Федор опять присвистнул изумленно.
— Ух ты… — промолвил он, — в самом деле… интересно…
— Ну вот… владей, Фаддей. Сдаю на хранение.
— Угу… и где мне это держать?
— Ну, найдешь место.
— Да… И значит, когда придет время, я должен своему сыну это передать?
— Да.
— Угу. А если у меня одни девчонки будут? Или вообще не будет никого?
— Значит, придут к тебе.
* * *
Эти слова отца Федор Матвеевич вспоминал потом часто. Эти и еще — чуть более поздние, когда в тот же день отцу стало хуже, и он коснеющим языком успел прошептать про какой-то серый камень: “серый камень, Федя, серый камень…” — и больше Федор не услышал ничего. То были последние слова отца. Он потерял сознание и через полчаса отошел.
После того Федор Матвеевич подался из родной деревни на севера, за длинным рублем, и шоферил там много лет; у них с женой родились две девчонки. Он с юмором спрашивал у жены: “Ну что, когда наследником порадуешь?..” Когда ей было уже под сорок, она в третий раз забеременела… и родила третью девчонку.
Денег, заработанных на севере, хватило им на двухкомнатную квартиру в областном центре. Они переехали туда и зажили тихо-мирно. Федор Матвеевич так и работал шофером до пенсии, старшие дочки вышли замуж. За сундучком никто не приходил.
На склоне лет Федор Матвеевич вдруг затосковал о своем деревенском детстве, и, когда подвернулся случай устроиться сторожем в дачный кооператив, он с радостью согласился, тем паче что ему выделили домик с небольшим участком. Федор Матвеевич так и переселился туда, а жена с дочкой жили на квартире, изредка навещая его на даче. Сам он, блуждая по окрестностям, смотрел, любовался природой и иронически думал о том, кто же теперь придет к нему…
ГЛАВА .3
…Поэтому, когда неизвестный мужик на крыльце представился Кореньковым — над ним как гром грянул!.. Вглядевшись, он точно увидел в чертах этого мужика забытые, но все-таки оставшиеся в памяти черты Карпа Сидоровича и давнего своего товарища Пашки… и тогда опустил ружье.
— А ведь и впрямь, — промолвил он, убедившись в том, что приходится верить в чудо. — Тот самый и есть.
— Тот самый, тот самый, — ворчливо подтвердил Палыч, а Игорь ничего не понял. — Другие Александры Павловичи Кореньковы мне неизвестны.
— Так, так, — покивал старик. — Рекс, тихо! — прикрикнул он на пса. — Э-э, Пашки… то есть, Павла Карповича Коренькова сын?
Теперь и Палыч обомлел.
— Да, — брякнул он удивленно, — а вы его знали?
— Знал, — ответил Федор Матвеевич, помолчав. — Значит, пришел… Ну, раз пришел, прошу в гости ко мне.
Он отступил на два шага и приглашающе повел рукой.
— Палыч… ты что-нибудь понимаешь? — шепнул на ухо Коренькову Игорь.
— Пока нет, — тихо откликнулся тот. — Кроме того, что путь-дорога наша нас ведет как надо.
— Вот это точно, — сказал Игорь убежденно.
— Да. А коли так… — Палыч возвысил голос: — Благодарим за приглашение! Мы идем… с удовольствием. Вот только пес ваш…
— Не бойтесь, он вам ничего не сделает. Рекс, свои!.. Ну, вот и все. Пошли?
Пошли. Пес мирно бежал рядом, вывалив язык. Палыч в душе ликовал от такого успеха.
— А вы моего отца знали? — забежал он перед Федором Матвеевичем.
— Да! Давненько, правда. Мы земляки, из Ново-Михайловки. Слыхали?
— А-а, да-да, конечно! Так вы с ним оттуда?! Ясно… Я-то сам, правда, так там и не бывал. Но слышал от отца, конечно…
— А моя фамилия — Логинов. Слыхали? Федор Матвеевич.
— Н-нет. — Палыч извинительно улыбнулся. — Не доводилось.
— И никогда не доводилось? Ни от кого?
— Кореньков улыбнулся еще извинительней и развел руками.
— Никогда.
