Когда он подъехал к поселению, из первого дома вышла женщина. Солнце вспыхнуло на ее золотых волосах, и в горле у него мгновенно пересохло. Это была Ариан. Сердце его забилось втрое сильнее. Она подняла голову, увидела его, и радостная улыбка, осветившая лицо, сделала ее еще прекраснее. Лошадь продолжала идти, забытая всадником, пока не дошла до женщины. Юноша натянул поводья.

— Ты хорошо выглядишь, Конн, — сказала Ариан.

— Ты тоже, — выдавил он. — Кто здесь живет?

— Мы с Кастой и еще три семьи.

— А где Каста? Я хочу поговорить с ним.

— За скотом сегодня следят мальчишки, а Каста с другими мужчинами уехал в Старые Дубы за припасами. Ты не хочешь зайти на минутку? У нас осталось немного сидра.

Конн спешился и последовал за ней в дом. У стены стояла кровать, грубо сколоченная из сосновых досок, а в центре — стол и скамьи. Перед очагом лежала коровья шкура, прожженная во многих местах. Ариан налила ему чашку сидра, и их руки встретились. Конн почувствовал, что краснеет.

— Ты счастлив, Конн? — спросила она. — Да. А ты?

Она улыбнулась и подошла к огню, наклонилась, чтобы подбросить дров. Конн смотрел на нее, вспоминая, как они были вместе и как он ее любил тогда. Ему казалось, что он забыл девушку, но оказалось, что нет. Юноша любил Таэ всем сердцем, но при виде Ариан его охватила сладостная дрожь. Он попытался подавить возбуждение.

— Мне пора.

Она подошла ближе, так что Кони почувствовал аромат ее волос.

— Прости меня за боль, которую я причинила. С тех пор я часто думала о тебе.

— Все в прошлом, — ответил он.

В ее глазах блеснули слезы, и Коннавар инстинктивно обнял ее.

— Я так испугалась, когда услышала, что ты умираешь, и совсем ничего не соображала, но я всегда любила тебя, Конн. Всегда.

Он закрыл глаза и поцеловал ее в макушку. В доме было тепло, и пламя бросало отсветы на стены. Ариан обвила его шею. Он попытался противиться искушению, а потом наклонил голову и поцеловал ее. Годы умчались прочь, и ему снова было пятнадцать, а рядом — его первая любовь. Окружающий мир померк и исчез. Существовала только эта комната, огонь в очаге и манящая кровать в углу.

Руатайн был большим и тяжелым человеком и поэтому всегда старался не перетрудить лошадь. У подножия каменистого холма он спешился и повел мерина вверх. Таэ последовала его примеру, хоть он и сказал ей, что в том нет необходимости. Она была легкая, и лошади ничего не стоило нести ее. Таэ улыбнулась и не последовала его совету.

Руатайн очень сердился на Конна. На это озеро куда лучше было бы отправиться с возлюбленным, а не с отцом мужа. Он чувствовал себя весьма неловко. Однажды он приезжал сюда с Мирией, и они занимались любовью на склоне холма. Когда солнце начало клониться к закату, а Конн не появился, Таэ попросила Руатайиа показать ей озеро. Он пытался вежливо отказаться, но она и слушать не желала возражений.

Воин бросил взгляд на девушку. Она была поразительно красива. Какие волосы, какая улыбка, какая фигура! Понятно, что у Конна много дел, но человек, который предпочтет такой красавице вопросы разведения лошадей, должен быть не в своем уме.

Подъем кончился. У Руатайна ныло в груди от долгого пути вверх. Таэ подошла к нему, и оба с восхищением смотрели на открывшуюся их глазам красоту. Внизу сверкало длинное озеро, напоминавшее формой меч. Повсюду росли желтые цветочки, а далекие холмы, поросшие лесом, походили на огромных быков, пасущихся у подножия снежных гор. Воздух был свеж и прохладен, а небо сияло синим.

— Как здесь красиво, — прошептала Таэ, вздыхая. Прямо за озером виднелся круг золотистых дольменов. Руатайн указал на него.

— Легенды гласят, что камни некогда были великанами, бросившими вызов Таранису. Однажды, когда они собрались обсудить войну против богов, среди них появился Таранис и превратил их в камни.

