Глава 8

Граф помог Элен снять норковое манто и небрежно бросил его на спинку обитого бархатом кресла. Элен села, стараясь не помять вечернее платье, и, слегка подавшись вперед, стала рассматривать зал из личной ложи графа.

Она любила ходить в оперу. Ей нравилось наряжаться, готовясь к выходу в театр, и нравилось смотреть на наряды других. Всякий раз, когда она поднималась по ступеням широкой красивой лестницы, ее охватывало радостное возбуждение. Но больше всего ей нравилось погружаться в мир музыкальной мелодрамы, которая разворачивалась на сцене. Все как будто было нереальным и в то же время происходило на самом деле. У нее мурашки бежали по коже.

Ее взгляд скользил по огромному залу, переливавшемуся разными цветами, начиная от холодных тонов белого и розового мрамора и кончая более насыщенными теплыми тонами зеленого, красного и голубого. Невероятных размеров люстра, свисавшая с куполообразного потолка, поражала воображение; ходили слухи, что она весит шесть тонн.

Пока граф устраивался рядом, она открыла программку и прочитала название: «"Альцеста". Кристоф Виллибальд Глюк».

Граф, впрочем, не оставил любовницу без внимания.

– Первый ряд, центр оркестровой ямы. Видишь там старика с седыми волосами?

Элен, словно лебедь, вытянула шею, затем снова перевела взгляд на графа.

– Да, – ответила она. – Кто это?

– Станислав Ковальский, пианист.

Элен молча кивнула. Ей не надо было объяснять, кто такой Ковальский. Едва ли не каждый школьник Франции знал это имя. Даже самым беспощадным критикам, не говоря уж о восторженной публике, пришлось признать, что своей игрой он превзошел и Рубинштейна, и Горовица.

Дверь в ложу внезапно отворилась.

– Прошу прощения, – услышали они высокий мужской голос. – Вот уж не ожидал здесь кого-то найти!

Элен с графом обернулись одновременно. Откинув бархатную штору, в дверях стоял Юбер де Леже, а рядом с ним молодая аристократического вида женщина в розовом вечернем платье. Она оценивающе взглянула на Элен.

Взгляды Элен и Юбера встретились, и с минуту они неотрывно смотрели друг на друга, затем юноша повернулся к своей спутнице.

– Лайла, дорогая, подожди меня за дверью, – сказал он.

Девушка, смутившись, молча кивнула и вышла. Юбер прошел в ложу.

– Я привел Лайлу в оперу, поскольку считал, что наша семейная ложа всегда пустует, – усмехнулся он. – Похоже, я жестоко ошибался.

– Ну так верни ее, – отозвался граф. – Здесь достаточно места.

Юбер отрывисто рассмеялся и с презрением посмотрел на Элен.

– Мне не надо узнавать, где ты живешь, – бросил он хлестко. – Вне всякого сомнения, на бульваре Майо.

Элен не проронила ни слова.

– Отец всегда предоставляет его своей очередной фаворитке. Ты знала об этом?

– Оставь этот тон, Юбер, – вмешался граф. – Лучше сейчас же извинись перед Элен и займись своим образованием. Твои оценки в университете оставляют желать лучшего.

Юбер вспыхнул:

– Хочешь поскорее отделаться от меня? Не терпится остаться наедине со своей шлюхой?

Элен встала и бесстрастно взглянула на графа.

– Мне расхотелось слушать оперу, – ровным голосом сказала она.

Граф кивнул и, встав, накинул ей на плечи манто.

– Ничего не изменится от того, что вы уйдете, – сказал Юбер. – Надо называть вещи своими именами. Шлюха – она и есть шлюха.

Элен направилась к двери и уже почти ее достигла, когда Юбер схватил ее за руку и развернул лицом к себе.

– Элен, – он едва ли не умолял ее, – оставь его! Вернись ко мне.

– Отпусти меня, – холодно ответила она.

– Минуточку. – Юбер притянул ее ближе. – Ты ведь спишь с ним, да? – свистящим шепотом проговорил он, переводя взгляд с Элен на графа. – А со мной спать не захотела. Почему? Неужели из-за денег? У меня есть трастовый фонд. Или ты предпочитаешь стариков?

Элен попыталась вырвать руку, но Юбер только усилил хватку.

– Ты делаешь мне больно, – сказала она сквозь стиснутые зубы.

– Почему ты меня отвергла? – настаивал молодой де Леже. – Неужели тебя привлек его титул?

– Отпусти ее, – твердо произнес граф, заиграв желваками.

