Золотой дождь

В один прекрасный день я все-таки повстречаюсь с человеком, ответственным за смерть Донни Рэя. Вполне возможно, что он или она – просто мелкая сошка, которая выполняла приказ. С другой стороны, он или она вполне может оказаться вице-президентом, который и отдал этот самый приказ. Жаль, что нельзя сейчас заснять Донни Рэя, чтобы вручить его фотографию этому человеку, когда мы наконец встретимся.

Паренек кашляет и слегка шевелится, словно пытается сказать мне, что ещё жив. Я выключаю лампу и сижу в темноте.

Пусть я одинок и силы неприятеля превосходят меня во много раз, пусть я неопытен и запуган, но я прав. Если Блейки не выиграют иск, то вся наша система напрочь лишена справедливости.

Где-то в отдалении вспыхивает уличный фонарь, и луч света, проникший в окно спальни, выхватывает из мрака грудь Донни Рэя. Сейчас она медленно вздымается и опадает. Похоже, бедняга пытается проснуться.

Да, вряд ли мне суждено увидеть его живым ещё хоть несколько раз. Я пристально вглядываюсь в его смертельно исхудавшее лицо и даю себе клятву отомстить.

Глава 33

Судья, восседающий за столом в черной мантии, заметно разгневан. Сегодня день рассмотрения ходатайств, специально отведенный для кратких, безостановочных аргументов о великом множестве ходатайств по целой куче дел. Зал судебных заседаний битком набит адвокатской братией.

Наши ходатайства рассматриваются в первую очередь, потому что судья Киплер всерьез озабочен. Я подал ходатайство о проведении допроса в Кливленде шести служащих «Прекрасного дара жизни», начиная с ближайшего понедельника. Драммонд наотрез отказался, сославшись, как и следовало ожидать, на крайне напряженный календарь участия в судебных заседаниях. Мало того, что он связан по рукам и ногам, но и все шестеро предполагаемых свидетелей заняты по горло. Все шестеро!

Киплер провел со мной и Драммондом телефонное совещание, закончившееся прескверно; по крайней мере, для адвоката ответчика. Да, в календаре Драммонда и правда значились выступления на судебных процессах, и он подтвердил это, прислав факс с соответствующими повестками. Однако Киплера вывело из себя категорическое утверждение Драммонда, что лишь пару месяцев спустя тот может выкроить три дня, чтобы слетать в Кливленд. Более того, шестеро служащих «Дара жизни», которых я намереваюсь допросить, настолько занятые люди, что собрать их вместе, возможно, не удастся даже за полгода.

Киплер назначил это слушание с целью устроить официальную выволочку Драммонду, которая будет приобщена к делу. Поскольку в течение последних четырех дней я беседовал с его честью ежедневно, то прекрасно знаю, что ждет Драммонда. От него пух и перья полетят. Причем без моего участия.

– Для протокола, – резко говорит Киплер стенографистке, и драммондовская свита по ту сторону прохода дружно склоняется над блокнотами, принимаясь оживленно строчить в них. Сегодня прихвостней четверо. – В деле номер 214668 «Семья Блейк против „Прекрасного дара жизни“» истец заявил ходатайство о проведении допроса шестерых служащих компании в понедельник, 5 октября, в центральном офисе компании, в Кливленде, Огайо. Адвокат истца, как и предполагалось, внес протест на основании занятости. Правильно, мистер Драммонд?

Драммонд встал и медленно выпрямился во весь рост.

– Да, сэр. Я уже представил суду копию повестки о предварительном слушании дела в федеральном суде, которое начинается как раз со следующего понедельника. Я основной адвокат стороны ответчика в этом деле.

Драммонд и Киплер уже до хрипоты спорили из-за этого по меньшей мере дважды, однако сейчас диспут необходимо возобновить для протокола.

– И на какую дату вы можете внести в свое расписание поездку в Кливленд? – ядовито спрашивает Киплер.