— Ты веришь этой истории?

— Нет, но она красивая. Задолго до нас здесь жили другие люди. Думаю, именно они построили этот круг.

— Уродливый Народ? — улыбнулась девушка.

— Нет, даже до них. К северу отсюда есть долина. Фермер пахал там землю и нашел в земле остатки стены. Они с сыном попытались вытащить камни, но те были слишком большими. Каждый из них весил очень много, и все же их положили один на другой.

— А какой длины была стена?

— Никто не знает. Фермер пытался копать вокруг нее, но не смог и бросил то поле.

— И никто не попытался выяснить?

— А зачем? — спросил Руатайн. — Зачем нужна закопанная стена?

— Там могли сохраниться какие-нибудь вещи, которые рассказали бы нам о народе, построившем ее. Я найму людей и займусь этим.

Они подъехали к озеру. Руатайн разжег огонь, и они поужинали жареным мясом и вареными яйцами, запив их водой из озера.

— Я так рада, что мы сюда приехали, — сказала Таэ. — Ты приводил сюда Мирию?

— Да, — ответил Руатайн, чувствуя, что краснеет.

Ей хватило такта сменить тему, что его очень порадовало.

— Расскажи мне о Конне. Он всегда был таким серьезным? Руатайн вздохнул с облегчением и покачал головой.

— Он был славный мальчик, любил шутки и розыгрыши. Конн никогда не обижал других детей и не смеялся над несчастьями других. Но он был очень ранимым. Наверное, это вообще свойственно детям. Они более открыты, чем мы. Конн думал, что его отец умер трусом, что было неправдой. Поэтому пытался себя показать. Помню, совсем еще мальчишкой он убежал в лес, чтобы убить волка. Я нашел его в кустах с горшком на голове вместо шлема. Уже совсем стемнело, и он очень боялся, хоть и не показывал этого. Славный мальчик.

— И он сражался с медведем.

— Да. Не хотел бросать друга. Великое деяние — хотя жаль, что это случилось.

— Почему? — удивилась она. — Ведь on выжил и стал знаменитым.

— Да, но его слава разрушила жизнь Браэфара. Оба мальчика изменились в тот день. Конн стал героем. А Крыло… — Руатайн вздохнул. — Конечно, никто не винил его за то, что он, маленький и безоружный, не стал драться с медведем. Однако с тех пор ему стало казаться, что все считают его слабым. Думаю, он винит во всем Конна. Я пытался поговорить с ним… — Руатайн пожал плечами и умолк. — Браэфар в ярости от свадьбы Фиаллаха и Гвидии. Крыло любил ее всем сердцем, и я надеялся, что они поженятся. Уже одно расторжение помолвки нанесло ему болезненный удар; а теперь оказывается, что бывшая невеста выходит замуж за человека, который опозорил его на Играх. — Руатайн невесело улыбнулся. — Впрочем, ты приехала сюда не затем, чтобы слушать мои размышления о семье.

— Чепуха, — сказала она. — Это и моя семья тоже. Крыло изменится, когда встретит истинную любовь.

— Не думаю.

— А что Бран? Ты почти не говоришь о нем.

— Я не смею, — пояснил Руатайн. — Он моя гордость, и я боюсь задеть чувства Крыла еще сильнее, если буду показывать это. Бран славный мальчик. Бесстрашный, но плутишка! Девчонки любят его, и, боюсь, он немало сердец разобьет.

— Как и ты в молодости?

— Нет. — Руатайн прислонился к огромному камню и устремил взгляд на сверкающую воду. — Я влюбился очень рано — в Мирию. Как и мой друг Вараконн. Она вышла замуж за него. Это был очень счастливый брак. Не думаю, что она оправилась от его смерти до конца. Как ни странно, я тоже. Самый близкий друг все-таки. Мне очень жаль, что Конн не знал его. Очень легко осуждать или презирать других. Я хороший воин и поэтому герой, храбрый человек. Однако храбрость не бывает без страха. Я никогда не боялся битвы; а Вараконн прямо трясся от ужаса — и все же был там, рядом со мной. Он победил свой страх. Для меня это самая настоящая храбрость. — Руатайн бросил взгляд на Таэ и рассмеялся. — Ну вот, что-то меня понесло. Солнце садится. Пора нам ехать домой.

