«Но ведь Даг – это совсем не то, что остальные его сородичи, и к тому же он искренне любит тебя».
      Разрываемая противоречивыми чувствами, Фиона принялась расхаживать по каморке. Когда дверь снова открылась, она повернулась, сама не зная, страшиться ей возвращения любовника или радоваться ему.
      Но вместо Дага перед ней предстала Бреака; пухлые губы рабыни расплылись в улыбке.
      – Вот и славно! Наконец-то Даг подчинил себе свою рабыню!
      Фиона инстинктивно прикрыла руками свою наготу.
      – Где твоя одежда? – как ни в чем не бывало спросила Бреака.
      – Боюсь, ее уже невозможно починить, – Фиона кивком головы указала в сторону валяющихся на полу остатков своего балахона.
      Взглянув на них, Бреака усмехнулась.
      – Не стоит и стараться. Придется Мине найти тебе что-нибудь взамен.
      Она вышла из комнаты, пообещав как можно скорее возвратиться с новым платьем, а Фиона снова принялась размышлять. Если Мина или Даг не захотят дать ей новое одеяние, то у нее не останется ни одной принадлежащей ей вещи. Теперь она во всем зависела от милости своих похитителей, и это лишало ее присутствия духа.
      Вернувшаяся Бреака протянула подруге другой, не менее грубый балахон, после чего та оделась и умылась.
      – Пойдем, – нетерпеливо произнесла рабыня, – у нас с тобой слишком много работы. То, что ты спишь с Дагом, вовсе не значит, что теперь тебе можно прохлаждаться.
      Фиона с неохотой поплелась за Бреакой. Пройдя через весь дом, они вышли на пустынный двор. Девушка вздохнула с облегчением. Сейчас ей не хотелось видеть никого, в особенности норманнов, будь то мужчина или женщина: они непременно расценили бы ее подчинение Дагу как знак того, что она смирилась со своей долей рабыни, а ведь это было совсем не так. Она хотела Дага и позволила ему разделить с ней ложе только потому, что желала его как мужчину, а не из-за того, что покорилась ему.
      По дороге им встретилась темноволосая рабыня, несшая на коромысле два ведра молока утренней дойки. Она бросила на Фиону любопытный взгляд, и девушка мгновенно покраснела. Неужели все рабы в Энгваккирстеде уже знают, что Даг провел с ней ночь? Теперь они будут презирать ее за то, что она отдалась одному из их угнетателей.
      – Идем же, – поторопила ее Бреака. – Не забудь: даже заполучив благосклонность Дага, ты не можешь позволить себе бездельничать.
      Фиона ускорила шаги.
      – Только не думай, что я отдалась Дагу для того, чтобы добиться его покровительства.
      Бреака рассмеялась.
      – Не старайся уверить меня, что это не так.
      – Я сделала это потому, что желала его. Я сама захотела, чтобы он взял меня.
      – Теперь это не имеет значения. Важно лишь то, что ты взялась за ум и решила пустить в ход свою красоту.
      – Но это очень важно для меня, – возразила Фиона. – Я не хочу, чтобы ты думала, будто я смирилась с долей рабыни. Я по-прежнему хочу вырваться отсюда и вернуться на родину.
      Бреака остановилась и, повернувшись, смерила Фиону взглядом, полным жалости.
      – Ты можешь сколько угодно мечтать о свободе, Фиона, но не позволяй своим прихотям усложнять себе жизнь. Теперь ты рабыня и скорее всего ею и умрешь.
      Хотя все существо Фионы протестовало против этих слов ее подруги по несчастью, она решила не спорить с ней и молча вошла за Бреакой в невысокое деревянное строение. Внутри его у одной из стен до самого потолка возвышались кипы шерсти, а у другой стояло несколько ткацких станков. Две норвежки, которых Фиона уже приметила в жилом доме, пряли шерсть, а за одним из станков работала Мина. При появлении юных рабынь она вздохнула, а потом, встав, потянулась и потерли поясницу. Фиона внимательно всмотрелась в нее. Живот женщины был чересчур велик для срока ее беременности, а темные полукружья под глазами свидетельствовали о том, что будущее материнство давалось ей нелегко.
