— Что у вас происходит, Сэм? — спросил сэр Джон.
      — У тебя есть вся информация, Джон.
      — Прекрати эту официальщину, дружище. Мне её тут и без тебя напихают. Ты знаешь, я занимаюсь очень многими делами, более злободневными, чем эта авантюрная лаборатория. Сейчас я говорю о том умершем, вашем специалисте по России.
      — Все когда-нибудь умирают, — уклончиво ответил Сэм. — Старина Биркетт врезал дуба на работе. Не такой уж редкий случай в наши тяжёлые времена.
      — В прошлом году были ещё двое, ты не забыл?
      — Джон, я — замдиректора по технике, а эти случаи не связаны с техникой. Спрашивай наших историков. Мы обсуждали и решили, что причина — в тех событиях, в которые они попадали в прошлом.
      —  Еслиони попадали в прошлое, Сэм. Если.
      — Ты сомневаешься?
      — Я во всём должен сомневаться, у меня работа такая.
      Они уселись за стол и переглядывались, недовольные друг другом, в то время как доктор Глостер вещал:
      — …снимает реплику человека, которая есть волновая функция каждой частицы тела оператора, или тайдера . Излучение нужной частоты создаёт в прошлом физический объём, то, что мы называем фантомом: тайдер остаётся в нашем настоящем, не претерпевая физических изменений, а фантом независимо живёт в зафиксированном прошлом,
      Отец Мелехций едва заметно улыбнулся. Уж он-то знал, какова степень этой независимости. Попадая в прошлое, он действительно был абсолютно независим и от доктора Глостера, и от премьер-министра, и вообще от чего-либо в этоммире. Но не от себя самого. Между ним, живущим там, и им же, лежащим на кушетке тут, будто протянута струна. Одно неловкое движение — порвал её, и туттебя больше нет. Интересно, что не все это чувствуют. Полковник Хакет, например, не чувствует; он абсолютно лишён страха, как и иных каких-либо комплексов.
      — Сам процесс мы назвали тайдингом, — журчал голос доктора Глостера. — А открыл эффект в 2047 году…
      — Давайте не будем говорить о вещах общеизвестных, — остановил его сэр Джон, вызвав смешки: «общеизвестность» ограничивалась штатом лаборатории ТР, премьер-министром и самим Джоном Макинтошем. Даже министр иностранных дел не знал, чем они занимаются, а директор МИ-7 хоть и знал, но не очень верил. А располагалась их маленькая организация в здании — вернее, под зданием, вполне легальной Oxford University Engineering Laboratory, занимая половину первого этажа и пять этажей вглубь.
      Джон Макинтош надулся:
      — Да, уже и я наизусть выучил, что излучение удерживается приборами и возникает симбиоз фантом-оператор.
      — Приборами, создание которых стало возможным благодаря предоставленным лаборатории финансам, — ввернул доктор Глостер.
      — Из которых львиная доля идёт на оплату счетов энергетических компаний, — бросил на это представитель премьер-министра. — Ваша лаборатория тратит энергию со скоростью кролика, пожирающего клевер. Но в отличие от клевера энергия денег стоит, особенно в наши кризисные времена… Кстати, премьер поддерживает вашу авантюру исключительно по этой причине: вы тратите энергию. Это убеждает, что вы тут не только болтовнёй занимаетесь.
      — Простите, сэр, — возмутился Глостер, — ваши слова…
      — Давайте без обид, — мигом отозвался Макинтош. — Положа руку на сердце, мы не имеем никаких результатов. — И добавил с ядом: — Если не считать трёх сотрудников, скончавшихся на работе за полтора года. В пересчёте на штатную численность лаборатории это больше, чем потери диверсионного и антитеррористического управлений, вместе взятых!
      — Но, сэр, смерть профессора Биркетта позволила нам продвинуться в понимании процессов, ведь в отличие от предыдущих случаев он был не один, а с напарником. В тайдинг с ним ходил полковник Хакет.
