Золотой плен (№3) - Повелитель волков

— По крайней мере, так считает ваша матушка.

— А как она?

— Она не пала духом, ведь рядом с ней — ваш отец. Для дочери Ард-Рига не в новинку превратности войны! Найалл — ее родной брат, и ваш отец должен поспешить ему на выручку.

— И я тоже, — негромко продолжил Конар. — И я тоже.

— Король будет счастлив, — уверил его гонец.

Конар кивнул ему и захлопнул дверь. Глубоко задумавшись, он словно не видел Мелисанду, хотя и смотрел в ее сторону.

— Стало быть, нам снова предстоит плавание, — пробормотал он.

Она села, прикрываясь простыней.

— Что значит «нам»? Я останусь дома, Конар.

— Ты отправишься вместе со мной. Нет, она не перенесет новой разлуки с родным домом! Ведь она только успела вернуться!

— Я ненавижу тебя, понятно? — объявила она. От унижения у нее на глазах опять выступили слезы.

Она не хотела, чтобы он уезжал. Но еще больше не хотела уезжать она и проводить все свои дни взаперти в Дублине, в бесконечном ожидании. И не потому, что она не любила Эрин, нет, сейчас ее заботило другое.

В доме его отца, наверное, уже позабыли, что такое мир. Ирландия была постоянно раздираема войнами. А им с Конаром надлежит находиться здесь! Конар нужен Одо, иначе старик не сможет защищать побережье!..

Конар вдруг склонился над нею. Он нежно приподнял ее лицо и вытер слезы. На мгновение, но лишь на мгновение, ей показалось, что его решимость поколебалась.

— Я не смею оставлять тебя здесь, не смею! Ну как ты не можешь этого понять? Тебе придется отправиться в путь вместе со мной! У нас нет выбора.

С этими словами он покинул ее. Дверь за ним захлопнулась, и Мелисанда осталась одна.

Глава 18

Сборы были торопливыми, и Мелисанда даже не успела толком попрощаться с близкими ей людьми. Впрочем, решила она в тот день, дальние проводы — лишние слезы.

Вместе с ними отправились в плавание Свен и Бренна. Филипп с Гастоном остались дома, равно как и Мари де Тресси, несмотря на ее горячие уверения в том, что она прекрасно перенесет тяжести плавания, лишь бы не оставлять в одиночестве свою любимую хозяйку.

Но как ни приятно было иметь подле себя кого-то из близких, Мелисанда намеренно решила сопровождать Конара одна. Не исключено, думала она, что после отъезда Конара на войну, ей придется предпринять какой-нибудь отчаянный шаг, и тогда последствия его пусть лягут лишь на ее плечи.

Ничего определенного она пока не планировала. Она лишь выжидала, как повернутся события. Ведь она повзрослела и приобрела кое-какой опыт. Она побывала в родном замке. И хотя в нем уже сильно ощущалось влияние Конара, он как-никак продолжал оставаться ее родовым гнездом. Да и годы дальних странствий не прошли для нее даром. В Дублине она узнала, что такое человеческое тепло и радушие и познала законы гостеприимства по отношению к странствующим и путешествующим — если, конечно, эти странствующие и путешествующие не разоряют хозяйских владений.

У Рианнон она научилась вежливости и галантным манерам. Она знала теперь, как можно создать уют и тепло с помощью искусно расшитых занавесей на окнах в залах замка. Да, ее дом слишком давно не знал женской руки.

Она овладела ремеслом строгого, но справедливого судьи, призванного разрешать споры между крестьянами и арендаторами. Она знала, как можно припугнуть тех, кто готовит бунт, и усмирить тех, кто уже взбунтовался. Она не хотела покидать свой дом. Она приросла к нему всем сердцем, и с тоской думала о предстоящей разлуке.

Не хотела она и того, чтобы Конар участвовал в иноземных войнах.

Ей постоянно приходилось напоминать себе, что Конара эта война не является иноземной. Он отправился на помощь отцу и дяде — нынешнему Ард-Ригу. А, кроме того, Мелисанда искренне любила свою свекровь и желала ей счастья.