— Ясно, — сказал сторож. И повторил: — Ясно… Как отец, жив-здоров?
— Ну что вы, Федор Матвеевич! Он давным-давно помер. Уж больше двух десятков лет тому назад.
Седые брови Федора Матвеевича приподнялись и вновь опустились.
— Да ведь он и по нынешним-то годам не такой старик?.. На год, поди, старше меня… На два, самое большее. А мне шестьдесят три.
— Он рано умер. — Тучка набежала на лицо Коренькова. Он дернул носом, шмыгнул, прогоняя неприятные воспоминания. — Совсем рано… Сердце. Схватило — и все. Амба!
Рекс вдруг залаял и пустился бежать вперед.
— Что это он? — насторожился Игорь.
— А, ничего. Дом — вот он, рядом, он домой и припустился.
— Вы живете здесь? — Палыч прищурился.
— Можно сказать, живу. Ну, это после расскажу. Вы… уж какой леший вас с утра по пустым дачам носит, я не знаю, но покушать вы хотите?
— Не откажемся, — поторопился сказать Палыч, подтолкнув незаметно Игоря локтем, хотя тот и не собирался отказываться. — Федор Матвеевич, у нас к вам дело будет. Хорошо бы обсудить.
— Ну вот и обсудим, — не удивился Логинов. — Завтрак, конечно, не ахти, но уж чем богаты, тем и рады… Проходите!
Парни за время лесного вояжа здорово проголодались. Поэтому на гречневую кашу с тушенкой, черный хлеб, редиску с грядки и сметану они набросились как волки, не стесняясь, — да и Федор Матвеевич незаметно для них постарался сделать так, чтобы они чувствовали себя раскованно.
Он, разумеется, понял, что обоих загнали сюда события крайне необычные, и воспринял это как должное. —Потому он и не торопил их, спокойно ждал, пока они насытятся, еще и чаем угостил; затем они с Палычем покурили, и лишь после того он сказал:
— Я вижу, у вас что-то случилось…
— Случилось, Федор Матвеевич, случилось, — подтвердил Палыч задушевно. — И еще как случилось! Так, что ни в сказке сказать, ни пером описать…
— Ага… Ну, у меня тоже есть что вам рассказать, — порадовал Федор Матвеевич.
— Нам? — переспросил Игорь.
— Теперь уж, видно, вам, — ответил на это Логинов. — Вы же, я вижу, вдвоем эту вашу сказку пишете?.. Ну вот. Хотя передать ведено тебе, Саша.
— Передать?
— Передать, передать. Тебе точно отец ничего никогда… а, ну да, извини. А деда своего, Карпа Сидоровича, ты совсем не знал?
— Никоим образом! Но то, что с нами случилось… и продолжает случаться, — это, конечно, связано… ну, то есть, имеет отношение… а, черт! Ну, сейчас я обо всем по порядку.
И рассказал. Игорь ему подсказывал, и так вдвоем они довольно связно изложили свои приключения. Федор Матвеевич слушал внимательно, особенно в части, касавшейся того, как внезапно вспыхнула идея искать дачный участок или сторожа. Он переспрашивал, усмехался, покачивал головой, дивясь… А затем рассказал ребятам свою историю.
Те не удивились. Переглянулись только.
— И… эти штуки так до сих пор у вас и хранятся? — спросил Кореньков как-то недоверчиво.
— А как же, — с олимпийским спокойствием ответствовал Федор Матвеевич.
Палыч уставился в глаза ему. Смотрел с интересом. Федор Матвеевич улыбнулся:
— И находится все это здесь.
Далее Логинов не стал испытывать терпение парней, встал, спустился в подвал и принес ларчик.
— А ключ у меня тут… Вот, сдаю на хранение. — Федор Матвеевич вспомнил отца и улыбнулся грустно.
— Давай посмотрим, Палыч. — Игорю не терпелось. — Федор Матвеевич… Можно, я свою пушку положу? Неудобно с ней за поясом, хожу как пират.
— Ну-ну, конечно… Клади вон туда.
Открыли сундучок, безо всякой торжественности, присущей такому моменту. Вынули амулет и половину книги, стали их рассматривать.
— Солидные вещи, — сдержанно и уважительно высказался Кореньков, укладывая знак на ладонь.
