Риганты (№1) - Яростный клинок

Поскольку большинство старших офицеров пали в битве, неопытный Джасарей был вынужден принять на себя командование. Организовав арьергард, он умудрился сдерживать войско противника семнадцать дней до прихода подкреплений. Когда вожди Республики пришли в отчаяние и хотели сдаться, генерал провел контрнаступление, разбил армию противника наголову и захватил двух главарей оппозиции. Три тысячи восставших солдат были распяты, а их вожаки обезглавлены. В двадцать девять лет Джасарей стал героем Республики, а в сорок два его уже считали величайшим генералом за всю историю Каменного Города, уважали и боялись по всей империи (которая теперь носила название республики). Джасарей выигрывал одну военную кампанию за другой все с той же безжалостной точностью. Страна росла, а генерал приобретал все больше власти.

Для солдат Ученый был почти богом, которому следовало немедленно повиноваться и которого приходилось бояться. Кроме того, генерал всегда заботился о горячей еде для своих людей и деньги им платили всегда вовремя. Джасарей всегда планировал битву так, чтобы не подвергать своих солдат ненужной опасности. Эти качества его подчиненные высоко ценили. Их вовсе не беспокоило, что в армии поддерживалась суровая дисциплина — порки и даже казни были частым делом. Все эти наказания налагались за беспечность, которая могла стоить сотен жизней. Все понимали это. К тому же им нравилось, что Ученый никогда не носил золоченых доспехов и оружия с драгоценными камнями на рукояти. На нем всегда был железный нагрудник, обыкновенный меч, а шлем — если он вообще его надевал — бронзовый без гребня или плюмажа. Единственным признаком высокого звания была пурпурная мантия, и каждый раз в его палатке выкладывали мозаичный пол, а пронумерованные камешки везли в сундуках среди прочих вещей.

Джасарей наблюдал за строительством укреплений, отмечая скорость, с которой работают солдаты, как расставлены цветные флажки, обозначающие места расположения палаток или вьючных животных. За его спиной топтались четыре младших офицера и шесть посыльных, надеявшихся, что ничто не вызовет у генерала раздражения.

Они были на марше уже шесть дней и за это время построили шесть точно таких же крепостей, двенадцать сотен футов в ширину, девять в длину, площадью более миллиона квадратных футов. В укреплениях делалось двое ворот из толстых бревен, одни на востоке, другие на западе. И сейчас опять валили деревья в южных лесах и везли их к лагерю. Армии Каменного Города давно оценили преимущества укрепленных лагерей, но только гений Джасарея возвел строительство их до уровня искусства. Каждый день за три часа до темноты две головных Пантеры, состоящие из шести тысяч опытных солдат, располагались защитным отрядом вокруг места, которое команда планирования выбирала для разбивки лагеря. Потом офицеры вымеряли линию укреплений, обозначая ее зелеными флажками. Внутри этой зоны отмечались места для палатки генерала, офицеров и солдат, для лошадиного загона и обозных телег. Следом подходила еще одна Пантера, солдаты снимали доспехи, разбивались на команды, брали в руки лопаты и принимались копать ров. Через полтора часа работа заканчивалась, и рядом со рвом поднималась земляная стена. Когда прибывал обоз, укрепление было почти готово, и каждый знал, куда ему пойти и что надо делать. Закончив копать, солдаты надевали доспехи и отправлялись внутрь лагеря вместе с защитным отрядом. Последней прибывала кавалерия, которая патрулировала окрестности в поисках врага. Таким образом, всего за три часа на территории врага возникала огромная крепость. К ночи армия, все телеги и снаряжение оказывались в относительной безопасности.

