Грехи. Книга 1

Вчера Эдмонд убил боша, и Элен с тяжелым сердцем думала о том невинном французе, который расплатится за это убийство своей жизнью. В том, что эта расплата неминуема, Элен ни капли не сомневалась: боши всегда точно исполняли свои угрозы.

Но один из главных человеческих инстинктов – инстинкт самосохранения, а не самопожертвования; именно поэтому сейчас сознательно и подсознательно они боролись за свою жизнь. Цель их была предельно ясной: как можно скорее выбраться из Парижа. Они должны выполнить мамин завет и добраться до Сен-Назера, чтобы найти приют под гостеприимной крышей дома тети Жанин.

Сен-Назер! Это так далеко! Элен никогда не ездила дальше Рамбуйе.

– У нас ведь совсем нет денег, – вдруг сказала она вслух. – Как же мы уедем из Парижа?

– Деньги у нас есть, – тихо отозвался Эдмонд.

– Есть? – удивилась Катрин.

– Да, – ответил Эдмонд. – У нас есть мамино обручальное кольцо и куча франков. Больше двух тысяч.

– Две тысячи франков? – прошептала Катрин. – Где ты их взял? – подозрительно спросила она.

– У Жизели, конечно, где же еще.

– Но… но ведь это воровство! – ахнула Катрин. Эдмонд даже не удостоил ее ответом. Элен представила, как он в темноте пожимает плечами.

– Ну и правильно! – выступила она в защиту брата. – Жизель – просто чудовище. Она заслуживает, чтобы ее обокрали. Она хотела продать нас бошам.

– Но воровать…

Эдмонд резко оборвал сестру:

– А чего же ты хочешь? Остаться в Париже, чтобы тебя поймали? Или повторить то, что они с тобой сделали? Ты этого хочешь?

От слов брата Катрин, как от пощечины, сразу сникла и замолчала, а спустя мгновение горько заплакала.

– Прости, – тут же бросился к сестре Эдмонд. – Я не хотел тебя обидеть. Тебе досталось больше, чем нам, и все-таки, если мы хотим добраться до Сен-Назера, без денег не обойтись. Нам даже этих не хватит, поверь мне.

Глава 6

Прошло уже несколько дней, как они покинули Париж. Эдмонд нанял велотаксиста, чтобы он вывез их из города, но опасность все еще не миновала.

Сейчас дети пробирались грязными тропинками, протоптанными через поля. Так им удавалось не только избегать потока немецких машин, но и обходить расположенные вдоль дорог деревни.

Подошла очередь Эдмонда нести Мари, и он, перекинув сестренку через плечо, что-то тихо напевал, чтобы ее развлечь.

Внезапно Элен остановилась.

– Мне надо! – заявила она твердо.

– Хорошо, – кивнул Эдмонд, – отдохнем минут пять, и снова в путь.

– Слава Богу, – обрадовалась Катрин. – А то у меня уже ноги отваливаются.

Засунув руки в карманы пальто, Элен смотрела на бесконечные заснеженные поля и далекие деревни. Где-то впереди, у самого горизонта, виднелись два одинаковых шпиля.

– Эй… там что-то виднеется, – сказала она.

Эдмонд присмотрелся.

– Похоже на церковь или на что-то в этом роде, – хмыкнул он.

– Это, наверное, Шартр, – оживилась Катрин. – Мишель говорила, что из Абли виден собор, а мы только что миновали Абли.

Эдмонд задумчиво кивнул:

– Пожалуй что так. Насколько я знаю, здесь нет другого собора.

– Надеюсь, что до Сен-Назера не так далеко, как до Шартра, – буркнула Элен. – Я просто не выдержу.

Эдмонд слабо улыбнулся сестре. Внезапно ее осенило:

– А может, нам добраться туда поездом?

– Не получится. Нужен специальный пропуск и деньги на билет. Ни того ни другого у нас нет, я все отдал велотаксисту.

– А как же мамино кольцо? – вспомнила Элен. – Разве мы не можем расплатиться им?

– Мне бы не хотелось его трогать, – похлопал себя по карману Эдмонд. – Это единственная вещь, которая у нас осталась от мамы. Это как… фамильная реликвия.