      – Спроси Мину, не могу ли я осмотреть ее. Скажи ей, что мне приходилось исполнять роль повивальной бабки.
      Глаза Бреаки расширились от удивления, но она послушно перевела Мине слова подруги. Норвежка сперва заколебалась, но потом кивнула и вышла из-за стола.
      Приподняв просторное платье Мины, Фиона внимательно осмотрела ее живот: он выглядел большим и упругим, жировая прослойка под кожей практически не прощупывалась. Скорее нечто женщина была истощена. Фиона осторожно сжала упругую плоть. Ощутив ответный толчок изнутри живота, она подняла взгляд на Мину и улыбнулась.
      – Скажи ей, что ребенок будет крепким, – попросила она Бреаку.
      Явно обрадованная, женщина улыбнулась ей в ответ. Фиона продолжила осмотр. Осторожно надавливая на живот в различных местах, она снова ощутила шевеление плода и, поведя ладонь вверх, попыталась ощутить сквозь туго натянутую кожу положение младенца. Кончики ее пальцев уловили множество мелких движений ребенка. Фиона нахмурила брови. Судя по словам Бреаки, до рождения оставалось еще три месяца, а ребенок уже был очень активен. К тому же живот Мины выглядел слишком большим для этого срока. Неожиданно Фиона подумала: что, если норвежка носит не одного ребенка, а двух?
      Она снова подняла взгляд на Мину, прикидывая, стоит ли говорить ей о своих догадках. Скорее всего нет; ее сомнения ничего не изменят, но могут лишь понапрасну взволновать.
      – Скажи ей, что все в порядке, но я пока не могу определить, куда направлена голова малыша.
      Мина тут же ответила в своей обычной мягкой манере, и Бреака перевела ее слова:
      – Она просит спросить, знаешь ли ты какие-нибудь средства, которые она могла бы принять, чтобы легче переносить беременность.
      Фиона в раздумье покачала головой. Большинство утоляющих боль трав было слишком сильными снадобьями, чтобы давать их беременной женщине.
      – Если у нее есть корневища остролиста, я могла бы приготовить отвар, который поможет ей, – сказала она Бреаке. – Ребенок высасывает из нее все силы. Она должна больше беречь себя в эти последние месяцы.
      Едва произнеся эти слова, Фиона тут же пожалела, что не высказала свои соображения более определенно. В таком изможденном состоянии Мине предстояли тяжелые роды.
      Бреака перевела слова Фионы, но Мина лишь улыбнулась и показала рукой на гору шерсти у стены.
      Бедная Мина. Как может она отдыхать, когда столько надо переделать, подумала Фиона, и в ее душе шевельнулось сострадание.
      – Ей надо больше помощников, – сказала она, обращаясь к Бреаке.
      – Верно. Вот ты и будешь ей помогать, – ответила та. – Твоя главная обязанность по хозяйству – ткать вместе с Миной.
      Фиона с отвращением взглянула на гору необработанной шерсти; глаза и руки ее заболели при одной мысли о том, что все это надо превратить в пряжу, а потом связать из нее одежду. Только сейчас она поняла, насколько беззаботной была ее жизнь в Ирландии.
      – Из этой лесины получится отличная мачта, – согласился Даг и деловито похлопал по коре громадной сосны. Он знал, что его плечи очень пригодятся, когда придет время свалить эту сосну, но у него не было врожденного умения Ранвейга представить себе дерево как уже готовую часть корабля.
      Улыбнувшись высокому кривоногому кораблестроителю, он сказал:
      – Давай договоримся с тобой, Ранвейг. Ты построишь корабль, а я поведу его в море.
      Ранвейг улыбнулся в ответ:
      – Мне нужно только твое согласие. Насколько я знаю, ты понимаешь в морских делах ничуть не хуже брата.
      Услышав столь лестные для себя слова, Даг испытал прилив гордости.
      – Разумеется, я согласен, Ранвейг. А теперь мне надо вернуться в поселение – там у меня еще куча дел.
      Ранвейг рассеянно кивнул: дерево – будущая мачта – уже завладело всем его вниманием.