Да, вещь действительно была необыкновенная. Слегка выпуклый, заглаженный по ободу диск диаметром сантиметра четыре. Темно-серого цвета, он был весьма увесист, гладкий и тускло поблескивающий; но было трудно — вернее, невозможно — определить, из чего он сделан, что это за материал. Металл?.. Камень?.. Непонятно. С обеих сто-рон на нем имелись будто бы выдавленные, причем очень аккуратно, ровно и упорядочение, символы, смысла которых никто из троих, конечно, не знал. Но.самое удивительное — эта вещь была на ощупь теплая! Словно живая. Палыч как зачарованный крутил ее в пальцах, перекладывал с ладони на ладонь — теплая, и все тут.
Игорь же занялся книгой. Никогда раньше он не видал таких книг. Не то чтобы он листал ее зачарованно, но с любопытством точно.
— Взгляни, Палыч, — негромко предложил он. Тот отвлекся от медальона, заглянул в страницы.
— Смотрим в книгу, видим фигу, — прокомментировал он.
— Это ведь не латынь, не греческий… — Игорь сказал это полувопросительно.
— И вообще ни один из известных языков. — Палыч, напротив, заявил категорично.
— А вы как вообще, ребята, в языках сильны? — спросил Федор Матвеевич.
— Увы, — ответил за обоих Кореньков. — Но распознать язык сумеем. А тут… скорее всего это какой-то шифр.
— Думаешь? — Игорь перелистнул страницу.
— Скорее всего. Книга рукописная, видишь?.. Ну, во всяком случае, это тайнопись, которой, надо думать, владеют немногие.
— Ну, мы-то ею точно не владеем… А вот интересно, иллюстрации тут есть?
Иллюстрации нашлись. Графика. Тоже чрезвычайно необычные. На одной из них, например, был изображен средневековый город: окружность крепостной стены, островерхие крыши, шпили башен. Башня в центре была самая высокая, острием она касалась стилизованно изображенного облака. Вокруг города расстилалась пустая, слегка всхолмленная равнина, по горизонту переходившая в цепь высоких холмов. Другая картинка вызвала недоумение и бесплодное почесывание затылков: на ней
были два человека тоже в средневековой европейской одежде, лицом друг к другу; причем тот, что левее, указывал пальцем вправо, на визави, а тот, в свою очередь, вытянутым же пальцем показывал вниз.
— Ну и что бы это значило? — спросил Палыч зачем-то у Игоря, который на такой вопрос, естественно, смог лишь развести руками. Справились у Федора Матвеевича — но и он знал не больше.
И, наконец, третья картинка была, собственно, не картинка, а схема. Похоже, что вычерчен некий лабиринт, но какой… где находящийся?., к чему ведущий?.. Понятно, что эти вопросы остались без ответа.
— Что же, — провозгласил Палыч. — Попробуем сделать выводы.
С этим все согласились, хотя Игорь про себя подумал, что вывести можно немногое. Но вслух он это не сказал.
В общем-то он оказался прав. Какие выводы оказалось возможным сделать? То, что было известно и прежде: для “Гекаты” они настолько нежелательные очевидцы темных дел, что не иначе как необходимо их устранить. Что за темные дела?.. Об этом можно только гадать, а явно лишь одно: там экспериментируют с таинственными силами и энергиями — это, между прочим, подтверждается тем, что Палыч, потомственный, так сказать, экстрасенс, вызвал у тех сильнейшее беспокойство, такое, что они не перед чем не остановятся…
— Но! — Тут Кореньков назидательно поднял палец.
— Но дело в том, — подхватил Игорь, — что теперь у нас в руках вот это. Очевидно, это мощное противодействие тем… как сказать… чарам, что ли, с которыми пытаются заигрывать наши враги.
— Да, — сказал Палыч, бегло глянув на книгу и на медальон. — Оружие, но бесполезное. Как им пользоваться, мы не знаем. Вы… Федор Матвеевич?..
Тот только руками развел.
— Да, — повторил Палыч и почесал за ухом. — Тогда какие будут предложения?
— Я все-таки попробую дозвониться Жорке, — сказал Игорь. — Телефон есть у вас, Федор Матвеич?