– А ты не мог бы украсть еще денег? – простодушно спросила сестра.

– Запомни, Элен, – рассудительно произнес брат. – Воровство есть воровство, и не имеет значения, по какой причине ты это делаешь. Это плохо, и ничто не может оправдать твой поступок.

– Но если это плохо, то почему… – начала было Элен, схватив брата за руку.

Потому что у меня не было выбора, – ответил он. – Помнишь, мама сказала, что Господь простит нам все, что бы мы ни сделали. И все равно это не оправдывает меня. Что плохо, то плохо. А в общем, пять минут прошли! – хлопнул в ладони Эдмонд. – Пора двигаться дальше.

– Уже? – простонала Катрин.

– Уже! – твердо ответил Эдмонд. – Нам еще идти и идти.

Не прошли они и десяти метров, как Катрин пронзительно вскрикнула. Вздрогнув, Эдмонд и Элен резко обернулись. Сестра, скорчившись от боли, растирала левую лодыжку. Эдмонд передал Мари Элен и легонько похлопал Катрин по спине.

– В чем дело? – с тревогой спросил он.

– Моя нога, – простонала девушка. – Я подвернула ногу на этих колдобинах.

Эдмонд встал на колени и осторожно пощупал ее ногу, затем взял сестру под мышки и выпрямил ее.

– Как, идти сможешь? – спросил он.

Сделав несколько осторожных шажков, Катрин кивнула.

Эдмонд задумчиво оглядел поля, остановил свой взгляд на видневшейся вдали дороге.

– Нам надо выйти на дорогу, – сказал он наконец. – Тебе будет гораздо легче идти.

– На дорогу? – удивилась Катрин. – Но это же опасно!

– С твоим растяжением связок тебе не пройти по этим ухабам. И потом я сомневаюсь, что кто-нибудь нас здесь ищет. Не могут же боши из-за нас прочесать всю Францию. Не такие уж мы важные птицы.

Катрин согласно кивнула: пожалуй, в словах брата был здравый смысл.

Даже несмотря на то что сейчас под ногами у них был асфальт, двигались они еле-еле. Катрин заметно хромала; правда, она ни разу не попросила о передышке, и то хорошо. Ведь им пора подыскивать место для ночлега.

Спустя какое-то время вдали вдруг послышалось урчание мотора.

Элен вопросительно взглянула на Эдмонда и кивнула на придорожную канаву:

– Может, нам…

– Не стоит. Но на всякий случай ваши имена – Сара и Дени, а мое – Жак. Мы живем в Абли и идем в Шартр навещать заболевшую бабушку. Поняли?

Сестры дружно кивнули.

Меньше чем через минуту со стороны Абли к ним приблизилась большая черная машина. Пухлый розовощекий бош в полевой форме, опустив боковое стекло, поманил их пальцем.

Элен вопросительно посмотрела на Эдмонда. Он кивнул, и они все направились к машине.

– Куда путь держите? – поинтересовался шофер на весьма приличном французском.

– Наша бабушка заболела, – печально склонила голову Катрин. – Вот идем ее навещать.

Рот шофера растянулся в улыбке, когда он задержал свой взгляд на девушке.

– Где она живет? – спросил он.

– В Шартре, – махнула рукой в сторону видневшихся вдали шпилей Катрин.

– С такой вывихнутой ногой, – он лукаво подмигнул, – вам придется долго добираться до Шартра. – Внезапно его улыбка стала шире. – Знаете что? Я вас туда подвезу. – Бош наклонился к противоположной дверце и распахнул ее. – Залезай, – сказал он.

Это был скорее приказ, чем приглашение. Катрин не сдвинулась с места.

– А как же мой брат и сестры? – спросила она.

– Пусть сядут сзади.

Элен снова вопросительно посмотрела на Эдмонда. Он задумчиво кивнул и взялся за ручку задней дверцы.

