Риганты (№1) - Яростный клинок

132

— Вот еще один дар вашему кровавому божеству, — прошипел он, перерезая глотку.

Отойдя от трупа, он вернулся к высокому. Его штаны были все в крови, а лицо приобрело пепельный оттенок.

— Где четвертый? — спросил Конн.

— Надеюсь… что… ты… сдохнешь, — выдавил умирающий.

— Нет, ведь ты истекаешь кровью, а не я, — резонно возразил юноша. — Но смерть может оказаться довольно болезненной. — Он схватился за рукоять и повернул клинок в ране. Человек закричал.

— Где четвертый? — повторил мучитель.

Умирающий повернулся на правый бок, хрипло выдохнул, дернулся и умолк навсегда. Перевернув труп на спину, Конн вытянул из него свой меч и вытер его о черный плащ покойного.

Затем подошел к костру и сел. Руки снова дрожали, но на сей раз от возбуждения после драки, и он не стыдился этого.

Медведь не лишил его храбрости.

Опьянение победой длилось недолго. Конн сидел у огня и думал о мертвецах за его спиной. Юношу пробрала дрожь, и он беспокойно оглянулся. Они лежали там пугающе неподвижно. Глаза высокого были открыты и, казалось, смотрели на него. Конн поднялся, снял со всех трупов по очереди черные плащи и укрыл их. Плащи были добротные, и в центре каждого было вышито пять пересекающихся серебряных колец. Саваны получились недешевые.

Возбуждение и страх исчезли. Конна начала охватывать меланхолия, и юноша сам не понимал почему. Разве он не убил трех воинов? Разве не доказал этим свое мужество? Коннавар подбросил дров в огонь и завернулся в плащ. Над лощиной пролетела сова. Справа лиса вынырнула из подлеска и внимательно посмотрела на человека у костра. Чует кровь, подумал Конн. Они уже не люди. Только мясо.

И ты однажды станешь мясом.

Мысль была неприятная.

— Мужчина не должен оставаться один в своей победе, — сказала Морригу.

Конн вздрогнул. Старуха сидела с другой стороны от костра, закутавшись в серый платок. С ветки над ее головой слетел черный ворон и приземлился рядом с ней, широко раскрыв крылья. Юноша полез под рубаху и обхватил пальцами красный опал, который ему дала Ворна.

Морригу засмеялась.

— Я не причиню тебе вреда, Меч Бури.

— Тогда зачем ты явилась?

— Ты меня интересуешь. Скажи, зачем ты напал на этих людей?

— Они убили старика и ребенка.

— Значит, все просто: преступление, за которым последовало справедливое наказание. А если я скажу тебе, что старик был черным магом, истребившим десятки людей, а ребенок — его демоном, пожирающим души детей? А этих воинов, героев из земли гатов, послали остановить злодея? Что тогда?

— Они не герои, — отрезал Конн, хотя слова смутили его.

— Почему ты так уверен?

— Герои не стали бы насиловать девочку, а если старик был магом, то почему не использовал свое могущество против них?

— Может, на них были талисманы вроде твоего, а что касается изнасилования, ты знаешь, как никто, что женщину, одаренную магией земли, никогда не должен касаться мужчина. Может, они лишали ее волшебной силы.

— Не верю.

— Я и не говорила, что это правда, — заметила Морригу. — Но так могло быть.

— Чего ты хочешь от меня?

— Я не хочу ничего, смертный. Однажды я спросила тебя о сокровенном желании. Ты возжелал славы. Ну, какова она на вкус?

— Я думаю, что ты воплощенное зло. И не желаю иметь с тобой дела.

Морригу улыбнулась.

— Я больше, чем зло. Зло — маленькое существо, коротко-живущее и ничтожное. Зло как чума. Приходит, приносит боль и уходит. Я Морригу. Я есть всегда. Я даритель. Люди приходят ко мне и просят, а я им даю, чего они желают.

— Ты послала медведя убить меня.

