Золотой плен (№3) - Повелитель волков

В отблесках пламени угасавшего очага он показался ей отлитым из золота. Под тускло блестевшей кожей переливались тугие мышцы, глаза горели синим пламенем.

— Я уже заснула, — прошептала она, протестуя, стараясь скрыть от него ответный огонь, зажегшийся в ее молодом, жаждавшем любви теле. Она ни в коем случае не хотела, чтобы он заметил, как напряглось от нетерпенья и жажды ее тело.

Каждая клеточка ее тела, каждая частица ее души жаждала отдаться этому мужчине.

— Клянусь тебе, — все еще пыталась настоять на своем Мелисанда. — Я давно заснула! О, я умоляю тебя, будь милосердным, цивилизованным лордом, не мучь меня!

— О да, сударыня, сегодня вы уже успели заснуть. И поверьте, я долго колебался, прежде чем решился нарушить ваш чудный сон. Но как вы изволили неоднократно замечать ранее, я скорее викинг, чем милосердный лорд, и сегодня это имеет особенное значение, поскольку я намерен вам кое-что напомнить.

— И что же это ты хочешь мне напомнить? — высокомерно поинтересовалась она.

— Что ты — моя супруга, сударыня. Ты — моя жена.

— Нет!..

— Да!

Ее дальнейшие возражения он заглушил поцелуем. Его руки заставили ее тело гореть тем же пламенем любви, что сжигало и его самого.

Глава 16

Похоже, что поездка в Руан должна была превратиться в праздничное путешествие.

Сам Одо явился со свитой в крепость, чтобы сопровождать их. Не преминул присоединиться к ним и отец Мэтью, тоже в сопровождении свиты. Грандиозные приготовления, затеянные без ее ведома, очень разозлили Мелисанду. Поначалу она удивилась, но потом поняла, что вся эта пышность и торжественность лишают ее малейшей возможности контрдействий. Она даже не могла толком перемолвиться с Конаром чтобы высказать ему все, что по этому поводу думает. Люди Одо ждали под стенами крепости, готовые отправиться в путь. Лошадей уже вывели из конюшни, багаж погрузили, а старый граф ждал ее внизу, в зале, готовый прижать ее к груди с той же непосредственной любовью, с какой делал это в ее детские годы.

— Мелисанда! О дитя мое! Мы все как один говорили твоему отцу, что ты затмишь своей красотой всех женщин в мире, когда вырастешь. И вот сегодня я мог сказать, что ты полностью оправдала наши надежды.

При упоминании об отце Мелисанда почувствовала, что в глазах ее стоят слезы.

— О, он бы гордился тобою! Он был бы просто счастлив сегодня! — не унимался Одо. — Тебе предстоит участвовать в церемонии, которую ты запомнишь на всю жизнь, дитя мое, ведь, хотя ты и вступила в брак по закону, в тот момент ты была слишком подавлена свалившимся на тебя горем. А сегодняшнее торжество должно наполнить тебя ничем не омраченным счастьем!

Она прикрыла глаза, чтобы ее не выдал их блеск. И это Одо, лучший друг ее отца, ее милый всемогущий покровитель, старается уверить ее в том, что она станет счастливой отказавшись от свободы и власти в пользу своего супруга.

— А, по-моему, граф Одо, моя жена не будет настолько счастлива, как вам бы хотелось, во время предстоящей церемонии, — раздался голос за спиной Мелисанды. Она обернулась и увидела Конара.

Он был празднично одет.

Плечи его пурпурной мантии украшала роскошная выпушка из волчьих шкур, которыми также был оторочен верх кожаных ботфортов. Мантия подчеркивала его безупречное сложение, и его фигура выглядела на редкость внушительно. Чистый и яркий голубой цвет туники спорил с синевой его глаз. Надетые поверх доспехи сияли полированным металлом. Остроконечный круглый шлем он держал на сгибе локтя, на уровне груди.

— Не будет счастлива? — растерялся Одо. — Невозможно, ведь каждая девица втайне мечтает о подобной церемонии.