– Тебе доставляет удовольствие отбивать у меня девушек, да, отец? Только тогда, по всей видимости, ты чувствуешь себя мужчиной.

Неожиданно для самой себя Элен ударила Юбера по лицу. Он моментально выпустил ее руку и, с удивлением глядя на нее, схватился за покрасневшую щеку.

– Я, может, и шлюха, – сказала она. – А ты-то кто? Ты просто недостоин такого отца. Ты даже меня недостоин!

Оттолкнув обидчика, Элен выскочила из ложи.

Густая листва каштанов в Булонском лесу уже пожелтела, когда в Париж приехала мадам Дюпре. Такси остановилось у обочины.

– Какой чудесный дом! – восхищенно воскликнула мадам Дюпре. – И вокруг так красиво, рядом Булонский лес.

– Да, здесь чудесно, – согласилась Элен.

– Я буду гулять по лесу, – радостно продолжала мадам Дюпре. – Люблю осень в Париже! Я уже почти забыла, какой красивой она бывает.

Вслед за Элен она поднялась по мраморной лестнице; бывшая ученица открыла ключом дверь и, улыбнувшись, сказала:

– Только после вас.

Мадам Дюпре в изумлении застыла в холле.

– Я думала, что дом многоквартирный, – протянула она.

– Никогда вам этого не говорила, – ответила Элен и поспешила закрыть дверь, но, заметив молодого человека в форме почтового служащего, замешкалась.

– Телеграмма для мадемуазель Жано! – выкрикнул он.

Она взяла телеграмму, расписалась и, порывшись в кошельке, дала ему чаевые.

– Что случилось? – спросила мадам Дюпре.

– Принесли телеграмму, – ответила Элен, вскрывая конверт. Она быстро пробежала текст глазами:

МАЛЕНЬКАЯ ФРАНЦУЖЕНКА ТЧК У НАС ДОЧЬ У ТЕБЯ ПЛЕМЯННИЦА ТЧК ЖАННА НАСТАИВАЕТ КРЕСТИТЬ ЕЕ ЭЛЕН ТЧК ЧТОБЫ ВАС НЕ ПУТАТЬ МЫ БУДЕМ ЗВАТЬ ЕЕ МАЛЫШКА ЭЛЕН ТЧК С ЛЮБОВЬЮ ТЧК ГОРДЫЕ МАТЬ И ОТЕЦ ЖАННА И ЭДМОНД.

– У Жанны родилась девочка! – радостно закричала Элен, протягивая мадам Дюпре телеграмму.

Мадам Дюпре сокрушенно покачала головой.

– Должно быть, она родила, когда я уже ехала в поезде.

– Вы представляете – я тетя! Малышка Элен! Все возвращается на круги своя! Как вам это нравится?

– Очень нравится, – ответила мадам Дюпре. – И я уверена, она будет красавицей. Жанна, наверное, безмерно счастлива.

Она будет изумительной матерью, – заметила Элен и добавила: – Идемте наверх, я покажу вам вашу комнату. Вы, конечно, устали с дороги. Вам надо принять ванну и хорошенько отдохнуть. Я распланировала все на несколько дней вперед. Завтра я работаю, но для вас зарезервировано место на показ в ателье мод Одиль Жоли. Правда, это дневное шоу и оно наверняка пройдет не так пышно, как обычно бывает при демонстрациях летней и зимней коллекций, тем не менее у вас появится представление о том, что сейчас в моде. – Элен порывисто обняла мадам Дюпре. – Я так рада, что вы приехали, пусть и на пять дней! Идемте.

Мадам Дюпре взялась было за ручку чемодана.

– Оставьте его здесь, Марта принесет, – остановила ее Элен.

– Марта?

– Горничная, – смутившись, пояснила Элен. Мадам Дюпре молча кивнула и последовала за хозяйкой. Элен распахнула дверь гостевой комнаты.

– Прошу!

Мадам Дюпре шагнула в комнату. Шторы на окнах были раздвинуты, и комнату заливало осеннее солнце. За окном виднелся Булонский лес. У одной из стен стояла большая кровать с бежевым атласным пологом на четырех опорах, сама же комната была выдержана в кремовых тонах.

– Красота! – выдохнула мадам Дюпре.

Элен с улыбкой водила ее по гостевой.

– Вот туалет, а вот ванная. Здесь вы найдете все что надо: мыло, полотенца. Можете принять ванну, не дожидаясь Марты.