И все же мысль о том, что Конару придется опять отправляться в бой, причиняла ей ужасные муки. Он отправится в бой, он покинет ее. Но она ни за что не решится даже намекнуть ему о том, что будет скучать без него. По сути, она намеренно старалась поменьше общаться с ним в последние часы перед отплытием, благо ей необходимо было защищаться упаковкой багажа, а потом они долго стояли вдвоем с Рагвальдом на галерее крепостной стены, любуясь, над землей сгущаются сумерки и в небесах разгораются звезды. Рагвальд угрюмо указал на прозрачную дымку, сгустившуюся вокруг лунного диска, и предрек дождливую погоду на завтрашнее утро.

— На сей раз я не буду отсутствовать так долго уверяла она старика. — Я обязательно скоро вернусь!

Он лишь молча обнял ее, а она задумчиво смотрела на подступавшую к замку тьму, с которой едва справлялась бледная луна. Она сердито прикусила нижнюю губу. Если ей суждено родить ребенка, она родит его здесь. Если Конар надолго задержится в Ирландии, она вернется домой без него. И пусть себе является следом за ней, весь пылая от ярости — что ж, значит, быть по сему. А если он откажется от нее…

И сердце ее сжалось при воспоминании о том, что Бренна честно предупредила ее: она готова служить Конару и выполнять любые его желания.

Она лежала, забившись в угол кровати, когда совсем поздней ночью он явился в их опочивальню. Она не открыла глаза и не издала ни звука, притворившись спящей. Он долго молча стоял возле кровати.

Наконец, он вздохнул, разделся и скользнул под одеяло. В эту ночь он к ней не притронулся.

Ей показалось, что утро наступило слишком скоро.

Рассвет бы вялым и туманным, в точности, как предсказал ей Рагвальд. За окном слышался слабый звук падающих капель — шел дождь. Конар давно уже проснулся и лежал рядом не сводя с нее глаз.

Она удивленно и растерянно посмотрела на него.

Он легонько погладил ее по щеке.

— Мне уже пора отправляться, и я должен взять тебя с собой.

Она отвернулась от него, уставившись на сундук, в котором лежала ее кольчуга — теперь ей казалось, что в этом сундуке осталось уложенным ее детство.

Но ведь ее меч — настоящий. И кольчуга наверняка еще придется ей впору. Все-таки удивительно, почему он так и не отобрал у нее ни меч, ни кольчугу.

Он не оставит ее. Она в этом не сомневалась.

— Ты можешь в не брать меня с собой, — осторожно произнесла она.

Она почувствовала, как его пальцы пробежались по ее спине, и ощутила невольный трепет. Это прикосновение породило в ее теле странную волну тепла, странные желания. Ей захотелось обернуться к нему, обнять его, прижать к себе. Она знала, что, если он уедет, она будет тосковать без него. Тосковать по его ночным ласкам, тосковать по силе и теплу его тела. Тосковать по тем восхитительным снам, что снились ей в его объятиях.

Но она не повернулась к нему. Что бы она ни сказала, что бы ни сделала, он все равно отправится на войну. И не возьмет ее с собой — он возьмет Бренну. Он оставит ее ждать возле чужого очага — пусть даже с любовью относились к ней хозяева.

— Некоторые жены, — сказал он, — бывают рады находиться подле своих мужей.

— Но ведь я не буду подле тебя.

— Будешь, пока мы не поскачем на север.

— И ты оставишь меня.

— А ты готова расстаться со мной прямо сейчас, любовь моя?

Она молчала. Он гневно закончил за нее:

— Конечно, ты готова. Ты готова пойти на что угодно, продаться самому дьяволу, лишь бы остаться дома!

И там, в Ирландии, ты будешь считать часы, и молиться о моем благополучном возвращении — лишь бы поскорее вернуться сюда, — он отвернулся и вскочил с постели. Мелисанда невольно залюбовалась его мощной спиной, широким разворотом плеч, узкими мускулистыми бедрами.

— А что будет, если ты не вернешься? — прошептала она.

— Тебя бы устроил такой конец? — спросил он, обернувшись.