      Шагая по лесу, Даг неотступно думал о предстоящих ему «неотложных делах»: он просто не мог дождаться того момента, когда снова увидит ирландку. Во всем его теле еще чувствовалась сладкая истома прошлой ночи, а он уже был готов к новым подвигам. Под каким же предлогом ему лучше увести женщину? Объяснить, что она должна заштопать ему рубаху? Нет, лучше он скажет, что хочет начать учить ее норвежскому языку и именно для этого собирается уединиться с ней в подходящем для такого занятия укромном месте.
      Викинг улыбнулся, подумав о том, какими будут первые слова, которым научит ее.
      Фиона вздохнула и отвела рукой упавшую на лицо прядь волос. В помещении было довольно жарко, а она работала без перерыва с тех самых пор, как в полдень Мина предложила им; перекусить.
      Рядом с ней норвежки вполголоса болтали о чем-то своем, но, не будучи в состоянии понимать их разговор, девушка погрузилась в собственные мысли. Она все время перебирала в уме события прошлой ночи. Все было так чудесно, как только можно было себе представить; но ее радость по-прежнему омрачалась чувством вины. Даг был ее врагом, и ее душа знала это. Как же она сможет жить вот так разрываясь между страстью к своему господину и негодованием от того, что он обладает властью над ее жизнью?
      Голоса женщин внезапно смолкли. Фиона оторвала взгляд от работы и увидела стоящего в дверях Дага. Он казался еще внушительнее, чем обычно, из-за того, что тело его почти полностью занимало весь проем двери, не пропуская свет снаружи. При одном только взгляде на него в горле у Фионы пересохло.
      Обратившись к Мине, Даг произнес несколько слов. Та приподняла бровь, но потом кивнула; лицо ее при этом не выразило никакого удивления. Беспокойство Фионы усилилось.
      Даг повернулся к ней, и взгляд его голубых глаз словно обдал ее пламенем. Затем он сделал жест рукой, приглашая ее следовать за собой.
      Задыхаясь от волнения, Фиона вышла наружу и, минуя хлев, направилась вслед за Дагом к бане. Войдя в невысокое строение и оказавшись в просторном помещении для мытья, Фиона догадалась, что эта часть бани предназначалась для самого ярла и его ближайших родственников.
      Даг закрыл дверь на запор, и Фиона задрожала всем телом: она вновь осталась наедине с этим загадочным, непредсказуемым человеком. Что же он будет делать с ней на этот раз?
      Даг подбросил дров в едва тлеющий огонь и положил в очаг несколько довольно крупных валунов, а потом быстро разделся. Увидев его взметнувшуюся плоть, Фиона поежилась от охватившего ее желания. Так вот, значит, что он задумал!
      Приблизившись к ней, Даг показал рукой на ее балахон. Под его пристальным взором Фиона сбросила башмаки и стянула через голову платье. Он подвел ее к одной из скамеек, на краю которой были стопкой сложены куски холста, служившие викингам полотенцами. Расстелив одно такое полотнище на скамье, Даг опустился на него и жестом велел ей сесть рядом. Фиона повиновалась; сердце колотилось в ее груди, все чувства были обострены. Подброшенные в очаг дрова занялись огнем, осветив все помещение яркими сполохами. Фиона не могла отвести взгляд от Дага, откровенно любуясь его обнаженным телом, и он тоже не скрывал того, что любуется ею. Он был великолепен, этот яростный солнечный бог. Отблески огня придали его длинным волнистым волосам оттенки бронзы, упавшие тени сделали рельефной его и без того выпуклую мускулатуру. Она следила взглядом, как свет и тепло огня налили жаром его кожу и придали блеск его голубым глазам, словно он был в лихорадке, как тогда, когда она впервые увидела его.
      Дыхание девушки участилось. С самого первого момента она желала этого человека. Теперь для нее не имело значения даже то, что он был ее заклятым врагом: она до боли хотела прикоснуться к нему. Зачарованная цветом его позолоченного огнем тела, силой и мощью его рук и ног, она тем не менее понимала, что этот викинг заметно выделяется среди своих соплеменников. Всем женским существом она распознала его как человека, которому стоит вверить свою жизнь, обретя взамен его покровительство.