— Тебе хотелось славы, Коннавар. Теперь твое имя известно во всех землях кельтонов. Ты герой — благодаря мне. Попроси о чем-нибудь еще. Увидишь, какая я щедрая. Хочешь быть королем?

— Не желаю иметь с тобой дела, — отрезал он. — С меня довольно медведя.

— Неужели ты разучился мечтать, Меч Бури? Где же тот мальчик, думающий о славе?

— Вырос, — резко ответил Коннавар. — Скажи лучше, зачем ты лишила Ворну магической силы?

Ворон взлетел, взметнув крыльями искры из костра. Несколько горячих углей упали Конну на колени. Он смахнул их… а потом застыл удивленно. Вокруг никого не было. Он не заметил, когда Морригу исчезла, как не заметил и ее появления. Будто во сне… а не приснилась ли ему старуха?

С другой стороны от костра лежало длинное черное перо. Конн поежился, обойдя пламя кругом, поднял его и бросил в огонь.

Чего бы он попросил?.. Юноша задумался об этом, но ответ был прост. Ничто не доставило бы ему большей радости, чем появление Ариан. Вот вышла бы сейчас из тени деревьев и села рядом с ним у огня… Конн представил, как она склоняет голову и звонко смеется, как красиво идет, качая бедрами. Он солгал, сказав ей, что она для него ничто. Девушка постоянно присутствовала в его мыслях. Даже ее замужество ничего изменило.

Конн попытался уснуть, однако во сне его преследовали поднимающиеся мертвецы с яркими ножами в руках, и он, перепуганный, проснулся в холодном поту. Услышав, как что-то шевельнулось за спиной, он в панике вскочил, выхватывая инжал. Лиса терзала руку одного из трупов. Почувствовав неимоверное облегчение, юноша швырнул в нее камень, и она, коротко тявкнув, скрылась в подлеске. Окончательно проснувшись, Конн подкинул в костер остатки дров. История Морригу про чародеев и демонов наверняка ложь, хотя… Вдруг это не просто убийство и изнасилование? Тогда я убил троих людей несправедливо.

Он почувствовал ноющую боль под правым глазом и нащупал вздувшийся синяк там, где в лицо врезалась рукоять ножа. Лучше не рассказывать Большому Человеку и Бануину об этой части драки, решил Конн. Будь нож лучше брошен, лиса ела бы его мертвую плоть.

Интересно, как поведет себя Руатайн? Рассердится? Возможно. Но он сам воин, и гордость за достижения сына смягчит гнев. По крайней мере Конн надеялся, что так.

Перед самым рассветом донесся звук приближающихся лошадей.

— Сюда! — крикнул он.

Первые, кого он увидел, были Бануин и Руатайн, следом Арбон, Гованнан и другие. Руатайн соскользнул с коня и подошел к гаснущему костру.

— Что здесь произошло?

— Я нашел троих, но ни следа четвертого.

— Думаю, мы поймали его, — сказал Руатайн, указывая на одного из всадников, худого человека с висячими усами, который молча сидел на лошади с руками, связанными за спиной.

— Мы нашли его в деревне в голубой долине. Покупал еду. Он иностранец. — Руатайн подошел к трупам, стянул с них плащи. Арбон осмотрел их. — Это они, — объявил он. — Смотрите, у толстяка на лице царапины. Молодец, Конн.

Юноша никак не отреагировал на похвалу, но бросил взгляд на Бануина. Тот явно сердился. По лицу Руатайна нельзя было понять, что он думает.

— А что вы собираетесь делать с четвертым? — спросил Конн Руатайна.

— Он утверждает, что часть пути проделал один. Я отвезу его на суд к Длинному Князю. Ты можешь поехать со мной. Тебе нужно разрешение нашего правителя, чтобы отправиться путешествовать с Бануином.

Некоторые люди спешились и обыскали лагерь и тела. Они обнаружили три мешочка с серебряными монетами и добычу распределили среди всадников. Руатайн и Бануин ничего не взяли, Конн последовал их примеру. Мертвецов похоронили и уехали, оставив юношу с Руатайном и пленником. Только тогда Большой Человек позволил себе проявить свою ярость.