Элен с интересом рассматривала салон. Для нее все было внове: никогда раньше она не ездила в машине. От мягких и упругих сидений приятно пахло кожей, блестел щиток полированного дерева…

Немец плавно тронул машину и вновь с интересом взглянул на Катрин. Та не скрывала своего отвращения к бошу: уперевшись лбом в стекло, она смотрела на проплывавший за окном безжизненный пейзаж.

– Как тебя зовут? – наконец нарушил он тишину.

– Сара, – тихо ответила Катрин, даже не взглянув на него.

– А меня Курт, – сказал он. – Я родом из Рейнланда. Там есть такой город – Коблец. А ты где живешь?

– В Абли.

Терзаемая любопытством, Элен тем. временем потрогала лежавший рядом сверток: бумага зашуршала.

– Что здесь? – громко спросила она.

Шофер посмотрел на Элен через зеркало заднего вида.

– Газеты. Я каждый день езжу в Париж и забираю газеты для генштаба в Шартре.

Элен быстро отдернула руку, словно в газетах притаилась змея. Это движение не осталось незамеченным.

– Можете посмотреть, – предложил бош. – Времени полно – до Шартра больше двадцати километров.

– Нет, спасибо, – вежливо отказалась Элен.

Немец сделал вид, что не слышит, и, пошарив рядом с собой на сиденье и взяв сложенную газету, через плечо протянул ее девочке.

– Возьми, у меня есть свой экземпляр.

Элен ничего не оставалось делать, как, буркнув себе под нос «спасибо», взять протянутую газету. Она тут же передала ее Эдмонду. Брат нехотя развернул и вдруг, резко положив ее на колени, озабоченно уставился в окно.

Пораженная его реакцией, Элен решила выяснить, что его так смутило. В глаза ей бросился заголовок: «Горе матери». Далее мелким шрифтом было напечатано: «По всей стране объявлен розыск похищенных детей. Награда составляет миллион франков». Ниже, под расплывшимся фото толстой женщины, которую Элен никогда в своей жизни не видела, были помещены три карандашных рисунка.

Сердце оборвалось. Это были рисунки Жизель: она их сразу узнала. Девушка на одном из них была вылитая Катрин.

По телу Элен пробежал озноб. Все понятно: объявили розыск пропавших детей, боши решили завоевать популярность у французов. Если бы они написали, что разыскивают малолетних убийц, те в одну ночь стали бы национальными героями. Любой встретившийся француз с открытым сердцем оказал бы им помощь. Но все было представлено так, что они якобы похищены и их безутешная «мать» с нетерпением ждет их возвращения. Ясно, что романтически настроенные французы сделают все от них зависящее, чтобы вернуть детей «матери». Элен ни капли не сомневалась, что любой земляк после встречи с ними очертя голову помчится в ближайший полицейский участок.

И откуда только берутся такие «матери»? Скорее всего она служит в гестапо.

Выходит, теперь им надо бояться не только бошей – любой француз стал сейчас их потенциальным врагом.

Эдмонд наконец отвернулся от окна, сложил газету и невозмутимым голосом произнес:

– Посмотри-ка, Сара. Здесь есть кое-что интересное.

Катрин не сразу сообразила, что брат обращается к ней, а Эдмонд исподтишка уже показывал ей рисунки.

Выражение ее лица не изменилось, только мертвенная бледность покрыла его. Она снова уставилась в окно.

На дороге почти не было движения. Они проехали мимо взвода немцев, маршировавших в сторону Шартра. Их вид только усилил ужас Элен. Она не переставая думала о том, что будет, если шофер их узнает. Ясно одно: он не моргнув глазом сдаст их в полицию. Возможно, уже сейчас он едет не в Шартр, а в ближайший полицейский участок. Или того хуже – в штаб-квартиру гестапо.

Немец в очередной раз бросил взгляд на Катрин и нахмурился.

– Слушай, – обронил он задумчиво, – мне почему-то знакомо твое лицо. У меня такое чувство, будто я встречал тебя раньше.

– Чепуха, – тотчас отозвалась Катрин.

– Да нет, я в этом уверен. Может, в Абли? Я часто через него проезжаю.

– Ну конечно! – воскликнула девушка. – Теперь и я припоминаю. Я тоже вас раньше видела.

Немец вдруг резко нажал на тормоз. Машина остановилась.