— Это могло бы быть причиной отмены поездки, — упрямо настаивала она на своем.

Он обошел вокруг кровати, приблизился к ней и поднял ее лицо за подбородок.

— Неужели ты хочешь, чтобы я предал своего отца Мелисанда?

Она не сразу нашлась, что ответить. А потом вздохнула и снова отвернулась от него.

— Нет, я этого не хочу. Но ты рискуешь собой, рискуешь мной…

— Неправда, сударыня, даже если я и не вернусь, ничего страшного не случится. Станешь ли ты оплакивать меня? Или радостно сбросишь с себя цепи, что так сковывают тебя сейчас, и поплывешь домой, чтобы наслаждаться безраздельной властью над своими владениями?

Она встретилась с его взглядом и торопливо прикрыла глаза ресницами.

— Вы слишком жестоки, рассуждая таким образом милорд. Я никогда никому не желала смерти.

— Никому? Я что-то не заметил, чтобы ты убивалась по Джеральду!

— Ну, возможно, Джеральд был исключением — и лишь потому, что он убил моего отца.

— А как понимать то, — еле слышно произнес он, — что ты сама подняла на меня меч?..

Она отскочила от него, но он поймал ее и силой развернул к себе лицом.

— Я не собираюсь с тобой это обсуждать! — заявила она.

— А я собираюсь, — он крепко держал ее за плечи. — Может статься, ты зря боишься. Я вернусь, Мелисанда. Клянусь тебе! Я не погибну. И я никогда не позволю тебе сбежать, помни!

— Мой отец ни за что не покинул бы меня, — тихо промолвила она.

Золотистые его брови поползли удивленно вверх, холодные голубые глаза внимательно следили за ней.

— Не должен ли я это понимать так, что ты стала хоть немного заботиться обо мне?

— Не издевайся надо мной, Конар, — предостерегла она.

Его черты словно застыли.

— Я не издеваюсь над тобою.

— А ты? Ты сам? Даже тиран хоть немного, но заботится о своих рабах!

— Ну сколько раз я должен повторять, что за всю жизнь ничего не хотел, кроме обладания тобой.

— Хотел, — пробормотала она, потупив взор.

Его пальцы до боли сжали ее запястья.

— Я вернусь! — снова пообещал он. — Клянусь, я никогда не уступлю тебя Жоффрею! И я не умру, пока не дождусь наследника для этого замка.

«Скажи ему!» — кричало все у нее внутри.

Но она промолчала. Он обещал вернуться. Вот когда он снова доставит ее домой, тогда она и расскажет ему.

— Что с тобою? — нежно спросил он. Она лишь покачала головой.

— Мелисанда! Я умоляю тебя, не старайся скрывать от меня свои мысли за семью печатями! — промолвил он.

Мелисанда заглянула ему в глаза и увидела в них тревогу. Неужели он любит ее? Пока лишь несомненно одно — он хочет ее.

Его губы медленно приблизились к ее губам. Их поцелуй был страстным, возбуждающим, желание опять непреодолимо влекло их друг к другу. Вот она уже прижалась к нему, лаская тяжелое золото его волос, с уже привычным томлением ожидая прикосновения его рук…

С пронзительным скрипом отворилась дверь. Они отпрянули друг от друга, не в силах отвести горящие глаз.

— Милорд! — услышали они голос Свена. Он неловко прокашлялся. — Поторопитесь, пора подниматься на борт.

— Да, да! — откликнулся Конар.

Мелисанда больше не пыталась спорить. Она быстро умылась и оделась, ни говоря ни слова. На берегу предложил ей взять с собой Героя. Сначала она сомневалась. Но потом отрицательно покачала головой: она решила не брать Героя с собой, потому что боялась возможных трудностей с его доставкой обратно.

— Его дом — здесь, — пояснила она Конару. — Бедняга не приучен к твоей экстравагантной манере таскать лошадь повсюду за собой.

Вступая на борт корабля и прощаясь с Рагвальдом она уже решила, что не станет дожидаться Конара, что одна вернется домой задолго до него.

Она будет горячо молиться о его благополучном возвращении — но будет делать это дома.