— О чем ты думал, парень? Трое взрослых! Они могли оказаться искусными воинами.

— Может, они и были искусными, — защищался Конн. Руатайн покачал головой.

— Я, конечно, не так хорошо читаю следы, как Арбон, но все же не полный кретин. Толстяк бросился на тебя, как идиот. Другому ты перерезал горло, когда он убегал. Только высокий был искусен, и он поранил твое лицо. Что бы я сказал твоей матери, если бы ты здесь умер?

— Что я не побежал, — ответил Конн, начиная злиться. Руатайн закрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Никто не сомневается в твоей храбрости. И в храбрости твоего отца, если уж на то пошло. Но мы говорим не об отваге, а о глупости. Ты поступил безрассудно. И то, что ты победил, не умаляет твоего безумия. Я знал немало отважных людей, Конн. Многие из них мертвы. В храбрости нет проку, если не обладать помимо нее умом. — Он шагнул к юноше и положил ему руку на плечо. — Я люблю тебя, Конн, и горжусь тобой, но тебе надо учиться на своих ошибках.

— Мне пришлось, — тихо проговорил его приемный сын. — Это все медведь. Я не мог больше переносить страх.

— А, тогда понимаю. Теперь ты свободен от него?

— Да.

Руатайн привлек Конна к себе и крепко сжал в объятиях.

— Тогда больше не будем вспоминать об этом.

Пленник шевельнулся на лошади.

— Развяжите мне, если не трудно, руки. У меня пальцы отнялись.

Большой Человек отпустил юношу и окинул связанного холодным взглядом.

— А почему это должно меня беспокоить?

— Послушайте, — сказал пленник. — Я понимаю, что вы считаете меня виновным в убийстве, но я безвинный путешественник, как, несомненно, решат на суде, о котором вы говорите. Или у вас такой обычай — связывать каждого иностранца, которого постигнет несчастье оказаться на ваших землях?

Руатайн подошел к нему и осмотрел веревки. Они и в самом деле были затянуты слишком туго, и он ослабил путы. Человек поморщился, когда в пальцы начала поступать кровь.

— А теперь поедем, — проговорил Большой Человек.

Брат Солтайс был друидом, хотя те, кто видел его впервые, с трудом могли в это поверить. Друиды по большей части выглядели седобородыми старцами, отличающимися серьезностью и церемонностью, а также непомерной худобой и презрением к миру и его удовольствиям. Брат Солтайс был совсем иным. Высокий, с широкими плечами и грудью колесом, он часто громко смеялся и не упускал шанса пошутить. Еще его, тоже в отличие от большинства друидов, очень любили. Как ни странно, он был популярен даже среди своих собратьев. Друиды редко смеются, но если такое случалось, то причиной был чернобородый Солтайс.

Впрочем, сегодня он твердо знал, что будет не до смеха. Когда привели пленника, друид тихо сидел в зале Длинного Князя. Столы, за которыми обычно обедала знать, отодвинули к стенам, а зал наполнили люди, ожидающие суда над предполагаемым убийцей. До того как он начался, заслушали другие, менее важные дела. Выходили люди, уличенные в мелких преступлениях и драках. Оживление толпы вызвала женщина, обвиненная в нападении на собственного мужа — при ее появлении народ загикал и засвистел. Она, согласно показаниям свидетелей, ударила мужа по голове поленом, сломав ему нос и расшатав передние зубы. Однако трое подтвердили, что в тот вечер пострадавшего видели в обществе дочери земли. Женщину оправдали, и акт насилия признали правомерным. Затем вышли охотник за лошадьми, который продал коня с поврежденным легким, и медник, обвинявшийся в ограблении вдовы. Охотника оштрафовали на двадцать серебряных монет и приказали вернуть стоимость коня покупателю, медника приговорили к публичной порке. Сами по себе эти случаи не привлекли бы такой многочисленной толпы. И разумеется, не потребовались бы услуги брата Солтайса. Нет, население Старых Дубов собралось, чтобы посмотреть, как друид будет допрашивать обвиняемого в убийстве и изнасиловании.