— И вы уподобляете графиню Мелисанду всем остальным девицам? О нет, милорд, уверяю вас, что моя очаровательная супруга — исключение, и вполне способна превратить меня в посмешище, коли того пожелает, в самый разгар праздника.

Наступила неловкая тишина, пока наконец Одо не разразился громким смехом.

— Да, Мелисанда с юных лет знала, как надо выигрывать битвы, как надо прожить свою жизнь и сохранить при этом свои владения. Не скрою, что вы, молодежь, часто удивляете меня. А теперь нам пора отправиться, ведь путь предстоит долгий и весьма утомительный.

Мелисанда, словно завороженная, не спускала глаз с Конара, чувствуя, как в ней пробуждается ничем не объяснимый страх. Как во сне, она ощутила на своих плечах руки старого Одо: он развернул ее и направил к выходу из зала. Легонько подталкивая, он проводил ее до самых дверей.

А Конар неотступно следовал вплотную за ними, Выйдя во двор и помогая ей сесть на Героя, он словно пытался что-то сказать ей своим взглядом. Наконец он отвернулся, легко взлетел на Тора и возглавил праздничный кортеж.

Ворота были распахнуты настежь, пропуская участников шествия. Здесь были сотни и сотни вооруженных воинов из гарнизона крепости, из дружины Конара, из свиты Одо, а с ними Мари де Тресси с множеством других фрейлин, служанок и слуг, не считая довольно внушительной группы служителей церкви.

Какое-то время Одо молча ехал рядом с Мелисандой. Потом он потихоньку пробрался ближе к началу колонны, чтобы иметь возможность представить Мелисанде свою кузину, леди Женевьеву, которая должна была исполнять отныне обязанности компаньонки при молодой графине. Мелисанда милостиво побеседовала с этой дамой и успела убедиться, что леди Женевьева ставит обязанности женщины перед Всевышним выше ее обязанностей перед земным мужем. Мелисанду быстро утомили нравоучения сей дамы, и она слегка придержала Героя, чтобы отстать от нее. Она знала, что где-то в составе колонны едет и Рагвальд, и ей очень захотелось поболтать со старым наставником или хотя бы с Гастоном. Из близких ей людей один Филипп остался позади, в крепостном гарнизоне.

Она вновь поравнялась с Женевьевой и осторожно стала пробираться в голову кортежа, высматривая Рагвальда, пока наконец не обнаружила его.

Он ехал в переднем ряду, бок о бок с Одо.

А рядом с ними ехал Конар. И Бренна.

Лошади этой парочки шли рысью шаг в шаг, их колени то и дело соприкасались. Конар наклонился, прислушиваясь к ее словам. Вот он тихонько рассмеялся и тепло улыбнулся ей.

Мелисанда чуть не потеряла равновесие, ей пришлось уцепиться в луку седла, чтобы не упасть. Она поспешила вновь затеряться в задних рядах кортежа.

И после этого у Одо еще хватает смелости утверждать, что она должна стать счастливой в этом браке. Хотя, скорее всего, старик вовсе и не думает об этом. Ведь Конара когда-то избрал ей в мужья отец Мелисанды; Конар доблестно отомстил за его смерть. И Одо, естественно, ни на секунду не сомневался, что выйти замуж за Конара — долг как дочери и наследницы графа Мэнона. И слишком хорошо понимает, что такое долг, чтобы нарушить его, чтобы предать интересы рода и местных феодалов.

— Леди Мелисанда!

Она обернулась и увидела, что к ней обращается Бишоп ле Клерк, самый авторитетный священнослужитель их графства. Именно он был выбран для того, чтобы освятить ее бракосочетание с Конаром в пышном соборе города Руана.

Увы! В сей миг, когда сердце ее замирало от отчаянья ей только и оставалось, что искать утешения у Бога. Правда, Мелисанда никогда не считала себя ревностной христианкой, особенно в последние годы, когда Господь, казалось, отвратил от нее свой лик. Ведь после смерти отца ей пришлось перенести такие испытания, что она усомнилась в Его покровительстве.