Я сижу за своим столом в полном одиночестве. Дек где-то слоняется. За моей спиной не менее сорока адвокатов с замиранием сердца следят, как великий Лео Ф. Драммонд получает нахлобучку. Интересно, спрашивают они друг у друга, кто я такой, этот неведомый желторотый юнец, коль скоро судья так за меня бьется.

Драммонд переминается с ноги на ногу, затем отвечает:

– Видите ли, ваша честь, мой календарь расписан не по дням, а по часам. Возможно…

– Кажется, вы называли срок «два месяца». Я не ослышался? – Голос Киплера преисполнен нескрываемого недоверия – он никогда не сталкивался со столь занятыми адвокатами.

– Да, сэр. Речь идет именно о двух месяцах.

– И все это время вы непрерывно участвуете в судебных заседаниях?

– В заседаниях, допросах, рассмотрении ходатайств, подаче и разборе апелляций. Я готов показать вам мое расписание.

– Не испытываю ни малейшего желания проверять его, мистер Драммонд, – отрезает Киплер. Затем продолжает: – Вот как мы поступим, мистер Драммонд, и, прошу вас, выслушайте меня внимательно, поскольку слова мои будут занесены в протокол и облечены в форму письменного распоряжения. Позвольте напомнить, сэр, что это дело рассматривается по процедуре «скоростного прохождения», а в моем суде это означает полное отсутствие каких-либо затяжек и проволочек. Допрос всех шестерых свидетелей начнется в Кливленде в понедельник прямо с утра. – Драммонд плюхается на стул и ожесточенно строчит в блокноте. – Если вы не сумеете присутствовать лично – что ж, очень жаль. В последний раз этим делом занимались вместе с вами ещё четверо адвокатов – Морхаус, Планк, Хилл и Гроун, каждый из которых несравненно опытнее мистера Бейлора, который, насколько мне известно, получил лицензию лишь этим летом. Я понимаю, что вы, господа, не привыкли работать по одиночке и должны отправить в Кливленд хотя бы пару своих людей, но я совершенно уверен, что вам удастся наскрести достаточное количество адвокатов для достойного представления интересов вашего клиента.

Слова судьи, кажется, зарядили воздух. Адвокаты за моей спиной затаились тихо как мышки, боясь вздохнуть. Я догадываюсь, что многие из них всю жизнь мечтали об этой минуте.

– Более того, все шестеро служащих компании «Прекрасный дар жизни» в понедельник должны быть на месте с самого утра и не имеют права отлучиться куда бы то ни было без разрешения мистера Бейлора. Эта страховая компания имеет право вести бизнес здесь, в Теннесси. Дело это находится полностью в моей юрисдикции, и я настаиваю на неукоснительном выполнении служащими компании моих распоряжений.

Драммонд и его гвардейцы склоняют головы ещё ниже и строчат ещё яростнее.

– Далее. Адвокат истца запросил у ответчика определенные документы. – Тайрон Киплер ненадолго умолкает, грозно глядя на команду Драммонда. – Предупреждаю вас, мистер Драммонд – никакой мышиной возни вокруг этих документов. Я категорически настаиваю на полном и всестороннем сотрудничестве. В течение всего понедельника и вторника я буду находиться поблизости от телефонного аппарата и, если мистер Бейлор позвонит и скажет, что ему ограничивают доступ к каким-либо бумагам, я приму самые жесткие меры для того, чтобы он их получил. Вы меня поняли?

– Да, сэр, – понуро отвечает Драммонд.

– Вы донесете мои слова до сведения вашего клиента?

– Постараюсь.

Киплер переводит дух. В зале заседаний по-прежнему царит гробовая тишина.

– Я передумал, мистер Драммонд, – говорит вдруг Киплер. – Пожалуй, я все-таки взгляну на ваше расписание. Если вы не против, конечно.

Несколько минут назад Драммонд сам сделал это предложение, и пойти на попятный ему теперь неловко. В руках его увесистый, переплетенный в черную кожу томик, ежедневная хронология жизни крайне занятого человека. В ежедневнике наверняка содержатся записи личного характера, и я сомневаюсь, что Драммонд от чистого сердца предлагал Киплеру ознакомиться с ним.

