Глава 14

Три дня без перерыва идет дождь, решительно отменяя мои обязанности подручного садовника. Во вторник в сумерках я прячусь в своем мезонине и готовлюсь к предстоящим экзаменам, когда вдруг раздается телефонный звонок.

Это Дот Блейк, и я понимаю: что-то неладно. Иначе она бы не позвонила.

– Только сейчас говорила по телефону с мистером Барри Ланкастером, – сообщает она. – Он сказал, что он мой адвокат.

– Это верно. Он очень большая шишка в моей фирме и ведет со мной ваше дело. – Полагаю, Барри потребовалось проверить какие-то детали.

– Но он не так говорит. Он позвонил узнать, не можем ли мы с Донни Реем приехать завтра к нему в офис, чтобы подписать еще какие-то бумаги. Я спросила про вас. А он ответил, что вы у них не работаете. Я хочу знать, в чем дело?

И я тоже хочу это знать. Секунду я что-то мычу, потом говорю, что это недоразумение, но желудок у меня словно стягивается в тугой узел.

– Дот, это большая фирма. А я новый служащий, понимаете? Он попросту забыл обо мне.

– Нет. Он о вас помнит. Он сказал, что вы работали у них, но больше не работаете. Знаете, это все здорово непонятно, правда?

Согласен. Я падаю на стул и стараюсь привести мысли в порядок. Уже почти девять вечера.

– Послушайте, Дот, успокойтесь. Я сейчас же перезвоню мистеру Ланкастеру и узнаю, что он имеет в виду. И через минуту снова свяжусь с вами.

– Я желаю знать, в чем дело. Вы уже подали в суд на этих подонков?

– Я вам перезвоню ровно через минуту, о'кей? Пока. – Я вешаю трубку, затем быстро набираю номер лейковской фирмы. У меня противное ощущение, что такое со мной уже было.

Телефонистка соединяет меня с Барри Эксом. Я решаю быть любезным, подыграть ему, если потребуется, и говорю самым сердечным тоном:

– Барри, это я, Руди. Вы смотрели мое заключение?

– Да, здорово сделано. Послушайте, Руди, у меня возникли небольшие осложнения относительно вашей должности.

Горло у меня перехватывает от волнения. Сердце замирает. Легкие почти перестают дышать.

– О… да? – выдавливаю я из себя.

– Да. Дело паршивое. Я виделся с Джонатаном Лейком сегодня к вечеру, и он не горит желанием одобрить мой выбор и принять вас.

– Почему же?

– Ему не нравится сама мысль, что адвокат находится на положении помощника. И теперь, когда я все обдумал, мне это тоже в конечном счете не улыбается. Понимаете, мистер Лейк думает, и я с ним согласен, что для дипломированного адвоката будет естественно в его положении попытаться силком, использовав любую лазейку, пролезть в ряды полноправных служащих. Но мы не одобряем такого образа действий.

Так поступать нехорошо.

Я зажмуриваюсь, мне хочется плакать.

– Не понимаю вас, – отвечаю я.

– Сожалею. Я старался изо всех сил, но он просто неумолим. Он правит фирмой железной рукой, и у него собственный метод. Говоря честно, он едва мне задницу не отъел за одну только мысль принять вас на работу.

– Я хочу поговорить с самим Джонатаном Лейком, – говорю я, как могу твердо.

– Ничего не получится. Он слишком занятой человек, а кроме того, он не хочет, и все тут. Он не собирается менять решение.

– Вы сукин сын.

– Послушайте, Руди, мы…

– Сукин сын! – кричу я в трубку и чувствую себя от этого лучше.

– Полегче, Руди.

– Лейк сейчас в офисе? – требую я ответа.

– Возможно. Но он не хочет…

– Приеду через пять минут! – снова ору я и шмякаю трубку на аппарат.

Через десять минут, взвизгнув тормозами, я резко останавливаюсь на площадке для парковки перед бывшим складом. Там стоят еще три машины, в здании горит свет. Барри не ждет меня у двери.

Я колочу в нее кулаками, но никто не открывает. Я знаю, что им слышно, как я стучу, но они слишком трусливы, чтобы выйти ко мне. И наверное, вызовут полицию, если я не уйду.

Но я не могу уйти. Я захожу с северной стороны и стучу что есть силы в другую дверь, затем та же самая история повторяется у запасного выхода с тыльной стороны здания. Я стою под окном кабинета Барри и осыпаю его руганью. В кабинете горит свет, но он на меня не обращает никакого внимания. Я возвращаюсь к главному подъезду и опять колочу в дверь.

Из темноты выступает охранник и хватает меня за плечо.