      И директор лаборатории пустился в объяснения. Учёные с самого начала знали, что, когда внедрённый в прошлое фантом погибает, тайдер просто выходит из «состояния связи». Смерть же Биркетта в момент тайдинга показала, что, когда умирает тайдер-оператор и происходит прерывание связи «сверху», фантом остаётся жив!
      — Нам стало ясно, что фантом «со стажем» может жить дальше за счёт опыта, отложившегося в его мозгу за время его фантомной жизни. Это очень важно, сэр.
      — Может, это и важно, но фантомы не относятся к числу кадровых сотрудников, а профессор Биркетт относился. Поэтому мне куда важнее понять причину его смерти, чем вникать в особенности поведения кого бы там ни было четыреста лет назад.
      — Разрешите мне, — вступил в разговор Сэмюэль Бронсон. — Профессор Биркетт был очень стар. Он родился еще до Англоамериканской войны 1980 года.
      — Я помню, ему было под восемьдесят. Когда вы брали его на работу, я не возражал, но никак не предполагал, что его допустят к тайдингу. Ведь это длительная процедура, не так ли?
      — Фантом в состоянии прожить в прошлом хоть двадцать пять, хоть сорок лет, старея с естественной скоростью, а в нашей реальности пройдёт один час. Это немного. А профессор очень хотел побывать в старинной России. Он знал медицину, следил за своим здоровьем. И ведь наши дела, в отличие от полётов в космос, не требуют особого здоровья. В начале процесса тайдер стоит, чтобы его фантом там, в прошлом, не падал на землю, потом мы его кладём на кушетку.
      — Да-да, доктор Глостер уже объяснил, что тайдер не претерпевает физических изменений. Вот только трое скончались. Что думаете об этом вы, полковник Хакет?
      — Эмоциональный шок, сэр. Сердце не выдержало того, что он увидел в Москве, сэр.
      — А что понесло вас туда? Что нам вообще за дело до Московии?
      Сэмюэль жестом остановил полковника и ответил:
      — Приборы показывали всего десять мест на Земле, где кто-топередвигается в прошлое, в том числе два в России. Встала задача выявить реальное время их жизни, а сделать это можно, только встретившись с их фантомами. Одного нашли по документам: он проявил себя таким незаурядным человеком, что попал в летопись. Капитан Бухман встретился с ним в четырнадцатом веке при дворе великого хана и вызнал координаты его реальной жизни. Звали его Никодимом, и, к счастью, он жил в доступном для нас веке, во времена русской царицы Анны Иоанновны; тайдинг он называет «ходкой». Мы его на всякий случай ликвидировали. Это какой-то уникум — каким источником энергии он пользовался, непонятно. Там, кроме дров… Ну, это детали. Второго нашли предположительно: хитрый, виляет в разговоре, понять невозможно. С ним говорил полковник Хакет, сотрудник очень хваткий, так этот русский от него сбежал!
      — Про эти случаи было в вашем июньском отчёте.
      — Да. Но уже на этой неделе, то есть после ликвидации Никодима, приборы зафиксировали ещё одну «ходку» русского. И мы решили направить наших людей в Москву середины семнадцатого века: одна из линий его продвижения вглубь кончается во временах царя Алексея. А в темпоральном колодце он фиксируется с конца восемнадцатого века.
      — Минуточку! Поясните. Я тут немного путаюсь.
      — На первом этапе наблюдается эффект нулевого трека, —сказал Сэм. — То есть тайдинги или, по-русски, «ходки», прослеживаются приборами не от начала их пути, не от реального времени жизни тайдера, а существенно глубже во времени. Мы сами смогли создать первый реальный фантом — так сказать, вышли в режим насыщения — только спустившись на триста лет назад, и дальше уже не было проблем с массой фантомов. А от нуля до минус трёхсот лет у нас получались не более как практически бесплотные, прозрачные существа.