Как бы то ни было, он с горделивым видом несет обтянутый кожей томик к судейской скамье, передает его чести и застывает в ожидании. Киплер быстро перелистывает страницы, даже не пытаясь вникнуть в записи. Он высматривает свободные дни. Драммонд терпеливо ждет посреди подиума.

– Я вижу, у вас ничего не назначено на неделю, которая начинается 8 февраля, – говорит судья.

Драммонд приближается к судейской скамье и разглядывает ежедневник, который держит перед ним в раскрытом виде Киплер. Затем, ни слова не говоря, утвердительно кивает. Киплер передает ему ежедневник, и Драммонд возвращается на место.

– Назначаю суд по этому делу на понедельник, 8 февраля, – возвещает его честь. Я судорожно сглатываю внезапно возникший в горле комок и перевожу дух, пытаясь придать себе уверенный вид. Четыре месяца – срок довольно большой и, по счастью, достаточно отдаленный, однако для адвоката, который не участвовал даже в тяжбе по какому-нибудь пустяку вроде наезда на пешехода, замаячившая перспектива весьма нешуточная и даже пугающая. Я давно заучил наизусть все материалы дела. Я знаю назубок процедуру суда и правила ведения перекрестного допроса. Я прочитал уйму книг о том, как представлять суду документы, подбирать состав жюри присяжных и выигрывать процессы, но я не имею ни малейшего понятия о том, что будет происходить в этом зале 8 февраля.

Киплер разрешает нам удалиться, и я, поспешно собрав бумаги, исчезаю. Выходя, замечаю, что многие адвокаты, дожидающиеся своей очереди, провожают меня любопытными взглядами.

Что же это за молокосос?

* * *

Хотя Дек мне никогда в этом не признавался, мне прекрасно известно, что он водит дружбу с парочкой довольно сомнительных частных сыщиков, с которыми познакомился во время работы на Брюзера. Один из них, по кличке Мясник, бывший полицейский, который разделяет пристрастие Дека к игорным домам. Раз или два в неделю они с ним мотаются в Тунику, чтобы попытать счастья в покер или блэк-джек.

Каким-то образом Мяснику удалось напасть на след Бобби Отта, страхового агента, который оформил страховой полис Блейкам. А отыскал он Отта в исправительной тюрьме округа Шелби, где агент отбывал десятимесячный срок за подделку банковского чека. При ближайшем рассмотрении оказалось, что Отт недавно развелся и вконец разорен.

Дек не скрывал недовольства – как он мог упустить такую добычу? Куда ни копни, Отт был в неладах с законом. Такой гонорар – коту под хвост!

* * *

После тщательного обыска, которому подвергается сначала мой портфель, а затем и я сам, здоровенный охранник с толстенными лапищами препоручает меня какому-то младшему тюремному надзирателю. Он проводит меня в какую-то комнатенку, расположенную неподалеку от входа в главное здание. Это почти квадратная каморка, в углах которой под самым потолком установлены камеры наблюдения. Возведенная посередине перегородка отделяет заключенных от посетителей. Разговаривать нам придется через экран, что меня вполне устраивает. Хочется только, чтобы свидание закончилось как можно скорее. Минут пять спустя через противоположную дверь вводят Отта. Это коротко подстриженный, довольно тщедушный человечек лет сорока, в очках с металлической оправой, облаченный в тюремный комбинезон темно-синего цвета. Он усаживается за перегородкой напротив и внимательно разглядывает меня. Охранник уходит, и мы остаемся одни.

Я просовываю через отверстие внизу экрана свою визитную карточку и представляюсь.

– Меня зовут Руди Бейлор. Я юрист. – Не знаю почему, но звучит это довольно зловеще.