Федору Матвеевичу пришлось вторично разводить руками. Телефона нет. Не проводят. Вон, говорят, дома-то рядом; вы в городской черте находитесь, какого шута к вам линию тянуть?.. Если кого уж совсем прижало, сбегал до автомата да позвонил. Или мобильный покупай.
— М-м… — Палыч почесал за ухом энергичнее. — Ладно. Если сумеем хай поднять в прессе — это большое дело. Но вот с расшифровкой, — ткнул пальцем в артефакты, — он нам вряд ли поможет… Тут надо другие какие-то заходы искать.
— Может быть, дар твой тебя прошибет? — предположил Игорь. — И ты махом все прочитаешь?
Палыч помялся и ответил не ахти как вразумительно:
— Быть может, все, но надеяться на это не стоит слишком. Уж легко так… Нет, надо разные варианты попере-бирать.
— Как компьютер, — неожиданно выдал Федор Матвеевич.
— Компьютер бы с этой задачей справился лучше… — иротянул Палыч, он уже усиленно соображал. — Лучше, — но… у него нету того, чего есть… то есть, что есть. Что у нас есть!
— Дара, — снова заключил Игорь.
— Вдохновения! Что нам оно подскажет?.. Ч-черт, было бы здорово Васькину бабку взять в оборот… н-да, но туда уж не сунешься. Тогда… что?
— Тогда, может, попробовать этого психолога найти? Знатока парапсихологии! Который к цыганам приходил. — M-м?.. — промычал Палыч с сомнением.
— Я, понимаешь, почему этот вариант вспомнил, — заторопился Игорь, — вот почему. Ты сколько времени уже в “Гекате”?
— Ну, года полтора уж есть.
— Так. И ты хоть раз видел, слышал про него? По Васькиному описанию похожего?
— Ну, там описания-то было… Ну, вообще-то нет ничего. Хотя с кадровиками я контачил.
— Ага! Вот, кстати, нам еще один резерв — твои знакомые кадровики…
— Нет, этот номер не пройдет.
— А не пройдет так не пройдет. Я вообще-то о другом. Раз ты этого типа не видел, не слышал, не знаешь — значит скорее всего с “Гекатой” он почти не связан. Так, тонкой ниточкой. Поэтому нам с ним будет попроще. Надо только его найти.
— Легко сказать.
— А я и не говорю, что легко…
— Погодите-ка, мужики, — вклинился в разговор Федор Матвеевич, давно уже слушавший с большим вниманием. — Погодите… Я вот послушал вас и тоже кое-что вспомнил.
— Что?
— А то, что, может быть, я помогу вам найти того, кого вы ищете.
Игорь с Палычем воззрились на него, как два доктора Уотсона на Шерлока Холмса. Но Федор Матвеевич мытарить их не стал, а объяснил просто:
— Дочка моя младшая, Танюшка, она в пединституте учится. Заканчивает осенью пятый курс. Ну и вот, рассказывала она, что у них один такой чудной преподаватель был по психологии, как раз все об этом им только и талдычил: про экстрасенс этот, да про параб… как ее?..
— Парапсихологию?
— Ну! А он был как раз не ихний, не из пединститута, то есть. Откуда-то со стороны. Вот я и подумал: а никак он?..
— Так. — Палыч сделался крайне сосредоточенным. — Как его звали?
Логинов с сожалением прихлопнул ладонями по коленкам.
— Да я разве ж упомню?.. M-м?.. Нет, не припомню.
— Так, так… А внешность его? Она его не описывала?
— Описывала. — Федор Матвеевич оживился. — Внешность, да, описывала. — И он крепко поскреб ногтями щеку. — Как я помню… Небольшого роста, она говорила, волосы светлые, реденькие… вообще, светлый весь такой, блондин. В сером костюмчике, в галстуке. Аккуратненький весь такой. В золотых очках — да, вот еще вспомнил.
Гости обменялись многозначительными взглядами.
— Ну… что-то есть, — промолвил Игорь.
— Да, тепло, — согласился Палыч. — Слушай, Федор Матвеич! Этот вариант обязательно надо прокачать.