Однако сейчас она вежливо улыбнулась, придерживая Героя и позволила Бишопу догнать ее. Великолепной седой шевелюрой и добрым морщинистым лицом он чем-то напоминал ей старого Рагвальда. Глаза его светились глубокой мудростью, но в то же время ему не был чужд и простой житейский юмор, несколько неожиданный для священника с такой серьезной репутацией.

— Сударыня, чувствуете ли вы себя полностью готовой к предстоящей перемене в вашей жизни?

— Я чувствую себя превосходно, — попыталась отшутиться она.

— Что ж, поблагодарим за это Всевышнего, — так же весело отвечал он, но глаза его оставались серьезными. — Но, дорогая миледи, я ведь спросил совсем про другое: готовы ли вы к предстоящему браку?

Она невольно потупила взгляд, не зная, что ответить.

— Любите ли вы своего супруга?

Она в замешательстве глянула на него, и тут же снова потупила взор. Губы священника раздвинулись в ласковой улыбке.

— Дитя мое, если это так, вы можете считать себя любимицей фортуны. Если же и он отвечает вам тем же чувством, можете считать, что на вас снизошла Божья Благодать.

— Я уверена, что моя свадьба полностью отвечает интересам графа Одо, — невпопад пробормотала она.

— О, да, на свете нет человека, который пекся о благополучии нашей земли и ее жителей больше, чем старина Одо. В этом с ним мог соперничать лишь ваш батюшка. Итак… — он пожал плечами. — Брак, подобный вашему, большая редкость, и он действительно заключается на небесах, перед лицом Господа нашего. Возможно, вам, миледи, необходимо еще раз обдумать обеты, которые вы произнесете перед Ним в церкви. Во время путешествия вы, сударыня, можете оставаться по вечерам среди моей свиты, чтобы без помех предаваться молитвам.

Мелисанда не сразу поняла, какие возможности содержатся в предложении отца Бишопа. Ведь их неповоротливый кортеж будет ползти до Руана не один день, и на протяжении этой поездки она сможет проводить ночи в полном одиночестве! Не хватит же духу у Конара идти против церкви, к которой он относится с таким почтением.

Мелисанда еле сдержалась, чтобы не расплыться в радостной улыбке. Скромно опустив очи долу, она церемонно прошептала:

— Возможно, серьезные размышления на божественные темы станут для меня неоценимой поддержкой в эти трудные дни.

— Решайте сами, Мелисанда. И если надумаете, дайте мне знать.

В этот вечер процессия остановилась в небольшом монастыре — единственном месте в округе, способном принять столь многочисленных постояльцев. Те, кто поместился внутри, раскинули шатры вокруг монастырских стен, и здесь смогли расположиться и рыцари, и жены, и их свита. В течение дня Мелисанда почти видела Конара — он по-прежнему ехал в голове корте в компании Бренны и Рагвальда.

Чаще Бренны, чем Рагвальда.

Даже возле монастырских ворот, окруженный монахами, выбежавшими навстречу знатным гостям, он все не расставался с Бренной. Мелисанда встретилась с ним лишь за столом. Быстро покончив с едой, он взял ее руку и сказал:

— Идем же. Нам предложили занять самые роскошные апартаменты в этом богоугодном заведении.

Она прикусила губу, отдернула руку и, наконец, отважилась взглянуть ему прямо в глаза.

— Я не могу быть с тобой в эту ночь, — заявила она.

— Что?!

— Бишоп ле Клерк полагает, что мне необходимо как следует помолиться, ведь нам предстоит столь важный шаг!

— Но ведь мы уже не первый год женаты… — склонился к самому ее уху, так что она одна могла слышать его слова. — Признайся, ведь ты сама решила предаться молитвам, Мелисанда?

— Да. И ты должен подчиниться…

— Ну уж нет, сударыня! Я вовсе не должен подчиняться! И тебе прекрасно это известно. Я один вправе решать, где и как я проведу ночь, и никто не смеет мне в этом препятствовать!