Отт воспринимает эти сведения довольно спокойно, даже пытается улыбнуться. В свое время он зарабатывал на жизнь, стучась в чужие двери и продавая различные варианты страховок малоимущим гражданам, а значит, хотя ему и не повезло, человек он, умеющий расположить к себе собеседника.

– Рад с вами познакомиться, – привычно улыбаясь, говорит он. – Что вас сюда привело?

– Вот что, – отвечаю, доставая из портфеля копию искового заявления. И просовываю в отверстие. – Это иск, который я подал от имени ваших бывших клиентов.

– Каких именно? – спрашивает Отт, придвигая к себе бумаги и изучая верхнюю страницу. Повестку в суд.

– Дот и Бадди Блейков, а также их сына Донни Рэя.

– А, «Прекрасный дар жизни», да? – спрашивает он. Дек в свое время пояснил мне, что многие из таких уличных агентов представляют не одну страховую компанию, а несколько. – Можно почитать?

– Разумеется. Вы привлечены в качестве одного из ответчиков. Читайте.

Отт разговаривает и двигается неторопливо, не тратя лишних усилий. Читает он на редкость медленно, переворачивая страницы с нарочитой неохотой. Бедолага. Пережил развод, потом разорился, потеряв все вплоть до последнего цента, а теперь вот за мошенничество в каталажку угодил, а тут ещё и меня нелегкая принесла. И не с пустыми руками, а с иском на десять миллионов долларов.

Однако Отт выглядит невозмутимым. Он заканчивает читать и оставляет бумаги перед собой.

– Вам известно, что я защищен постановлением суда по делам о несостоятельности? – спрашивает он.

– Да. – На самом деле это не совсем так. В соответствии с архивными документами, Отт подал заявление о признании его банкротом в марте, за два месяца до моего иска, а теперь его уже освободили от уплаты долгов. Признание банкротом в судебном порядке вовсе не гарантирует банкрота от будущих судебных исков, хотя вопрос этот считается довольно спорным. Но этот парень нищ как церковная крыса. Брать с него нечего. – Мы были вынуждены назвать вас в числе ответчиков, потому что именно вы оформили этот страховой полис.

– Да, я все понимаю. Вы просто выполняете свой долг.

– Совершенно верно. Когда вы выходите на свободу?

– Через восемнадцать дней. А что?

– Возможно, нам придется вас допросить.

– Как, прямо здесь?

– Не исключено.

– А к чему такая спешка? Выйду вот, и допрашивайте сколько душе угодно.

– Хорошо, я подумаю.

Мое посещение для Отта хоть небольшое, но развлечение, и он не спешит расстаться со мной. Еще несколько минут мы болтаем с ним о нелегкой доле заключенного, после чего я начинаю посматривать в сторону двери.

* * *

Мне ни разу прежде не приходилось бывать на втором этаже дома мисс Берди , но, как и на первом, там все заросло пылью и плесенью. Я поочередно распахиваю настежь двери всех комнат, щелкаю выключателем, поспешно осматриваюсь по сторонам, выключаю свет и закрываю дверь. Половицы под ногами в коридоре жалобно скрипят. Узкая лестница ведет на чердак, но мне боязно туда забираться.

Дом куда более просторный, чем мне казалось. И – куда более мрачный. Трудно представить, как мисс Берди могла жить здесь в полном одиночестве. Меня вдруг начинает грызть совесть – ведь мог бы проводить больше времени со старушкой, смотреть с ней идиотские сериалы, помогать ремонтировать старенький телевизор, вкушать бутерброды с индейкой и поглощать жиденький растворимый кофе.

На первом этаже взломщиков не больше, чем на втором, и я запираю за собой дверь, выходящую во внутренний дворик. Без мисс Берди мне как-то не по себе. Не помню, чтобы её присутствие хоть немного меня вдохновляло, хотя, на случай какой-нибудь нужды, приятно было сознавать, что она здесь рядом, в соседнем доме. Теперь же мне одиноко и неуютно.