      Отец Мелехций тихо радовался, вспоминая, скольких призраков расплодили они с профессором Гуцем, изобретателем тайдинга, арендуя для первых опытов старинные английские замки. Они тогда боялись, что будет происходить взаимопроникновение массы фантома и окружающих предметов, например стен. Оказалось, такой эффект никак не проявляется. Поэкспериментировали всласть!
      Тем временем Сэм закончил свои объяснения:
      — Итак, в нашем случае нулевой трек,когда передвижение во времени не фиксируется приборами, составляет триста лет. А уничтоженный нами русский выводил фантом в режим насыщения за сто лет! Теперь появился новый русский «ходок», материализацию которого приборы прослеживают с конца восемнадцатого века вглубь. Мы не знаем, каков период нулевого трекав этом случае, но предположим, отстало трёхсот лет. Значит, он реально может жить от начала двадцатого и до конца нашего, двадцать первого века.
      — Так! — сказал Джон Макинтош. — Понятно. Наш современник отправляется в прошлое.
      Сэмюэль покивал головой:
      — Вот поэтому мы и кинулись его искать, отложив другие дела. Если он работает на русские спецслужбы, то способен менять прошлое в нужном имнаправлении. А разве нужно это нам,Джон?
      — Да, это понятно. Во время визита премьер-министра обсудим. А теперь закончим с путешествием полковника Хакета и профессора Биркетта. Слушаю вас, полковник.
      Отец Мелехций, умеющий тонко чувствовать юмор, обожал слушать полковника Хакета. Вот и в этот раз он обратил на него всё своё внимание.
      Полковник начал свой рассказ:
      — Сэр, в соответствии с приказом я отбыл в 1650 год в составе группы: я и гражданский исследователь профессор Биркетт. Разрешите доложить, сэр, в Британии происходила гражданская война. За год до нашей высадки был казнён король, сэр! — И полковник сделал многозначительную паузу.
      — Я знаю об этом, Хакет, — поморщился Макинтош.
      — Прошу прощения. Во избежание трудностей мы отправлялись не с этой базы — здесь слишком населённые места, — а с базы на острове Мэн. Это было ошибкой, сэр!
      — Вы доложили об этом по возвращении?
      — Да, сэр!
      — А в чём заключалась ошибка?
      — Мы оказались в малонаселённом месте, где все друг друга знают, совершенно голыми, сэр! Нас целый год передавали из одной тюрьмы в другую, пока неизвестные бунтовщики не освободили нас. Они не знали, кто мы такие, и освободили просто так, бесплатно, сэр!
      — Очень хорошо, полковник. А как вы добрались до Москвы?
      — До Амстердама на судне. Шла война с Голландией, сэр! До Гамбурга пешком! Далее мы ехали на телегах, поскольку гражданский исследователь в силу возраста отказывался ехать верхом. Во время путешествия мне очень пригодились навыки рукопашного боя!
      И полковник сурово оглядел присутствующих.
      — Мистер Макинтош, разрешите, я сам изложу последовательность событий, — вмешался директор лаборатории. — Рассказ полковника записан и проверен, он подтверждается воспоминаниями иностранцев, живших тогда в Москве.
      — Излагайте, — разрешил сэр Джон.
      — Итак, в 1653 году наши исследователи добрались до Москвы. Полковник завербовался в армию, а профессор подружился с медиком, англичанином Коллинзом, и жил при нём. Он давал ему столь успешные советы, что Коллинз стал царским лейб-медиком. Профессор Биркетт и Хакет лично видели царя Алексея Михайловича. Но царевичей не видели.
      — Даже русского Петра Великого?
      — Он тогда ещё не родился, царь был женат на своей первой жене. Царевичей Фёдора и Ивана скрывали, царевич Михаил сбежал с раскольниками. Биркетт и Хакет были там, когда родился царевич Семён, который умер молодым. Но его они тоже не видели. У русских вообще такое представление, что врач вроде колдуна — может лечить без осмотра пациента.
      — Но в принципе, если бы они увидели Петра, у них была бы возможность его убить?