Я смотрю вверх. Он по крайней мере шести футов и шести дюймов роста, негр в черной фуражке.

– Тебе надо уходить, сынок, – говорит он мягко, басом. – Уходи-ка, прежде чем я вызову полицию.

Я стряхиваю его руку со своего плеча и ухожу прочь.

Я долго сижу в темноте на продавленном диване, который мне пожертвовала мисс Берди, и пытаюсь привести мысли в порядок, но мне это не удается. Выпиваю две банки теплого пива. Я проклинаю, ругаюсь и плачу. Я строю планы мести.

Подумываю даже о том, чтобы убить Джонатана Лейка и Барри Экса. Эти пронырливые, мерзкие подонки решили украсть у меня дело Блейков. И что мне теперь сказать своим клиентам? Как объяснить им все это?

Я шагаю из угла в угол, ожидая, когда взойдет солнце. В прошлую ночь я бы весело рассмеялся, если бы мне сказали, что я снова достану свой список фирм и опять начну обивать пороги. Я весь извиваюсь от стыда и скрежещу зубами при мысли, что опять придется звонить Маделейн Скиннер: «Это снова я, Маделейн, и снова ищу работу».

Наконец я засыпаю на диване, и кто-то меня будит сразу после девяти утра. Это не мисс Берди. Это двое полицейских в штатском. Они показывают свои жетоны, и я приглашаю их войти. На мне спортивные трусы и тенниска. Глаза у меня словно горят, я тру их и пытаюсь сообразить, почему я вдруг привлек внимание полиции.

Они могли бы сойти за близнецов, обоим около тридцати, не так уж намного старше меня. На них джинсы, кроссовки, у обоих черные усы, и ведут они себя, как пара посредственных телевизионных актеров.

– Нам можно сесть? – спрашивает один, выдвигая стул из-под стола и усаживаясь. Его товарищ делает то же самое, и вот уже оба расселись с удобствами.

– Конечно, – отвечаю я с неподдельной живостью, – пожалуйста, присядьте.

– И вы с нами, – предлагает один из них.

– А почему бы и нет? – Я сажусь между ними.

Оба наклоняются вперед, продолжая разыгрывать роль.

– А теперь расскажите, что, черт возьми, происходит?

– Вы знакомы с Джонатаном Лейком?

– Да.

– Вам известно, где находится его офис?

– Да.

– Вы были там вчера вечером?

– Да.

– В какое время?

– Между девятью и десятью часами.

– Какова была цель вашего посещения?

– Ну, это длинная история.

– У нас в запасе несколько часов.

– Я хотел поговорить с Джонатаном Лейком.

– Вы поговорили?

– Нет.

– Почему нет?

– Двери были заперты. Я не мог проникнуть в здание.

– Вы старались вломиться?

– Нет.

– Вы уверены?

– Да. Спросите у сторожа-охранника.

Получив ответ, они переглядываются. Что-то в моем ответе соответствует их ожиданиям.

– А вы видели охранника?

– Конечно. Он попросил меня уйти, и я ушел.

– Вы можете его описать? Его внешний вид?

– Могу.

– Тогда опишите.

– Высокий, широкоплечий чернокожий, наверное, шесть футов и шесть дюймов. В форме, фуражке, с револьвером и переговорным устройством. Да спросите его, он вам подтвердит, когда приказал мне убираться.

– Но мы не можем спросить его. – И они снова смотрят друг на друга.

– Почему не можете? – спрашиваю я и чувствую, что надвигается нечто ужасное.

– Потому что он мертв. – Они внимательно следят, как я отреагирую на сообщение.

Я совершенно искренне потрясен, как любой бы на моем месте.

– Как это, почему он мертв?

– Он сгорел во время пожара.

– Какого пожара?

Они одновременно настораживаются, оба кивают и подозрительно опускают взгляды на стол. Один вытаскивает из кармана блокнот, словно начинающий репортер.

– А тот маленький автомобиль во дворе, «тойота», ваш?

– Но вы же знаете, что мой. У вас же есть компьютер.

– Вы на этой машине приезжали вчера вечером в офис?

– Нет, я ее притащил туда на плечах. Какой пожар?

– Давайте не умничать, ладно?

– Ладно. Идет. Не буду умничать, если вы не будете ловчить.

Подает голос напарник:

– Мы, возможно, засекли вашу машину поблизости от офиса в два часа ночи.

– Ничего вы не засекли. Это была не моя машина. – Сейчас я уже не могу сказать точно, врут эти ребята или говорят правду. – Какой пожар? – переспрашиваю я.

– Прошлой ночью фирма Лейка сгорела. Полностью уничтожена огнем.