Войдя в кухню, я смотрю на телефонный аппарат. Допотопная модель с вращающимся диском. Я едва не набираю номер Келли. Если ответит она, что-нибудь придумаю. Если подойдет он, я положу трубку. Он может узнать, что звонили из этого дома, но ведь я здесь не живу.

Сегодня я вспоминал Келли чаще, чем вчера. А на этой неделе чаще, чем на предыдущей.

Мне отчаянно хочется увидеться с ней.

Глава 34

Воскресным утром Дек везет меня в своем мини-грузовичке на автовокзал. Еще совсем рано. Денек обещает быть ясным и солнечным, в воздухе ещё только пахнет приближением осени. По счастью, удушающая влажность на несколько месяцев отступила. Мемфис в октябре – райское местечко.

Авиабилет до Кливленда и обратно стоит чуть меньше семисот долларов. Номер в недорогом, но безопасном мотеле обойдется, по нашим прикидкам, долларов в сорок за ночь, а на еду уйдут сущие гроши – я привык довольствоваться малым. Свидетелей допрашиваем мы, так что все издержки ложатся на наш счет. Самая дешевая стенографистка в Кливленде, с которой мне удалось договориться, берет сотню в день за присутствие, и ещё по два доллара за запись и расшифровку каждой странички. Подобные допросы нередко растягиваются на добрую сотню страниц, а то и больше. Мы бы не прочь записать всю процедуру на видео, но тут этот номер не пройдет.

Рушатся и наши планы о воздушном перелете. Адвокатская контора Руди Бейлора попросту не может позволить себе командировать меня в Кливленд самолетом. Отправиться в такую даль на своей раздолбанной «тойоте» я не рискну. Случись чего по пути с моей колымагой, и я застряну надолго. Дек, правда, предложил мне воспользоваться его мини-грузовичком, но преодолеть тысячу миль даже на нем мне вовсе не улыбается.

«Грейхаунды» вполне надежны, но вот только ползут как черепахи. Правда, в конечном итоге до места назначения добираются. Будь моя воля, я предпочел бы иной способ передвижения, но выбора нет. К тому же я не спешу. Да и страну хоть посмотрю. Не говоря уж об экономии денег. Словом, преимуществ хоть отбавляй.

За рулем Дек почти не раскрывает рта. По-моему, и ему немного неловко оттого, что в карманах у нас до сих пор ветер свищет. И он прекрасно понимает, что должен бы поехать со мной. Мне предстоит допрашивать враждебных свидетелей и изучать незнакомые документы. Лишние мозги ох как пригодились бы.

На стоянке перед автовокзалом мы прощаемся. Дек обещает поддерживать в конторе порядок и привлечь новых клиентов. Я ничуть не сомневаюсь, что он сдержит обещание. Он отъезжает по шоссе на Сент-Петербург.

Мне никогда прежде не приходилось ездить на «грейхаундах». Автовокзал довольно небольшой, но чистенький, несмотря на воскресенье и ранний час уже заполненный путешественниками, большей частью пожилыми и чернокожими. Я нахожу нужное окошко и выкупаю забронированный билет. Он обходится моей фирме в 139 баксов.

В восемь часов, точно по расписанию, автобус отползает от станции и следует сперва на запад, в Арканзас, а затем сворачивает на север, к Сент-Луису. Мне удается устроиться одному, без назойливого соседства.

Автобус почти полон, пустуют всего три или четыре кресла. В Сент-Луис мы должны прибыть через шесть часов, в Индианаполис через одиннадцать, а в Кливленд прикатим к одиннадцати вечера. То есть, торчать мне в автобусе целых пятнадцать часов. Допрос же назначен на девять утра.

А вот мои противники из «Трень-Брень» наверняка ещё спят без задних ног, потом их ждет аппетитный завтрак, чтение воскресной газеты на внутреннем дворике в обществе жены, затем (для некоторых) посещение церкви, вкусный обед и сражение в гольф. Около пяти вечера жены отвезут их в аэропорт и расцелуют на прощание перед залом для пассажиров первого класса. Час полета, и самолет приземлится в Кливленде, где представитель «Дара жизни», несомненно, встретит их и разместит в самом шикарном отеле. После восхитительного ужина с аперитивами и вином вся компания соберется в роскошном конференц-зале и будет допоздна строить против меня коварные планы. К тому времени, когда я устроюсь в какой-нибудь ночлежке, все они будут уже нежиться в постелях, прекрасно отдохнувшие и готовые к бою.

