признал Филиков. — Сиди тут, а я попробую поближе его рассмотреть… Кстати, и покурю, — добавил он как бы между прочим. — У тебя сигаретки не найдется?

Я со вздохом достал пачку. Филиков был неисправим.

Из окна машины я заметил, как Дядя Саша, словно школьник, покуривая в кулак, приютился у ближайшего монумента — кажется, поставленного какому-то майору Гейзину. Сам Гейзин, изображенный на барельефе усатым горбоносым красавцем, строго взирал на Филикова. Дядя Саша пытался изображать скорбь по майору, делая вид, будто он старый боевой товарищ покойного. Однако внешность Филикова и его буйная, до глаз, борода вкупе с затрапезной рубашкой, вряд ли кого-нибудь могли обмануть. И вот уже две старушки из местных, крестясь, сунули Дяде Саше несколько пустых бутылок и какую-то мелочь. Со своего места, да еще через окуляр, мне было отлично видно, как Филиков стал кланяться и благодарить, благодарить и кланяться. При этом он мимоходом обозревал окрестности…

Минут через пять Дядя Саша, весь пропахший табаком, залез обратно в машину. Бутылки, подаренные ему сердобольными старушками, он исправно принес с собой.

— Много подали? — полюбопытствовал я. Дядя Саша, нисколько не обижаясь, пересчитал мелочь.

— Не хватит, — сказал он с сожалением. — Даже если все три бутылки сдать — и то на красненькое не выйдет… Но сигарет, пожалуй, можно купить.

— Не ошибся ли ты профессией, Филиков? — спросил я. — В качестве профессионального нищего ты бы зарабатывал гораздо больше, чем у нас в конторе.

— Да пошел ты… — беззлобно отозвался Филиков, однако мелочь ссыпал себе в карман, а пустые бутылки пристроил в бардачок. — Бабки подали мне искренне, — объяснил он. — Это святые деньги, они нам счастье принесут…

— М-да, счастья нам было бы не худо, — произнес я. — Но ты ведь, кажется, отправлялся не за милостыней и не по майору Гейзину скорбеть…

Филиков пожал плечами.

— Ряженый он, — задумчиво проговорил он. — Что в парике — это точно. Только я не понял: следит он за Дроздовым или поговорить с ним хочет?

Полковник, между тем, закончил свою речь, толпа сдвинулась, и мы с Дядей Сашей на какое-то время потеряли из виду и Дроздова, и пегого субъекта. Обе парочки соглядатаев — и панковатая, и в костюмах — обеспокоенно завертели головами и с разных сторон влились в траурную толпу.

— На выходе прихватим этого пегого? — вдруг предложил Дядя Саша. — По-моему, он нам может пригодиться.

— Да зачем он нам? — удивился я. — Мало ли что в парике? Может, он просто лысину скрывает?

— Нет, он не лысый, — загадочно произнес Филиков, и я понял, что вблизи Дядя Саша увидел побольше, чем я из машины.

— Ладно, — согласился я. — Прихватим волосатого… Так что ты нарыл по поводу этих пропусков в Кремль?

Филиков хитро прищурился.

— Желтеньких? Есть кое-что. Во-первых, ввели их только позавчера. Во-вторых, вручили их только охранцам. А в-третьих… Как ты думаешь, кто распорядился печатать эти пропуска?

— Тут и думать нечего, — уверенно сказал я. — Генерал Митрофанов, Олег Витальевич. Угадал? Филиков улыбнулся сквозь бороду.

— Вот и нет, не угадал, — торжествующе сказал он. Мелко мыслишь. Пропуска эти… Ты погляди, погляди! — прервал он самого себя. — Вот, левее, еще левее!

Я пригляделся.

— Заводи мотор, — скомандовал мне Дядя Саша. — Похоже, не мы одни такие умные.

— Да уж, — не стал спорить я, быстро поворачивая ключ зажигания. — Парик надо спасать…

Глава 61

ТЕЛЕЖУРНАЛИСТ ПОЛКОВНИКОВ

Никому не посоветую играть в шпионов — тем более на кладбище. К тому же в парике, который сегодня как никогда выглядел по-дурацки. К тому же в толпе, состоящей из граждан, призванных шпионов ловить. Вдобавок мне пришлось еще и передавать секретные сведения на краю могилы. И не кому-нибудь, а безутешному отцу…

К черту. Я был этим шпионом.

С самого начала идея ехать в Солнцево казалась безумной. Соколов я как раз не боялся: в том месте, где много фискалов, ребятки из СБ не полезут на рожон.

Если честно, побаивался я Дроздова. Назначая вчера мне эту встречу в Солнцево, комдив был определенно не в себе. В день похорон сына — будь ты самый черствый человек — едва ли следовало думать о чем-то ином, кроме похорон сына. Дроздов был, кажется, человеком из железа — как это описал Вайда. Вчера мне показалось, что крепкий металл дал трещину; оттого я и взялся помочь комдиву. Сегодня я уже понимал, что генерал эту трещину в броне давно заклепал, заварил на веки вечные. Я уважал людей из железа. Не исключено, что из-за них наше отечество еще не полетело в тартарары. Но мне в их обществе было довольно жутковато, если не сказать больше…

Вчера я дал обещание отцу, потерявшему сына. Сегодня мне предстояло отчитаться перед бронированным комдивом, жестким и мстительным. Делать нечего, надо было ехать. Рассказывать Дроздову про Мосина, соколов и свои подозрения, а потом быстро убираться восвояси.

Первую часть своего плана мне удалось выполнить достаточно быстро. Толпа вокруг Дроздова на кладбище была большой, но не плотной. Буквально через пятнадцать минут мне удалось протиснуться к комдиву и, глядя в сторону, поведать Дроздову о том, что случилось вчера. Как я и ожидал, сегодняшний генерал-полковник Дроздов был уже снова металлическим комдивом. Слушая меня, он только изредка выплевывал какие-то слова на каком-то из восточных языков — то ли фарси, то ли пушту, а может быть, арабском. По-моему, это были черные ругательства. По крайней мере, произносил он их именно как ругательства.

Выслушав меня до конца, переспросив фамилии и получив из рук в руки копии рисунков санитара-художника, Дроздов произнес коротко:

— Понял. Спасибо. Твой должник.

После чего в таком же рубленом стиле выдал мне сообщение, от которого я буквально обалдел.

— То есть как? Вы серьезно?! — воскликнул я, забыв о толпе вокруг и вообще обо всем.

— Я же сказал… — все так же зло, сквозь зубы выплюнул Дроздов, но тут церемония резко закончилась, толпа заволновалась, вокруг генерала образовался водоворотик из соболезнователей. И я сразу потерял его из виду. Самое время было выбираться и, по возможности, не торопясь, обмозговать услышанное.