– Ах ты Господи! – воскликнул он, перегнулся через спинку сиденья и взял газету с коленей Эдмонда. Пристально вглядевшись в рисунки на первой странице, бош помахал газетой у нее перед носом: – Вы… вы же похищенные дети! Те, которых ищет вся страна!

Внезапно Катрин захохотала. Этот смех Элен часто слышала дома, когда сестра практиковалась перед зеркалом. Похоже, ее уроки по актерскому мастерству сейчас сослужат им службу.

– И что смешного? – удивился шофер.

Катрин сделала вид, что задыхается от смеха.

– Да как вы не понимаете? – спросила она, едва дыша. – Нас никто не похитил. Мы сами убежали из дому!

– Но… почему? – удивился шофер.

Лицо Катрин сделалось злым.

– Потому что наша мать – чудовище! – яростно выкрикнула она. – Нам пришлось убежать от нее, потому что она нас все время била и мы ходили в синяках!

– Тогда почему вы идете в Шартр?

Катрин набрала в легкие побольше воздуха:

– Там живет мой приятель Ив. Это единственное место, куда мы можем пойти.

– Да… но газеты, – недоуменно заморгал немец. – Там пишут, что вас похитили. Газеты не могут врать.

Катрин горько рассмеялась.

– Вы так считаете? – спросила она, заглядывая шоферу в глаза.

– Да, но зачем им врать?

– Все очень просто: наша мать – женщина умная. Она посчитала, что люди обязательно сообщат о встрече с нами, если будут знать, что нас похитили.

Немец недоверчиво хмыкнул:

– Как же тогда ей удалось организовать эту публикацию?

Вот уже год как она встречается с одним высокопоставленным немцем. Он по уши влюблен в нее, и она крутит им, как захочет. – Катрин помахала газетой. – Ему ничего не стоит организовать подобную публикацию.

– Звучит неубедительно, – покачал головой бош. – В любом случае, несмотря на то что мне не хочется этого делать, я буду вынужден сдать вас властям. Это мой долг солдата.

– Я понимаю, – отозвалась Катрин и потупила взгляд. – Я уже слишком взрослая, чтобы позволять матери вмешиваться в мою жизнь, – прошептала она. – Я уже выросла, а она этого не замечает. Мои желания ее совсем не интересуют.

Шофер явно заинтересовался.

– Желания? – спросил он. – Какие желания?

Элен заметила, как заблестели его глаза.

– Как вы не понимаете? – удивилась Катрин-, пожимая плечами. – Быть женщиной и не сметь делать то, что тебе хочется…

Шофер резко выпрямился.

– Разве у тебя нет дружков? Ну, дружков, которые могли бы…

– Вы хотите сказать – кроме Ива? – Катрин покачала головой и тяжело вздохнула: – Пожалуй, нет. Вы понимаете, те мужчины, которых я встречала, – вовсе не мужчины. Они все боятся моей матери. Только Ив имеет мужество противостоять ей. – Катрин помолчала и игриво посмотрела на шофера: – Вот вы бы испугались ее?

– Я… вряд ли, – пробормотал он смущенно.

Катрин улыбнулась и, протянув руку, осторожно дотронулась до его ширинки.

– Нет, – вздрогнул немец, – не стоит. Я обязан доставить вас в полицейский участок. Не будем больше терять время.

Катрин снова улыбнулась и начала расстегивать пальто. Затем, схватив шофера за руку, положила ее себе на грудь.

– Я не ребенок, – проговорила она, – я женщина.

Шофер нервно отдернул руку и включил мотор.

Он ехал, едва разбирая дорогу.

– Я вас возбудила? – спросила Катрин.

– Да, – хрипло ответил он.

Катрин снова положила ему руку на ширинку.

– Ого! – с восхищением заметила она. – Какой большой!

– Больше, чем у твоего приятеля?

– Гораздо больше.

– Тогда почему бы тебе не расстегнуть мне ширинку и не приласкать его? – Шофер явно гордился собой.

– Нет, для этого он слишком большой, – ответила Катрин. – Я хочу почувствовать его в себе.