Хотя на море слегка штормило, Мелисанда чувствовала себя прекрасно. Она уж стала думать, не могла Бренна ошибиться?

А та то и дело бросала на Мелисанду вопросительные взгляды, а однажды, когда их корабли шли борт о борт, даже поинтересовалась, как она себя чувствует.

Они сделали краткую остановку, чтобы пополнить запасы воды и провианта возле берегов Англии, а потом взяли прямой курс на Ирландию, в Дублин.

Встреча с семьею Конара могла бы быть гораздо более радостной, если бы Мелисанду не сжигало беспокойство об оставленном ею замке. Эрин встретила с распростертыми объятиями, требуя, чтобы ей рассказали обо всем, что произошло с ними за время их разлуки. Даже Рианнон и Эрик оказались здесь, так как и Эрик откликнулся на призыв отца и собирался тоже биться за свободу своего дяди.

Первый день, проведенный за городскими стенами Дублина, был в равной степени и радостным, и тревожным. Ведь несмотря на радость от встречи с любезными ее сердцу людьми, она ни на минуту не забывала, что собрались они здесь для того, чтобы отправить своих мужчин на войну.

Эрик провел этот день, не расставаясь со своим отцом, братьями, шуринами и многочисленными кузенами и дядьями. Мелисанда же пребывала в обществе Рианнон, Эрин и золовок, сидя в дамской гостиной — уютной, просторной комнате, полной воздуха и солнечного света. Эти покои Олаф Викинг возвел специально для своей жены — на удивление всей округе.

Рианнон, не в силах совладать с волнением, не находила себе место. Дариа тоже была в каком-то возбуждении. Однако Эрин и ее старшие дочери сидели спокойно, занимаясь вышиванием. Катерина, жена Конана, держа в руках томик в изящном переплете, громко читала вслух саги о древней Ирландии, о деяниях святого Патрика, принесшего на остров христианство и изгнавшего отсюда всех змей.

Мелисанда пыталась прислушиваться, но мысли ее витали где-то далеко. Внезапно она поняла, что Эрин давно уже не сводит с нее пристального взора своих все еще прекрасных изумрудно-зеленых глаз.

— Как вам это удается? — тихонько шепнула Мелисанда. — Вы так спокойны, зная, что в этот миг мужчины уезжают на войну!

Эрин пожала плечами и улыбнулась, взглянув на Мелисанду.

— Я спокойна, поскольку слишком много раз видела, как они уезжают на войну. Благодарение Богу, они всегда возвращались. Почти всегда… — голос ее дрогнул. — Мне также приходилось и терять любимых мною людей. И всякий раз, провожая на войну милорда Олафа, я чувствовала, как во мне умирает какая-то частичка моей души. Лейв — мой старший сын, он первым удостоился чести сопровождать своего отца, и мне казалось, что я не перенесу его гибели. Но Господь был милостив. Он вернулся. И все же каждый раз, когда мои сыновья уезжают, повторяю, во мне умирает еще одна частичка моей души. Хотя я давно поняла, что не сохраню жизнь ни одному мужчине, если заставлю его цепляться за свою юбку.

Когда-то мой отец смог овладеть всем островом благодаря поддержке моих братьев и прочности союзов с другими феодалами. А когда стало ясно, что остров придется уступить Олафу — он выдал меня замуж. Мы сильны, пока мы едины, — она наклонилась поближе к Мелисанде, ласково глядя ей в глаза. — Ты знаешь, Конар вернется!

— Он тоже пообещал мне это, — пробормотала она.

Он обязательно вернется — ведь он еще не наградил ее наследником.

— Ты не обиделась на то, что его так быстро снова вызвали сюда, ведь ты даже не успела толком отдохнуть дома?

— Нет, — быстро отвечала она, и, опасаясь, что Эрин раскусит ее ложь, Мелисанда прикрыла глаза ресницами.

Мелисанда знала, что даже если она и вправду беременна, еще слишком рано для того, чтобы ребенок пошевелился у нее в утробе.