Джасарей шел вдоль рва, над которым все еще трудились солдаты. Тем временем офицеры ставили штаб-палатку, а шесть личных слуг ожидали момента, чтобы начать выкладывать мозаичный пол. Генерал перевел взгляд на дальние холмы, за которыми собирался враг. Их патрулировал конный отряд, и он снова пожалел, что денег не хватило на тургонскую кавалерию. Плохо, что ему приходится доверять кельтонам. Он не сомневался, что Остаран хороший воин, но, как и у всех его соплеменников, у него горячий нрав и никакого понимания стратегии. Не успела эта мысль прийти ему в голову, как он увидел идущего к укреплениям человека, ведущего под уздцы раненую лошадь. Что-то в незнакомце вызвало у генерала интерес, но в этот момент гребень холма перевалила первая телега. Его глаза сузились. Появился остальной обоз, охраняемый пешими солдатами, которые шли слишком близко к телегам. Если враг нападет, их моментально оттеснят и не дадут перестроиться. Джасарей щелкнул пальцами. К нему подбежал посыльный. Генерал указал на охрану обоза.

— Найди офицера и прикажи ему увеличить расстояние от солдат до телег. И пусть явится сюда, когда все его люди окажутся внутри укреплений.

Джасарей принялся раздраженно ходить туда-сюда. Четверо помощников и пятеро оставшихся посыльных напряженно стояли за его спиной. Каждый из них молча проклинал невнимательного офицера, поскольку ярость генерала могли успокоить только жертвы. Он обернулся к самому молодому из помощников, семнадцатилетнему юноше, отправившемуся в первый поход:

— Процитируй мне слова Гетиуса об организации укрепленных лагерей.

Юноша нервно облизнул губы.

— Я… не помню точно… но основная идея его теории заключается…

— Я не просил тебя назвать основную идею. — Джасарей помолчал, не сводя бледно-голубых глаз с офицера. — Уходи, — тихо приказал он. — Завтра я задам тебе еще один вопрос. И если ты не ответишь на него точно, я с позором отправлю тебя домой.

Юноша уже собрался уходить, потом вспомнил, что надо отсалютовать. Джасарей презрительно махнул рукой и обернулся к остальным:

— Полагаю, вы знаете ответ. Как насчет тебя, Барус? Молодой человек выступил вперед. Он был высок и строен, черные, как вороново крыло, волосы коротко острижены.

— Это очень трудная цитата, потому что работа Гетиуса очень многословна и отличается непростой грамматикой, но мне кажется, что он писал: «Необходимость укрепления лагерей проистекает не только из опасности, которой подвергаются войска, которые разбивают лагерь без таких предосторожностей, но также вероятности неприятной ситуации, когда армия, понеся потери на поле битвы, не имеет куда отступить и сдается на милость победителя».

— Практически верно, — сказал Джасарей, — правильнее будет: «…которой постоянно подвергаются войска». Постоянно. Такова природа войны. А теперь пойди и отыщи идиота, которого я только что отослал. Можешь провести ночь, обучая его. Если он завтра не сможет ответить на мой вопрос, я отошлю и тебя.

— Слушаюсь, — ответил юноша, четко отсалютовав.

— И обрати особое внимание на топографию укрепленных лагерей.

— Непременно.

Когда Барус ушел, оставшиеся офицеры вздохнули свободнее. Наверно, ему хватит двух жертв, думали они. Джасарей дал им несколько секунд, пока вновь окидывал взглядом ров и стену. Тот местный, которого он заметил раньше, уже вошел в крепость, ведя лошадь. Генерал оценил, как хорошо движется юноша. Один глаз был зеленым, другой золотисто-карим, а красивое лицо уродовал шрам.

— Ты говоришь на тургонском? — спросил Джасарей.

— Немного.

— Что случилось с твоей лошадью?

— Попала в кроличью нору. Хорошо, хоть ногу не сломала. Отвернувшись от воина, генерал снова обратился к двум офицерам.

— Какой ширины должен быть ров? — резко спросил он.

— Восемь футов, — хором ответили они.

— И три фута в глубину, — добавил первый, заработав ядовитый взгляд от своего товарища. Джасарей улыбнулся их беспокойству. Хорошее настроение начало возвращаться.

— Какое единственное бесценное сокровище генерал никогда не сможет вернуть?

