Глава 11

Я уклоняюсь от присутствия на выпускной церемонии под предлогом собеседований, которые мне назначили нескольких юридических конторах, многообещающие собеседования, заверяю я Букера, но ему известна правда. Букер знает, что я просто-напросто стучусь в разные двери и всюду оставляю анкеты.

Букеру, единственному из всех, не безразлично, надену ли я шапочку и мантию и приму участие в церемонии или нет.

И он разочарован, что я уклоняюсь от нее.

Мать и Хэнк где-то в штате Мэн, в туристическом лагере, живут в палатке, любуясь, как распускается листва. Я разговаривал с матерью по телефону месяц назад, и она понятия не имеет, когда я окончу колледж.

Слышал, что выпускная церемония скучная: очень много речей разных старых судей, которые умоляют выпускников любить закон и относиться к своей профессии как к самой почетной, ублажать ее, как ревнивую возлюбленную, и возрождать снова и снова идею столь прекрасную и вознесенную на высоту предшествующими поколениями. И так ad nauseum[2].

Да нет, я лучше посижу в «Йогисе» и посмотрю, как Принс делает ставки на гонках козлов.

Букер будет присутствовать со всей семьей. Чарлин захватит и ребятишек. Придут также его родители, ее родители, несколько дедушек и бабушек, тетушки, дядюшки и племянники. Кейновский клан явится в полном своем составе. Будет много слез и фотографий. Букер первый в семье оканчивает университет, и тот факт, что он выпускник именно юридического колледжа – предмет неимоверной гордости родственников. Я чувствую искушение спрятаться в толпе, только бы посмотреть на его родителей, когда он станет получать диплом. Я бы, наверное, заплакал с ним за компанию.

Не знаю, будет ли присутствовать на торжественной церемонии семья Сары Плэнкмор. Мне даже представить себе нестерпимо, как она станет улыбаться перед камерой под ручку с женихом, Тоддом Уилкоксом, и как он примется ее обнимать. Сара наденет пышное платье, так что нельзя будет разглядеть, с животом она или без. А я обязательно стал бы смотреть на нее. Как бы я ни старался, мне ни за что не удастся отвести глаза от середины ее туловища.

Так что самое лучшее, если я не пойду на заключительную церемонию. Маделейн Скиннер по секрету сказала мне пару дней назад, что все остальные нашли хоть какую-то работу.

Многие получили меньше, чем рассчитывали. По крайней мере пятнадцать человек сами позаботились о себе, пооткрывали собственные конторы и объявили о готовности оказывать услуги по судебному преследованию. Они взяли деньги взаймы у родителей или богатых дядюшек и сняли комнатенки с дешевой мебелью. У Маделейн все на учете. Она знает, кто, где и куда пристроился, и выше моих сил сидеть в черной шапочке и мантии со ста двадцатью другими выпускниками, которые все знают, что я, Руди Бейлор, единственный безработный на курсе. С тем же успехом я мог бы облачиться в розовый халат и голубой колпак. Ладно, наплевать и забыть!

И я забрал свой диплом вчера.

Заключительный акт начинается в два часа дня, и точно в это время я вхожу в здание юридической фирмы Джонатана Лейка. Сейчас я дам повторный спектакль. Прошлый раз я пришел сюда месяц назад и робко протянул секретарше анкету. На этот раз все будет по-другому. Теперь у меня есть план.

Я немного поработал над историей лейковской фирмы – она известна под таким названием, – проделал этакую небольшую исследовательскую работу. Ввиду того что мистер Лейк не очень склонен с кем-то делить свое состояние, партнеров у него нет, он в фирме единственный хозяин. На него трудятся двенадцать адвокатов. О семи известно, что у них есть судебный опыт, остальные пять занимаются самой разнообразной работой. Первые семь очень поднаторели в судебных сражениях. У каждого из семерки есть свой секретарь, помощник, и даже у каждого помощника есть секретарь. И таким образом, они составляют как бы несколько групп для работы в суде.

