Глава 1

Париж, 1944 год

В этот холодный и ветреный январский день узкие улочки были почти пустынны. Стояла тишина. Небо было голубым и чистым, сияло солнце.

Элен услышала какой-то неясный шум и, решив, что сюда едет грузовик, стала с нетерпением ждать. В этой части Парижа, где в основном жили рабочие, машины были редкостью.

Шум работающего мотора тем временем становился все громче, и Элен, приложив губы к уху фарфоровой куклы Антуанетты, прошептала:

– Смотри, Антуанетта, смотри, скоро ты увидишь первый в твоей жизни грузовик.

Спустя две минуты на улицу Дюран из-за угла выехал серый грузовик со свастикой на бортах. Даже будучи ребенком, Элен уже знала, что это такое.

Еще минута – и боши проехали мимо. Сморщив носик, Элен долго смотрела вслед машине, удивляясь, что могло привести ее на Монмартр. Потом огляделась по сторонам – не наблюдает ли кто за ней – и плюнула вслед захватчикам. Ей было только семь лет, но она уже прекрасно усвоила привычки взрослых парижан. Все как один плевали в сторону бошей, несмотря на то что это было очень опасно.

Прошло почти полчаса, и Элен вдруг почувствовала какое-то беспокойство.

Она посмотрела на свой дом на другой стороне улицы. Все вроде бы тихо и мирно. Ничего пугающего. Кроме… кроме того, что парадная дверь приоткрылась и оттуда выглянула женщина. Элен показалось, что она узнала мадам Курбе, жену человека, работавшего на коммутаторе в префектуре полиции. В общем, кто бы ни была эта женщина, но она подавала какие-то знаки кому-то в доме, одновременно бросая через плечо осторожные взгляды на улицу. Внезапно она исчезла.

У Элен по спине побежали мурашки, и она стремглав ринулась к матери.

Дверь сразу же открылась.

– Быстрей! – Их толстая служанка Мишель буквально втащила ее в дом и тут же закрыла дверь на засов. В прихожей было темно, шторы задернуты, и только слабый свет с улицы пробивался между ними.

Элен посмотрела на круглое, как луна, красное лицо Мишель.

– Что случилось? – спросила она.

Та только пожала плечами и отвернулась. Может, у нее плохое настроение, оттого что в доме очень холодно? Недельный запас угля уже сожгли. Несмотря на свои необъятные размеры, Мишель плохо переносила холод.

Элен оглядела тесную прихожую. Осторожно выглядывая сквозь маленькую щелку в задернутых шторах и нервно ломая изящные руки, у одного из окон застыла мама. Элен заметила, что ее живот выпирает больше обычного, – значит, у них скоро появится маленький братик или сестричка.

Высокая и стройная, мама как-то разом постарела, ее взгляд потух. И все-таки она оставалась элегантной женщиной. Даже в ужасные дни оккупации она не утратила своей осанки.

С 1939 года мама стала швеей у Мадлен де Рош. Сразу после того как Шанель, на которую она обычно работала, закрыла свой салон.

О, как мама шила! Словно сказочная фея, она создавала один шедевр за другим на своей допотопной ножной швейной машинке и даже на руках. Иногда она обшивала своих соседей – тех из них, кто вместо денег платил ей продуктами.

Мама отошла от окна и нервно зашагала по прихожей. Если она и заметила Элен, то не подала виду.

– Боже мой! – воскликнула она задыхаясь. – Катрин все еще не пришла! Ее уроки по актерскому мастерству уже давно закончились.

– Значит, придется уехать без нее, – решительно заявила Мишель. – Если ей хочется стать новой Сарой Бернар, проводя все дни в театре…

– Уехать без Катрин? – Мама в ужасе посмотрела на Мишель. – Нет, мы должны ее дождаться.

Мишель фыркнула и в отчаянии простерла к потолку свои толстые красные руки.

– У нас нет времени! Вы слышали, что сказала мадам Курбе? Она рисковала жизнью, чтобы прийти сюда и предупредить нас. Нельзя терять ни минуты!

Мама всплеснула руками:

– Мишель, мы обязаны подождать! Как ты не можешь этого понять? Катрин – моя дочь!

Мишель недовольно засопела:

– Что с вами разговаривать! Мне еще надо сбегать в кладовую и найти что-нибудь съестное. Путешествие будет долгим. Эдмонд! – крикнула она и побежала на кухню.

Мама посмотрела на Элен усталыми глазами, затем наклонилась и обняла девочку своими худыми руками. Элен испугалась еще больше. Теперь она знала наверняка: случилось что-то ужасное.