И все же…

Она ощутила какой-то трепет. Не был ли это ребенок? Если родится мальчик, будет ли он послушным, встанет ли на защиту своего отца и своих владений? Вот она сама бы всегда билась насмерть за своего отца, не пожалела бы для него ничего на свете!

Она посмотрела на Эрин и повторила:

— Нет, правда. Я… я счастлива снова увидеть в ведь я не хотела бы расстаться с вами надолго!

Эрин улыбнулась и отложила в сторону свое шитье.

— Ты всегда желанна в нашем доме. Ты стала так близка мне, как и мои родные дети, — она погладила Мелисанду по щеке. — Я воспитала прекрасное дитя, — тихонько произнесла она. А потом обратилась ко всем окружающим: — Прошу меня извинить, но в доме полно гостей, и мне необходимо присмотреть за приготовлениями к трапезе.

В замке, действительно переполненном гостями, кипела жизнь. Бриан и Грайс были в восторге от встречи с Мелисандой, равно как и Мелисанда обрадовалась озорному веселью: братья подхватывали ее и кружили в своих объятиях. В толпе то и дело попадались знакомые лица, и со всеми надо было поздороваться. Здесь собрались все дети короля и королевы, а они, в свою очередь, привезли с собою своих детей — словом, яблоку негде было упасть.

Однако еще до наступления трапезы вся мелюзга была отправлена спать, и в большом зале моментально накрыли столы, и за ними расселась вся семья. Стол ломился от всевозможных яств: свежие овощи и фрукты, домашняя птица, дичь, кабаньи и оленьи окорока, жареная рыба, копченый угорь — чего здесь только не было! Сменилось бесчисленное множество блюд. Все это запивалось огромным количеством вина, эля и меда.

Однако большого веселья не было, гости были серьезны, да и хозяева явно не собирались их развлекать. Во время ужина лишь один музыкант тихонько наигрывал на лютне, и Мелисанда вскоре догадалась, почему.

Они с Конаром прибыли в числе последних. Утром мужчины уезжают, и сегодняшняя трапеза закончится раньше обычного.

Сам Олаф поднялся из-за стола первым, предложив руку Эрин. Хотя они прожили нелегкую жизнь, годы пощадили их. Они все еще представляли собой привлекательную, достойную пару: он светлокожий, с золотистыми волосами, а она смуглая, темноволосая.

Рука Эрин переплелась с рукой Олафа, взгляды их встретились. Мелисанда вдруг смутилась, поняв, что, несмотря на все прожитые годы, на всех их рожденных и поднятых на ноги детей, эти двое все еще горячо любят друг друга, и всю нынешнюю ночь проведут в нежных объятиях.

— Мелисанда?

Конар склонился над ее креслом. Она на мгновение замерла, словно пронзенная болью. Ей тоже захотелось человеческой близости, ласки.

Ей захотелось оказаться в объятиях викинга. Ей захотелось испытать ту страсть, которой горели король и королева Дублина.

Она до боли прикусила губу и переплела свои пальцы с пальцами Конара.

Однако им не сразу удалось покинуть зал: надо было раскланяться со всеми многочисленными гостями и родственниками, пожелав им доброй ночи.

И уже на самом выходе из зала Конара зачем-то остановил его брат, Эрик. Ожидая, пока они кончат беседовать, Мелисанда заметила старого Мергвина, с которым до сих пор ей еще не удалось встретиться.

Мергвин!

Радостно вскрикнув, она поспешила к нему и повисла у него на шее.

— Я и не знала, что ты сегодня окажешься здесь!

— Я ненадолго, — отвечал Мергвин. — Ведь я слишком стар, чтобы отправляться на войну. У Бренны глаза острее моих — теперь ее очередь читать тайнопись божественных предсказаний. А меня повлекло к родному дому — вот я и отправился в плавание с Эриком и Рианнон. У нас еще будет время наговориться вдоволь, — уверил он ее.

— Я так рада! — и она чмокнула его в щеку.

— Твой супруг зовет тебя, — заметил Мергвин, Мелисанда обернулась: Конар поджидал ее и, увидев Мергвина, небрежно махнул ему рукой. Мелисанда внезапно поняла, что прорицатель весь день участвовал в военном совете с остальными мужчинами.