– Дотла сгорела, – услужливо добавляет второй.

– И вы парни из команды, которая борется с поджигателями. – Я все еще не пришел в себя от шока и в то же время ужасно испуган, так как они думают, что я к этому причастен. – И Барри Ланкастер сказал вам, что я самый подходящий подозреваемый на роль поджигателя, верно?

– Да, мы занимаемся поджогами. А также убийствами.

– А сколько людей еще погибло?

– Только охранник. Первый звонок-сообщение поступил в три утра, так что в здании уже никого не было. Очевидно, охранник попал в ловушку, когда обрушилась крыша.

Я почти желаю, чтобы Джонатан Лейк был вместе с охранником в тот момент, затем вспоминаю об этом прекрасном здании с картинами и коврами.

– Вы зря тратите время, – говорю я, распаляясь при мысли, что я подозреваемый.

– Мистер Ланкастер сказал, что вы прошлым вечером были здорово не в себе, когда приходили в офис.

– Верно. Но не настолько же я злился на них, чтобы поджигать здание. Вы, ребята, зря тратите свое драгоценное время. Клянусь вам.

– Он говорит, что вы просто с ума сходили от злости и требовали встречи с мистером Лейком.

– Верно, верно, верно. На сто процентов и больше. Но это вряд ли может служить доказательством, что у меня был повод сжечь их офис. Взгляните на дело реально.

– Убийство, случившееся в связи с поджогом, может караться смертной казнью.

– Не шутите! Я готов вместе с вами разыскивать убийцу, чтобы потом поджарить ему задницу, на электрическом стуле. Но меня к этому делу не пришивайте.

Я чувствую, что моя злость очень убедительна, потому что и в тот же момент отступают. Один вынимает сложенный лист бумаги из нагрудного кармана.

– У нас здесь рапорт двухмесячной давности, когда вас разыскивали за порчу частной собственности. Что-то там насчет разбитого стекла в одной городской фирме.

– Смотрите-ка, ваши компьютеры работают что надо.

– Странное поведение для адвоката.

– Бывает и похуже. И я не адвокат, я помощник адвоката или что-то вроде этого. Только что окончил юридический колледж. А то обвинение было снято, хотя ваш принтер и сообщил о нем. И если вы, парни, думаете, что разбитое мной в апреле стекло как-то связано с пожаром сегодня ночью, то настоящий поджигатель может расслабиться. Он в безопасности. И его никогда не поймают.

При этих словах один вскакивает, и его примеру быстро следует другой.

– Но вам все же надо бы обратиться к адвокату, – говорит один, тыча в меня пальцем. – Потому что сейчас вы первый подозреваемый.

– Ага. Вот именно. Я уже сказал, что если я главный подозреваемый, тогда, значит, настоящему убийце чертовски повезло. Вы, ребята, даже близко не подошли к разгадке дела.

Они хлопают дверью и исчезают. Подождав с полчаса, я сажусь в машину. Я проезжаю несколько кварталов, старательно приближаясь кружным путем к складу. Паркуюсь, прохожу еще квартал и шмыгаю в магазин, торгующий предметами домашнего обихода, откуда можно видеть дымящиеся руины в двух кварталах от него. Уцелела только одна стена. У пожарища бродят десятки людей, адвокаты и их секретарши, на что-то указывая, а вокруг неуклюже топчутся пожарные в огромных сапогах, полицейские натягивают сетку желтого цвета – указание на то, что здесь имело место преступление. До меня доносится горький острый запах сгоревшей древесины, а над всем близлежащим районом низко повисла сероватая пелена дыма.

В здании фирмы полы и потолки были деревянными и, за немногим исключением, стены тоже из сосновых бревен. Прибавьте к этому чудовищное количество книг повсюду в здании, тонны папок с бумагами, и тогда легко понять, как все это моментально воспламенилось. Самое удивительное, что в здании не было надежной противопожарной системы. Повсюду видневшиеся окрашенные водопроводные трубы сплошь были просто деталью общего декора.

По понятным причинам Принс не ранняя Берди. Он обычно запирает «Йогис» около двух ночи и затем, спотыкаясь, идет к своему «кадиллаку» и усаживается на заднее сиденье, а Файрстоун, его постоянный шофер и, по слухам, телохранитель, отвозит Принса домой.

Обычно появляется он в «Йогисе» к одиннадцати и очень активно занимается сервировкой завтраков. В полдень я нахожу Принса на месте, за рабочим столом, перекладывающим с места на место бумажки, в единоборстве с обычным похмельем. Он поглощает обезболивающие таблетки, пьет минеральную воду до своего магического времени, пяти вечера, а потом опять ныряет в нирвану рома с тоником.