Оба офицера стояли молча, судорожно раздумывая над ответом. Генерал заметил, что юноша по-прежнему стоит рядом и улыбается.

— Находишь их затруднение забавным?

— Нет, но на вашем месте я обеспокоился бы их необразованностью. — Взявшись за поводья, он повел лошадь прочь.

— Может быть, ты ответишь за них?

— Время, — ответил воин. — И, если я верно вас цитирую, генерал, «вы можете заменить людей и лошадей, мечи и стрелы, но время не вернешь».

— Ты читал мою работу? — Вопрос был задан безразличным тоном, но глаза Джасарея сузились, и он внимательно смотрел на юношу.

— Нет, генерал, я не умею читать. У меня был друг, который рассказал о ваших словах. А теперь, если вы позволите, я займусь лошадью.

Джасарей посмотрел ему вслед, а потом обернулся к офицерам:

— Выясните, кто он, и прикажите вечером прийти ко мне в палатку после совета.

— Я могу сказать вам, кто он, — ответил первый из офицеров. — Его зовут Коннавар, и его нанял Валанус. Он не остро и не гат, а происходит из племени за морем. По слухам, этот человек спас Валанусу жизнь в Гориазе.

— И поклялся убить Карака, — не отстал от него второй. — Этот воин проложил себе путь через земли кердинов, устилая его трупами, после того как они убили его друга, купца Бануина.

— Из какого он племени?

— Кажется, риганте, — ответил первый офицер. — Вы все еще хотите поговорить с ним?

— Разве я говорил, что нет?

Джасарей отправился осматривать укрепления. Солнце садилось за западные холмы, а с моря надвигались тучи.

— Если тебя вызвал Ученый, значит, тебя либо выпорют, либо повысят, — жизнерадостно сказал Валанус.

Конн плотнее завернулся в плащ, поскольку сквозь палаточную ткань сочилась вода. Огарок свечи замигал, но, до того как он успел погаснуть, Валанус зажег об него другую свечу. Несколько мгновений в палатке горело два огонька, делая ее несколько уютнее. Полотняный домик составлял шесть футов в длину, четыре в ширину и пять в высоту в самом центре. Он устанавливался на тонкую деревянную раму. К раме крепились крюки, на которых висели мешки с одеждой. Было там также четыре складных стула с тряпочным верхом, которые составлялись вместе, образуя узкую кровать. На одном из них громоздились нагрудник, шлем, наручи и поножи, грозя упасть на мокрую землю.

— Я думал, ты его любимчик, — проворчал Конн. — Тогда почему у тебя течет палатка?

— Просто не повезло, — объяснил Валанус, стараясь не обращать внимания на капающую сверху воду. — Я стал солдатом по необходимости. Ведь я происхожу из бедной семьи, поэтому получаю стандартное снаряжение. Почти все палатки сухие. Завтра постараюсь достать и нам такую. — Он широко улыбнулся. — Джасарея, наверное, рассмешит, когда ты войдешь мокрый, как мышь.

— А почему ты думаешь, что меня могут выпороть?

— Ученый посылает за кельтонами только за двумя вещами — наградить или наказать. Ты не сделал ничего, заслуживающего наказания, стало быть, произвел на него впечатление.

— Может быть, — с сомнением сказал Конн, — но пока что мы не сделали ничего впечатляющего, только шли вперед и строили огромные крепости, которые оставляли на следующий день. Когда же кердины вступят в битву?

— Думаю, когда будут готовы. Тогда мы победим их и ты сможешь отомстить. Остаран говорит, что ты навел ужас на их людей. Три стычки и пять мертвых кердинов у тебя на счету. Знаешь, как тебя называют гаты? Яростный Клинок.

— Меня не волнует, как меня называют. Как ты верно заметил, то были мелкие стычки. А мщение не будет полным, пока я не перережу горло Караку.

Офицер перестал улыбаться, и в голосе прозвучала печаль:

— Думаешь, когда он умрет, боль оставит тебя?

— Может, да, может, нет, — сказал Конн, пристально глядя на светловолосого офицера.