Каждая группа действует самостоятельно и независимо от других, а сам Джонатан Лейк лишь иногда выступает как нападающий. Он отбирает себе дела по вкусу, особенно те, у которых самые большие шансы на получение крупных сумм по вердикту. Он любит преследовать врачей-акушеров за осложнения при родах, в случаях скверных последствий для младенцев, а недавно сделал себе целое состояние на асбестовом деле.

Каждый адвокат, занимающийся судопроизводством, сам распоряжается своим штатом, он может нанимать и выгонять служащих и несет ответственность за количество новых выгодных дел. Я слышал, что почти восемьдесят процентов всего их бизнеса основывается на сведениях, поступающих от других, не работающих у них адвокатов и от наемных агентов, снимающихся проблемами недвижимого имущества, которые случайно наткнулись на пострадавшего клиента. Заработок такого адвоката зависит от нескольких факторов, в частности, от того, сколько он обеспечит фирме новых выгодных казусов.

Барри Экс Ланкастер – восходящая звезда на небосклоне фирмы, недавно назначенный на должность судебного адвоката, который подловил не одного доктора в Арканзасе и заработал два миллиона под прошлое Рождество. Ему тридцать четыре года, он в разводе, живет в своем рабочем кабинете и изучал юриспруденцию в Мемфисском университете.

Вот что мне удалось о нем узнать. Он также дал объявление в «Ежедневном вестнике», что ищет помощника. Если я не могу начать работу в качестве адвоката, то, наверное, нет ничего зазорного в том, чтобы стать помощником? Об этом станут в будущем рассказывать, когда я добьюсь успеха и создам свою собственную крупную фирму: «Юный Руди не мог найти работу, так что он вышел на орбиту как помощник на подхвате в фирме Джонатана Лейка. А теперь вы только посмотрите на него».

Моя встреча с Барри Экс Ланкастером назначена ровно на два часа дня. Секретарша уже второй раз записывает меня в книгу посетителей, но как бы не замечает этого. Я сомневаюсь, что она запомнила меня с первого моего прихода. С тех пор тысяча людей здесь побывала. Я заслоняюсь журналом, сидя на кожаном диване, восхищаюсь персидскими коврами, дубовым паркетом и двадцатидюймовым деревянным карнизом. Офис расположен в здании старого склада в том районе Мемфиса, где живет много врачей, где много клиник и больниц. По слухам, Лейк истратил три миллиона долларов на переделку и украшение по собственному вкусу монументального здания. Я уже читал об этом в подробных статьях в двух журналах. Через несколько минут секретарша ведет меня через несколько просторных помещений и коридоров в кабинет, расположенный на верхнем уровне. Внизу я вижу библиотеку, здесь нет стен и закоулков, просто ряды книжных полок на открытой площадке. Какой-то одинокий ученый червь сидит за длинным столом, обложившись толстыми томами, погруженный в анализ противоречивых теорий и заключений.

Кабинет Барри Экса длинный и узкий, с кирпичными стенами и скрипучими половицами, украшен паузными антикварными штучками и необходимыми для комфорта предметами.

Мы обмениваемся рукопожатием и садимся.

Он худощав, в хорошей форме, и я вспоминаю фотографии гимнастического зала, который мистер Лейк устроил в здании фирмы. Они были напечатаны в журнале. Есть у них и сауна с парилкой.

Барри чрезвычайно занятой человек, которому очень нужно поскорее обсудить со своей группой стратегию дальнейших действий в подготовке к очень важному судебному процессу.

Его телефон так расположен, что я могу видеть яростные вспышки непрерывных световых сигналов. Руки у него спокойны и неподвижны, но он не может удержаться от того, чтобы все время не посматривать на часы.

– Расскажите о вашем деле, – предлагает он после краткого обмена приветствиями.

– Оно касается отказа платить по страховому заявлению.

Он уже смотрит на меня с подозрением, потому что на мне пиджак и галстук и я не похож на обычного клиента.

– Ну, я, в сущности, ищу работу в вашей фирме, – заявляю я нагло. В конце концов он просто может выставить меня, и я ничего не потеряю.