Кабинет Принса – комната без окон, под кухней, она скрыта от посторонних глаз. Пройти туда можно только через три незаметные двери, спустившись по потайной лестнице. Комната представляет собой правильный квадрат, и каждый дюйм ее четырех стен увешан фотографиями Принса, который пожимает руки местным полицейским и другим таким же фотогеничным типам. Здесь во множестве также красуются обрамленные и ламинированные вырезки из газет, сообщения о том, что Принс подозревается, обвиняется, судится, арестовывается и приговаривается и всегда в результате оказывается невиновным. Он любит видеть себя в зеркале прессы.

Сегодня он в скверном настроении, впрочем, как обычно.

За годы нашего общения я уже убедился, что лучше не связываться с ним, пока он не пропустит третий стаканчик, а это обычно бывает к шести часам пополудни. Так что я явился на шесть часов раньше срока. Он делает знак, чтобы я входил, и я закрываю за собой дверь.

– Что случилось? – ворчит он. Глаза его налиты кровью.

У него развевающаяся борода и волосатая шея. Он в расстегнутой рубахе и поэтому всегда напоминает мне киношного Джека Волка.

– Я немного запутался, – говорю я.

– Что новенького?

Я рассказываю ему о событиях вчерашнего вечера – о том, как потерял работу, о пожаре, о визите полицейских. Все. Я особенно подчеркиваю, что в деле фигурирует труп и полицейские очень интересуются всем, что с ним связано. И совершенно законно. Не думаю, что они мне отдают предпочтение и считают главным подозреваемым, но, похоже, они к этому идут.

– Значит, Лейка сожгли, – размышляет Принс вслух.

Новость как будто доставляет ему удовольствие. Приятное дело с поджогом как раз то, что может развеселить сейчас Принса и скрасить ему утро. – Никогда особенно его не любил.

– Но сам он не погиб. Он просто временно не у дел. Он вернется. – И это сейчас меня заботит больше всего. Джонатан Лейк тратит много денег на политиков. Он тщательно выстраивает отношения с ними, чтобы в нужный момент попросить о помощи. Если он убежден, что я связан с поджогом, или ему, попросту говоря, понадобится козел отпущения, тогда полицейские потащат меня за решетку.

– Ты можешь поклясться, что не поджигал?

– Да что ты, Принс!..

Он обдумывает мое заявление, поглаживая бороду, и я сразу могу сказать, что он просто в восторге и от дела и от того, что его вовлекают в него. Здесь преступление, смерть, тайна, политика, то есть кусок настоящей криминальной жизни. Если бы еще тут были замешаны несколько голых танцовщиц и фигурировали взятки полиции, тогда Принс закатил бы хорошую выпивку, чтобы отпраздновать событие.

– Тебе надо бы поговорить с адвокатом, – заключает он, поглаживая усы. Но, увы, поэтому-то я и здесь. Я подумывал позвонить Букеру, но я уже столько беспокоил его своими делами. И кроме того, сейчас он озабочен той же проблемой, что и я: мы еще не сдали экзамена и не имеем лицензии.

– Мне адвокат не по карману, – говорю я и жду, как он на это прореагирует. Если бы только можно было обратиться к кому-нибудь еще, я бы с радостью ухватился за такую возможность.

– Позволь мне все уладить, я позвоню Брюзеру.

Я киваю в ответ:

– Спасибо. Ты думаешь, он поможет?

Принс усмехается и растопыривает руки.

– Брюзер сделает все, о чем я его попрошу, понял?

– Конечно, – отвечаю я кротко.

Он поднимает трубку и набирает номер. Я слышу, как он переругивается с парой абонентов, загораживающих путь к Брюзеру, и затем выходит с ним на связь. Он говорит краткими, отрывочными фразами, как человек, который знает, что его телефон прослушивается.

– Брюзер, это Принс. Ага. Ага. Мне нужно срочно с тобой увидеться… Небольшое дельце, касается одного моего работника… Ага. Ага. Нет, у тебя. Через тридцать минут. Точно. – И вешает трубку.

Мне жалко фэбээровского слухача, который пытается извлечь из разговора какие-то инкриминирующие данные.

Файрстоун подает «кадиллак» к черному ходу, и мы с Принсом быстро прыгаем на заднее сиденье. Автомобиль черный, стекла дымчатые, так что Принс постоянно существует в темноте. За все три года, что я его знаю, он ни разу не принимал участия ни в каком мероприятии вне дома или офиса. Он проводит отпуск в Лас-Вегасе, но и там сутками не выходит из казино. Я слушаю быстро надоедающий перечень самых грандиозных побед Брюзера на почве судопроизводства. Почти во всех участвовал Принс. Странно, но я начинаю успокаиваться. Я в надежных руках.