– Мама! – Элен заглянула в глаза матери.

– Что, моя маленькая?

– Папа скоро придет?

На глаза матери навернулись слезы, и она вытерла их ладонью. Из детской наверху раздался плач маленькой Мари: она проголодалась или была мокрой.

– Ступай наверх, – отстранилась мать. – Поднимись и одень Мари потеплее: в синий шерстяной костюмчик и теплое пальтишко, – а потом спускайся с ней вниз. Да побыстрее!

– Мы куда-то уезжаем, мама?

– Мы едем путешествовать.

Глаза Элен заблестели. Путешествовать! Просто сказка какая-то!

– Мы поедем на поезде, мама? О, пожалуйста, давай поедем на поезде! Мне так нравится ездить на поезде!

– Да, моя маленькая, – шепнула ей мама, – мы поедем на поезде, но нам надо спешить, иначе мы опоздаем.

Элен обняла мать и тесно прижалась к ней.

– Я быстро, – пообещала она и заторопилась в детскую.

Завидев ее, Мари перестала плакать и ее розовое личико озарилось улыбкой. Глаза у малышки были огромные, блестящие и голубые, как у матери.

Мари смеялась и вырывалась, пока Элен одевала и застегивала ее. Обычно на смех Мари Элен отвечала смехом," но сегодня ей было грустно.

С Мари на руках она наконец спустилась вниз. Мать в коричневом теплом зимнем пальто ходила по прихожей. Мишель и Эдмонд молча стояли в стороне. У каждого из них в руках было по большой плетеной корзине брюквы. Элен застонала: она ненавидела брюкву.

– Она идет! – вновь выглянув в окно, воскликнула мать. – Катрин идет!

Сестре Элен Катрин было тринадцать лет, но выглядела она гораздо старше. Большие карие глаза, каштановые волосы до плеч – в общем, совсем взрослая девушка. Элен не раз замечала, как мужчины на улицах бросали на ее сестру восхищенные взгляды.

Войдя в дом, Катрин остановилась и молча обвела всех недоуменным взглядом.

– Вы куда-то собираетесь? – спросила она.

– Да, собираемся, и все без исключения! – истерично закричала Мишель. Ее необъятная грудь заколыхалась от нервного возбуждения. – Беги к себе и оденься потеплее. Нельзя больше медлить ни минуты!

– Да что случилось-то? – спросила Катрин. – Что случилось?

– Не важно! – раздраженно отрезала Мишель. – Делай как тебе говорят! Одевайся потеплее, да побыстрее.

Катрин перевела вопрошающий взгляд на мать, но та только молча кивнула.

Через две минуты они были готовы покинуть дом.

– Быстрее! – нервничала Мишель. – Пойдемте через сад!

Уже в дверях кухни Элен вдруг вспомнила, что забыла куклу.

– Антуанетта, – сказала она Эдмонду. – Я забыла Антуанетту!

– Оставь, – оборвал ее Эдмонд. – Это всего лишь кукла.

– И вовсе не кукла, – сердито парировала Элен. – Она мой друг!

Мама нежно дотронулась до ее плеча:

– У нас нет времени, маленькая. Мы заберем ее позже.

Элен застыла на месте.

– Я хочу Антуанетту! Прямо сейчас. Я никуда без нее не поеду!

Мишель закатила глаза и, угрожающе замычав, посмотрела на мать.

Та тяжело вздохнула.

– Ну хорошо, – сказала она. – Только побыстрее.

Элен бросилась в детскую. Она ни за что не оставит Антуанетту одну. Ни за что на свете! Эту куклу мама подарила ей на день рождения. Схватив Антуанетту, девочка прижала ее к груди. В это время на улице заурчал мотор. Элен подбежала к окну, раздвинула тюлевые занавески и посмотрела вниз.

Сопровождаемые эскортом мотоциклистов, блестящий черный «даймлер» и несколько серых грузовиков подъехали к парадной двери. Передние крылья машины украшали два флага. Точно такие же были развешаны по всему Парижу, словно немой укор поражения и унижения французов.

Сердце Элен оборвалось. Боши!

Ее охватил внезапный страх: они пришли за ней! И все потому, что она плюнула им вслед.

Борта грузовиков с шумом откинулись, солдаты быстро спрыгнули на мостовую и выстроились в шеренгу вдоль тротуара. Элен принялась считать их, но скоро сбилась. По крайней мере солдат двадцать. Перед строем застыли люди в черных мундирах с серебристой отделкой и в начищенных до блеска сапогах. Их было трое. Отрывистый лающий приказ – и часть солдат в сером бросилась к двери, другие побежали вдоль улицы, свернули за угол и исчезли из виду.