Пленник был высок, а его одежда, хоть и испачканная, весьма дорога: туника из тонкой синей шерсти, обшитая по краю серебряной нитью, штаны из мягкой черной кожи. Брат Солтайс заглянул обвиняемому в лицо. Голубые глаза, светлые волосы, широкий рот, прикрытый висячими усами, квадратная челюсть — доброе лицо, такому человеку легко поверить.

Брат Солтайс посмотрел на Длинного Князя, сидящего сзади на помосте. Тот поднял тяжелую руку, призывая толпу к молчанию — при появлении пленника все сразу зашептали, сердито глядя на предполагаемого убийцу.

— Соблюдайте тишину, — громогласно воззвал Длинный Князь.

Его немедленно послушались. Друид улыбнулся. У местного правителя была такая манера держаться, за которую большинство королей отдали бы правую руку. Несмотря на шестьдесят лет, подагру, отнявшуюся руку и согбенную спину, он умудрялся оставаться повелителем. Длинный Князь погладил свою серебристую бороду, потом, наклонясь вперед, бросил взгляд на пленника, стоящего между двумя стражами со связанными за гордо выпрямленной спиной руками. По знаку правителя охранники отошли, и подозреваемый в убийстве остался один посреди зала. Толпа стояла вокруг него полукругом.

Длинный Князь откинулся на спинку кресла и вызвал Руатайна. Брат Солтайс пристально посмотрел на воина. Он встречался с ним несколько раз и симпатизировал ему. Наверняка человек из Трех Ручьев говорит правду. Внезапно друида коснулось сомнение. Не время благодушествовать, сказал он себе. Речь идет о человеческой жизни. Закрыв глаза, брат Солтайс сосредоточился и открыл дверь, ведущую к скрытой в нем силе. Его охватило тепло, и он открыл глаза.

Цвета стали не в пример ярче. Зеленая туника Руатайна сияла, как весенняя листва на солнце, а вокруг лица переливалась аура, сотканная из бледно-золотого света. Друиду открылось все об этом человеке — его гордость, храбрость, потребность в честности, страхи, даже мечты. В волшебном свете истины брат Солтайс видел тьму в каждой душе, но в этом человеке ее удерживали цепи прочнее, чем железо.

Ты мне нравишься, Руатайн, подумал он.

Отвечая на вопросы правителя, воин рассказал о том, как обнаружили мертвые тела старика и девочки, о погоне и о том, как обвиняемого нашли в деревне, где он покупал еду. Также Руатайн добавил, что трех остальных людей убил его сын, Коннавар.

Длинный Князь вызвал юношу из толпы. Брат Солтайс наклонился вперед. Вокруг юноши витал тот же золотистый свет, но под ним тьма рвалась на волю, как пойманный лев. Глядя на кривой красный шрам на лице, бежавший от виска к челюсти, друид вспомнил историю о мальчике и медведе. Потом он увидел нож у него на поясе, и его пробрала дрожь.

Клинок сидов!

Глаза друида сузились, и кожу начало покалывать.

Кто же ты, мальчик?

Длинный Князь расспросил юношу, и тот подробно рассказал о своей драке с тремя убийцами. Он явно не приукрашивал историю, и оттого она стала еще более волнующей. В конце толпа захлопала в ладоши, понеслись приветственные крики. Коннавар покраснел.

— Сколько тебе лет, парень? — спросил Длинный Князь.

— Через два месяца будет шестнадцать.

— Мы слышали о тебе и твоей битве со зверем. Ты хороший риганте, все мы гордимся тобой. Как твой правитель, нарекаю тебя мужчиной прежде принятого срока. С этого момента ты имеешь права взрослого в жизни и на советах. Можешь просить меня о даре — и он будет пожалован.

Коннавар помолчал, задумавшись.