Валанус погрузился в размышления.

— Однажды у меня был друг, — начал он. — Больше чем просто друг. Его захватили в плен в трибантской кампании. Ему выжгли глаза, отрезали ступни и кисти, потом половые органы. Когда мы нашли его, он был все еще жив. Они прижгли раны, понимаешь, залили их кипящей смолой. — На свечу шлепнулась капля, и она мигнула. Валануса передернуло, потом он собрался и выдавил улыбку. — С тех пор у меня не было друзей… и не будет — среди воинов.

Снаружи палатки ударил колокол. Он прозвонил четыре раза.

— Ну, — проговорил тургонец, — время идти к генералу. Если он предложит тебе награду, попроси для меня новую палатку или слугу.

— У тебя есть слуга. Я видел, как он ставил эту палатку.

— Да, но он один на восьмерых бедных офицеров. А я не могу позволить себе ему приплачивать. Поэтому… — Валанус указал на ручейки, сбегающие по стенкам палатки.

Конн не ответил, а молча поднялся, вынырнул из палатки и вышел под дождь. На западе вспыхнула молния и послышался раскат грома. До полуночи оставалось четыре часа. В ясный день было бы еще светло, но буря окутала землю тьмой. Юноша побрел через лагерь, прошел мимо лошадей в загоне и обозных телег, потом пробрался между рядов круглых палаток для простых солдат.

Шатер Джасарея составлял сорок футов в длину и по меньшей мере пятнадцать в ширину. Снаружи под навесом стояли двое солдат, вооруженных копьями. Когда Конн приблизился, они скрестили копья.

— Что… тебе… надо? — проговорил страж слева на ломаном кельтонском.

— Меня вызывал генерал, — ответил ему Конн на тургонском. Страж удивился.

— Жди здесь. — Он протянул копье товарищу и скрылся в палатке.

Его не было всего несколько секунд. Вернувшись, он велел Конну ждать, и тот стоял на дожде, становясь все мрачнее и мрачнее. Из палатки доносились голоса, но шум дождя не позволял расслышать, о чем они говорят. Через несколько минут начали выходить офицеры и торопливо возвращаться к своим шатрам, но и теперь его не позвали внутрь. Конн начинал злиться и обдумывал, не уйти ли ему, когда его окликнули.

— Ты можешь войти, — сказал страж. — Внутри есть коврик. Вытри об него ноги. Генералу не нравится, когда у него грязь на полу. И оставь меч и кинжал здесь. С оружием входить нельзя. — Конн снял перевязь и отдал ее солдату.

Потом он вошел в палатку. Контраст между ней и обиталищем Валануса был настолько разительный, что Конн едва не рассмеялся. Мозаичный пол был уложен с удивительным искусством, в основном из маленьких белых камней, но в середине более темные образовывали голову пантеры. Дальнюю сторону отгораживали занавески, и там, очевидно, находилась спальня. С крюков свисало семь ярких светильников, озаряя шесть деревянных стульев с бархатными подушками, два дивана с вышитыми спинками и длинный резной дубовый стол. Неподалеку стояла полная углей жаровня, а около стульев лежали толстые коврики. Генерал в простой рубахе до колен и сандалиях устроился на одном из диванов. Он совершенно не походил на воина.

— Подойди ближе, — велел он.

Конн вытер ноги о коврик и повиновался. Сняв мокрый плащ, он бросил его на пол и подошел к жаровне, наслаждаясь теплом.

— Можешь сесть, — предложил Джасарей, указывая на диван.

— Моя одежда мокрая и грязная, — ответил юноша. — Лучше я постою.

— Разумно. Так вот, расскажи мне о Бануине.

— Вы знали его? — изумился Конн, стараясь выиграть время, чтобы обдумать ответ.

— Он был моим учителем и учеником, — сказал Джасарей. — И хорошо показал себя в обеих ролях.

— Я этого не знал. Бануин часто говорил о вас, но ни разу не упоминал, что вы друзья.