Таэ наклонилась к нему и чмокнула в щеку.

— Хороший ты человек, Руатайн. Я рада, что ты теперь мой отец.

— Я тоже, — отозвался он.

Некоторое время они ехали молча. Холодало. Таэ достала плащ и накинула его на плечи.

Руатайн тоже мерз. Левая рука неприятно ныла, и он принялся сжимать и разжимать кулак. От мяса разболелся живот, а в груди стал расти комок. Он несколько раз резко вдохнул и выдохнул, и боль поутихла.

— Впереди какие-то люди, — сообщила Таэ, подъехав к нему.

Руатайн вгляделся в сумрак. Возле леса стояло четверо. Один держал в руках лук. Должно быть, охотники. Хотя вряд ли им повезет с добычей.

Солнце почти село. Они подъехали ближе к незнакомцам. В лучнике было что-то странно знакомое Руатайну, но зрение у него стало не то что прежде, и он не мбг различить черты лица. Когда их разделяло пятнадцать шагов, лучник положил стрелу на тетиву, и Руатайн узнал его. Это был юноша из паннонской деревни. Тот самый, который не согласился с тем, что вражда окончена.

Старый воин немедленно обнажил меч. Юноша выстрелил, но один из его товарищей толкнул его, и стрела пролетела мимо головы Руатайна. Он стал прилаживать вторую, когда над ним уже навис противник. Юноша поднял голову и увидел занесенный меч за секунду до того, как он обрушился ему на голову. Руатайн обернулся, однако остальные уже скрылись в лесу.

Он посмотрел на мертвое тело.

— Идиот! Какая бессмысленная смерть. Руатайн обернулся и застыл в ужасе.

Таэ лежала на земле рядом со своей лошадью. Он бросился к ней и опустился рядом. Лицо девушки было очень спокойным, ее можно было бы принять за спящую, если бы не стрела с черным оперением, торчащая из груди. Крови почти не было. Руатайн протянул дрожащую руку к ее шее, чтобы пощупать пульс. Ничего… Он посадил ее, прижал к груди и принялся разговаривать с ней, не веря, что его прекрасная спутница мертва. Жизнь молодой, полной любви женщины украл мстительный мальчишка, даже не знавший ее.

Такого ужаса Руатайн еще не испытывал. Он закрыл ей глаза, гладя ее мягкие темные волосы, снова и снова щупал пульс, хоть и знал, что сердце не бьется. Потом он издал громкий крик, подхваченный лесным эхом. Солнце село.

Конн подъехал к крепости, темной громадой выделявшейся на фоне луны. Внизу он заметил одинокую всадницу. На ней был плащ с капюшоном, но капюшон упал, и на ветру развевались черно-серебряные волосы. Конн пришпорил коня и окликнул ее. Сначала она как будто не услышала, а потом обернулась и натянула поводья.

— Ворна, — сказал Конн, подъезжая к ней. — Так я и думал. Что привело тебя в Старые Дубы?

— Твой отец в опасности, — сказала колдунья и поведала ему о видении, пока они ехали вниз по холму.

— Ты думаешь, что Руатайн — старый медведь, а этот… Князь-Рыбак послал людей убить его?

— Так я истолковала видение. — Они продолжали приближаться к городу, и Конн обратил внимание, что она не улыбнулась и не сказала ему слова привета. Наверное, устала после длинной дороги.

— А видения всегда бывают такими… символическими? Волки, медведи, горлицы…

— Не всегда. Иногда я вижу очень ясно то, что не хотела бы. — Их глаза встретились на долю секунды, и Конн похолодел внутри. Она знала.

— Я больше так не буду, Ворна, — тихо сказал он, краснея.

— Твоя жизнь — это твое дело, Коннавар. Не мне тебя судить.

— И все же ты судишь.

— Да, — вздохнула она. — Твоя жена — чудесная женщина и заслуживает большего. А сейчас она скорее всего ждет…

Ворна умолкла, а потом резко натянула поводья. Лошадь остановилась. Коннавар в недоумении посмотрел на нее, потому что женщина неожиданно сгорбилась и покачнулась в седле. Юноша протянул руку, чтобы помочь ей, но она оттолкнула его.