Он наклонился еще ниже. Его хриплый шепот обжигал ей ухо.

— Однако может статься, что нам обоим необходимо всерьез подумать над создавшейся ситуацией. Что ж наслаждайся своим вожделенным одиночеством! А я буду надеяться, что во сне сподоблюсь увидеть женщину, которая не будет столь жестока и не станет превращать в кровавое побоище каждую брачную ночь!

Он неожиданно отпустил ее, и она, к своему удивлению, обнаружила, что ноги не держат ее: колени подогнулись, и она безвольно опустилась на грубую скамью.

Придя в себя, Мелисанда поспешила удалиться в тесную убогую монашескую келью, столь галантно предложенную ей Бишопом.

Она даже попыталась молиться в эту ночь.

Но как назло, из головы улетучились все молитвы, которые она когда-то знала. Всю ночь она пролежала без сна, орошая слезами жесткую подушку и гадая, где провел эту ночь Конар.

Если бы Мелисанде сказали, что она упрямая и заносчивая, она ни за что бы не поверила этому. И все же именно родовая спесь и упрямое нежелание хоть в чем-то уступить Конару заставляли ее сохранять напряженными их отношения.

По дороге к Руану они еще три раза останавливались на ночлег, и все три ночи она провела в келье, правда, страдая от одиночества и просыпаясь по утрам со страшной головной болью. При этом всякий раз она отыскивала Бишопа ле Клерка и на протяжении нескольких часов старательно убеждала его в том, что провела предыдущую ночь в усердных молитвах. Больше всего времени она проводила в обществе верной Мари, а иногда даже пыталась наладить отношения с неподкупной мадам Женевьевой, хотя всякий раз быстро начинала тяготиться ее занудным ханжеством и старалась поскорее найти приличный повод для бегства.

Невольно она продолжала следить за Конаром, который подолгу находился в обществе Бренны; эта женщина, пережившая вместе с Конаром столь многое, наверняка знала его гораздо лучше, чем она, Мелисанда.

Наконец они добрались до Руана. Наступила последняя ночь накануне их брачной церемонии, которая должна была начаться рано утром. Одо снял для них огромное здание, полное расторопных слуг, и впервые за все путешествие они смогли прилично пообедать и разместиться на ночлег.

В этот вечер Мелисанда засиделась возле очага, болтая со Свеном и старым Одо. Находившаяся здесь Бренна достала кожаный мешочек, в котором хранила руны, и собралась погадать на них.

Таинственные очертания рун были с великим искусством выгравированы на полированных плоских камнях которые полагалось бросать на землю перед очагом. Мелисанда сидела возле гостеприимного хозяина, угощавшего ее сладким вином, и заворожено следила движениями гадалки — она ни на минуту не забывала, что ей следует опасаться этой женщины.

Вначале Бренна бросила камни для молоденькой фрейлины. Ей выпал хороший муж и дом, полный детворы. Раскрасневшаяся Женевьева пробормотала, что она вообще-то никогда не верила подобным предсказаниям, однако не стала возражать, когда Бренна бросил камни для нее. Гадалка заглянула ей в глаза.

— Ну что там, мне тоже суждено супружеское счастье. Бренна не обратила внимания на ее вопрос и задумалась, прежде чем ответить:

— Руны говорят, что ваша жизнь сложится так, как вы того пожелаете. Вы, леди, со своей добродетелью и отзывчивым сердцем с радостью будете приняты среди невест Христовых.

— И я стану членом религиозного братства?

— О, да, — тихо произнесла Бренна, и Женевьева вздохнула с облегчением.

— Ну, а теперь моя очередь! — не утерпел Одо. Он низко поклонился Бренне, — если, конечно, на то будет ваша воля, сударыня.

Огонь в очаге с треском заполыхал, разгоняя тьму. Гадалка сидела на мохнатой медвежьей шкуре, ее светлые локоны свободно рассыпались по округлым плечам а глаза цвета морской волны пристально изучали то лица сидевших вокруг нее людей, то загадочные знаки, выгравированные на ее камнях.