* * *

Здание «Прекрасного дара жизни» находится в богатом предместье Кливленда, где селятся, главным образом, состоятельные белые налогоплательщики. Я объясняю таксисту, что ищу дешевый мотель именно в этом районе, и он тут же согласно кивает. Вскоре автомобиль тормозит перед «Плаза Инн». По соседству с мотелем пристроилась закусочная «Макдоналдс», а напротив – кинотеатр. Жизнь тут так и кипит – эротические шоу, ресторанчики, сверкающие рекламы, залитые огнями витрины, мотели. Должно быть, и торговый центр неподалеку. То есть, район вполне безопасный.

Свободных номеров предостаточно, и я плачу тридцать два доллара наличными за одну ночь. Беру квитанцию об оплате – так меня Дек надоумил.

В две минуты пополуночи я забираюсь в постель, гляжу в потолок и вдруг меня осеняет: ведь, за исключением ночного портье, никто во всем белом свете не знает, где меня найти. И мне некому даже позвонить и отметиться.

Понятно, с такими мыслями мне не до сна.

* * *

С тех самых пор, как я всей душой возненавидел компанию «Прекрасный дар жизни», я пытался представить себе их штаб-квартиру. В моем воображении возникало высокое современное здание из стекла и бетона, с флагштоками и фонтаном перед главным входом, с отлитыми из бронзы названием и эмблемой компании. Все говорит о богатстве и процветании.

Действительность несколько иная. Найти здание – пара пустяков, поскольку адрес – 5550 Бейкер Гэп-роуд – выложен на фасаде крупными черными буквами. А вот название и эмблема «Дара жизни» отсутствуют. Собственно говоря, и само здание в глаза никак не бросается. Ни фонтана, ни флагштоков, так, громоздкая и аляповатая пятиэтажная коробка, сбитая воедино из нескольких блоков. С претензией на модерн, но, на мой взгляд, совершенно безобразная. Выбеленный фасад с черными окнами.

По счастью, главный вход обозначен четко, и я вступаю в небольшой вестибюль, вдоль одной стены которого выстроены высаженные в пластиковые ящики пальмы и ещё какие-то деревца, а напротив за столом пропусков сидит премиленькая девушка. На голове у неё мягкие наушники, а перед самыми губами – прикрепленный к наушникам дужкой изящный микрофон. За спиной девушки на стене плиты с названиями трех разместившихся в здании компаний: «Пинн-Конн Груп», «Зеленые озера» и «Прекрасный дар жизни». Интересно, которой из них тут что принадлежит? Под названиями красуются скромные, бронзового литья, эмблемы.

– Меня зовут Руди Бейлор, – вежливо представляюсь я. – Мистер Пол Мойер назначил мне встречу.

– Одну минуточку. – Девушка нажимает какую-то кнопку, немного выжидает, затем говорит: – Мистер Мойер, к вам посетитель. Мистер Бейлор. – При этом с лица её не сползает улыбка.

Должно быть, кабинет Мойера находится поблизости, поскольку не проходит и минуты, как он уже пылко трясет меня за руку и расспрашивает, как я добрался. Я следую за ним по коридору к расположенным за углом лифтам. На вид Мойер мой ровесник, он безостановочно болтает ни о чем. Мы выходим на четвертом этаже, и я мгновенно перестаю ориентироваться в лабиринте коридоров и переходов этого архитектурного монстра. Полы здесь застланы коврами, освещение мягче, чем внизу, а на стенах развешаны картины. Идя по коридору, Мойер трещит без умолку, но наконец открывает тяжелую дверь и впускает меня внутрь.