– Какая роскошь, – улыбнулась мадам Дюпре, но ее улыбка вмиг погасла, едва взгляд ее упал на белые банные полотенца: на них был вышит герб. Герб де Леже.

Элен заметила, как вытянулось лицо мадам Дюпре, и попыталась отделаться шуткой:

– Вот вы и снова в гостях, только на сей раз не на служебной половине.

Мадам Дюпре взяла Элен за руку и заглянула ей в лицо. В ее карих глазах отразились печаль и беспокойство.

– Будь осмотрительна, – сказала она. – Когда женщина на положении… Я хочу сказать… – Мадам Дюпре была явно смущена и не могла найти подходящих слов.

– Я все понимаю, – нарочито беззаботно отозвалась Элен. – Когда женщина находится на содержании, она должна быть готова к тому, что ее могут в любой момент выбросить на улицу.

– Меня беспокоит совсем другое. Мы, француженки, все легко забываем. Просто помни… Хотя извини, я сую нос не в свои дела. Не будем больше говорить на эту тему.

– Нет уж, поговорим, – возразила Элен. – Продолжайте.

Мадам Дюпре сделала нетерпеливый жест рукой и посмотрела ей в глаза.

– Юбер… он… я еще раньше предупреждала тебя, что он бабник. Он не привязан ни к одной женщине и, видимо, просто не в состоянии иметь одну жену или одну любовницу, как его отец. Такой вот плейбой. Любит сразу всех. Очень скоро он потеряет к тебе всякий интерес. Я боюсь за тебя, Элен. Мне не хочется, чтобы ты страдала.

Элен не могла удержаться от смеха. Опустившись на край кровати, она от души расхохоталась.

– Ты находишь это смешным? – удивилась мадам Дюпре.

Элен перестала смеяться и вмиг посерьезнела.

– Я встречаюсь не с Юбером, – проговорила она, глядя в глаза мадам Дюпре. – Я любовница графа.

Ровно в семь часов они сели обедать в большой столовой.

– Все просто замечательно, – оценила усилия Элен мадам Дюпре.

Хозяйка улыбнулась – приятно слышать. Она заранее достала из винного погреба бутылку «Шато Отеклок-де-Леже», открыла ее и оставила на буфете, чтобы вино подышало. И вот сейчас осторожно, чтобы не встряхнуть осадок, перелила вино в хрустальный филигранной работы графин. Подойдя к столу, Элен наполнила бокал мадам Дюпре.

Гостья с наслаждением вдохнула тонкий виноградный аромат. На лице ее заиграла довольная улыбка. Пригубив, она даже закрыла глаза от наслаждения.

– Великолепно! – произнесла она спустя секунду.

Подлив в бокал мадам Дюпре еще немного вина,

Элен села напротив.

– Как вам говяжьи ребрышки? – спросила она.

– Восхитительно, – отозвалась мадам Дюпре. – В жизни не ела ничего вкуснее.

– Марта мастер на все руки, – заметила Элен. Некоторое время они ели молча, затем мадам Дюпре спросила:

– Ты не рассталась со своей мечтой о журнале?

– Нет, но пока рано приступать к делу. Нужны деньги, много денег.

– А что граф? Я хочу сказать… нет, не в качестве подарка, – поспешила поправиться мадам Дюпре, опустив глаза. – Возможно, как заем или вложение капитала. – Она сделала паузу. – Ты говорила с ним на эту тему?

– Да, но, к сожалению, он старомоден. Он до сих пор считает, что место женщины в доме. Думаю, и на работу в ателье мод он отпускает меня скрепя сердце. В общем, он считает, что женщина не должна заниматься бизнесом.

– Как странно! А ты не пыталась привести в качестве примера таких дизайнеров, как Шанель, Шиа-парелли, Мадам Гре, мадам Вионне?

– И Одиль Жоли, – добавила с улыбкой Элен.

– Главным образом Одиль Жоли, – согласилась мадам Дюпре.

– Видимо, граф смотрит на это по-другому. Мне кажется, он просто боится, что, если я начну заниматься журналом, у меня не останется для него времени.

– И что же ты собираешься делать?

– Пока я знаю только одно: мне никогда не основать свой собственный журнал на те деньги, которые я получаю как модель. Их просто недостаточно. У меня также нет никакой надежды на то, что граф когда-нибудь окажет мне помощь в этом деле. – Элен безнадежно вздохнула.

– Всегда очень трудно что-либо начинать, а женщине труднее вдвойне.

– Так что же мне делать?