Брюзер учился в вечерней юридической школе и окончил ее, когда ему было двадцать два. По мнению Принса, это еще не побитый рекорд. Они были закадычными дружками с самого детства, а в школе уже немного поигрывали в карты, выпивали, не давали проходу девчонкам и дрались с мальчишками. Брюзер поступил в колледж. Принс купил себе передвижной киоск и стал торговать пивом. Они тесно притерлись друг к другу.

Контора Брюзера расположилась в невысоком, из красного кирпича торговом центре, где с одной стороны – химчистка, с другой – видеопрокат. Брюзер очень умно инвестирует свои капиталы, объясняет мне Принс, и уже владеет всем этим коммерческим объединением. Напротив через улицу круглосуточная закусочная, а рядом с ней ночной клуб «Амбра» с дешевым стриптизом и с неоновой рекламой, словно в Лас-Вегасе. Все это находится в промышленном районе города, рядом с аэропортом. За исключением слов «Адвокатская контора», написанных черными буквами на стеклянной двери посредине длинной белой полосы, ничто не указывает на то, чем здесь занимаются. Секретарша в туго натянутых джинсах, с большим ртом в ярко-красной помаде приветствует нас зубастой улыбкой, но мы не сбавляем шага. Я иду за Принсом через приемную.

– Она раньше работала напротив, – бурчит он. И я надеюсь, что он имеет в виду закусочную, хотя вряд ли.

Кабинет Брюзера удивительно напоминает принсовский – без окон, без единого лучика солнечного света. Он большой, квадратный, показушный, с фотографиями важных, но неизвестных персонажей, которые цепко обнимают Брюзера и усмехаются нам в лицо. Одна стена зарезервирована под оружие, тут висят всевозможные винтовки и мушкеты и разные награды за меткость стрельбы. За массивным крутящимся креслом Брюзера на возвышении стоит большой аквариум, и там видны какие-то рыбы, похожие на миниатюрных акул. Они скользят в мутной воде.

Брюзер висит на телефоне, поэтому машет нам, чтобы мы садились напротив за длинным и широким рабочим столом.

Мы устраиваемся. Принсу не терпится мне сообщить:

– Это настоящие акулы, вон там. – Он указывает на стену за головой Брюзера. Живые акулы в кабинете адвоката.

Принс шутит, конечно. Он хихикает.

Я смотрю на Брюзера и стараюсь не встречаться с ним взглядом. Телефонный аппарат кажется совсем крошечным рядом с его необычно большой головой. Длинные полуседые волосы падают на плечи неопрятными прядями. Козлиная, совсем седая бородка такая длинная и густая, что телефонной трубки из-за нее почти не видно. Глаза умные и живые, смуглая кожа вокруг глаз вся в морщинах. Я не раз думал, что в роду у него есть выходцы из Средиземноморья. Хотя за время своей работы в «Йогисе» я подал ему тысячу стаканчиков, я никогда, в сущности, с ним не говорил, да и не стремился к этому. И сейчас не хочется вступать с ним в общение, но, по всей вероятности, этого не избежать.

Он делает несколько отрывистых замечаний и вешает трубку. Принс быстро представляет нас, но Брюзер говорит, что хорошо меня знает. Ведь мы же давно знакомы.

– Руди, так в чем проблема?

Принс смотрит на меня, и я опять повествую о случившемся.

– Видел сегодня в новостях по телику, – вставляет Брюзер, когда я начинаю рассказывать о пожаре. – Мне уже звонили насчет этого раз пять. Немного надо, чтобы юристы начали разносить слухи.

Я улыбаюсь, киваю, потому что, наверное, этого от меня ждут, и затем перехожу к визиту полицейских. Я заканчиваю рассказ без помех и жду слов участия и совета от моего адвоката.

– Вы работали помощником? – спрашивает он очень удивленно.

– Но я был в отчаянном положении.

– А где вы работаете сейчас?

– Нигде. Но сейчас меня больше беспокоит то, что каждый момент меня могут арестовать.

Услышав это заявление, Брюзер улыбается.

– Я позабочусь, чтобы не арестовали, – заверяет он самоуверенно. Принс уже успел несколько раз повторить, что Брюзер знает больше полицейских в городе, чем сам мэр. – Только позвоню куда следует.

– Ему надо сейчас залечь на дно, правда? – спрашивает Принс, словно я мошенник, бежавший из мест заключения.