— Конечно, граф Одо, — прошептала она еле слышно, и камни со стуком упали на пол.

Все присутствующие замолчали. Лишь трещало и шипело пламя в очаге.

— Ну? — не смог более сдерживать свое любопытство Одо.

— Вам, милорд, суждено войти в историю своего народа. Не однажды вы явитесь единственной надеждой и опорой края, которому впоследствии суждено будет стать одним из прекраснейших городов мира, гордостью нации. Но я предупреждаю вас, милорд: заключайте союз лишь с теми силами, чья мудрость и могущество окажутся сродни нашему, чтобы предательство не коснулось вас.

— Вот как, весьма недурно! — произнес довольный Одо. Он положил руки на плечи Мелисанды. — Ну, а теперь погадайте для миледи…

— Нет! — горячо воскликнула та.

— Я не стану бросать камни, если вы сами того не захотите, — уверила ее Бренна.

— Ну же, не упрямься, — не унимался Одо. — Надо нам хоть немножко развлечься сегодня или нет? А то все эти святоши кружат возле нас с мрачным видом, подобно стае воронья. Пусть подождут до завтра — это будет их день. А сейчас бросьте руны и для Мелисанды.

Бренна собрала камни в мешочек и вопросительно взглянула Мелисанде в глаза:

— Миледи?..

— Как хотите, — пожала плечами Мелисанда.

Камни упали на пол. Поленья в очаге вдруг затрещали и вспыхнули с новой силой, и в реве пламени Мелисанде послышались странные гневные ноты. Бренна обратилась к Мелисанде, указывая на камень с символом, напоминавшим большое «X»:

— Эта руна называется Гебо, и она означает такое партнерство, которое можно считать даром судьбы. Если учесть, какое событие ожидается завтра, это весьма многозначительная руна, миледи. И тут не может быть другого толкования, ибо этот символ означает свободу, и все преимущества, которыми пользуется свободный человек. И если Гебо говорит о союзе мужчины с женщиной, это поистине великое предзнаменование.

Бренна поколебалась, а потом продолжила, указав на следующий камень:

— Однако на пути вашем встретятся и опасности. Эту руну именуют Хагалаз, и она означает разрушительные силы, грубые силы дикой стихии, посланные или с помощью богов или по желанию людей. Вы должны быть осторожны и опасаться… — тут голос ее перешел в неразборчивый шепот.

— Стало быть, вокруг моей супруги сгущаются тучи.

Конар, как всегда, незаметно присоединился к компании возле очага. Его появление смутило не только Мелисанду, но и Бренну. Она уже было протянула руку к следующему камню, чтобы растолковать выпавший на нем знак, но теперь решительно смешала руны и собрала обратно в мешочек. Она внимательно посмотрела Мелисанду и сказала:

— По правде сказать, мы сами творим свою судьбу. Руны могут лишь предостеречь нас от камней, лежащих на тропе жизни. Я очень устала сегодня и прошу позволения удалиться.

Она отправилась было в отведенные для нее покои, Мелисанда краем глаза заметила, что Конар остановил Бренну и принялся расспрашивать о чем-то. Не могло быть сомнения в том, что он хотел в подробностях знать что предсказали Мелисанде руны.

Но Бренна лишь отрицательно покачала головой и Конар отпустил ее восвояси. Взгляд его вновь обратился к Мелисанде.

— Уже довольно поздно. Позвольте проводить вас в ваши апартаменты, миледи, где вы сможете провесит ночь, соблюдая строгость и целомудрие.

— Я…

— Уже поздно, — с нажимом повторил он, подкрепляя свои слова решительным жестом.

Он вежливо поблагодарил за гостеприимство старого Одо, а потом повел жену в опочивальню. Дом Одо поражал своими размерами и многочисленными лестницами и переходами, он был весьма вместителен благодаря многочисленным комнатам для гостей, расположенным на одном этаже с большим пиршественным залом. К тому же в отличие от грубых каменных построек этот деревянный дом был гораздо теплее и уютнее, правда менее безопасен.