— Ну что ж, тогда желаю тебе доброй ночи, — сказала она. — Мы обязательно встретимся завтра.

Однако старик задержал ее еще на миг.

— Конар вернется, — со значением сказал он.

— Он говорит то же.

— И это правда. Так сказали руны.

— А они не могли ошибиться?

— Если их бросал я? Вряд ли.

— Благодарю тебя, — с улыбкой сказала она.

— Мелисанда, — тихонько окликнул он, когда та повернулась, чтобы уходить.

— Да, Мергвин?

— Это мальчик.

— Что?

— Твой ребенок. Это мальчик. Ты уже сказала ему?:

— Я сама еще не уверена! — возмутилась она, побледнев от гнева, но потом смягчившись, — а ты… ты сам не хочешь сказать ему?

— Нет, сударыня. Это…

— Да, да, это мое право! — перебила она, снова собираясь ретироваться.

— Мелисанда, — снова окликнул он.

— Да?

— Волки очень живучи.

— Прости, я не поняла.

— Волки, — раздельно повторил он. — И их щенки. И щенки их щенков. Они все очень живучи.

Она растерянно улыбнулась, пораженная, как легко Мергвин смог прочесть ее мысли; не хотелось бы ей, чтоб нашелся еще кто-нибудь, способный на это.

— Впрочем, похоже, на меня напала стариковская болтливость.

— Хм-м-м! — Мелисанда не нашлась, что ответить, поцеловала его еще раз в щеку и удалилась с Конаром в отведенную для них комнату.

Она оказалась весьма просторной. В распахнутое окно заглядывала луна, величаво плывущая по бархатному небу. Мелисанда принялась возиться со шнурками платья на спине, и тут же почувствовала, как ей помогают его руки. Не двигаясь, она позволила ему расстегнуть платье.

— Я знаю, что ты сердишься, — нежно прошептал он. — Но может быть, хотя бы эту ночь мы не будем превращать в битву? — она с трепетом ощутила его влажное, горячее дыхание на своей коже.

Она застыла на мгновение, а потом обернулась к нему, не разнимая его объятий.

— Нет, — едва слышно промолвила она. — Не будем.

Нет, не в этот вечер. Ведь потом ей предстоит провести в одиночестве так много вечеров.

Ведь потом она вырвется из-под его гнета.

Ведь потом он отправится на войну в сопровождении Бренны.

Нет, не в этот вечер. Сегодня она будет нежной. Она прижалась к нему, жадно отвечая на его поцелуи, лаская его тело руками, касаясь его мягким шелком своих волос, Целуя, покусывая, лаская языком каждый дюйм его кожи. Она спускалась все ниже и ниже.

Его пальцы запутались в ее локонах, он тяжело и часто дышал, совершенно расслабившись, позволяя делать все так, как она хочет. А она продолжала свою любовную игру с его телом. Встав на цыпочки, она целовала его плечи, она снова и снова будоражила его прикосновениями своих рук, своего тела, своих грудей. Ниже, ниже, и вот уже ее пальцы нежно сжали его сильный фал, она ласкает его языком, губами.

Больше не в силах переносить эти мучительные ласки, Конар подхватил Мелисанду и понес на кровать. Их взоры встретились. Обуздав распаленные в нем страсти, он не сразу овладел ею.

Он целовал ее так нежно, словно это была их первая брачная ночь. Он ласкал ее так, словно его пальцы старались запомнить каждый дюйм ее кожи, мельчайший изгиб ее тела. И лишь когда ее тело все напряглось охватившего ее острого желания, он вошел в нее, он слился с ней, так что они оба забыли обо всем на свете…

И еще не раз их пальцы сплетались, а губы сливались в бесконечном поцелуе, еще не раз медленно, неуклонно в них разгоралось пламя страсти, и их тела соединялись, содрогаясь от наслаждения.

Проснувшись, Мелисанда обнаружила, что Конар почти одет. С удивлением она поняла, что проспала до позднего часа, что все уже давно были на ногах, а крепостной двор шумел голосами, топотом и ржанием лошадей, звоном оружия.