– Ждать, – посоветовала мадам Дюпре. – Ты должна терпеливо ждать и, когда такая возможность представится, не упустить свой шанс. Судьба обязательно подарит тебе такую возможность. Важно не растеряться и, собравшись с силами, приступить к делу. Тогда точно все получится. У меня был шанс, но я не сумела им воспользоваться. Я даже не распознала его, а когда поняла, было уже поздно.

– Я жду, – ответила Элен, – но…

– Ты молода, – прервала ее мадам Дюпре, – еще очень молода. Время работает на тебя. Ведь ты и так уже сделала несколько шагов в этом направлении.

– Не понимаю, – отозвалась Элен.

Мадам Дюпре ласково посмотрела на девушку.

– Ну как же? Журнал – это твоя судьба, это у тебя в крови, и все, за что бы ты ни бралась, только приближает тебя к цели. Когда ты впервые пришла в мой магазин, ты сделала первый шаг. Вторым был месяц, проведенный в замке. Сейчас ты видишь индустрию моды изнутри. Медленно, но верно ты двигаешься вперед. Это как виноград, из которого делают вино. Он должен быть собран в нужный момент, не раньше и не позже.

Багхат Хеопс самодовольно улыбнулся.

– Месье Боннард очень скоро займется вами, – сказал молодой человек, проводив его в кабинет и льстиво улыбаясь.

Скромно обставленный кабинет находился на втором этаже дома номер девять на Вандомской площади.

Этот магазин мало чем отличался от других дорогих магазинов, расположенных неподалеку. На первом этаже располагался торговый зал, второй был административным, здесь же была и скупка изделий. На окнах цокольного этажа и на белом навесе, сделанном в виде раковины, от руки было выведено: «Клод Яссель».

Хеопс закурил коричневую египетскую сигарету и выпустил к потолку едкий дым. Поставив на пол чемоданчик, он встал и начал нервно ходить по комнате. Ему не терпелось обменять ювелирные изделия, которые он принес, на шестизначный чек. Сигарета догорела почти до конца, Хеопс оглядел комнату в поисках пепельницы, но ее, как всегда, не было. Пришлось стряхнуть пепел за обшлаг брюк.

Наконец в кабинет вошел высокий, солидного вида мужчина в очень дорогом костюме.

– Бонжур, месье Хеопс, – бросил он отрывисто.

– Бонжур, месье Боннард, – ответил Хеопс сладким голосом, сел на прежнее место, незаметно затушил пальцами окурок и тоже сунул его за обшлаг брюк.

– С чем пожаловали на сей раз, месье Хеопс? – резко спросил Боннард.

Хеопс нервно улыбнулся, золотой зуб у него во рту ярко вспыхнул.

– У меня есть кое-какие ювелирные изделия, с которыми мне бы хотелось распрощаться. – Он вытер вспотевший лоб. – Благоразумно, конечно.

– Естественно. – На сей раз Боннард позволил себе некое подобие улыбки.

Хеопс, впрочем, благоразумием не отличался. Он подхватил это слово у замужних женщин, которые пользовались им, попав в беду или оставшись без денег. Эти матроны настаивали, чтобы их драгоценные камни перед продажей были вставлены в другую оправу – не дай бог узнают, что они находятся в стесненных обстоятельствах! Хеопс, однако, никогда не настаивал на другой оправе. Для него слово «благоразумие» означало, что никто не должен знать, кому принадлежат драгоценности.

– Вещь удивительная! – восторженно воскликнул он. – Это ожерелье достойно самой императрицы.

– Нельзя ли посмотреть? – Боннард протянул руку.

– Конечно. – Схватив чемоданчик, Хеопс открыл его и, вытащив продолговатую изящную коробочку, положил ее на стол, поближе к Боннарду. На крышке было напечатано: «Ван Клиф и Апель».

Ювелир бесстрастно открыл крышку. Достав из ящика стола бархатную салфетку, он разложил на ней колье. Сапфиры вспыхнули синим огнем. Окружавшие их бриллианты засверкали, словно лед. Дыхание Хеопса участилось, но Боннард даже не взглянул на него. Он включил мощные лампы и потянулся за лупой. В данный момент самый прекрасный драгоценный камень для него ничем не отличался от простого обручального кольца. Это был просто товар. Только когда он будет показывать товар потенциальному покупателю, его отношение к нему изменится. Тогда он будет лебезить, нахваливая колье самыми пышными фразами.

– Лучший образец, не так ли? – спросил Хеопс улыбаясь. Боннард молча изучал каждый камень.