— Нет! Не трогай меня, Конн! О нет!

— Что такое?

Она посмотрела на него, и глаза ее были полны скорби.

— Я не совсем… поняла видение. — Ворна спешилась и едва не упала, потом прошла шатаясь несколько шагов и села у края дороги.

Конн быстро спрыгнул с коня, подбежал к ней и схватил за руку.

— Говори! С Большим Человеком что-то случилось?

— Нет, но горлица умерла.

— Я знаю, ты говорила. Лев ударил ее лапой. Что случилось с Руатайном? — Он слегка встряхнул ее, но она продолжала молчать, собираясь с силами. Конн понял это и, хотя терпение не относилось к числу его добродетелей, молча ждал. Ворна посмотрела на него, а потом взяла за руку.

— Я не знаю, как смягчить свои слова, Коннавар. Горлицей была Таэ. Она ехала с Руатайном, и на них напали. Сердце ее пронзила стрела.

Он услышал, что она сказала, но в словах этих не было смысла.

— Таэ поехала с Руатайном, и ее ранило? — спросил юноша.

— Она мертва, Конн. Мертва.

— Не может быть! Ты ошибаешься. Я обещал ей поехать кататься. Она сердится на меня. Вот и все. Перестань говорить всякую ерунду. — Руки у него тряслись. — Ты пытаешься наказать меня за Ариан? Так ведь?

Она покачала головой и с трудом встала на ноги.

— Я часто бывала жестока, Коннавар, но не настолько. Руатайн везет ее тело в Старые Дубы.

Конн поднялся пошатываясь. В голове у него шумело, а тело не слушалось. Из глубин памяти пришли слова:

«Все, что я имею право сказать — выполняй свои обещания, даже самые маленькие. Иногда маленький камушек обрушивает лавину, а что-то ничтожное оказывается безумно важным.

— Я всегда держу слово, маленькая рыбка.

— Запомни, Конн, не важно, насколько оно незначительно».

— Не важно, насколько оно незначительно, — пробормотал Коннавар, упал на колени и закрыл голову руками.

Ворна опустилась рядом и обняла его за плечи.

— Пойдем встретим ее.

— Я нарушил обещание, Ворна. Я нарушил его.

— Пойдем, — сказала она, помогая ему подняться.

Князь-Рыбак сидел за столом вместе с сыновьями, ужиная. Царило почти полное молчание, и князь пил кубок за кубком крепкий эль.

— Значит, виры не будет, — сказал Ворт, старший сын. Князь-Рыбак посмотрел в кубок и дернул плечом. Потом бросил взгляд на сына. Тот был явно разочарован и выглядел очень недовольным. Князь снова вздрогнул и оглядел всех сотрапезников. Сыновья. Некогда он питал много надежд относительно их будущего, думал, что они вырастут сильными людьми, гордыми воинами паннонов. Однако сильными их не назовешь. Да, мускулов у них достаточно, но живут они в его тени. Он снова осушил кубок. Эль вызывал меланхолию. Он снова посмотрел на Ворта.

— Как ты мог толкнуть его? Мы не хотели убивать девушку!

— Получалось нечестно, щенок целился прямо в него. Я толкнул его, чтобы он промахнулся. Ты же не хотел, чтобы Руатайн погиб. Ты хотел получить еще несколько коров и лошадей. Стрела могла полететь куда угодно. Нам просто не повезло.

— Но она полетела не куда угодно! — отрезал Князь-Рыбак, допивая эль. Один из светильников замигал и погас, и в зале стало еще темнее. Младший сын подошел и снял светильник со стены.

Князь хотел наполнить кубок, обнаружил, что кувшин, стоящий рядом, пуст, и поднялся на ноги. Он принадлежал к породе некрасивых здоровяков.