– Элен! – позвала мама. – Быстрее! Быстрее! – В ее голосе слышался страх.

Девочка отошла от окна и стала спускаться по лестнице.

– Быстрей! – взвизгнула Мишель, стоя на первой ступеньке лестницы. – Да поторопись же, маленькая негодница! – Мишель была в панике. Грубо схватив девочку за руку, она потащила ее вниз, не переставая шептать молитвы.

И в ту же минуту в дверь забарабанили. Мама вскрикнула и застыла на месте. Дверь затрещала, но выдержала.

– Бежим! – закричала Мишель, обращаясь к матери. – Нельзя терять ни секунды! Вы что, забыли о маленьком?

Мать вышла из оцепенения и шагнула вперед. Элен бросилась на кухню, испуганно оглядываясь на дверь. От нее уже с шумом отлетали щепки. Да, напрасно она вернулась за Антуанеттой.

Отдав Мари Катрин, мать осторожно открыла кухонную дверь и выглянула наружу. Солдаты! Везде были солдаты.

Вскрикнув, мать быстро закрыла дверь и заперла ее на засов.

– Боши, – прошептала она.

Мишель в ужасе посмотрела на маму и выпустила корзину из рук. Корзина с глухим стуком упала на пол, брюква рассыпалась по полу, но никто не обратил на это никакого внимания.

– Дети, – прошептала мама. – Куда бы нам спрятать детей?

– Не знаю, – растерянно ответила Мишель. – По-моему, во всей Франции не найдется места, куда можно было бы спрятаться от бошей…

Кухонная дверь угрожающе затрещала, готовая вот-вот рассыпаться. Мишель вскрикнула и стала креститься. Мари заплакала.

– Тише, маленькая, – успокаивала Катрин сестренку, нежно баюкая ее. – Тсс…

Мать в отчаянии оглядывалась по сторонам.

– Должно же быть какое-то место… – Голос ее дрожал.

Они вернулись в столовую. Антуанетта выпала из рук Элен, но она даже не заметила.

– Ну конечно же! – внезапно закричала Мишель. – Кухонный лифт!

Красными пухлыми руками она стала подталкивать детей к лифту. Тяжелые дубовые створки с оглушительным скрипом раздвинулись, и Элен тотчас вспомнила, как они играли в этом лифте в прятки.

Однажды Мишель застала их за этим занятием и больно надрала всем уши.

– Вы что, совсем глупые? – спрашивала она тогда. – Решили себя угробить? Этот лифт – ровесник нашей революции! Пол совсем прогнил, а трос вот-вот оборвется! Что, захотелось упасть в шахту и разбиться?

И вот сейчас она приказывала им лезть в лифт, против чего боролась многие годы. Элен ничего не понимала. Неужели Мишель окончательно сошла с ума? Или весь мир уже перевернулся?

– Лезьте туда! – приказала Мишель. – Все без исключения!

Передав Мари маме, Катрин залезла первой. За ней последовали Эдмонд и Элен. Мама снова отдала Мари Катрин; под тяжестью детских тел пол затрещал.

– И чтобы ни звука! – предупредила Мишель и погрозила пальцем перед их носами. – Услышу хоть один звук – выпорю всех четверых.

Элен в испуге отпрянула.

Просунув в лифт дрожащую руку, мать нежно погладила всех по головкам и перекрестила. В глазах ее уже не было страха – наоборот, взгляд стал твердым и смелым, а на губах заиграла печальная улыбка.

– Эдмонд, – ласково сказала мама. – Сын мой, будь сильным, как твой отец, место которого ты сейчас займешь. И ты, Катрин. Вы самые старшие и должны заменить меня. Позаботьтесь об Элен и маленькой Мари. Если выживете, постарайтесь все поскорее забыть, а когда опасность минует… бегите. Ваша тетя Жанин – хорошая христианка. Она живет в Сен-Назере, что расположен в устье Луары на Бискайском заливе. Не знаю как, но постарайтесь добраться до тети Жанин. Господь простит вас за все, что вы сделаете, добираясь туда. Там должны скоро высадиться англичане и американцы. Они не такие свиньи, как боши. Вот увидите, не пройдет и года, как они вышвырнут их из Франции и будут гнать до самого Рейна.

Крак! Входная дверь с оглушительным стуком упала на пол. Элен подпрыгнула от испуга. Мать быстро оглянулась.