      Даг протянул руку и коснулся кончиками пальцев одной ее груди. Потом он произнес что-то по-норвежски, коснулся другой груди и снова повторил сказанное. Фиона взглянула на его руку, удивленная и несколько разочарованная тем, что он собирается учить ее языку варваров, вместо того чтобы заняться с ней любовью. Она повторила услышанное слово, стараясь произнести его возможно более точно. Даг кивнул и снова произнес те же звуки. На этот раз ей удалось произнести слово правильнее, и наградой ей была искренняя улыбка викинга.
      Немного подумав, Фиона коснулась рукой своей груди и, глядя Дагу в глаза, произнесла ее название по-ирландски. Палец Дага не отрывался от ее соска, когда он повторил его. Фиона одновременно испытала чувственное удовольствие и радость от того, что Даг готов изучать ее язык, так же как и она – его.
      Потом Фиона, задыхаясь, повторяла за ним все новые и новые слова. Ее тело было напряжено, живот сводило от желания; она едва могла сосредоточиться. Когда Даг прикоснулся к ее бедру, она закрыла глаза, ожидая, что он передвинет руку на более чувствительный участок тела, но викинг не сделал этого. Открыв глаза, она увидела, что Даг смотрит на нее с добродушной усмешкой. Медленно он положил руку на ее запястье, явно собираясь продолжить этот необычный урок.
      Фиона в нетерпении перехватила его руку и поднесла его пальцы к своим губам. Она произнесла слово «рот», затем нежно куснула его пальцы. Глаза Дага потемнели от желания, и Фиона испытала удовлетворение. Ее урок норвежского языка вряд ли чересчур затянется.
      Дат резко выпрямился и, взяв ее за пальцы, положил ее ладонь на свою вздыбленную плоть. От неожиданности Фиона едва не потеряла самообладание, по все же успела повторить за ним название этой части тела. Пальцы его легли поверх ее ладони и сомкнулись, побуждая погладить. Судорожно втянув воздух, Фиона повиновалась.
      Она подняла взгляд и увидела, как потемнели глаза Дага, как сжались его челюсти. Когда она ласкала шелковистое завершение его плоти, то с тайным удовлетворением услышала сорвавшийся с его губ полувздох-полустон наслаждения. Она узнала вкус власти, который чувствовал он, когда ласкал самые укромные уголки ее тела. Он тогда заставил ее испытать полную беспомощность перед ним, прежде чем перешел к заключительным аккордам их любовной игры, а вот теперь сам оказался столь же беззащитен перед ней.
      Единственное, чего она не знала, так это как доставить ему такое же наслаждение, какое доставил ей он. Ее тело вновь обрело энергию и жаждало любви. Будет ли он считать ее распутной, если она даст ему понять, что сгорает от нетерпения слиться с ним в любовном порыве?
      Фиона выпустила из пальцев трепещущую плоть и, встав со скамьи, погладила ладонями его грудь и плечи. Улыбнувшись про себя, она чуть придвинулась к викингу, встав так, чтобы груди ее слегка коснулись его плеча. Он застонал, потом обнял ее за талию и поцеловал – крепко, требовательно, так, что у нее подкосились ноги. Руки его скользнули ей на бедра. Фиона едва не потеряла сознание, ощутив его напряженную плоть так близко от средоточия своего желания.
      Когда она уже была уверена, что не сможет вынести этой сладкой муки, Даг снова сел на скамью и усадил ее верхом на колени лицом к себе. Быстрым движением он приподнял ее тело и насадил его на свою вздыбленную плоть.
      Фиона вскрикнула. Какое-то мгновение ей казалось, что это невозможно вынести, но тут же она поняла: ощущение целиком заполнившей ее изнутри плоти восхитительно приятно. Обвив ногами сильное тело викинга, она открыла глаза и взглянула на своего любовника. Черты его лица были искажены; в этот момент он испытывал столь же сильное наслаждение, что и она.
      Даг хрипло вздохнул и приподнял ее тело, затем опустил его. Фиона снова вскрикнула; наслаждение от ощущения его плоти, пронзающей ее изнутри, почти лишило ее сознания. Она судорожно обхватила Дага за плечи, умоляя его о милосердии. Он что-то хрипло произнес на своем языке, затем быстро повторил движение снова и снова…
      Сознание Фионы помутилось; все ее тело горело, словно объятое пламенем. Когда она усилием воли привела мысли в порядок, то обнаружила себя лежащей на груди у Дага, вытянувшегося во всю длину лавки. Щекой, прижатой к его груди, она ощущала биение его сердца; кожа его была влажной и горячей. Он произнес что-то по-норвежски, потом погладил ее по спине. На глазах у нее закипели слезы. Этот человек вознес ее на самые вершины блаженства, казалось, недоступные смертным при жизни.