— Я сказал учитель и ученик, — раздраженно заметил генерал. — О дружбе я не сказал ни слова. Постарайся не делать предположений. Общение наиболее эффективно, если обе стороны точно выражаются. Так вот, я так понимаю, что он жил с твоим народом и даже женился на женщине из племени.

— Да.

— Как ты думаешь, что привлекало его в землях риганте?

— Он говорил, что любит дикие леса и горы, запах сосен и вереска. Этому он учил вас?

Джасарей оставил вопрос без внимания.

— Зачем Бануин рассказывал тебе о моих теориях?

— Он хотел рассказать мне о величии своего народа, — ответил Конн.

— Вряд ли, ему не нравились наши амбиции, насколько я помню. Ты знал, что в гражданскую войну он был генералом?

— Нет, но я знал, что он служил в армии.

— Он был прекрасным генералом — солдаты любили его, а враги страшились. У него напрочь отсутствовало тщеславие. И хотя я долго был его учеником, когда я стал командующим, он без вопросов следовал моим приказам. Редкий человек, но не без недостатков. Слишком много отвлеченных понятий — честь, благородство, отвага, совесть. Сосредотачивался на второстепенном. На природе человеческой души, возможностях изменения и покаяния. Добро и зло, правильное и неправильное — эти абстракции определяли его действия.

Конн понял не все слова. Он говорил на тургонском почти свободно, но Бануин никогда не говорил о покаянии или совести. Но если маленький торговец ценил эти вещи — чем бы они ни были, — значит, и Конн будет их ценить. Он тщательно выбирал слова, прежде чем сказал:

— Я не… владею вашим языком настолько, чтобы вести спор об этих материях. Но я знаю, что Бануин был хорошим человеком, может быть, даже великим. Он был любим чужим народом, и я всегда буду чтить его память.

— Да, да. — В светлых глазах Джасарея мелькнуло раздражение. — Люди любили Бануина. Мне он тоже по-своему нравился. Я очень удивился и огорчился, услышав о его смерти. Он рассказывал, как ушел из армии?

— Нет. Никогда.

— Жаль. Я часто удивлялся, почему столь талантливый человек стал торговцем.

— Ему нравилась такая жизнь — новые люди, новые земли.

— Да, с людьми он всегда находил общий язык. — Джасарей указал на графин с водой. Рядом стоял один кубок. Сразу стало ясно без слов, каковы их взаимоотношения. Может, Конн и гость в его палатке, но в глазах генерала всего лишь слуга. Не время становиться в позу. Конн быстро подошел к столу, наполнил кубок и подал сидящему. Тот принял его без благодарности, но улыбнулся. — А еще Бануин всегда замечал талантливых людей. Именно поэтому ты интересуешь меня, Коннавар. Что он увидел в тебе и почему взялся учить? Ты сын правителя или короля?

— Нет. Мой отец был охотником за лошадьми, отчим же скотовод.

— И все же — в семнадцать лет — ты знаменит в своей стране. Ты сражался с медведем одним ножом. Кроме того, ты пробрался в город кердинов, убил купца, предавшего Бануина, а потом шестерых преследователей. С тех пор среди гатов о тебе ходят темные легенды. Все ваши люди такие хорошие бойцы?

— Все.

— Сомневаюсь. — Джасарей поднялся и подошел к занавесям, отодвинул их. За ними оказалась узкая кровать и деревянная подставка, на которой висел доспех генерала. — Помоги мне облачиться, — велел он.

Конн подошел к нему и снял с крюка железный нагрудник. Джасарей надел его, а юноша застегнул все пряжки. За нагрудником последовала юбка из укрепленных бронзой толстых кожаных полос, потом пояс с мечом. Конн опустился на колени и застегнул поножи. Он не спрашивал, почему это генерал решил облачиться в доспехи посреди ночи, хотя это удивило его. Юноша не смог сдержать улыбку. Генерал заметил это.

— Да, я не воин, — сказал он без малейшей обиды. — И знаю, что выгляжу в этом нелепо. И все же это служит некоторым целям.