Добро пожаловать в рай! Я оказываюсь в просторном конференц-зале, в центре которого возвышается полированный овальный стол, окруженный по меньшей мере полусотней стульев. Над самым столом нависает хрустальная люстра. В левом углу зала – бар. Справа – кофейный столик, уставленный блюдами с бисквитами и булочками. За столиком собралась кучка заговорщиков, их не меньше восьми, причем каждый как на подбор в темном костюме с белой сорочкой и полосатым галстуком, и в черных туфлях. Восемь против одного. Нервная дрожь в моих поджилках переходит в пляску Святого Витта. Где же вы, Тайрон Киплер, в такой ответственный час? Сейчас даже присутствие Дека было бы мне хорошим подспорьем.

Четверо из неприятельской восьмерки – мои старые приятели из «Трень-Брень». Еще одна физиономия знакома мне по недавнему слушанию нашего дела в Мемфисе, а вот оставшиеся трое – полные незнакомцы. Увидев меня, все, как по команде, дружно замирают. На мгновение все умолкают, перестают работать челюстями и вытаращиваются на меня. Очевидно, что я прервал весьма важную беседу.

Первым очухивается Т. Пирс Морхаус.

– Заходите, Руди, – приглашает он, поскольку не пригласить меня нельзя. Я киваю Б.Дьюи Клею Хиллу-третьему, затем М.Алеку Планку-младшему и Брэндону Фуллеру Гроуну, после чего обмениваюсь рукопожатием с квартетом новых лиц, которых Морхаус поочередно представляет, но имена их тут же вылетают у меня из головы. Знакомого по слушанию дела в мемфисском суде зовут Джек Андерхолл. Он один из юрисконсультов «Прекрасного дара», обычно представляющий интересы компании по разным вопросам.

Выглядят мои противники свежими и готовыми к схватке; чувствуется, что все они хорошо выспались после непродолжительного полета и сытного ужина. Одежда выглажена, воротнички накрахмалены, словно костюмы долго висели в шкафах, а не были извлечены из дорожных сумок. Мои глаза красные и припухшие от недосыпания, рубашка измята. Но мне некогда обращать внимание на подобные пустяки.

Появляется стенографистка, и Т. Пирс гонит нас к овальному столу. Суетясь, как наседка над цыплятами, он долго всех рассаживает. Ясно, что места за противоположным концом стола займут свидетели, а вот размещение остальных вызывает у него затруднения. Наконец Морхаус справляется с этой проблемой. Я послушно усаживаюсь на предложенный стул и пытаюсь придвинуть его ближе к столу. Задача почти непосильная, поскольку чертов стул весит не меньше тонны. Напротив меня, по меньшей мере в трех метрах, располагается квартет из «Трень-Брень»; все четверо шумно раскрывают портфели и атташе-кейсы – клацают замки, вжикают застежки «молний», хлопают папки, шуршат документы. Не проходит и нескольких секунд, как весь стол загроможден бумагами.

Четверо представителей «Дара жизни» рассаживаются за спиной стенографистки; они не уверены в своих действиях и ждут сигнала Т. Пирса Морхауса. Наконец, разложив перед собой бумаги и блокноты, он провозглашает:

– Что ж, Руди, начнем мы, пожалуй, с допроса Джека Андерхолла, юрисконсульта нашей страховой компании.

Я предвидел этот шаг и уже заранее решил, что меня это не устраивает.

– Нет, – возражаю я, немного нервозно. Я на враждебной территории, в неприятельском кольце, но отчаянно пытаюсь казаться хладнокровным и уверенным в себе. Причин, по которым мне не хочется начинать допрос с юрисконсульта «Прекрасного дара», несколько, не говоря уж о том, что мне просто претит потакать вражеским планам. Приходится то и дело напоминать себе, что этим допросом распоряжаюсь я.

– Прошу прощения? – переспрашивает Т. Пирс.

– Вы слышали, что я сказал. Первой я хочу допросить Джеки Леманчик, инспектора по исковым заявлениям.