— Мне не нужен дар, лорд, но я пришел просить тебя о разрешении отправиться с Бануином Иноземцем на его родину за море.

Друид знал, что правитель удивлен. Большинство мужчин попросили бы о наделе земли или лошадях. Мальчик же не преследовал никакой выгоды.

Старик улыбнулся.

— Ты просишь о малом, друг. Дарую тебе разрешение отправиться на юг — более того, распоряжусь вручить тебе меч и хорошего коня. Приходи в мой дом после окончания суда,

Коннавар поклонился и вернулся в толпу.

Длинный Князь с трудом поднялся на ноги. Он был высок и некогда славился как один из самых сильных воинов на севере. Даже теперь выглядел он великолепно. Засунув бесполезную руку за пояс, он подошел к пленнику.

— Тебя обвиняют в ужаснейшем преступлении, наказание за которое — смерть через утопление. Нет улик, чтобы доказать твою вину, поэтому здесь присутствует брат Солтайс. Как ты видишь по его белым одеждам, он друид. Из многих его искусств тебя касается только одно — умение отличать ложь от правды. Он будет допрашивать тебя. Советую отвечать правду.

— Я буду говорить правду, лорд, — сказал человек. — Мне нечего бояться.

— Назови свое имя и племя.

— Я Лексак из племени остров. Мой отец торговец и отправил меня сюда, чтобы получить исключительные права на покупку и вывоз промасленных шерстяных плащей, которые делают на Островах.

Длинный Князь повернулся к друиду. Тот поднялся и подошел к пленнику. Опустив руку в карман рясы, достал маленькую черную крысу и погладил нежный мех на ее спине.

— Пришло время объяснить тебе, Лексак из племени остров, что здесь произойдет. Я буду задавать вопросы, а ты на них отвечать. Скажешь правду — и вреда тебе не будет. Солжешь — и боль будет велика. Ты хорошо меня понял?

— Да, — ответил Лексак, не отрывая взгляда от крысы.

— Хорошо. Это мой маленький помощник, Искатель Правды. — Брат Солтайс поднял его высоко над головой. Рукав рясы соскользнул, обнажая могучие мышцы предплечья и бицепсы. Черная крыса сидела в руке. Потом она исчезла. Пленник моргнул. — Искатель Правды исчез, — объявил друид, — но он вернется. Так вот, ты говорил, что прибыл купить права на торговлю промасленной шерстью.

— Да.

— Подумай хорошенько, прежде чем ответишь на следующий вопрос. Трое убийц встретили смерть два дня назад. Ты знал их?

— Да.

— Каким образом?

— Я видел их на корабле и разговаривал с ними. С двоими я был знаком и до этого.

— После высадки с корабля вы ехали вместе?

— Да, некоторое время.

— Но тебя не было с ними, когда они встретили старика с дочерью?

— Нет, я… — Пленник неожиданно дернулся, изгибая спину. Кровь хлынула у него изо рта. Толпа вздохнула в ужасе, когда что-то рванулось из его губ и выпрыгнуло в подставленную руку брата Солтайса. Лексак упал на колени, и его вырвало. Стражники подошли к нему и поставили на ноги. Он мелко дрожал, широко раскрыв глаза, и не сводил взгляда с маленького существа в ладони друида. Тот вновь поднял руку, и крыса исчезла. Пленник закричал.

— Спокойно! — приказал друид. — Говори правду, и тебе не будет больно. Солги вновь, и Искатель Правды появится в твоем животе. Тогда клыками и когтями он проложит себе путь к свободе. Понимаешь?

Лексак судорожно кивнул. С разорванных губ капала кровь.

— Значит, ты был с ними во время совершения преступления?

— Да.

— И принимал в нем участие?

— Да.

— Был ли покойный известен тебе?

— Да. Он был соперником моего отца.

— Тоже хотел купить права на промасленную шерсть?

— Да.

— Значит, убийство ты совершил из жадности? А изнасилование не планировалось?

— Да. Мне жаль, мне так жаль…

Брат Солтайс поднял руку. В ней появилась крыса, и друид отвернулся от пленника.