Машина вильнула.

Катрин быстро оглядела простиравшийся за окном пейзаж: справа виднелась рощица вечнозеленых деревьев.

– Знаешь что? – прищурилась она. – Видишь те деревья впереди? Мы бы могли заехать туда на несколько минут. Никто и не заметит, если ты подальше поставишь свою машину.

Шофер явно колебался:

– Меня могут послать на Восточный фронт, если кто-нибудь увидит.

– Брось, никто ничего не увидит, даже не волнуйся. Неужели ты боишься этих маленьких чудовищ, которые сидят сзади?

Элен невольно обиделась. По ее мнению, Катрин зашла слишком далеко: обозвать их чудовищами!

– Поехали, мы управимся быстро, – настаивала Катрин. – Успеешь еще сдать нас в полицию. Удовлетвори сначала меня как женщину.

Бош просиял. Машина замедлила ход и свернула на грязную дорогу, которая вела к рощице. Под сенью деревьев было темно, свет сюда не проникал.

Проехав еще метров десять, они оказались на вырубке. Спиленные дрова были сложены аккуратными штабелями. Меж прямыми стволами сосен проглядывала дорога, однако их самих не было видно.

Бош выключил мотор.

– Ты не хочешь отослать детей погулять? – спросил он.

– Слишком холодно, – покачала головой Катрин, – и кроме того, они не увидят ничего нового. Они уже ко всему привыкли.

– Как скажешь. – Шофер приподнялся и расстегнул ширинку.

Элен почувствовала на своей руке руку Эдмонда, но взгляд его оставался бесстрастным. Он жестом приказал ей снять веревку с пакета, лежавшего рядом.

– Он даже больше, чем я думала, – услышали они голос Катрин. – Такой огромный!

Элен распутала бечевку и передала ее Эдмонду. Намотав концы на руки, Эдмонд натянул ее. Сначала Элен подумала, что брат собирается с ней поиграть, но внезапно ее осенило, что он задумал и почему Катрин заманила боша в безлюдное место. Затаив дыхание, она ждала.

– Сначала возьми в рот, – приказал шофер. – Он станет еще тверже.

Эдмонд с криком бросился вперед. Он набросил веревку на горло шофера и стал его душить.

Бош вмиг побагровел. Он задыхался, но тем не менее сумел дрожащими пальцами ухватиться за веревку. Катрин в страхе забилась в угол, потом кое-как овладела собой и стала что-то искать под сиденьем. Вытащив оттуда тяжелый электрический фонарь, она стала бить им боша по голове, но его ничто не брало. Поднатужившись, он разорвал веревку и, придя в себя, вцепился в горло Катрин.

Ни минуты не раздумывая, Эдмонд выскочил из машины, схватил ближайшее полено и, подбежав к дверце водителя, распахнул ее.

Катрин уже задыхалась; не в силах справиться с сильным бошем, она судорожно извивалась на сиденье.

Эдмонд изо всех сил саданул боша поленом по затылку. Зарычав, тот обернулся, но Катрин не выпустил.

Элен в отчаянии посмотрела вокруг. Ее взгляд упал на металлический лом, лежавший у штабеля. Девочка попыталась поднять его, но он оказался очень тяжелым. Схватив Эдмонда за рукав, она закричала:

– Возьми эту штуку! Да бери ж ты скорей!

Отбросив полено, Эдмонд обеими руками схватил лом и воткнул его прямо в живот бошу.

Немец закричал. Его руки разжались и выпустили Катрин. Он с ужасом посмотрел на свой разорванный живот, откуда уже струилась кровь.

И как раз в это время со стороны дороги донесся звук шагов марширующих солдат. Сердце Элен учащенно забилось: взвод, который они обогнали на машине, приближался к ним.

Бош, должно быть, тоже услышал шаги и, собравшись с силами, попытался крикнуть. Катрин тотчас зажала ему рот и, несмотря на то что он начал кусаться, ни на секунду не отняла рук.

Элен посмотрела в сторону дороги: сквозь стволы деревьев она увидела шагавший взвод. Теперь бош пытался дотянуться до руля, чтобы подать сигнал.