— Умереть должен был только молодой дурак, — прорычал он и швырнул кубок о стену. Потом взял пустой кувшин, прошел через зал, наполнил его из бочки, поднес к губам и сделал долгий глоток. Янтарный напиток потек по седой бороде и намочил тунику. На душе было тяжело, сердце сжимал страх. Нарушил ли он свой гейс? Непонятно. А прорицательница Маггриа уехала из поселения тем утром, когда молодой дурак ушел с луком. Никто не знал куда. «Да не разобьет ни одно из твоих деяний сердца женщины». Всю жизнь он смеялся над этим предсказанием. Он был некрасив в детстве и не стал лучше, когда вырос. В таких не влюбляются. Жена вышла за него замуж только из-за его титула и никогда не испытывала к нему теплых чувств. С другой стороны, он к ней тоже. Она родила ему пять крепких сыновей, а потом объявила, что хотела бы жить в домике в горах. Князь-Рыбак удовлетворил ее желание, и жена исчезла из его жизни. Откровенно говоря, он и не думал о ней скучать.

А теперь девушка лежит мертвая с сердцем, пронзенным стрелой, и лучника отправил он.

Нарушил ли он свой гейс?

В залу ворвался холодный воздух, и светильники замигали. Потом хлопнула дверь. Князь-Рыбак всмотрелся в сумрак. На пороге стояла высокая фигура, держащая в руках меч, что блестел в свете ламп. Четверо сыновей разговаривали между собой и не заметили чужака.

— Во имя Тараниса, кто ты такой? — вопросил Князь-Рыбак, ставя кувшин на стол и выходя навстречу вошедшему.

Младший сын, Алар, шел с наполненным светильником, чтобы повесить его на место.

— Я смерть твоего дома, — проговорил незнакомец. Алар спокойно подошел к стене с горящим светильником.

Воин сделал три шага, сверкнул серебряный клинок, и голова мальчика полетела с плеч. Оставшиеся сыновья вскочили и бросились к своему оружию, стоящему у дальней стены. Трое схватили мечи, четвертый копье. Князь-Рыбак замер на месте. Тело младшего сына упало за стол, но голова покатилась по устланному соломой полу, и теперь мертвые глаза смотрели на отца. Светильник, который держал Алар, пролил на деревянный пол горящее масло, и пламя начинало разгораться.

Воин издал боевой клич и бросился навстречу другим сыновьям. Князь-Рыбак, шатаясь от выпитого эля, подошел туда, где начинал разгораться пожар, и попытался затоптать огонь, но пламя уже весело пожирало солому, распространяясь по залу с бешеной скоростью. Князь обернулся и увидел, что еще два сына лежат на полу, истекая кровью. Ворт попытался ударить противника копьем. Тот отступил в сторону и вогнал клинок по рукоять ему в живот, а потом еще раз — в сердце. Старший сын князя закричал от боли.

Князь-Рыбак, потрясенный, смотрел на смерть своих детей. Потом незнакомец повернулся к нему.

— Я не знаю тебя, — бормотал несчастный правитель. — Я не знаю тебя.

Когда воин подошел ближе, князь увидел, что у него странные глаза — один светлый, другой темный. Убийца остановился перед ним. За спиной пламя все разгоралось, и древесина потрескивала вовсю. Огонь бросал отсветы на лицо незнакомца, и тот казался демоном.

— Кто ты?

Ответа не было. Меч ударил князя в живот. Тот упал на колени, чувствуя, что внутренности выпадают из распоротой брюшины. К его счастью, следующим ударом клинок отсек ему голову.

Сняв со стены светильник, Коннавар вышел в ночь. Ветер дул ему в спину. Он окинул взглядом спящую деревню. Подойдя к ближайшему дому, Конн плеснул масла на деревянную стену и поджег ее. Ветер раздувал пламя, и горячие угли перелетали с одной соломенной крыши на другую. Вскоре несколько хижин ярко пылали. На улицу начали выбегать люди. Коннавар двинулся им навстречу и принялся рубить мечом направо и налево. За его спиной пламя вырвалось из распахнутой двери Длинного Зала, а потом начало пробиваться сквозь крышу. Деревню охватила паника — Коннавар бесшумно двигался среди пылающих домов, убивая всех, кто оказывался рядом. На него бросились два юноши, вооруженные топорами. Он убил обоих. Народ начал убегать в горы.