Вперед вышел Длинный Князь.

— Сегодня вечером брат Солтайс придет к тебе записать показания. Их отправят твоему отцу вместе с отчетом о том, как ты встретил свою смерть.

Стражники взяли пленника за руки. Лексак жалобно заплакал. Толпа, все еще пораженная и напуганная магией друида, молча смотрела, как уводят обреченного на смерть.

Брат Солтайс вышел из зала на солнечный свет. Крыса в его руке начала уменьшаться, пока вновь не стала тем, чем была на самом деле — кусочком черного меха размером два квадратных дюйма. Кровь потекла, когда Лексак в панике прокусил собственную губу. Секрет знал только правитель, и даже он не сразу понял, зачем друид использует такую магию.

— Нам всем известно твое искусство, брат, — сказал он тогда. — Если ты скажешь, что человек виновен, мы казним его.

— Это небезопасно, друг. Я всегда говорю на суде правду. Но зло может поразить любого: крестьянина, правителя, друида. В грядущие дни — когда меня давно уже не будет в живых — может прийти другой друид, лжец и обманщик. Опасно устанавливать обычай, чтобы одно слово друида обрекало на смерть обвиняемого. А в нашем случае благодаря моему маленькому Искателю Правды человек сам признается в своих грехах.

На свежем воздухе брат Солтайс позволил волшебной силе уйти. На сердце у него лежал камень, потому что приговоренный был не совсем злой человек. В нем оставалось довольно много хорошего. А теперь добро вместе со злом сгинет в мутных водах торфяного болота.

Брат Солтайс не ждал приятных минут от вечера, который придется провести с пленником.

Коннавар вышел из зала и подошел к высокому частоколу. Деревянные стены из заостренных стволов окружали крепость на холме, создавая над Старыми Дубами подобие короны. Коннавар поднялся по деревянным ступеням на укрепления и посмотрел на деревню далеко внизу. Сотни маленьких круглых домов рассыпались на равнине у реки, а большие дома возвышались на восточных холмах. Крепость Длинного Князя была внушительным строением и трижды за последние пятнадцать лет выдерживала осаду Морских Волков. Она стояла на крутом холме; атакующие, не имея укрытия, оказывались под ливнем метательных снарядов, которыми их щедро одаривали осажденные.

Коннавар прошел по укреплениям и посмотрел на леса далеко на юге. Вспомнилась Ариан. Как она могла выйти замуж за другого? Особенно после вечера страсти у ручья… Это был самый чудесный момент всей его жизни, тогда ему казалось, что их души слились в одну. Никто в мире, думал юноша, не чувствовал такой волшебной гармонии. И все же она предала его.

Теперь эта страсть и вздохи принадлежат Касте. Конн почувствовал поднимающуюся волну гнева и представил, как вонзает меч в живот сопернику, освобождая его душу. Следом за яростью пришло чувство вины. Каста не виноват. Он не заставлял ее выходить за него замуж. Она сама согласилась, когда Коннавар лежал при смерти. Как же все непонятно. Говорила, что любит его — и лгала. Зачем же тогда Ариан вообще это сказала? Что она приобрела этим?

За спиной скрипнули доски, и, оглянувшись, юноша увидел поднимающегося на крепостной вал брата Солтайса. Тот был великолепно сложен и очень походил на воина, а потому, по мнению Конна, смешно и странно смотрелся в длинной рясе. Он не встречал еще человека, менее похожего на жреца. Когда друид приблизился, юноша разглядел шрам, похожий на его собственный, отчасти скрытый черной бородой.

— Я тоже сражался, — сообщил брат Солтайс, касаясь шрама, — до того как услышал зов.

— Вы читаете мысли… — Конну стало не по себе.

— Да, хотя это и невежливо. Ты просто уставился на меня. — Брат Солтайс подошел к стене и окинул землю взором. — Здесь очень красиво, ты находишься выше всех мирских печалей. Посмотри на дома. Разве отсюда они не кажутся одинаковыми? И все же в каждом живут чувства: любовь, ярость, похоть, жадность, зависть, ненависть. И, к сожалению, куда меньше, доброта, сострадание, заботливость и преданность. Вид очень красивый, но не настоящий.