Джасарей приподнял клапан палатки и приказал что-то стражам. Солдат протянул ему перевязь Конна, потом снова скрылся. Генерал обнажил меч Конна и осмотрел его в свете ламп.

— Доброе оружие, — сказал он. — Одна рукоять стоит нескольких сотен серебряных монет. Должно быть, твой отец богатый скотовод.

— Меч был подарком от друга, — объяснил Конн. Джасарей повертел клинок в руках.

— Золотая голова медведя удивительно красива, и значение символа мне понятно. Но почему олень в терниях? Вижу, застежка на твоем плаще украшена так же.

— В детстве я изорвал одежду, спасая олененка. Над этой историей любили пошутить мои друзья.

Джасарей внимательно посмотрел на юношу.

— Убийца, который спасает оленят? С таким человеком надо быть осторожнее. — Засунув меч в ножны, он протянул его Конну и велел надеть перевязь. Потом вышел из палатки.

Гроза подходила к концу, но дождь все еще лил. Последовав за генералом, юноша увидел, что из палаток выходят солдаты в доспехах. Они построились в две шеренги и молча и неподвижно стояли, а вода струилась по нагрудникам и шлемам. Облака разошлись, и лагерь залил яркий лунный свет. В этот момент раздались боевые крики, и через укрепления полетели копья. Палатки, лошади и телеги располагались далеко от стен, поэтому большая часть копий упала на землю. Одно пронзило спину вьючной лошади, и она упала на землю, заржав от боли.

— Они идут! — крикнул страж на северной стене. — Их тысячи! — В спину ему воткнулось копье, и он упал вниз.

К Джасарею подбежало несколько офицеров. Тот стоял совершенно спокойно, сцепив руки за спиной.

— Одну Пантеру к северной стене, две оставим в резерве. Основная атака пойдет не оттуда, а скорее всего с запада. Поставьте лучников за телеги.

Офицеры бросились к своим людям. Джасарей медленно подошел к первой шеренге солдат.

— Простите, что разбудил вас так рано, — сказал он.

Конн шел следом за генералом, и его поражало его спокойствие. Он также удивлялся, как тот догадался о ночной атаке. Неужели этот человек колдун? Или Конн что-то не понимает? Мысль не переставала терзать юношу. С северной стены доносились крики раненых и умирающих — волна за волной вражеские воины накатывались на укрепления, стараясь колоть и рубить защитников.

— Кажется, дождь заканчивается, — заметил Джасарей. Раненая вьючная лошадь продолжала ржать от боли и страха.

Джасарей постучал солдата по плечу.

— Пойди и избавь беднягу от мучений. Невозможно думать под этот шум.

— Есть! — ответил тот, обнажил меч и вышел из строя. На западе протрубили трубы. Кони глянул на укрепления и увидел, как двое солдат подают какие-то знаки.

— Вот и главная атака, — заметил Джасарей. Он отправил вторую Пантеру из трех тысяч человек спрятаться за валом. Появились концы тысяч приставных лестниц. Конн взялся за рукоять меча.

— Не нужно, — сказал генерал. — Пройдет не меньше часа, прежде чем очередь дойдет до нас. Когда пробьют ворота.

Юноша бросил взгляд на ворота, сделанные из заостренных стволов молодых деревьев, крепко сколоченных между собой поперечными планками. Ему не верилось, что кердины смогут открыть их. Разве что подожгут.

Сотни лучников в кожаных туниках и остроконечных шлемах остановились перед телегами обоза. Каждый держал в руках изогнутый лук, а за плечом висел колчан со стрелами с черным оперением.

— Можно задать вопрос, генерал?

— Конечно.

— Почему лучники находятся за стенами? Ведь с укреплений можно было бы убить сотни врагов.

— Это означало бы, что они поднимутся на стену и сами станут мишенями. У меня их только шесть сотен, и я слишком ценю их, чтобы бездумно разбрасываться. Смотри на них и учись.