— Ладно, — немедля согласился Логинов. — Да это просто. Я схожу да позвоню. Сейчас тут все равно почти никого нет. А мне туда-сюда минут двадцать. Вы… ну, вам лучше не мелькать. В бане посидите, без шума-крика?
— Какой разговор! — Палыч засуетился. — Игорь, у тебя жетоны сохранились?
— Есть у меня. — Федор Матвеевич встал. — Ну, коли так, тянуть нечего. Давайте в баню, я быстро.
— Да, Федор Матвеич! — Игорь спохватился. — Вот что… Позвоните-ка одному моему другу. Георгий Смирнов, известный журналист. Слышали о таком?.. Нет?.. Ну ладно. Вы позвоните… черт, домой нежелательно, — помрачнел он, вспомнив вчерашнюю неясную историю.
— Так на работу? — с готовностью предложил Федор Матвеевич.
— На работу?.. — Игорь, хмурясь, подумал. — Н-ну ладно. Вот телефон редакции, запишите… Да, Федор Матвеевич, из ближайшего автомата лучше не звоните. Прогуляйтесь малость подальше.
— Ясно, ясно!.. Ну, пошли.
Игорь и Палыч с любопытством осматривались в низеньком темном помещении.
— Сумрачно, — резюмировал Игорь. — Я слыхал, по народным поверьям, в бане какая-то нечисть обитает?
— Ага, — отозвался Кореньков. — Банник так называемый. Вроде домового.
— Вроде, вроде… м-да, — сказал Игорь и сел на лавочку. И больше уж не любопытствовал, сидел, смотрел в одну точку — о чем-то думал.
А Палыч еще в предбанник заглянул, там повозился, пошуршал. Что делал — неизвестно. Вернулся, отряхивая руки.
— Сажа, пыль, — сказал он.
Федор Матвеевич вернулся минут через сорок.
Игорь только взглянул на него — и сжалось в груди. Беда! — так враз и понял. Лицо старика было растерянным, в глазах — непонимание.
Артемьев шагнул к нему.
— Что, Федор Матвеевич? Случилось что-то?
— Случилось, — кивнул Логинов. Посмотрел Игорю прямо в глаза. — Плохо дело, брат.
Да, дело оказалось совсем скверным. Было так: Федор Матвеевич стал звонить в редакцию и все натыкался на короткие гудки. Этому он не удивился — газета есть газета, поэтому терпеливо продолжал набирать номер и наконец прорвался.
— Алло… — произнес странный, какой-то сдавленный женский голос. Федор Матвеевич вежливо попросил Георгия Смирнова. И тут голос разразился рыданиями и всхлипами. Федор Матвеевич обомлел, а голос сквозь слезы сказал ему, что журналист Смирнов скоропостижно умер. Вчера, в своей квартире, скончался от внезапного сердечного приступа. Смерть была мгновенной.
Вот так.
Игорь побелел. Машинально нашарил рукой скамейку, сел.
— Вот так… — пробормотал он, невидяще глядя перед собой.
Палыч сочувственно присел рядом.
— Значит, они вчера все-таки успели…
— Да, — ответил Игорь. Еще несколько секунд он смотрел в пустоту, но затем встряхнулся, собрался и сказал совсем иным тоном: — Да! Черт возьми, Палыч, а цыганка-то права. Смерть за плечами у нас. Идем и за собой ее тащим, как шлейф. Ч-черт… Прямо черные ангелы какие-то.
— Ну это ты кончай! — сердито прикрикнул на него Палыч. — Это что за самобичевание?! Вы, Федор Матвеич, не слушайте его. Вздор понес.
— Да ничего, — проговорил Игорь. — Ничего… Мои проблемы.
Палыч качнул головой, хотел что-то сказать по этому поводу, однако сдержался. Сказал другое:
— Ну ладно. А что по второму фигуранту?
— Тут порядок! — Федор Матвеевич стал сосредоточенным. — Что надо, выяснил про этого вашего…
— Пока не нашего…
— Ну да, ну да… Фамилия у него — Огарков.
— Замечательная фамилия, — сострил Палыч, но Федор Матвеевич иронии не понял и деловито продолжил:
— А зовут Лев Евгеньевич. Кандидат наук. Сам он из института психологии.