Конар привел Мелисанду в роскошно убранную комнату, в которой ей как новобрачной полагалось спать в одиночестве накануне свадьбы и которую она назавтра должна будет разделить со своим супругом.

В первый момент Мелисанде показалось, что, несмотря ни на какие обычаи, Конар не намерен оставить ее одну. Он вошел следом за ней, плотно захлопнул дверь и привалился к ней спиной, не сводя с Мелисанды настороженного взгляда.

— Итак, я желаю знать, что ты собираешься делать дальше, Мелисанда? Неужели ты действительно рада той пропасти, что возникла между нами в эти дни?

— Возможно, — отвечала она, по обыкновению потупив взор, но тут же заставила себя прямо взглянуть в лицо мужу, принимая его вызов.

— Не собираешься ли ты опять поторговаться со мной? — спросил он.

— Мне гораздо приятнее думать о том, как завтра перед алтарем я во всеуслышание заявлю, что не желаю выходить замуж за викинга, — ехидно улыбнувшись, ответила она.

Он улыбнулся не менее язвительно, двинулся к ней, схватил ее за руки и притянул к себе.

— У тебя никогда не хватит на это духу! — поддразнил он ее.

— Почему ты так уверен?

— Среди гостей наверняка будет крутится и Жоффрей. Услышав твои слова, он тут же примется преследовать тебя.

— Для меня нет большой разницы между вами.

— Ну уж нет, сударыня, какой бы ничтожной тварью я ни был, я не убивал и не предавал твоего отца!

— На свете найдется немало других мужчин! — не сдавалась Мелисанда.

— Но ни у кого из них нет моих преимуществ. Ведь я уже предъявил свои права на нашу крепость и на тебя. Она гневно прищурилась.

— Эта ночь должна была стать моей последней ночью без тебя…

— О да, это действительно твоя последняя ночь… — весело рассмеявшись, перебил ее Конар.

Мелисанда прикусила губу, стараясь вырвать у него свои руки.

— Не хочешь же ты сказать…

— Нет, Мелисанда, — покачал он головой, — тебе да же не придется торговаться. Сегодня я не прикоснусь к тебе, ведь и у меня могут быть кое-какие понятие о чести! Но я не устану повторять тебе снова и снова: я позволю тебе сбежать от меня, никогда! И я овладею тобою всякий раз, когда у меня возникнет на то желание.

— Если только ты перестанешь цепляться мои руки…

— Но ведь ты можешь упустить такую возможности. Неужели нет ничего, что ты хотела бы выторговать у меня, ни одного желания, которое я бы выполнил взамен тех обетов, что тебе придется произнести завтра?

Она застыла, не спуская с него загоревшихся глаз.

— И ты пообещаешь мне все, что я захочу?

— Конечно.

Она задумалась, опустив ресницы. От возбуждения била дрожь, а во рту пересохло.

— Ну же? Выкладывай, что у тебя на уме, я ведь чувствую, что ты что-то задумала.

Она снова не в силах была поднять на него глаз Мелисанда попробовала освободиться, и его пальцы разжались. Она отошла в глубину комнаты, к кровати, и конец решительно обернулась.

— Я хочу…

— Да?

— Я хочу, чтобы ты больше не спал с Бренной.

— Что? — переспросил он донельзя удивленным голосом.

Мелисанде же показалось, что сердце ее вот-вот выпрыгнет из груди. Но она смело продолжала:

— Я хочу, чтобы ты поклялся, что больше не будешь проводить свои ночи с Бренной.

— Спать с ней?

— Разве ты никогда не проводил с нею ночей?

— О, да, и не одну.

— Клянись!

— Так ты ревнуешь!

— Меня не устраивает, что любовницы моего мужа постоянно путаются у меня под ногами.

— Ты ревнуешь.