Заметив это, Катрин тотчас схватила его за руку, но немец с отчаянием раненого зверя повторил попытку.

Тогда Эдмонд, грубо схватив шофера за волосы, выволок его голову из машины и стал хлопать по ней дверцей. Лицо боша исказилось от боли, изо рта вырвался предсмертный стон. На пятый раз череп немца треснул, он как-то весь обмяк и затих.

Взвод прошел мимо, дорога опять опустела.

Эдмонд обессиленно рухнул на землю. Рядом с ним, свисая из кабины, качалась голова боша. На заднем сиденье заплакала Мари. Все это время она крепко спала.

Катрин с трудом выбралась из машины, обошла вокруг. Увидев голову боша, она отвернулась, и ее вырвало.

– Газеты… – еле слышно прошептал Эдмонд. Он все еще никак не мог отдышаться. – Надо… унести их… куда-нибудь подальше. Сжечь их… или закопать. Нельзя, чтобы они попали в Шартр.

Катрин безучастно кивнула и опустилась на землю рядом с братом.

Они отдыхали минут пятнадцать. Потом отнесли сверток с газетами метров на пятьдесят от машины и сожгли его, забросав обгоревшую бумагу опилками и ветками.

Глава 7

Было уже совсем темно, когда они нашли укрытие для ночлега. Причем совершенно случайно. Они отмахали по дороге в Шартр уже более трех километров, как вдруг впереди засветились желтые огни машины.

– Скорее в канаву! – закричал Эдмонд.

Они спрыгнули в канаву и – о чудо! – прямо перед собой увидели большую трубу, соединявшую канавы по обе стороны дороги. Отличное укрытие! Вода на дне трубы уже давно превратилась в лед, и хотя здесь было очень холодно, они чувствовали себя в полной безопасности.

После того как машина проехала, они принялись обустраивать свое укрытие: наломали голых веток, застелили лед и улеглись.

Элен почти не спала: в эту ночь Мари беспрестанно плакала. Только с рассветом она заснула, а когда проснулась, дрожа от холода, обнаружила, что Эдмонда рядом нет.

Брат вернулся через час. Он совершил набег на один из домов в соседней деревне и принес бутылку молока, маленькие головки сыра, две тощие колбаски и немного сахара в керамической вазочке. Еще он стащил бутылку коньяка. Напиток был горьким и обжигал горло, но вскоре каждый из них почувствовал, как по всему телу разливается приятное тепло.

Поев, они двинулись дальше на юго-восток через бескрайние голые поля, через лес и подлесок. Днем пошел дождь вперемежку со снегом. Он застал их, когда дети пробирались через чащу леса. Окоченев от холода, вымокнув до нитки, они наконец укрылись в заброшенной избушке дровосека. Эдмонд раздул огонь, но сырые дрова горели плохо, и вскоре глаза детей заслезились от едкого дыма. Зато им было тепло.

Воспользовавшись ненастной погодой, они перестирали все пеленки Мари. В эту ночь она крепко спала.

А Катрин с Элен все-таки простудились: они то и дело чихали и кашляли.

Через два дня погода улучшилась. Дети вышли на улицу и с изумлением огляделись по сторонам. Стало холоднее, но воздух был чистым и прозрачным, а все вокруг покрывал толстый ковер сверкающего снега.

– Как красиво! – воскликнула Элен.

– Да, очень, – согласился Эдмонд, но тут же обратился к Катрин: – У нас остался сахар?

– Очень мало.

– Смешай остатки сахара с водой и напои малышку, потом одень ее потеплее. Мы скоро двинемся в путь.

Катрин покорно кивнула и пошла в избушку будить Мари. Через минуту она в ужасе выскочила на улицу.

– Мари! – взволнованно проговорила Катрин. – Она вся горит. Кажется, у нее лихорадка.

Оттолкнув Катрин, Эдмонд вбежал в дом. Склонившись над Мари, он потрогал ее лоб рукой.

– Ты права, – сказал он с мрачным видом. – Похоже, она заболела.

– Что же нам делать? – испуганно спросила Элен.

– Как что? Искать врача, – ответил брат.