— Лев Огарков! — Тут на лице Палыча выразился прямо-таки иронический максимум. — Какое яркое сочетание! Ты слыхал, Игорь?
— Да ничего особенного. — Игорь рассеянно пожал плечами. — Мне, например, встречалось такое: Лев Мухин.
— Да ладно, шут с ним, Огарков так Огарков. Из института психологии, говорите?
— Оттуда.
— Ясно. Где этот институт находится, знаешь, Игорь?
— Нет.
— А вы не спросили, Федор Матвеевич?
Федор Матвеевич так и обомлел. И сокрушенно расставил руки: точно, мол, русский человек задним умом крепок.
— И сами не знаете?
Федор Матвеевич поник еще сокрушеннее.
Хитрая улыбка загуляла по физиономии Коренькова.
— А я… знаю! — И он рассмеялся окончательно. — Ха-ха! Один-ноль в мою пользу.
— Да что ты, Палыч, — сказал с досадой Игорь и встал. — Припадок остроумия нашел некстати… Давай-ка лучше думать, что делать…
ГЛАВА 4
— Садись, — хмуро кинул Смолянинов, и Богачев сел. Деликатно опустился на стул, ничем не скрипнув, не шумнув, почти беззвучно.
Смолянинов листал, держа в руках, личное дело Игоря Артемьева — тоненькую папочку в несколько листов: заявление, анкета, результаты психологических тестов и выводы экспертов. Там, в этих выводах, понятные только посвященным условные фразы указывали на особые качества объекта: как поддается зомбированию, каковы его данные для дальнейшей разработки. У Артемьева все эти параметры, согласно тестам, были в норме: и зомбируется, дескать, и должен разрабатываться…
— Шляпы, — зло буркнул Смолянинов, бросил папку на стол. Поднял сумрачный взгляд на Богачева, молча смотрел. Тот не выдержал взгляд. Тогда босс спросил:
— А этот… второй?
— Кореньков Александр Павлович, — четко ответил Богачев. — Он у нас… по договору, но кое-что мы о нем выяснили. Вот.
Из своей папки он вынул листок — напечатанную на компьютере биографию Палыча. Смолянинов с недовольным выражением взял его, проглядел бегло.
— И какие из этого выводы? — спросил, продолжая изучать текст.
Богачев кашлянул.
— Отработали его связи. Ну, практически и связей никаких нет. Один, друзей близких нет. С бывшей женой давным-давно не контачит. Даже любовницы нет постоянной. — Тут он позволил себе покривить себе рот в ухмылке. — По девкам ходит, по плотным. По работам его прошлись… ничего нет особенного.
Смолянинов тоже ухмыльнулся, хотя на подчиненного и не смотрел.
— Вот за что я тебя ценю, Богачев, — заговорил он, — так за органическое отсутствие мысли. Особями хомо сапиенс, которые умеют обходиться только спинным мозгом, не задействуя головной, надо дорожить. Это исключительно полезные экземпляры. Вот я и дорожу…
Багачев всегда выслушивал колкости и издевательства шефа бесстрастно, с каменным лицом. И сейчас он среагировал на эти утонченные язвительности так же. То есть никак.
Смолянинов резко поднял глаза.
— Почему он бросил институт? На четвертом курсе? Так вот — пришла блажь, взял и бросил? Заместитель едва видно двинул плечом.
— Выясним.
Смолянинов вроде хотел что-то сказать, но передумал. Только ртом дернул брезгливо.
— Ладно. Кто еще потенциально опасен? Как носитель информации?.. Почему они оказались у цыган?
Голос Богачева прозвучал размеренно и негромко:
— Я могу только предполагать…
— А, ты еще и предполагать можешь…
— Могу, — подтвердил Богачев столь же невозмутимо.
— Ну, предполагай.
— Я предполагаю, что этот Кореньков ремонтировал, или настраивал там, всякую краденую аудио-видеотехнику. Он действительно в электронике спец. На этой почве он с ними и контачил, Но с кем именно, выяснить не представляется возможным. У цыган ведь в этом плане круговая порука, сами знаете…
— Знаю, — оборвал Смолянинов. Насупился. Замолчал. Молчал и Богачев. Тишина эта тянулась долго, минуты три. Затем Смолянинов спросил:
— Как того сморчка звали… который у нас по цыганам работал?..