Барри строит гримасу и хватает листок бумаги. Опять чертова секретарша недосмотрела.

– Я видел ваше объявление в «Ежедневном вестнике».

– Так вы хотите быть помощником адвоката? – отрывисто спрашивает он.

– Я мог бы им быть.

– Что это означает?

– Я три года проучился в юридическом колледже.

Пять секунд он бросает на меня изучающий взгляд, а затем качает головой и смотрит на часы.

– Но я действительно сейчас занят. Моя секретарша возьмет ваше заявление.

Внезапно я вскакиваю и наклоняюсь к его столу.

– Послушайте, у меня есть деловое предложение, – произношу я драматическим голосом, и он удивленно устремляет взгляд вверх. Я стремительно повторяю ему свое обычное повествование о том, что я талантлив, вдохновлен высокими целями и занимаю высокое место по оценкам в первой трети курса и что меня приглашали работать в «Броднэкс и Спир».

И как я потерпел крушение. Я изрыгаю огонь из всех стволов.

И как меня подставила «Тинли Бритт», и как я ненавижу все большие фирмы. А мой труд стоит дешево. Я согласен на все, лишь бы трудиться, положить начало. Мне работа действительно необходима, мистер, тарахчу я без передышки минуту или две и снова сажусь на место.

Некоторое время он пребывает в замешательстве, кусая ноготь. Не могу понять, злится он или, наоборот, восхищается.

– Понимаете, что меня возмущает? – наконец говорит он тоном, довольно далеким от восхищения.

– Да, то, что такие, как я, осаждают таких, как вы, и после отказа возвращаются снова и опять закидывают удочку насчет работы. Вот это вас и возмущает. И я вас не осуждаю. Я бы тоже возмущался, но потом, знаете, я бы успокоился. Я бы сказал себе: послушай, ведь этот парень скоро станет адвокатом, но вместо того чтобы платить ему сорок тысяч, я могу нанять его сейчас на черновую работу, скажем, за двадцать четыре.

– Двадцать одну.

– Беру, – отвечаю я. – За двадцать одну тысячу я начну завтра же. И обещаю, что проработаю год независимо от того, получу я лицензию или нет. И без отпуска. Даю слово. Я подпишу договор сейчас же.

– Но мы требуем от поступающих на должность помощника пятилетний стаж работы. У нас очень сильный штат.

– Я быстро всему научусь, прошлым летом я служил в одной адвокатской фирме в городе. И занимался только судебными процессами.

Есть во всем происходящем какая-то несправедливость, и он как раз сейчас это понял. Я вошел к нему с полным зарядом и загнал его в кусты. Совершенно ясно, что я уже разыгрывал такую сцену не однажды, потому что немедленно нахожу ответы на все его вопросы.

Но я ему не очень сочувствую. Он всегда может вышвырнуть меня вон.

– Однако я управляю делами с ведома мистера Лейка, – говорит он, немного поддаваясь. – А у него довольно строгие правила насчет персонала. Я не уполномочен принимать на должность помощника человека, который не соответствует нашим спецификациям.

– Разумеется, – соглашаюсь я печально. Опять мне дали по физиономии. У меня в этом уже большой опыт. Хотя я знаю, что юристы при всей своей занятости в глубине души часто испытывают невольную симпатию к только что окончившим учебу новичкам, которые не могут найти работу.

– Но, может быть, он согласится, и тогда это место за вами, – говорит Барри Экс, чтобы подсластить пилюлю.

– Но у меня есть еще кое-что, – добавляю я, собравшись с духом. – У меня есть очень выгодное дело.

Но мои слова обостряют его подозрительность.

– Какого рода дело? – спрашивает он.

– Нарушение доверия клиентов со стороны страховой компании. .

– Клиент вы?

– Вот и нет. Я адвокат. Я в некотором роде просто наткнулся на него.

– А сколько оно стоит?

Я подаю ему двухстраничное заключение по делу Блейков, сильно акцентированное и драматизированное. Я работал над этим заключением довольно долго, стараясь сделать его проникновеннее каждый раз, когда очередной юрист, к которому я приходил наниматься, знакомился с ним и отказывал мне.