— Конар, ты ведь сам начал этот разговор. Так я дождусь твоей клятвы или нет?

Скрестив руки на груди, он стоял возле двери и довольно улыбался. Потом он приблизился к ней, взял ее за подбородок и заставил поднять лицо, несмотря на ее слабое сопротивление, а потом запечатлел на ее губах нежный поцелуй.

— Я клянусь. Если только ты пообещаешь мне кое-что взамен.

— Да, да, завтра я отправлюсь в церковь и во всеуслышание назову тебя моим мужем и повелителем по праву, — с отчаянием выпалила она. — Ты получишь это.

— Но этого мало.

— Что же ты хочешь?

— То, что я хотел всегда. Тебя.

— Ты ведь только заверял меня, что овладеешь мной всякий раз… — стыдливо потупившись, начала она.

— О да, и я непременно это сделаю. Но хотя бы одну ночь — а может быть, и не одну — я бы хотел обойтись без борьбы и пререканий. Окажи мне такую милость в честь наших обновленных брачных обетов. Не торопись, я скажу тебе больше. Я хочу, чтобы ты сама пришла ко мне. Ласкала меня. Возбуждала и заигрывала со мною.

— Ты издеваешься!

— Я требую! А, кроме того, я требую, чтобы ты не вела себя со мною, словно монашенка.

Она попыталась отвернуться от его горящего взгляда. Он погладил ее по спине, а потом развернул к себе лицом.

— Свежая, благоухающая… — едва слышно прошептал он. — И ты будешь с готовностью ждать меня. Ты будешь готова ласкать меня, дразнить меня, а после покоришься мне.

Ее щеки полыхали от стыда.

— Я жду твоего обещания, Мелисанда.

— Обещание недолго и нарушить…

— Но не по отношению ко мне. — Напомнил он их недавний спор, победоносно улыбаясь. Неожиданно отвесил ей низкий поклон и исчез прежде, чем Мелисанда собралась с духом ответить.

Она торопливо заперла дверь на щеколду. Кое-как добравшись до кровати, она рухнула на нее, дрожа, как в лихорадке.

Боже, что за бесстыдство он требует от нее!

И все же, снова лежа в постели без сна, она мысленно пыталась подгонять время, чтобы поскорее минула и наступил новый день.

А его сменила другая ночь.

Наутро все были поражены пышным убранством церкви, залитой светом множества факелов.

На празднество собралась вся округа.

Жоффрей, конечно, тоже не преминул явиться сюда, Мелисанда успела заметить краем глаза его постную физиономию, когда Одо вел ее сквозь толпу зрителей к Конару, ждавшему у алтаря.

Сердце замерло у нее в груди. Он напомнил юного Бога в белоснежном костюме, отделанном мехом белой лисицы, и небесно-голубой мантии, украшенной тем же мехом.

Казалось, силы оставили ее, когда он преклонил колени перед Бишопом ле Клерком. Священник внятно и неторопливо напомнил им, что они явились сюда, муж и жена, чтобы обновить данные когда-то друг другу обеты перед лицом собравшегося здесь народа и их небесного Владыки, чтобы еще раз заверить Господа в своей любви к нему. Таинство брака между мужем и женой свершается на небесах, и нельзя относиться к нему легкомысленно.

И не в силах смертных разрушить сей союз.

Затем он приступил к богослужению, и Мелисанде показалось, что эта месса длится целую вечность, что она не дождется ее конца.

Но вот Бишоп ле Клерк обратился к Конару, и произнес свои обеты ясным, звонким голосом.

Теперь пришла пора говорить Мелисанде, но от волнения она не могла выдавить из себя ни слова.

Она почувствовала, как рядом с ней Конар напрягся всем телом. Увидев сегодня свою жену, когда ее вел к алтарю граф Одо, он словно впервые был поражен в самое сердце ее неотразимой красотой.