«Сноб, – подумал про себя Хеопс. – Он считает, что лучше всех разбирается в камнях». Чтобы как-то отвлечься, он стал заниматься подсчетами. Возможно, ему удастся получить за колье половину его продажной цены, а эта цена, насколько он знал, была не меньше двухсот пятидесяти тысяч франков. Он поздравил себя с тем, что ему удалось купить его всего за каких-то пятнадцать тысяч. Возможно, Боннард купит его за сто двадцать пять тысяч. Доход в сто десять тысяч – совсем неплохая цена за один поход к ювелиру. Да, совсем неплохая. Остается надеяться, что женщина, которая продала ему колье, будет и дальше приносить ему свои драгоценности. Скорее всего так оно и будет, она ведь не пошла к более дорогим ювелирам и не знает, что он не сдержал своего обещания по части продажи изделий. Большая часть драгоценностей была куплена магазинами, расположенными на бульваре Фобур-Сен-Оноре. А остальные взяли в магазины, находившиеся в трех кварталах от того места, где они были куплены.

Хеопс снова промокнул лоб носовым платком. Оставалось только надеяться, что она не слишком скоро узнает об этом. Она была для него курочкой, несшей золотые яйца. Яйца в целых двадцать четыре карата.

Глава 9

Время приближалось к трем, и в комнате было темно. Элен сидела у окна и смотрела на падавший снег. Подтянув колени к подбородку, она уперлась лбом в оконное стекло.

Прошло уже несколько часов. Ее глаза всматривались в ночь. Через толстое бронированное стекло мир за окном казался искаженным. Все словно вытягивалось или сплющивалось в зависимости от того, под каким углом она смотрела. «Прямо как в зеркалах комнаты смеха», – подумала она. Только на самом деле ничего смешного не было. Наоборот, все очень страшно. Очень.

До сегодняшнего дня все шло просто расчудесно. Она стала топ-моделью у Одиль Жоли и пользовалась всеми благами, которые предоставлял ей граф. От него она получила целый гардероб самой модной одежды, драгоценности, которые она регулярно продавала, чтобы платить Хеберле, и целых три манто. Благодаря ему она жила в большом особняке на бульваре Майо. Она вырвалась из узких грязных улочек Монмартра и убежала от ужасов Сен-Назера. Она была на пути к вершине.

А что теперь? Теперь все пошло кувырком. Прошли уже все сроки. Врач подтвердил самые худшие ее опасения: она была на третьем месяце беременности. Закусив губу, она размышляла, что ей делать дальше.

Она манекенщица. Ей ли не знать, что случается с беременными манекенщицами. Они просто перестают существовать в мире моды. Она знала, как крупно ей повезло, когда она получила работу модели. Она знала также, что сотни, нет, тысячи красивых девушек ждут своего часа и готовы в любое время занять ее место. И кроме того, она где-то слышала, что беременность приводит к растяжкам на животе. Вполне возможно. Опять же нельзя взять отпуск, чтобы куда-нибудь уехать и там родить ребенка. Когда она вернется, ее место будет уже занято. А оставшись без работы, ей дитя не вырастить. Получается замкнутый порочный круг.

И ко всему прочему еще и сам граф. Она никогда не питала относительно него никаких иллюзий. Для него она была просто дорогой игрушкой, которую он поселил в кукольном домике. Он никогда не захочет иметь дело с беременной любовницей. Стоит ему только узнать о ее беременности, как он немедленно вышвырнет ее вон. Самое большее, на что она может рассчитывать, – так это на своего рода финансовую поддержку. Ей придется освободить особняк и подыскивать себе новое жилье.

И наконец, главное, ее мечта, ее цель – журнал. Она уже даже придумала ему название – «Ле Мод». Журнал – это единственный ребенок, которого она действительно хочет. Элен сокрушенно покачала головой: ребенок. Ребенок. Он еще не родился, а все уже вертится вокруг него.

Она импульсивно вытянула ноги и погладила живот. Пока еще плоский и упругий. Пока еще ничего не заметно, но это пока. Через пару месяцев живот вырастет. А вот жизнь в нем бьется уже сейчас. Она ощущала в себе эту бесконечно малую искорку жизни.

Элен закрыла глаза и глубоко вздохнула. За эти несколько часов у нее созрел план. Случайная мысль, промелькнувшая как облачко, превратилась в черную безобразную тучу. Но это был единственный выход из создавшегося положения.

НАСТОЯЩЕЕ

Пятница, 12 января