— Скорее! — поторопил Конар, — мы вот-вот выступим!

Она вскочила, наскоро умылась, решив тщательно заняться туалетом в более удобное время, и оделась.

Обернувшись к Конару, она обнаружила, что он почти в полном вооружении: грудь его прикрывали сверкающий доспехи, на роскошной перевязи висел меч, в руках он держал круглый остроконечный шлем. Стараясь не причинить ей боль, он осторожно прижал ее к груди и нежно поцеловал.

— Я вернусь. Верь, что наша разлука не будет долгой, жди меня, я вернусь.

Она вздрогнула. Не сводя с него взгляда, она молча кивнула. Он коснулся ее щеки и удивленно спросил:

— Мелисанда, ты боишься за меня?

— Да, да! Ведь я должна дождаться тебя!

— Обещай мне это.

— Да! — воскликнула она.

— Что это — любовь или ненависть блеснули в твоих глазах? — требовательно спросил он.

Она потупила взор, но он заставил ее поднять голову.

— Мелисанда!

— Я умоляю тебя…

— Послушайся моих предостережений!

— Разве у меня есть выбор?

— Нет, — с чувством подтвердил он. И направился к выходу.

Мелисанда последовала за ним. Он вдруг остановился, обернулся к ней и взял ее за руку. Спустившись во двор, они увидели, что их ожидает Свен, держа в поводу Тора и свою лошадь. Конар взялся за уздечку, но задержался и, еще раз обнял Мелисанду. У нее перехватило дыхание, она испугалась, что может лишиться сил и упасть, как только он оставит ее.

Он попытался ободрить ее перед расставанием. Мелисанда чувствовала, что плачет.

— Господь да пребудет с тобой, — вдруг прошептала она. — Я буду молиться, Господь да пребудет с тобой!

— Да, и с тобой, — его ладонь коснулась ее лица, но всего лишь на краткое мгновение. И вот он уже вскочил на Тора. Она почувствовала на своем плече чью-то руку. Рианнон. Они отошли в сторону от всадников, и Мелисанда увидела, как строится семейная дружина.

Это было внушительное и грозное зрелище. Они образовали длинную, казалось, бесконечную, цепь. Строй возглавил Олаф, по обе руки которого заняли свои места его рослые златокудрые сыновья, Эрик и Конар, казавшиеся еще выше из-за остроконечных викинговских шлемов. Даже с такого расстояния можно было разглядеть суровый блеск их ярко-голубых глаз. Рядом с ними находились остальные братья: Конан, Бриан, Брайс и Лейв. В следующем ряду Мелисанда увидала зятьев, Михеля и Патрика, а также многочисленных братьев и кузенов Эрин, и еще одного Эрика, чистокровного викинга, брата Олафа.

На какое-то мгновение строй замер неподвижно, затем земля содрогнулась от дружного топота сотен копыт.

Длинная, грозная вереница вооруженных до зубов всадников, извиваясь, прошла сквозь городские ворота и скрылась из виду.

Недели сменяли одна другую, а Мелисанда все еще сидела в Дублине в ожидании вестей от мужа.

Каждый день от Олафа прибывали гонцы. Но ни один из них не принес сколько-нибудь значительных новостей. Они вступили в переговоры с Мелморденом, требуя освобождения Найалла. Эрин зачитывала все послания вслух в своей гостиной, и снова наступали часы ожидания.

Мелисанда по-прежнему чувствовала себя превосходно, но ведь прошло уже больше двух месяцев, а обычные недомогания так и не наступили.

И вот уже — вольно или невольно — она начала мечтать о будущем ребенке. И ей уже не казалось таким ужасным, что у нее может родиться мальчик, к вящей радости его отца.

Она регулярно получала письма из дому, и их содержание выводило ее из равновесия. Рагвальд сообщал о странных — если не грозных — событиях. В одно прекрасное утро на окрестных холмах были замечены всадники, внимательно изучавшие подступы к крепости. И это повторялось уже несколько раз.

— Ты обеспокоена? — спрашивала у нее Эрин.