Лучники ждали сигнала Джасарея. Кргда он махнул рукой, они подняли луки и принялись пускать стрелу за стрелой. Те взлетали и сеяли своими смертоносными наконечниками панику во вражеском войске.

На укреплениях шла ожесточенная битва, но солдаты Каменного Города, защищенные нагрудниками, шлемами и прямоугольными щитами убивали легковооруженных нападающих. И, как Бануин и говорил, короткие мечи были очень удобны в битве на близком расстоянии. Несколько кердинских воинов с лицами, раскрашенными охрой, прорвались сквозь ряды тургонцев. Джасарей отправил три отряда по шестьдесят человек, чтобы остановить их и защитить укрепления. Со стороны западных ворот донесся глухой звук, похожий на дальний раскат грома. Ворота дрогнули. Конн глянул на лица солдат рядом с ним. На них было написано ожидание, но не страх. Джасарей стоял спокойный, как всегда. Сняв шлем, он провел рукой по редеющим волосам.

— Хорошо, что дождь кончился. Ненавижу сражаться в ливень. Что ж, пойдем им навстречу.

Офицеры отдали приказы, и войско построилось в колонны по четыре и отправилось мимо обозных телег к открытому пространству возле ворот. Там они перестроились в боевой порядок — десять человек в глубину. Первый ряд сомкнул щиты. Конн и Джасарей стояли за четвертым рядом.

Удары продолжались, и одно из бревен треснуло. Потом второе. Через несколько минут ворота приоткрылись и показался обитый бронзой таран. В пролом кинулись сотни намазанных охрой воинов. За тургонцами ударил барабан, и они начали продвигаться вперед. Кердины бросились на строй, на жестокие колющие мечи первого ряда. Сотни погибали, и солдаты шли по их телам. Люди во втором и третьем рядах добивали упавших, втыкая короткие мечи в тела раненых кердинов. Кельтоны не теряли мужества, и битва продолжалась почти час, пока строй тургонцев не достиг разрушенных ворот. В этот момент затрубили отступление, и кердины скрылись в темноте. Ворота быстро починили, а солдаты принялись выносить тела мертвых противников за пределы лагеря, складывая их в кучу. В битве погибло более двух тысяч кердинов и всего шестьдесят солдат Каменного Города, а около ста пятидесяти получили сильные раны, которые приходилось зашивать.

Ближе к рассвету Конн подошел к стене и посмотрел на три огромные кучи мертвых тел. Солдаты, не принимавшие участия в битве, выкопали огромные ямы и набросали в них пропитанных маслом дров. Туда же сбросили трупы, добавив еще хвороста.

Когда солнце поднялось выше, солдаты бросили в ямы факелы из соломы, пропитанной маслом. Дрова легко загорелись, и Конн смотрел, как языки пламени лижут мертвые тела. Вскоре огонь загудел, пожирая трупы, и над лагерем поплыл сладковатый запах горящей плоти.

«Моя первая битва, — подумал юноша, — а я не обнажил меча в гневе. Сражение не достигло четвертого ряда».

К нему подошел Валанус. У офицера была рана на щеке, искусно зашитая.

— Что с тобой случилось? Я надеялся, что буду сражаться с тобой рука об руку на северной стене.

— Я был с генералом. Он как-то узнал, что на нас нападут? Неужели Джасарей провидит будущее?

— Он чувствует такие вещи. С другой стороны, это не первый раз, когда солдат заставили встать и построиться посреди ночи. Он часто делает так, чтобы они не расслаблялись. Может быть, ему просто повезло. Однажды я сказал ему, что на его долю выпало больше удачи, чем положено. Знаешь, что он ответил? «Чем лучше планирую, тем больше мне везет». Почти пошутил, можно сказать. Так зачем ты ему понадобился?

— Так и не знаю. Хотел поговорить о Бануине. Кажется, он некогда был генералом.

— Так это был тот Бануин, — присвистнул Валанус. — Мне и в голову не приходило. Бануин довольно распространенное имя в Каменном Городе. Но твой друг был Призрачным Генералом. Он командовал кавалерией и всегда появлялся там, где враг его не ожидал. После первой гражданской войны ушел в отставку. Это многих удивило. Все думали, что он займется политикой.