Конн убрал меч в ножны, взял окровавленными руками вилы и кинул горящую солому на еще не тронутый пожаром дом. Потом принялся ходить по деревне, поджигая строения, пока наконец все поселение не превратилось в, огромный костер. Он не раз обжегся, а потом на нем загорелся плащ. Коннавар отбросил его в сторону и побежал к причалу, у которого стояло несколько рыбацких лодок. Поджечь их оказалось труднее, и ему пришлось почти час таскать горящую солому.

Рассвет он встретил у берега озера, с потемневшим от дыма лицом и обожженными руками. Крыша Длинного Зала провалилась внутрь, и от всего здания осталась только каменная труба. Пять лодок утонули, еще одна наполовину сгорела, а седьмая погасла и все еще покачивалась на воде озера. Все остальное обратилось в прах — дома, склады, рыбацкие сети. Конн окинул взглядом печальную картину полного опустошения. Он очень устал, и на душе было пусто. Ярость прошлой ночи иссякла. Юноша устало поднялся на ноги и пошел по бывшей главной улице поселения. Повсюду лежали трупы, некоторые обгоревшие, другие почти не тронутые огнем. Конн с ужасом понял, что натворил. Среди мужчин лежали и женские тела, а в дальнем конце улицы — два мертвых ребенка. Судя по длинному кровавому следу, один из них перед смертью пытался уползти.

Стоя там и с ужасом глядя на плоды рук своих, он вдруг четко осознал, что ярость лишь отчасти вызвана жадностью и подлостью Князя-Рыбака. Всю жизнь он пытался стать героем, чтобы избавиться от наследия Вараконна, а теперь смотрел на руины и пепел, летящий по ветру. Все стало пеплом. Он нашел любовь — великую любовь — и позволил ей умереть. И к тому же стал не только прелюбодеем, но и убийцей детей и женщин. По закопченному лицу потекли слезы, и Коннавар упал на колени, снова и снова выкрикивая имя Таэ.

В холмах прятались пережившие страшную ночь и слушали эти крики. Казалось, человек не способен издавать таких звуков — столько в них было боли и горя. Люди сбились в кучу и принялись молиться, чтобы демон оставил их в покое.

Две недели о Коннаваре не было ни слуху ни духу. Его видели на пути в Три Ручья, но до деревни он так и не доехал. Руатайн попросил Арбонакаста отыскать его, но тот сбился со следа. Тогда обратились к мудрому Параксу. Старик расспросил о любимых местах Коннавара и об окрестных пещерах. Потом он поехал в горы в поисках следов. Однажды, в землях кердинов, он разыскал Конна, и теперь знал его манеру убегать. Юноша не хотел, чтобы его отыскали, и почти не оставил следов, но ему все равно приходилось есть и греться.

Паракс всегда отличался терпением, и его зоркий глаз не упускал ничего. На пятнадцатый день после исчезновения Конна он нашел простейший силок и едва различимый след, уводящий от него. Он сразу понял, чей это след, и прошел по нему до старой пещеры Ворны. Коннавар рубил дрова старым топором. Он бросил взгляд на охотника, но не произнес ни слова. Потом собрал дрова и вошел в пещеру. Паракс тоже ничего не сказал, а просто последовал за своим другом.

Пещера оказалась глубокой, и охотник с интересом окинул ее взглядом. По задней стене тек ручеек, собираясь в озерцо. У стены стояла узкая кровать, а в центре горел очаг. Кто-то повесил на дальнюю стену полки, но они пустовали, и их затянула паутина. Неуютное местечко, подумал охотник. Он помог своему другу принести дрова, а потом Коннавар сел у огня. Он сильно похудел, и глаза запали. Паракс сходил к лошади и вернулся с мешочком еды, извлек из него хлеб и сыр и предложил их юноше. Тот покачал головой и молча подкинул дров. Паракс положил еду у очага и лег на кровать. Он выслеживал Конна несколько дней и очень устал.

Паракс проснулся через час. В пещере было пусто. Он зевнул, потянулся и подошел к очагу. К счастью, еда исчезла. Он вышел из пещеры, сел в седло и поехал в Три Ручья, чтобы рассказать обо всем Руатайну.