      — У меня нет данных для ответа на ваш вопрос. Но они не имели задания кого-либо убивать, а должны были найти русского «ходока». В предыдущих случаях мы обнаруживали их при владетельных особах: логично предположить, что и этот устроился в столице. Согласитесь, невозможно представить, чтобы человек такого рода стал бы там простым крестьянином, ведь выходец из двадцатого или двадцать первого века намного выше в умственном отношении, чем местные бояре!
      — Так что с профессором Биркеттом?
      — Профессор очень мучился, сэр! — гаркнул полковник Хакет. — Чай дорог, табак запрещён — кто им торгует, того вешают. Ни телевизора, ни газет, ни театра, хоть вешайся сам. Профессор увлёкся местной религией и много времени тратил на поиски «ходока». Говорил всеми дьякам и попам: «А как тебе, golubchic, живётся здесь без автомобилей и телефона»? Он думал, «ходок» сразу себя выдаст. А я искал среди стрельцов, а когда служил в Ярославле, то и среди купцов на ярмарках. Никого не нашёл. Прошу учесть: меня на войну посылали, я воевал против шведов, сэр. Дослужился до старшего лейтенанта!
      — А умер профессор, когда его фантом в 1665 году стал свидетелем массовой казни, — сказал доктор Глостер.
      — Точно, — подтвердил полковник. — Монаха там сожгли — он сам залез на костёр; запалили с четырёх углов и сожгли. И другие, не связанные, сами кладут руки-ноги на бревна, а палач отрубает их топориком. И на повешение идут своими ногами. Народец робковатый, сэр!
      — Но за что?! — воскликнул Джон Макинтош.
      — А как же их не казнить, сэр! Воры, контрабандисты, убийцы. Тот монах, говорят, колдовал. Скотоложцев вяжут к рогам любимого скота за член и гонят по улицам, Одна баба убила мужа, и её закопали в землю живьём. Нюхателям табака режут ноздри, сэр, а тех, кто пил вино в подпольных кабаках, бьют кнутом.
      — Какое беззаконие!
      — Осмелюсь доложить: казнят по законам. Их принял Вселенский собор и утвердил царь.
      — Во время казни фантом профессора Биркетта находился в первых рядах зрителей, — печально сказал директор лаборатории. — Старик не выдержал этого зрелища.
      — У нас был назначен раут в тот день, — продолжал полковник. — Я же не знал, что профессор умер. Там он был жив, только вроде как не в себе. Я думал, лейб-медик доктор Коллинз ему поможет, но ничего не получилось. Мистер Биркетт совсем спятил и постригся в монахи. А у меня закончился контракт с русским правительством, и мне, сэр, показалось правильным вернуться в Англию, искать своих.
      — А как бы вы их, полковник, стали искать?
      — Я тогда не думал об этом, сэр. Мне казалось, кто бегает по улицам голым и знает, что такое автомобиль, это и будут свои.
      — Понятно, полковник. Продолжайте.
      — В Московии не любят, когда наёмные офицеры по окончании срока договора всерьёз хотят уйти. Я договорился с голландским послом, что уеду вместе с его посольством. Но меня посадили в тюрьму и вынудили к новой присяге. Голландцы уехали без меня, а я сбежал, догнал их и ехал с ними до Новгорода. И вдруг оказалось, что Англия с голландцами опять воюет! Я потом проверил — оказывается, мы проиграли эту войну, сэр!
      — Я в курсе дела, полковник, — скривился Джон Макинтош. — Но вы всё-таки добрались до Англии?
      — Да, сэр, но только не очень быстро. В Новгороде меня опять схватили стрельцы. Я служил в Рыбной слободе на Волге, и, сэр, я продолжал искать русского «ходока»! Потом меня отправили воевать с крымчаками. Оттуда ушёл через Персию с купцами, доплыл до Англии, но здесь был кордон против чумы. Наконец вошли в устье Темзы, и… Разрешите доложить: я утонул вместе с кораблём, сэр!

Деревня Плосково, 1668—1672 годы