– Никакой врач сюда не пойдет, – заметила Катрин.

– Значит, к нему пойдем мы, – спокойно ответил Эдмонд.

Катрин тряхнула его за руку.

– Но ведь слишком холодно! – закричала она. – Ее опасно выносить на улицу!

Эдмонд снял с себя пальто и бережно укутал в него Мари.

– Ты что, с ума сошел? – возмутилась Катрин. – Ты же промерзнешь до костей! – Она в отчаянии всплеснула руками, но вскоре забегала по избушке, собирая вещи.

Уже застегивая пальто, Элен спросила Эдмонда:

– Разве врачу не надо платить?

Эдмонд кивнул и похлопал себя по нагрудному карману.

– Нам придется расстаться с маминым кольцом, ничего не поделаешь. Мама бы меня поняла.

Элен согласно кивнула.

Как оказалось, врачи в деревнях были большой редкостью. После нескольких часов поиска Эдмонду наконец удалось одного отыскать. Оставив у него Мари, он поспешил за околицу, туда, где его ждали Катрин и Элен. На нем снова было его теплое пальто.

– Пошли скорее, – махнул рукой он. – В доме доктора чисто и тепло. По. крайней мере согреетесь.

– Ты считаешь, ему можно доверять? – с недоверием спросила Катрин.

– У нас все равно нет выбора. Я оставил там Мари.

Вслед за Эдмондом сестры двинулись по хрустящему белому снегу. У последнего в деревне дома он открыл ворота, ведущие в маленький дворик, и они ступили на крыльцо. Им открыла полная женщина средних лет.

– Проходите, – приветливо пригласила она. – Доктор как раз занимается вашей маленькой сестренкой.

Они проследовали за ней по темному коридору на кухню. Дети тотчас потянулись к печи, чтобы согреться.

– Вы, должно быть, сильно проголодались, – сказала женщина, указав на стол. – Я приготовила вам горячий завтрак.

– А как же Мари… – начал Эдмонд.

– С девочкой все в порядке, – услышали они за спиной мужской голос. Дети дружно обернулись. Пожилой, убеленный сединами доктор снял очки в серебряной оправе и добавил: – Она спит наверху.

– Что-нибудь серьезное? – взволнованно спросил Эдмонд.

Доктор внимательно посмотрел на него.

– Думаю, все обойдется. Для нее сейчас главное – избегать переохлаждения. Жар наверняка скоро спадет, но вам нельзя выносить ее на улицу несколько дней.

– Несколько дней! – воскликнул Эдмонд. – Мы не можем оставаться здесь так долго, доктор.

Врач нахмурился.

– Вы явно нездешние, – сказал он, – иначе я бы вас знал. Наверное, вы идете издалека. Послушайте, расскажите мне все как есть.

Поколебавшись с минуту, Эдмонд кивнул. Они все уселись за столом перед дымящимися кружками с какао, и мальчик рассказал доктору, что с ними случилось, начав с того самого момента, когда боши стали ломиться в их дом…

Через четыре дня Мари поправилась, и они решили продолжить путешествие. Простуда у Элен прошла, прошел и ларингит у Катрин.

Уткнувшись лицом в мягкую, необъятных размеров грудь домоправительницы доктора, Элен крепко обняла ее и расплакалась.

Эдмонд отвел врача в сторонку.

– Вы столько для нас сделали, – сказал он и вытащил из кармана мамино кольцо. – Это все, что у нас есть, возьмите.

– Я ничего с вас не возьму, – сказал врач. – Я выполнял свой долг – врача и француза.

– Спасибо вам за все – и за одежду тоже, – вздохнул мальчик.

Домоправительница вытерла навернувшиеся на глаза слезы, крепко обняла Эдмонда, сняла с шеи серебряную цепочку с ладанкой и торжественно повесила ее ему на шею.

– Тебе наше благословение, – сказала она. – Мы будем молиться за вас. – И, протянув плетеную корзину с провизией, добавила: – Это вам в дорогу.

Встав на цыпочки, мальчик поцеловал ее в щеку. Внезапно на улице раздался звон бубенцов.