— Где ваша крыса? — спросил Конн.

— Вижу, тебя не интересует моя философия, — горестно улыбнулся друид. — А что тебя интересует, Коннавар?

Конн пожал плечами. Он не хотел говорить с чародеем. И его не волновало, какие эмоции и чувства бушуют в маленьких круглых домиках внизу. Но друид молча ждал ответа.

— Народ Каменного Города, — ответил юноша наконец. — Меня интересует он.

— Это враг, который еще придет.

— У вас было видение? — удивился Конн.

— Мне не потребовалось видение. Когда опадает листва, я знаю, что близится зима. За морем они убили многих друидов. Это жадные люди, и их честолюбие не знает границ. Именно поэтому ты попросил разрешения отправиться за море? Чтобы изучить тех, кто приходит с войной в мирные земли?

— Да.

— А что именно ты хочешь узнать о них? Ответ казался очевидным.

— Об их армиях и способах ведения войны.

— Это лишь начало. Чтобы победить их, надо понять также и почему они воюют.

Раздражение Конна все возрастало.

— Какая разница? — довольно невежливо ответил он. Брат Солтайс умолк, закрыл глаза, и на мгновение юноше показалось, что повеял ветерок. Его охватило спокойствие, исчезла ярость, вызванная мыслями о предательстве Ариан.

— Теперь мы можем поговорить? — спросил брат Солтайс.

— Вы наложили на меня заклятие?

— Не на тебя. Вокруг тебя. Оно не долго продержится. Я бы спросил, что тебя тревожит, но, боюсь, такой вопрос снова вызовет раздражение. Ты сильный молодой человек, Коннавар, однако должен уделить своему разуму не меньше внимания, чем телу. Но я не хочу тебя поучать. — Друид улыбнулся. — А меня интересует, как ты получил клинок сидов?

В нормальной ситуации Конн ответил бы — как обычно и делал, — что это подарок Бануина. Сейчас, чувствуя некоторую неловкость за собственную грубость и помня, что разговаривает с человеком, который умеет распознавать ложь, сказал правду: как отправился искать помощи после размолвки родителей и как нашел олененка, запутавшегося в терновнике. Брат Солтайс внимательно слушал. Когда юноша закончил историю, он выглядел сбитым с толку.

— Значит, кроме олененка, ты не видел сидов и не говорил с ними?

— Нет.

— До чего же они странные… Знай, юноша, они всегда преследуют собственные цели. В тебе они увидели что-то им нужное. За дары сидов всегда приходится платить.

— А кто такие сиды?

— Не могу объяснить тебе их происхождение, — пожал плечами друид. — Некоторые считают, что это души великих героев, вечно живущих в мире, подобном нашему; другие называют их демонами или богами. Я не знаю точного ответа. Знаю только, что они неотъемлемая часть нашей земли.

— Почему?

— Чтобы постигнуть эту тайну, — улыбнулся брат Солтайс, — тебе надо стать друидом и принести все наши клятвы. Сейчас тебе достаточно знать, что это волшебный народ, и часто недобрый. Они все очень старые, старше луны и океанов.

— Вы встречались с ними?

— Только с одной, и ее имя мы не произносим.

— А, — сказал Конн, — с ней я тоже встречался. Это она послала медведя убить меня. А когда я сразился с убийцами, явилась снова и предложила мне дар. Я отказался.

— Ты поступил мудро.

— Будь я действительно мудр, отказался бы в первый раз, и тогда медведь не разорвал бы мою плоть и я не лишился бы моей любви.

— Любви? — переспросил друид.

Конн удивился сам себе — слова неожиданно хлынули из него потоком. В этот миг он понял, как ему нужно было поговорить об Ариан. Он поведал брату Солтайсу всю историю. Друид слушал молча, а потом еще долго молчал в раздумье. Наконец он повернулся к собеседнику и печально промолвил:

— Должно быть, ее измена резанула больнее, чем когти медведя.