Барри Экс внимательно читает дело, гораздо сосредоточеннее, чем кто-либо до него. А затем перечитывает, в то время как я с восторгом обозреваю старинные кирпичные стены и мечтаю тоже обзавестись таким кабинетом.

– Неплохо, – говорит он, закончив. Глаза у него блестят, и мне кажется, что он взволнован больше, чем хочет показать. – Дайте подумать. Вы хотите получить работу и участие в этом деле?

– Вот и нет. Только работу, дело будет ваше. Я хотел бы только чем-то помогать, мне необходимо сохранить отношения с клиентом. Но гонорар ваш.

– Часть гонорара. Мистер Лейк получит большую долю, – сообщает он усмехаясь.

Это их дело. Мне действительно все равно, как они поделят барыши. Я хочу получить только работу. Мысль о работе на Джонатана Лейка в такой роскошной обстановке вызывает у меня головокружение.

Мисс Берди я решаю придержать для себя. Как клиентка она не так привлекательна, потому что ничего не тратит на адвокатов. Она, очевидно, доживет до ста двадцати лет, так что нет смысла использовать ее как козырную карту. Я уверен, здесь найдутся в высшей степени искусные юристы, которые знают множество способов, как заставить ее раскошелиться, но фирме Лейка подобные дела не импонируют. Эти парни любят судиться. Им неинтересно писать черновики и удостоверять наличие наследства и прав на него.

Я снова поднимаюсь. Я уже достаточно много времени отнял у Барри.

– Послушайте, – говорю я самым искренним тоном, – я знаю, что вы занятой человек. Я обращаюсь к вам на совершенно твердых основаниях. Вы можете навести справки обо мне в юридическом колледже. Позвоните, если хотите, Маделейн Скиннер.

– Безумной Маделейн? Она все еще там?

– Да, и сейчас она мой самый лучший друг. Она может поклясться, что со мной все в порядке.

– Разумеется. Я свяжусь с вами опять, как только будет возможно.

– Да, конечно, свяжетесь.

Я дважды заблудился, пытаясь найти выход. Никто за мной не следит, так что я не тороплюсь и восторгаюсь пространными кабинетами, рассеянными по всему зданию. В какой-то момент я останавливаюсь около библиотеки и смотрю на трехъярусные стеллажи и узкие проходы между ними. Нет ни одного помещения, даже отдаленно похожего на остальные.

Здесь несколько конференц-залов. Секретарши, клерки и служители не спеша передвигаются по сногсшибательно блестящим полам.

Я стал бы здесь работать за гораздо меньшую сумму, чем двадцать одна тысяча долларов в год.

Я тихонько паркуюсь позади длинного «кадиллака» и беззвучно вылезаю из машины. Я не в настроении разговаривать.

Неслышно огибаю дом и лицезрею высокую груду белых пластиковых мешков. Их десятки. Здесь, наверное, миллиарды перепревших сосновых иголок. Каждый мешок весит по сотне фунтов. И теперь я припоминаю, что мисс Берди несколько дней назад говорила насчет мульчирования иголками всех цветочных клумб, но я не обратил тогда на ее слова внимания.

Я бросаюсь в свою квартиренку по ступенькам и уже заношу ногу на верхнюю, когда слышу, как она зовет:

– Руди, Руди, дорогой, у меня есть кофе. – Она стоит у груды мешков, возвышаясь как монумент, и широко улыбается, так что видны все ее серо-желтые зубы. Она просто счастлива, что я уже дома. Почти стемнело, а она любит попить кофейку на закате солнца.

– Да, конечно, – отвечаю я, вешая пиджак на поручень и срывая с шеи галстук.

– Как дела, дорогой? – нараспев спрашивает она, глядя снизу вверх.

Она уже неделю как начала твердить мне «дорогой». «Сделайте это, дорогой, сделайте то».

– Очень хорошо. Устал только. Спина беспокоит. – Я уже несколько дней делаю намеки насчет больной спины, а она до сих пор не клюнула.