На следующий день тот сам отправился к пещере. Воин прождал несколько часов, но Конн так и не появился. Руатайн понял, что его сын где-то здесь, однако не хочет говорить. Это опечалило его; он, как и Паракс, оставил еду и вернулся домой.

На семнадцатый день, когда Конн свежевал кролика, у входа в пещеру показалась тонкая фигура. Юноша поднял голову и узнал Эриату. Он глубоко вздохнул, хотел было заговорить, но передумал и вернулся к прерванному занятию.

— Ты долго собираешься пробыть здесь? — спросила она.

— Не знаю. Оставь меня в покое.

— И это, по-твоему, покой? Нет, Коннавар, это самоистязание. Ты не первый человек, потерявший возлюбленную, и не последний.

— Ты ничего об этом не знаешь, — тихо проговорил он.

— Тогда расскажи. Расскажи, почему новый князь сидит в пещере, а другие вынуждены исполнять его обязанности. — Эриата зашла в пещеру. Там не было свечей, а огонь давал мало света. Конн был чересчур спокоен — словно сжег в себе все чувства. — Совет проголосовал за тебя. Ты князь. Почему же ты прячешься здесь? Твоя жена мертва, но ты отомстил за нее. — Он оставался таким же бесстрастным, даже слово «прячешься» не покоробило его. Эриата глубоко вздохнула. — Так какова же цель… изгнания?

— У меня нет цели, — ответил Конн, и по щекам заструились слезы. — Уйди, оставь меня в покое!

Она выдавила из себя смешок и вложила в него все презрение, какое смогла.

— Не думала, что увижу такое. Великий Коннавар превратился в сопляка. Плачет, как ребенок.

Он неожиданно разозлился и шагнул к ней. — Убирайся! — прошипел Конн, хватая ее за плечи и толкая в сторону выхода. Она тяжело упала на пол, закричав скорее от неожиданности, чем от боли. Юноша не обратил на нее внимания и возвратился к огню.

Эриата села, потирая руку.

— Никуда я не пойду!

— Как хочешь.

Она была рада, что сумела нарушить его душевное равновесие. Оставалось заставить его говорить.

— Я хочу понять, — мягко промолвила она, подходя к нему и садясь рядом. — Расскажи, почему ты пришел сюда. Расскажи, я уйду, и ты пребудешь в мире.

Сначала она думала, что он не слушает ее — Конн продолжал свежевать кролика. Закончив, он отложил мясо в сторону и заговорил почти шепотом:

— Меня предупреждали, что я должен держать все свои обещания. Предупреждали. А я слишком легко отнесся к словам сидов. Почему бы и нет? Ведь я — Коннавар. — Он произнес последнее слово почти с отвращением. — Коннавар хозяин своего слова. — Юноша снова помолчал, глядя в огонь. — Я сказал Таэ, что мы поедем кататься. И обещал вернуться к полудню, но нарушил обещание, и она поехала с Руатайном. Поехала навстречу своей смерти. А почему я опоздал? Я был с женщиной. Мы спаривались, как псы во время случки.

— И что ты хочешь от меня услышать? Что ты не совершенен? Ха! Как будто такой зверь существует! Ты нарушил маленькое обещание, а последствия были ужасны. Да, друг мой, все это правда. И ты будешь помнить о нарушенном обещании всю жизнь. И сердце будет еще долго болеть. Быть может, всегда. Но мы все живем с нашей болью. Помню, ты сказал мне, что никогда не будешь трусом, как твой отец. Теперь подумай вот о чем: как можно назвать человека, который совершает ошибку, а потом бежит от ответственности? Как-то ты сказал мне, что однажды армия Каменного Города придет в наши земли, и ее необходимо остановить. Что, они раздумали приходить или тебя больше не волнует судьба твоего народа?

— Волнует.

— Тогда что ты здесь делаешь?

— Пытаюсь разобраться в собственной жизни. Ты помогла мне однажды, когда я оставил детей умирать. Я поверил твоим словам. Быть может, потому что мне нужно было в это верить. Теперь же все иначе… Таэ была прекрасна, ей бы еще жить да жить. Она была моей половиной. Я понял это при первой встрече, но я сижу здесь не от жалости к себе. Меня преследует раскаяние. Оно сжирает мою душу, потому что я не могу изменить случившееся. Я не могу ничего исправить.