Как того звали, он прекрасно помнил. И Богачев знал, что он помнит. И тем не менее ответил совершенно в тон:
— Огарков Лев Евгеньевич.
Смолянинов покивал головой, как бы задумчиво.
— Да-да, Огарков… Дрянной ведь человечишка оказался, а?
И посмотрел прямо в глаза подручного, плотно, со смыслом. Тот чуть кивнул в ответ:
— Сопля.
Вновь помолчали. Смолянинов побарабанил пальцами по столешнице.
— Он нам еще понадобится?
— Вам виднее, — дипломатично отозвался Богачев.
Смолянинов поднялся, подошел к вделанному в стену мини-бару, плеснул себе виски, не предлагая собеседнику. Аккуратно выцедил жгучий напиток.
— Виднее, верно, — согласился он и закрыл бар. Вернулся, сел. — Так ты его найди, — предложил он и вновь глянул так же плотно.
— Найду, — ответил Богачев спокойно.
— Ну-ну, — сказал Смолянинов. — Ищи. Богачев встал.
— Других приказаний не будет?
— Нет, — буркнул шеф, не глядя на стоящего. Тот помедлил секунду-другую.
— Насчет Коренькова… выяснять?
— Оставь. — В голосе мелькнуло раздражение.
— Есть. Разрешите идти?
— Разрешаю, разрешаю! Тоже мне, знаток этикета… Доложишь по мобильному.
Тот ушел. А Смолянинов по его уходу встал, подошел к тому окну, в которое он смотрел утром, и опять смотрел, долго, недвижным взором, тяжело поводя челюстями.
ГЛАВА 5
Богачев, выйдя из особняка, сел в машину и сразу позвонил по мобильнику,
— Это я, — сказал он сухо, когда ответили. — В двенадцать на площадке. Быть вдвоем.
И отключился.
Посидел, глядя пустыми глазами перед собой. Потом медленно вымолвил:
— Сволочь, — и завел мотор.
До двенадцати было целых полчаса. До площади — десять минут езды. Поэтому Богачев не спеша прокатился на своей “тойоте” по тихим улицам, одному ему ведомым маршрутом. Но все равно времени оставалось много, пришлось заехать во двор: являться на рандеву раньше времени ни к чему. Остановился, достал блокнот, коротко что-то черкнул в нем. Это заняло у него секунд пять, после чего он спрятал блокнот, положил руки на руль и сидел прямо и неподвижно, как сфинкс. Когда до двенадцати ноль-ноль осталось сорок секунд, он пустил двигатель и выехал со двора.
“Площадкой” в городском обиходе именовалось место, когда-то действительно бывшее площадью, а потом застроившееся, изменившееся и нынче представляющее собой аппендикс небольшой улицы, утыкающейся в глухой забор воинской части. Место очень укромное, густо заросшее деревьями, липами и рябинами, почти сквер.
Скромная темно-синяя “восьмерка” уже стояла под липой. Богачев подогнал “тойоту” в упор к заднему бамперу “Жигулей”.
Он вышел из машины с деланно скучающим видом, как бы он здесь и ни при чем. Но водительская дверца “восьмерки” распахнулась, и оттуда выбрался рослый плечистый парень со светлыми, словно выгоревшими на июньском солнце волосами. Он равнодушно глянул на подходящего Богачева, откинул спинку к рулю и посторонился, пропуская того в салон.
Богачев ловко нырнул на заднее сиденье, водитель сел на свое. Теперь в машине оказались трое: на переднем пассажирском сиденье был коренастый коротко стриженный шатен в темных очках.
Трое не поздоровались. Вполне логично: никто из них не желал никому другому здравствовать — хотя думать об этом они не думали.
— Все в норме? — спросил Богачев.
— Пока да, — после небольшой паузы вяло ответил шатен.
— Ладно, — сказал Богачев так, точно подводил черту под чем-то неприятным, но оставшимся в прошлом. — Продолжаем работать.
Теперь сделал паузу он, но двое впереди не выказали ни малейшего любопытства. И Богачев лишний раз убедился, что у тех нервы крепкие.