— Джасарей сказал, что Бануин был его учеником и учителем. Не знаешь, что имелось в виду?

— Знаю. Когда Ученого отправили в армию, он не знал ничего о военном деле. Зато прекрасно знал логистику и науку о снабжении. Бануина направили к нему учить военному этикету, умению командовать и так далее. Как легко заметить, Джасарей способный ученик.

Ветер поменялся, и черный дым от горящих тел пополз на лагерь.

— Две тысячи умерло, и ничего не достигли. Какая потеря жизней.

— Они не делают выводов, эти дикари. Вечно наваливаются все сразу, думая, что захлестнут нас. По-другому они сражаться не умеют. Никакой организации, никаких офицеров, никакой развитой командной структуры. Стратегия всегда одна — вот враг, давайте нападем на него, а там видно будет. Как ты верно подметил, пустая трата жизней.

— А что бы ты сделал на месте Карака?

— Сдался бы и подписал союз с Камнем. Он не может победить нас. Мы неуязвимы. После сегодняшней ночи его люди узнают об этом. Они вернутся и примутся обсуждать, как мы смертоносны и сильны. И страх их будет расти. К концу лета мы будем строить здесь укрепленные города и сюда приедут тысячи эмигрантов из Каменного Города. Мне самому обещали хороший надел земли, который я могу оставить себе или продать.

— Думается мне, ты с удовольствием поменял бы его на хорошую палатку.

— Ты абсолютно прав, — согласился Валанус.

Остарана настигала смерть. Что было очень обидно сразу по двум причинам: во-первых, это была очередная стычка, а не славная полноценная битва, а во-вторых, Яростный Клинок отговаривал его от безрассудных атак. Ударив саблей противника по лицу, Остаран перепрыгнул через мертвого коня, чтобы сражаться было просторнее. В него метнули копье, пробившее рубашку и задевшее плечо. К нему бросился мечник. Остаран заблокировал сильный удар, подошел ближе и ударил врага головой по лицу. Тот отлетел наполовину ослепленный. В ясном голубом небе сияло солнце, и дул свежий ветерок, неся ароматы травы и сосен. Остаран глубоко вздохнул. Все-таки жизнь прекрасна.

Кердины по крайней мере знают, что такое честь, и нападают по одному, проверяя его и свое мужество. К нему подбежал еще один человек. Остаран высоко подпрыгнул и ударил его в грудь так, что тот упал. Слева бросился мечник. Гат принял удар на круглый деревянный щит и попытался нанести ответный удар. Кердин отпрыгнул, споткнулся о мертвого коня Остарана и тяжело упал.

Остаран расстегнул брошь в форме дубовой ветви и уронил черный плащ на землю. На нем был круглый бронзовый шлем и безрукавная кольчуга до бедра; теперь он носил еще и бронзовые поножи, как офицеры Каменного Города. Кольчуга тяготила, но защищала от того, чего молодой человек боялся больше всего — удара в живот. Его старший брат умер именно от такой раны, и Остаран твердо решил, что так мучиться не хочет.

Он глубоко вздохнул. Какой же вкусный воздух! На него бросился воин с копьем. Остаран ждал до последнего, а потом легко отпрыгнул в сторону, ударив рукоятью меча в челюсть противнику. Тот упал на траву без сознания.

Раздражение начало проходить. В конце концов атака не казалась безрассудной. Он повел тридцать всадников в бой против маленькой группы пеших кердинов, а оказалось, что они заманивали к большому отряду, который прятался в ближайшем лесу. Оттуда выскочила по меньшей мере сотня воинов, громко крича и пугая коней. Остаран затрубил отступление. Его люди принялись разворачивать лошадей, но — вот не повезло! — грудь его коня пронзила стрела. Гат спрыгнул с умирающего зверя и обнажил меч, когда к нему бросилась дюжина воинов.