— Не можешь. Она умерла, и дух ее отлетел. Конн бросил на нее взгляд.

— Ты думаешь, дело только в Таэ? Ты знаешь, что случилось в Сияющей Воде?

— Ты убил виновных. Все знают об этом.

— Ах, Эриата, если бы это было правдой!.. Зачем ты пришла сюда? Только честно.

— Ко мне пришла твоя мать. Она думает, что ты и я… — Эриата вздохнула, потом робко улыбнулась. — Она думает, что между нами особая связь.

— Это так, — подтвердил Конн. — Ты один из моих лучших друзей. Но даже тебе мне тяжело открыть правду. Я не хочу, чтобы ты меня ненавидела.

— Думаю, тебе все же лучше рассказать все.

— Я сжег деревню. Хуже того. Я почти не помню, что со мной было, когда я подъехал к дому Князя-Рыбака. Ярость и боль потери лишили меня разума. Я вошел в дом и убил князя и его сыновей. Все начало гореть. Я не помню почему. Но уходя, я взял светильник и поджег ближайшие дома. В голове у меня шумело, а вокруг бегали вопящие люди. Я начал разить их мечом. Я убил их, Эриата. После рассвета я прошел через сожженную деревню и увидел тела. Двое мертвых детей. И женщины.

— Ты убивал женщин и детей? — выдохнула Эриата. — Конн, это же самое настоящее злодейство.

— Я знаю. — Он отвернулся. — Поэтому отправился сюда, чтобы подумать. Да, это было злодеяние, но, хоть это меня и не оправдывает, я ничего не понимал. Когда я увидел тела, мне показалось, что сердце разорвалось на части. Если бы можно было вернуть их — пусть ценой собственной жизни, — я сделал бы это, не задумываясь.

— Но ты не можешь, — холодно заметила Эриата. — И никто не может. Ты запятнал свою душу кровью. И убитые будут преследовать тебя до самой смерти. Я думала, что ты понял что-то, сражаясь с кердинами; например, что ненависть рождает только зло. И надеюсь, ради всех нас, что на этот раз ты хорошенько усвоил урок.

— Да. Он запечатлен в моем сердце. — Конн посмотрел ей в глаза и прочел в них ужас. — Мы по-прежнему друзья, или ты отвернешься от меня?

— Не буду лгать тебе, я думала, что ты сильнее. Я всегда знала, что в твоей душе много жестокости, хотя полагала — как наивная дурочка, — что ты ее контролируешь.

— Значит, ты мне больше не друг?

— Я всегда буду твоим другом, Конн. В тебе много хорошего, что меня восхищает. И мне очень жаль, что ты лишился Таэ. Но скажи мне… если ты так ее любил, как ты мог спать с другой женщиной?

— Это была не просто женщина. Я встретил Ариан. Я не знал, что она живет недалеко от Старых Дубов. Я хотел поговорить с пастухами Длинного Князя. А увидел ее. Одну. Я думал, что она в прошлом. Я не люблю ее, Эриата, но когда она рядом…

— Ха! — презрительно воскликнула дочь земли. — Это я понимаю. Зов плоти, проклятие мужчин. — Выражение ее лица смягчилось. — Ты ее некогда очень любил. Я помню, как ты рассказывал мне о ней. Твои глаза сияли, как звезды. — Она посмотрела на него внимательно и увидела, что его глаза запали и покраснели. — Ты давно не спал?

— Несколько дней. Мне все время снится Таэ, а когда я просыпаюсь, еще несколько мгновений я думаю, что она жива. Ждет меня. — Он поежился. — Лучше не спать.

— Ну что ж, теперь пришло время отдохнуть. Пойдем.

Конн устало поднялся на ноги.

— Я не заслуживаю твой дружбы.

— Не заслуживаешь, но она все равно твоя. — Она помогла ему раздеться. Одежда была грязной, а на руках засохла кровь. Эриата отвела друга к постели, выскользнула из одежды, и они легли рядом. Дочь земли укрыла его одеялом и притянула к себе.