— Объект меняется, — объявил он и вновь не вызвал никаких эмоций. — Запоминайте: Огарков Лев Евгеньевич. Работает в институте психологии. Домашний адрес, телефон узнаете сами. Срок — двое суток. Встречаемся в то же время, в двенадцать ноль-ноль. Но не здесь. У дома: Садовая, двадцать два. Там такой карман небольшой, вот там… Вопросы?
— Оплата? — последовал вопрос со стороны шатена.
— Как всегда, — был ответ. — Минус штраф за последнее.
В голосе Богачева зазвучал некоторый металл, но напрасно. Двое были профи, они и сами знали, что в последний раз обгадились, как лохи, потому и претензий не имели.
— Ясно, — сказал блондин.
— Тогда все, — сказал Богачев.
Блондин вновь вылез из-за руля, следом выбрался вице-командор “Гекаты”, сел в “тойоту” и уехал. Двое остались.
Богачев не знал, как их зовут, и знать этого не хотел. И они не звали друг друга по имени, хотя они-то знали. У них были клички. Блондин за рулем — Бош, второй — Перец.
Они подождали, пока “тойота” скроется. Тогда Перец полуспросил:
— Покурим? — Бош кивнул, и Перец достал сигареты. “Винстон”.
Курили, молчали. Затем Перец поинтересовался лениво:
— Где этот институт находится, знаешь?
Тот кивнул:
— Знаю.
И опять замолчал. Дым выплывал в открытое окно. Бош докурил первым, щелкнул окурком в кусты.
— Сгоняем туда?
— Ага. — Теперь кивнул Перец. — Далеко?
— Да. Через проспект, за парком. Выкинул свой бычок и Перец.
— Поехали.
Поехали. Молчали. Потом Бош промолвил:
— Там, наверное, пропускная система, в институте этом…
— Разберемся как-нибудь, — ответил Перец. — Узнаем. Первый раз, что ли?..
— Да нет… — проговорил нехотя Бош. — Но все-таки… Фотки нет, на контакт выходить надо. Срисуют, найдется кто-нибудь глазастый.
— Туфта, — отмахнулся напарник. — Первый раз, что ли?.. Ксивой своей ты еще не пользовался.
— Так-то оно так… — Бош покривил рот, однако дальше говорить на эту тему не стал.
Они остановились на светофоре. Бош нетерпеливо газовал, и только вспыхнул желтый, как он сорвался, вспугнув запоздалых ротозеев-пешеходов.
“Восьмерка”, с виду самая обычная, не новая, имела форсированный двигатель, летела вперед, как ракета, а Бош был водитель резкий, нервный даже, хотя в жизни был за/мкнут и холоден — видимо, все его насильственно подавляемое страшное напряжение жизни киллера выплескивалось в этой бешеной езде.
— А тех что, — вдруг сказал он, — не надо больше? Отбой?
— Ну а я знаю? — вопросом на вопрос ответил Перец. — Надо бы, наверное, да руки коротки. Слиняли! Теперь ищи-свищи…
Бош качнул головой.
— Н-да… Скажи мне кто, что какой-то лох Стингера с одной пули завалит… разве поверил бы?
— Ну, он не лох, — с глубоким убеждением возразил Перец и снял очки. Глаза у него были поразительно светлые, почти белые, рыбьи какие-то. — Не лох… Два жмурика в секунду — это тебе не палец обоссать… А Максу он видал, как влепил? Какой монокль вместо глаза сделал?.. То-то.
— Да уж. — Боша аж передернуло от воспоминаний. — Выходное у Макса в башке как вспомню… Никогда такого не видал. Все мозги вынесло.
— Вот и я о том же, — сказал Перец угрюмо и замолчал.
— Легко мы отделались, — буркнул Бош.
— Реакция. — Перец шумно зевнул во весь рот. — Тренировка…
— Да я не о том. — Бош поморщился. — Вообще легко. Как мы оттуда сорвались, не помнишь, что ли? Два трупа… машина вся в кровище… и выкрутились, шито-крыто.
— Ну, не говори гоп, пока не перепрыгнул. — И Перец опять зевнул. — Что за хрен, раззевался?.. Не говори. А нам с тобой еще прыгать и прыгать. Что впереди ждет?..