– Ой, что это? – закричала Элен, бросаясь к окну. Глаза ее расширились от восторга: большие сани, запряженные парой гнедых, скрипя полозьями по снегу, подъехали к дому.

А, Клод Сорель приехал, – протянул доктор. – В прошлом году я спас жизнь его жене. Ему нечем было мне заплатить, поэтому он в счет долга делает для меня кое-какую работу. Сейчас я с ним договорюсь, и сегодня вы переночуете у него на ферме, а завтра он отвезет вас в Шатодэн. Останется еще шестьдесят километров, и вы достигнете Луары. Оттуда, следуя по реке на запад, доберетесь до моря, где и расположен Сен-Назер.

Клод Сорель остановился у самого дома и, посмотрев на детей пронизывающим взглядом своих глубоко сидящих глаз, буркнул:

– Вот мы и приехали.

Ребятишки молча последовали за ним. Дом был большим и мрачным – серое безобразное пятно на фоне сказочного ландшафта. Грубо сработанный и даже где-то привлекательный в своем запустении, он заметно покосился, и со всех четырех сторон его украшали деревянные подпорки. Пробитые в толстых стенах маленькие квадратные оконца делали его похожим на неприступную крепость. На каждом окне были ветхие ставни. Единственным признаком жизни служила одинокая труба: из нее тянулась тоненькая струйка дыма.

В темной прихожей потолки были такими низкими, что Сорелю пришлось пригнуться. Миновав еще одну дверь, они оказались на кухне. Как и прихожая, она была слабо освещена. Пол, сколоченный из грубых досок, побелел от бесконечного скобления. Стены кухни украшали рога и пыльные оленьи головы; их стеклянные глаза злобно блестели отраженным светом.

– Эй, женщина! – грубо крикнул Сорель.

Шаркающей походкой в комнату вошла жена.

– Что? – спросила она каким-то сдавленным голосом. Оказалось, губы ее распухли от побоев.

Элен во все глаза смотрела на хозяйку. Она была гораздо ниже своего мужа, с поникшими плечами, потухшим взглядом. Всем своим обликом она напоминала затравленного зверя.

– Ты что, не видишь, что у нас гости, бездельница? – рявкнул Сорель. – Что ты стоишь как дура? Быстрей принеси им что-нибудь поесть, а потом уложи спать!

– Хорошо, Клод, – послушно проговорила она.

Женщина, взглянув на детей, кивнула на грубо сколоченный стол. Только сейчас Элен заметила, что женщина очень молода. Такая молодая и уже такая опустошенная!

Сорель что-то буркнул себе под нос, напился сидру и, отбросив стул, поднялся.

– Я вернусь поздно, – бросил он грубо. – Смотри, чтобы они рано легли спать.

– Куда ты? – испуганно спросила женщина.

– В деревню.

Комкая в руках фартук, женщина посмотрела на мужа.

– Клод, пожалуйста, не надо… – проговорила она умоляюще. – Ты только вчера ходил туда и вернулся…

– Молчи, женщина! – Он сунул ей под нос свой тяжелый кулак. – Хочешь еще раз получить в зубы?

– Нет, Клод, – покорно ответила она и, отвернувшись к плите, замолчала.

– Не нравятся мне эти люди, – поморщилась Катрин.

В ответ Эдмонд молча кивнул. Он сидел на продавленном матрасе и качал Мари. Та заливалась смехом от восторга, а вокруг них стояло густое облако пыли. Казалось бы, в постели под пуховыми, правда изъеденными молью, одеялами им должно было быть тепло, но комната, освещенная единственной масляной лампой, не отапливалась.

– Фермер – жуткий человек, – неожиданно добавил Эдмонд. – Его жена, может, и не такая уж плохая женщина, просто она его очень боится. Видели ее распухшее лицо? Он, должно быть, часто ее бьет.

– И что у доктора с ними общего? – заметила Катрин, вскинув голову. – Неужели он ничего не видит?

– Может, он просто жалеет его жену? А возможно, и сам фермер с ним ведет себя совсем по-другому, – задумчиво проговорил брат. – Вон как он дружелюбно улыбался врачу, когда влезал в сани.