      – Фиона, – прошептал Даг.
      Она открыла глаза и приподняла голову. Он улыбнулся ей, и в его улыбке она прочитала удовлетворение и тепло. В душе ее что-то шевельнулось. Она позволила этому человеку слить ее тело со своим, разрешила ему коснуться своего сердца…
      Даг удовлетворенно вздохнул: его сказочная королева наконец-то полностью, душой и телом, принадлежала ему. Сейчас, лежа в его объятиях, она не смогла бы отрицать, что сдалась ему как победителю. Ее нежное тело все еще хранило дрожь наслаждения, которое он ей даровал. А какой чувственный восторг познал он сам!
      Викинг снова вздохнул и провел ладонью по волосам, рассыпавшимся, подобно нежнейшему шелку, по груди Фионы, затем поцеловал ее, чтобы, как печатью, скрепить этим поцелуем испытанную им сладость. Она была очарованием, загадкой, нескончаемым открытием, и его душа, иссушенная одиночеством, жадно впитывала все эти чувства. Даже если бы он, проснувшись на следующее утро, узнал, что отпущенный ему срок жизни подходит к концу, это известие ничуть не взволновало бы его; в данный момент это казалось ему честной сделкой – возможность его пребывания на этом свете против мгновений только что испытанного восторга.
      Даг снова провел рукой по волосам Фионы, мечтая о том, чтобы она подняла голову и он смог увидеть тонкие черты ее лица. Он жаждал взглянуть в завораживающую светло-зеленую глубину ее глаз и найти там отражение того же восторга, который испытал сам.
      Девушка шевельнулась, и Даг, осторожно поддерживая ее за талию, помог ей сесть к нему на колени. Его пальцы скользили по ее рукам, груди, животу – он снова и снова хотел уверить себя, что они всецело принадлежат друг другу. Ему надо было так много сказать ей! Не пора ли им вернуться к изучению языков, пока они оба не состарились за совсем другим занятием?
      Сняв Фиону с колен и усадив рядом с собой, Даг прикоснулся пальцами к ее губам, повторив ирландское слово, которое чуть раньше услышал от нее. Потом он поцеловал ее и произнес слово «поцелуй». Она повторила его, затем произнесла это же слово по-ирландски.
      Он начал показывать пальцем на стоявшие в помещении предметы – ведро, лавку, воду, огонь, – называя их. Затем, когда они оба уже устали от этого занятия и стали путать слова, он оставил ее в покое и принялся наполнять водой большую деревянную ванну. Вытащив из огня раскалившиеся камни, Даг опустил их в воду и стал ждать, когда вода нагреется. После того как ванна была готова, он вытащил камни и помог Фионе залезть в нее. Он мыл ее заботливо и аккуратно, а после того, как она вышла из ванны и стала вытираться, забрался туда сам.
      Вымывшись и сливая воду на голову и плечи, чтобы смыть мыло, Даг увидел, что Фиона оценивающе оглядывает его тело. Рассмеявшись, он посоветовал ей не быть столь ненасытной, поскольку чуть позднее у них снова будет время для занятий любовью. Хотя девушка, разумеется, еще не могла понять такие слова, она, очевидно, все же уловила их значение, поскольку покраснела и отвела взгляд.
      Даг снова рассмеялся. До чего же горячей любовницей она была! Усталая, с не утихшей еще болью, она, похоже, не могла дождаться, когда же он снова возьмет ее.
      После того как они вытерлись и оделись, он открыл дверь и помог Фионе спуститься по ступенькам. Возвращаясь вместе с ней в дом, Даг всю дорогу думал о том восторге, который только что пережил. Никогда еще слияние с женщиной не доставляло ему подобного наслаждения. Одна часть его души устремлялась ввысь, другая трепетала от страха. Жизнь научила его, что счастье и довольство – чрезвычайно хрупкие вещи; чересчур верить в них было слишком опасно.

Глава 17