Да! — кричало все у нее внутри. Но Мелисанда не смела откровенничать со свекровью, ведь она твердо решила вернуться домой до возвращения Конара.

— Нет, ничего особенного, — лгала она. — Обычные вести с родины: кто-то родился, кто-то умер. Рагвальд пишет, что от лихорадки умер наш пастух. Но в остальном там все спокойно, и дела у них идут хорошо!

Наконец Рианнон заявила, что собирается отправиться домой. Альфред присылает торговую флотилию, с которой она могла бы добраться до Вессекса.

Мелисанда решила, что ей представляется прекрасны! случай.

— Наверное, я поплыву с тобой, — шепнула Мелисанда.

— Вы что же, все решили покинуть меня? — спросила Эрин, не сводя пытливого взгляда с Мелисанды. — Ты собираешься отправиться с Рианнон?

Мелисанда не нашла в себе сил, чтобы снова солгать Эрин. Она молча потупила взор.

— Подождите еще неделю, — предложила Эрин.

Она осталась ждать. И Рианнон ждала вместе с нею. Но от Рагвальда пришли новые вести, тревожные вести. Старик просил Мелисанду уговорить Конара поскорее вернуться.

Всю ночь Мелисанда сочиняла письмо Конару. Она писала, что уважает его сыновние обязанности по отношению к Олафу, но что в данный момент он гораздо нужнее у себя дома. Она умоляла его оставить отцовскую дружину и вместе с нею вернуться в замок.

И снова потянулись дни ожидания.

Наконец к ней явился его личный гонец. Он уверен, что скоро вернется, но не сейчас.

Ей необходимо еще подождать.

В тот же вечер она условилась с Рианнон, что поплывет вместе с нею. Они отчалили на следующее же утро.

Она обманула Эрин, заверив ее, что всего лишь собирается повидаться с детьми Рианнон, и свекровь отпустила ее, не беспокоясь об их безопасности — ведь Рианнон находилась под покровительством Альфреда, и вряд ли бы нашелся безумец, который попытался посягнуть на права повелителя Вессекса.

Добравшись до Вессекса, Мелисанда порадовалась тому, как ей удалось все удачно спланировать. Она предварительно известила Рагвальда о том, что личные ладьи Конара требуются в Ирландии для ведения военных действий. И Рагвальд прислал в Вессекс небольшое судно, чтобы привезти ее на родину.

Ей не доставило большого труда уверить Рианнон в том, что она имеет полное право по своему желанию вернуться домой. Она ни разу не намекнула золовке о беспокойной обстановке на побережье Франции, и хотя той очень не хотелось расставаться с Мелисандой, она понимала ее горячее желание поскорее оказаться дома.

Ей удалось вернуться на родину меньше, чем через месяц после их отплытия с Конаром. Однако, подплывая к родным берегам, глядя на все, что было так мило сердцу, она почему-то не ощутила, как обычно, прилива радости и жизненных сил.

Возможно, все дело было в том, что она наконец-то почувствовала признаки беременности. Ее чуть не вывернуло наизнанку, а ведь она никогда раньше не страдала от морской болезни.

Она подумала о Конаре. Наверняка он придет в ярость, когда обнаружит ее отсутствие. Он будет гневаться на нее, презирать ее. А может, даже станет искать утешения в объятиях другой женщины, во всем послушной ему Бренны.

Мелисанда ступила на родную землю. Добрая половина обитателей замка высыпала ей навстречу: Филипп, Гастон, Рагвальд, Мари, кухарки, пастухи, фермеры, мастеровые. Народ приветствовал ее.

Воздавал ей почести.

Она вернулась, чтобы править ими в отсутствие своего мужа.

Она сердечно поздоровалась со всеми, отобедала в обществе Рагвальда, Филиппа и Гастона и досыта наслушалась новостей о собиравшейся на берегах шайке данов. Она разрешила спор между двумя крестьянами поводу издохшей коровы, разобралась с перепиской с Одо и прочими соседями. Была уже поздняя ночь, когда Мелисанда покончила со всеми делами и поднялась в свою комнату.