Главное в любом деле по обману доверия клиентов это досье по иску, вся переписка и прочие документы, которые хранит у себя на службе инспектор по искам. В удачном деле подобное досье содержит удивительную хронологию всевозможных правовых промахов. Я имею полное право ознакомиться с этим досье и должен был получить его десять дней назад. Драммонд прикинулся, что он здесь ни причем, и свалил всю вину на клиента. Киплер распорядился, чтобы досье было полностью подготовлено для меня к сегодняшнему утру.

– Нам кажется, что лучше было бы начать с мистера Андерхолла, – неуверенно возражает Т. Пирс.

– Меня это не интересует, – отрезаю я, вложив в голос побольше справедливого негодования. Я могу себе это позволить, поскольку судья – мой приятель. – Может, Киплеру позвоним? – подначиваю я, вконец обнаглев.

Киплера здесь нет, но дух его все равно главенствует. Согласно его весьма недвусмысленному распоряжению, все шестеро затребованных мной свидетелей должны быть на месте, начиная с девяти утра, и только мне решать, в каком порядке они должны давать показания. И они не имеют права никуда отлучиться, пока я их не отпущу. Кроме того, судья предоставил мне право в случае необходимости привлекать дополнительных свидетелей. Меня так и подмывает постращать своих противников звонком судье.

– У нас, м-мм, некоторые затруднения с Джеки Леманчик, – бормочет Т. Пирс, нервозно оглядываясь в сторону четверки из «Дара жизни», разместившейся за столом ближе к двери. Все они, потупив взоры, разглядывают собственные ноги. Т. Пирс восседает прямо напротив меня, он мой главный оппонент.

– Какие ещё затруднения? – спрашиваю я.

– Она здесь больше не служит.

У меня отвисает челюсть. Я ошеломлен, и не сразу нахожу, что сказать. Я тупо гляжу на Т. Пирса, лихорадочно пытаясь собраться с мыслями.

– И… как давно? – выдавливаю я.

– С конца прошлой недели.

– А точнее? Заседание состоялось в четверг. Вы знали об этом уже тогда?

– Нет. Она уволилась в субботу.

– Ее уволили?

– Нет. Она ушла по собственному желанию.

– И где она сейчас?

– Она ведь больше не является служащей компании, – пожимает плечами Т. Пирс. – Значит мы не имеем возможности привлечь её в качестве свидетеля.

На мгновение я сверяюсь со своими записями, просматривая остальные фамилии.

– Что ж, как тогда насчет Тони Крика, младшего инспектора по исковым заявлениям?

– Его тоже нет, – отвечает Т. Пирс. – Он уволен по сокращению штатов.

Второй удар посылает меня в нокдаун. В голове все смешалось, и я не знаю, как быть дальше.

«Прекрасный дар жизни» уволил своих людей, чтобы не позволить мне взять у них показания.

– Надо же, какое совпадение, – уязвленно говорю я. Планк, Хилл и Гроун не отрывают глаз от блокнотов. Что они там пишут – ума не приложу.

– Наш клиент время от времени проводит сокращение штатов, – поясняет Т. Пирс, сохраняя серьезную мину.

– А как насчет Ричарда Пеллрода, старшего инспектора по исковым заявлениям? – спрашиваю я. – Впрочем, я и сам знаю – его тоже сократили.

– Нет. Он здесь.

– А Рассел Крокит?

– Мистер Крокит перешел на другую работу.

– Его уволили по сокращению штатов? – саркастически спрашиваю я.

– Нет.

– Ага, значит он уволился по собственному желанию, как Джеки Леманчик?

– Совершенно верно.

Именно Рассел Крокит, будучи в ту пору старшим инспектором по рассмотрению исковых заявлений, сочинил злосчастное «дурацкое» письмо. Мой ключевой свидетель, допрос которого я предвкушал перед приездом в Кливленд, несмотря на все свои страхи и опасения.

– А Эверетт Лафкин, вице-президент по искам? Тоже сокращен?