На ней было серебристое шелковое платье. Конару оно показалось легким облаком, колыхавшимся вокруг ее точеной изящной фигуры. Нежно позванивали чудесные серебряные украшения. Бриллиантовая диадема сверкала в ее черных, цвета эбонита, волосах. Нежный овал лица, обрамленного воздушной вуалью, был безупречен. Живо блестевшие глаза-фиалки сегодня казались особенно темными и бездонными.

И вот, перед лицом всей Франции, она застыла подле него на коленях в напряженной тишине собора.

Невольно он сжал ей руку чуть ли не до боли.

Она перевела дыхание.

И наконец нашла в себе силы нарушить молчание, довольно громко повторив данные ему когда-то клятвы.

Он снял с ее большого пальца свое старое кольцо, которое она носила в течение всех лет их супружества, и снова надел его на свою руку. Вместо этого на среднем пальце ее левой руки засияло золотым блеском гладкое обручальное кольцо, заказанное у ювелира. Их глаза встретились. Довольный, счастливый взгляд Конара резко отличался от внезапно потускневшего взгляда сузившихся глаз Мелисанды.

Конар прятал улыбку, игравшую у него на губах при мысли об их брачной ночи.

Он мгновенно перестал гневаться на Мелисанду за то, что с помощью ханжеских уловок ей удавалось избегать его, и что из-за нее он чуть не придушил Бишопа ле Клерка, этого святого человека, известного во всем графстве.

Все это уже позади. Ему нужно лишь иметь терпение, чтобы дождаться нынешней ночи.

Он почувствовал, как тело его сжигает огонь невыносимого желания, и стоять на коленях в таком состоянии ему показалось смертной мукой. Уголком глаза он снова окинул фигуру стоявшей подле него женщины, и ее красота вызвала в нем новый прилив страсти. Он ее властелин, она принадлежит ему. И перед ними лежит долгая, полная приключений и опасностей жизнь. Несомненно, он привязался к этой женщине.

Нет, его чувство глубже, гораздо глубже.

Он знал, что никогда не позволит ей покинуть его потому что сам будет не в силах перенести разлуку. Для него невыносима даже сама мысль о том, что кто-то может обидеть ее или что она может принадлежать другому мужчине.

Конар честно признался себе в том, что не сможет жить без нее. В ней заключалась его преисподняя, в ней же цвел и его райский сад.

Потому что он любит ее. Ее облик давно сроднился с его душой. Даже когда она отвергала его, погружая в безнадежное отчаяние, твердость ее духа и отвага несвойственная другим женщинам, покоряли его сердце.

. «Безрассудная, опасная отвага», — подумал он в который раз.

Однако теперь, кажется, нет больше оснований для страха. Ей ничего не может грозить за стенами крепости хотя по окрестным лесам все еще рыщет Жоффрей. Конару просто надо повнимательнее относиться к ней и почаще вывозить ее на прогулки, чтобы она не чувствовала себя пленницей в собственном замке. А временами они смогут вместе отправляться в плавание по морю.

И все же, к своему удивлению, в глубине души продолжал испытывать смутное беспокойство, не в сила понять его причину. Она была, есть и будет его женой, и он до конца дней своих будет заботиться о ней. И он любит ее.

Возможно, что в один прекрасный день он скажет ей об этом.

Мелисанде? Нет, кажется, он слишком далеко зашел в своих мечтах. Эта дама постоянно ищет возможность взять над ним верх. Не стоит давать ей в руки такой оружие, которое будет разить его в самое сердце.

«Лучше пусть повелевает своими слугами», — поду мал он.

И все же он продолжал смотреть на нее с великой нежностью, страстно желая, чтобы поскорее кончилась вся эта суета, чтобы поскорее наступила ночь.

Сдержит ли она данное ему обещание? Так или иначе, он не силах больше позволять ей держать его на расстоянии. Он без конца грезил о ней все эти ночи, страдая от неразделенной страсти и одиночества.

Но тут он почувствовал некоторую вину. Ведь он дал ей совершенно ничего не стоившее ему обещание, а она с таким жаром добивалась его. И все же то, что она ревнует его к Бренне, не могло не порадовать Конара.