Я сажусь на свой обычный стул, пока она растирает ужасную смесь растворимого кофе с кипятком. Уже конец дня, длинные тени ложатся на заднюю лужайку. Я считаю мешки с иголками. Восемь в длину, четыре в ширину и восемь в высоту. Всего двести пятьдесят шесть мешков. По сто фунтов каждый. То есть всего 25 600 фунтов иголок. Которые надо разбросать. Мне одному.

Мы потягиваем кофе, я очень маленькими глотками, а она желает знать все, чем я сегодня занимался. Я вру, что разговаривал с несколькими о некоторых судебных делах, а затем готовился к экзаменам на адвоката. И то же самое мне предстоит завтра. Занят, очень занят, понимаете, всякой этой юридической тягомотиной. Из этого следует, что мне совершенно некогда перетаскивать тонну иголок с места на место.

Мы сидим чуть ли не лицом к белым мешкам, но не хотим на них смотреть. И я избегаю ее взгляда.

– А когда вы начнете работать адвокатом? – спрашивает мисс Берди.

– Точно сказать не могу, – отвечаю я, потом уже в десятый раз объясняю, как несколько ближайших недель буду очень усердно работать в библиотеке, просто похороню себя в книгах и надеюсь, что тогда выдержу экзамен. Я не могу заниматься практикой, пока не сдам экзамена и не получу лицензию.

– Как прекрасно, – замечает она и на минуту отдается на волю волн, то есть течению своих мыслей. – Мы обязательно должны начать с иголками, – прибавляет она и кивает, выкатывая глаза и глядя теперь на мешки.

Я с минуту молчу, но потом замечаю:

– А здесь их много.

– О, это не страшно, я буду помогать.

Это значит, что она будет указывать лопатой, где и как рассыпать иголки, и безостановочно при этом болтать.

– Ну, может, начнем завтра. Сегодня уже поздно, и у меня был очень тяжелый день.

Она секунду обдумывает услышанное.

– А я надеялась, что мы сможем начать уже сегодня, – отвечает она. – Я вам помогу.

– Но я еще не обедал, – возражаю я.

– А я сделаю вам сандвич, – поспешно предлагает она.

Сандвич в исполнении мисс Берди – это прозрачный ломтик консервированной индейки между двумя тоненькими кусочками обезжиренного белого хлеба. И ни капли горчицы или майонеза. И конечно, даже в мыслях нет добавить листик салата или ломтик сыра. Мне нужно по крайней мере четыре таких сандвича, чтобы слегка унять голодные спазмы в желудке.

Мисс Берди встает и спешит в кухню, потому что звонит телефон. Отдельная линия ко мне еще не проведена, хотя она обещает это сделать уже две недели. Сейчас у меня, правда, есть параллельный телефон, но это значит, что можно слушать все мои разговоры. Она уже просила меня поменьше разговаривать и чтобы мне пореже звонили, потому что ей всегда нужно иметь безотлагательный доступ к аппарату. Хотя телефон у нее звонит редко.

– Это вас, Руди, – кричит она из кухни, – какой-то адвокат.

Звонит Барри Экс. Он сообщает, что уже переговорил с Джонатаном Лейком обо мне и неплохо кое-что уточнить. И спрашивает, не могу ли я опять к нему приехать, можно сейчас, сию минуту, он будет работать всю ночь, объясняет он.

Барри хочет, чтобы я привез все документы и бумаги. Ему надо ознакомиться со всем досконально, с этим делом об обмане доверия клиентов. Пока мы говорим, я смотрю, как мисс Берди очень старательно готовит сандвич с индейкой. И как раз в тот момент, когда она разрезает его пополам, я вешаю трубку.

– Надо бежать, мисс Берди, – говорю я, задыхаясь от волнения. – Кое-что подворачивается. Должен сейчас же встретиться с этим адвокатом насчет одного крупного дела.

– Но как же…

– Извините. Я начну завтра. – И покидаю ее, а она стоит с половиной сандвича в каждой руке и с осунувшимся лицом, словно не в состоянии поверить, что я не разделю с ней трапезу.