— Да, больнее. Но почему она так поступила?

— Я не знаю ее, Коннавар, и о причинах могу только гадать. Тебе пришлось усвоить жестокий урок. Из того, что мы безумно любим кого-то, не следует, что нам отвечают взаимностью. Для тебя это был чудесный — почти священный — момент. Возможно, для нее — всего лишь удовольствие или нужда. Руатайн рассказал мне, что в прошлом году ты отнес калеку к водопаду и научил его плавать. Для Риамфады твой дар был дороже гор золота. Для него плавание — не испытанная прежде свобода и радость, для тебя — всего лишь приятное и освежающее развлечение. Понимаешь, о чем я? Со стороны вы выглядели просто двумя мальчиками, резвящимися в воде. На самом же деле все иначе.

Конн глубоко вздохнул.

— Вы хотите сказать, что в случае с Ариан я был как Риамфада?

— Может быть, даже больше, чем тебе кажется даже сейчас. Но не будем об этом больше. Она вышла замуж за другого и ушла из твоей жизни.

— Вряд ли она уйдет из моей жизни, — печально сказал Конн.

— Надеюсь, ты ошибаешься.

Двери княжеского зала распахнулись, и толпа повалила наружу, направляясь к воротам и извилистой тропинке, ведущей к деревне.

— Тебе пора вернуться, — сказал брат Солтайс. — Невежливо заставлять правителя ждать.

Юноша протянул ему руку.

— Спасибо большое. И прошу прощения за свое неучтивое поведение.

— Не стоит извиняться. — Брат Солтайс улыбнулся и пожал протянутую руку. — Теперь ступай и выбери себе меч и коня.

Риганте всегда праздновали смерть зимы и начало нового лета; Бельтайн был радостным и веселым днем. Девушки из Трех Ручьев и ближайших поселений надевали самые красивые платья и украшали волосы зелеными листьями и свежими цветами. Юноши, раздевшись до пояса, разрисовывали лица и тела синей краской из вайды <Растение, из которого в древности получали краску. — Примеч. пер.> , прыгали через костер, бегали наперегонки и боролись. Когда темнело, люди собирались в центре деревни и танцевали, взявшись за руки, вокруг Старейшего Древа, а потом веселым факельным шествием проходили мимо всех домов, через Три Ручья и обратно к месту праздника.

Бануин наблюдал за этим с любовью и с завистью одновременно. Близость риганте друг другу, их единство и удовольствие, которое они получали от общения с друзьями, радовали его, но радость эту он не мог с ними разделить. Не только потому, что был иностранцем. Торговец всегда оставался человеком-одиночкой и не мог стать частью целого. Он понимал необходимость в духе единства в деревне — эти люди зависели друг от друга. Успех или неудачи каждого отражались на жизни всего сообщества. Бануин отличался от них. Ему нравились риганте, но в толпе он чувствовал себя чужим и одиноким.

На другой стороне поляны, где проходил пир, Иноземец увидел Коннавара; тот пил и смеялся с друзьями, среди которых сидел и калека Риамфада. Даже отсюда Бануин видел ужасные шрамы на теле своего юного друга. Он поежился. Назвать его выздоровление чудом — значило слегка преуменьшить правду. Справа от него Руатайн разговаривал с вдовой Пелейн. Ее мужа, толстого пекаря, хватил удар, и он умер шесть дней назад. Ворна сказала, что у него отказало сердце. Не похоже, что Пелейн сражена горем; Бануина позабавило, как она пыталась кокетничать с Руатайном. Женщина то и дело проводила рукой по своим черным волосам, не сводя взгляда с лица собеседника. Слева от торговца Мирия беседовала с Борной и чернобородым друидом, братом Солтайсом. Каждые несколько секунд она бросала взгляд на Руатайна, лицо ее оставалось бесстрастным, однако в глазах посверкивала ярость.