– Давайте прощаться, ребятки. Не забывайте, мои дорогие, что мама очень-очень вас любит.

– Да, мама, – прошептала Катрин повзрослевшим голосом и, схватив мамину руку, поцеловала ее. – Мы тоже тебя любим.

Мать внезапно выдернула руку, сняла с пальца золотое обручальное кольцо и неловко сунула его Эдмонду.

– Возьми, сынок, – прошептала она. – Это все, что я могу вам дать. Постарайся его на что-нибудь выменять.

Эдмонд зажал кольцо в руке.

– Да благословит вас Господь, мои детки, – прошептала мать. – Пусть он любит и защищает вас.

Она не плакала, но ее голубые глаза были влажными и печальными. Эдмонд, стыдясь своих слез, отвернулся.

– Помните, что я вам сказала, – предупредила Мишель срывающимся голосом. – Ни звука!

Она всхлипнула и вытерла ладонью свой покрасневший нос. Осторожно отстранив мать, она отпустила створки дверей. Они сошлись вместе, словно челюсти беззубого кита, и дети остались в темноте. Удары в дверь стали глуше.

Где-то со стороны Элен была дырка, отверстие от выпавшего сучка. Когда ее глаза привыкли к темноте, она ясно увидела лучик света, в котором носились миллионы пылинок.

Снаружи что-то происходило. Элен в ужасе схватила Катрин за руку, но сестра и сама заметно дрожала.

Внезапно раздался оглушительный треск. Казалось, обвалилась крыша. Дом вздрогнул, Элен вскрикнула, а Мари заплакала. Катрин тотчас принялась ее укачивать, сунула ей в рот большой палец, и сестренка стала его жадно сосать.

– Крыша, – прошептала Элен. – Рухнула крыша…

– Нет, – шепотом ответила Катрин. – Это дверь.

– А как же мама?..

– Тихо! – шикнул Эдмонд.

Раздался топот сапог и отрывистые команды на немецком. Элен осторожно посмотрела в отверстие.

Ее взгляд ограничивался маленьким пространством комнаты, и все, что она могла видеть, – только зловещие мундиры и начищенные до блеска сапоги. Затем она рассмотрела мамины ноги в серых шерстяных чулках и старых поношенных туфлях. Мишель она безошибочно узнала по необъятным размерам. Служанка стояла рядом с кухонной дверью, прислонившись к стене. Что-то в ее позе смутило Элен, но вскоре она догадалась, что именно: руки Мишель были спрятаны за спину, а ведь она всегда упирала руки в бока!

Внезапно до слуха Элен донесся противный громкий лай: это один из бошей пытался говорить по-французски. Мама отвечала тихим и слабым голосом, и Элен не разобрала, что она сказала. Раздался оглушительный удар, и мама от боли согнулась пополам.

Услышав мамин крик, Эдмонд, задыхаясь от бессильной злобы, бросился к двери лифта, чтобы выскочить и защитить ее.

Катрин вцепилась ему в руку.

– Ты что, не слышал, что нам сказали? – прошептала она. – Мы должны позаботиться о малышах. Ты хочешь, чтобы всех нас убили?

Эдмонд, тяжело дыша, отступил: Катрин права. Мама и Мишель строго-настрого наказали им молчать.

Нацист что-то снова спросил по-французски. Он говорил с таким сильным акцентом, что Элен вся напряглась, чтобы хоть что-то понять.

– Жаклин Жано, – услышала она мамин голос.

– Что? – рявкнул бош. – Я ничего не слышу. Громче!

– Жаклин Жано, – повторила мама. – Жаклин Жано!

– Да как ты смеешь повышать голос в присутствии офицера рейха! – взвизгнул немец.

Раздался жуткий шлепок пощечины, и мамин крик заглушил все остальные звуки.

– Что ты сказала? – заорал бош.

– Ничего, – ответила мама дрожащим голосом.

– То-то! – В голосе нациста звучало удовлетворение. – Будешь теперь говорить?

– Да, – прохрипела мать. – Да.

– Где передатчик?

– Передатчик? – удивилась она. – Я не понимаю, о чем вы. Какой ещё…

Удар! Удары следовали один за другим, каждый последующий сильнее и хлестче предыдущего. Мать застонала и упала на пол совсем рядом с их убежищем. Элен сейчас видела ее всю. Корчась от боли, мама стояла на коленях, лицо ее распухло, изо рта и носа текла кровь. Стыдясь своего унижения, она старалась отвернуть лицо от лифта.