18

Я ждал перед темным переулком. На другой стороне улицы стоял ресторан, в который я заглядывал, когда меня начинал донимать голод. Обычно я дожидался, пока освободится столик у окна, и ел, не глядя в тарелку, не обращая внимания на вкус, поглощенный наблюдением за переулком. Только под утро, перед самым рассветом, я возвращался в свое убежище и старался заснуть, хотя мне никак не удавалось проспать больше одного или двух беспокойных часов. Я просыпался и вглядывался в шелестящую темноту, а потом быстро выбирался из своего логова и шел к переулку, проклиная себя за то, что впустую трачу время. Тот, кого я ждал, мог уже прийти и уйти.

Он появился через три дня, тот, маленький, с темным лицом и блестящими глазами. Он вышел из переулка, когда я ел. Швырнув на стол какую-то монету, я нахлобучил шляпу и вышел.

Агент слонялся по городу. Он остановился перед магазином, потом зашел в кафе и провел там пятнадцать минут, потом вошел в какой-то дом. Я ждал, но его все не было. Я уже думал, что потерял его, но через час он вновь вышел на улицу.

Я опять двинулся следом и через минуту заметил, что за мной следят.

К совету «Не прогляди очевидного» я добавил еще один: «Нельзя недооценивать врага». Хотелось верить, что у меня еще будет возможность вспомнить о нем в будущем. Двое черных шли за мной, и я не знал, то ли они меня опознали, то ли просто заподозрили что-то.

У первого же переулка я повернул, тремя прыжками добежал до его конца, подпрыгнул, ухватился за край крыши и подтянулся. Это заняло всего несколько секунд. Я перекинул свое тело на крышу и зашатался..

Они прошли подо мной, настороженные, как всегда, и я облегченно вздохнул. Пробежав по крыше, я спустился на параллельную улочку и пробежал в самый ее конец. По другую сторону начинался еще один переулок. Перейдя улицу, я побежал по нему, затем повернул под прямым углом и остановился в тени.

Черный мог подойти в любой момент, и у меня было всего несколько секунд, чтобы приготовиться.

Черный помешкал, оглянулся на своих и вошел в переулок. Меня он не заметил. Прежде чем он успел хоть что-то сделать, я выкрутил ему руки назад и отобрал пистолет.

— Тихо! — прошептал я. — Не двигайся, и с тобой ничего не случится.

Он ждал, и я чувствовал, как напряглись его руки.

— Передай Сабатини, что с ним хочет увидеться Дэн. Скажи, чтобы он пришел в кафе, недалеко от Собора Невольников. Сегодня вечером и один. Если приведет кого-то с собой, то не увидит Дэна. Пусть ждет. Мимо пройдет человек и шепнет: «Иди за мной». Если все понял, кивни.

Он кивнул.

— Если Сабатини не придет туда сегодня, ты умрешь завтра. Ты уже видел, мне это нетрудно. А теперь возвращайся на улицу и не оглядывайся.

Я подтолкнул его. Он споткнулся, но удержался на ногах и быстро удалился, не поворачивая головы. Я побежал в обратную сторону и уже на бегу услышал его крик.

Я быстро оторвался от них и стал ждать ночи.

Почти час я следил за ним: он стоял на углу, терпение его, похоже, было бесконечно. Было темно, но я узнал его по огромному носу. Вокруг не было видно ни одного Агента; все спешили куда-то, и только Сабатини стоял спокойно. Наемники и вольноотпущенники быстро проходили мимо, а Сабатини ждал. Зная его, я заподозрил какую-то хитрость.

«Нельзя недооценивать врага», — сказал я себе, и это оказалось так просто, что мне даже не пришлось задумываться.

Повернув за угол, я почти сразу же обнаружил их. Они ждали в темноте, чтобы отправиться за Сабатини, когда он пройдет мимо. Ждали в боковых улочках по обе стороны. Я прошел мимо одного из них, но он не обратил на меня внимания. В темной нише ворот отчетливо поблескивали белки его глаз. Думаю, он даже не заметил кулака, который его ударил. Я подхватил его, когда он падал на землю.

Второй прятался напротив. Я подкрался к нему сзади и хватил камнем по голове.

Минутой позже я прошел мимо Сабатини, отвернув лицо, чтобы он его не разглядел. На мгновение я коснулся его и почувствовал пистолет, спрятанный под курткой.

— Иди за мной, — прошептал я.

Я пошел широкими шагами, не оглядываясь. Я знал, что он пойдет за мной.

Я направлялся в сторону Собора. Улицы становились темнее, людей на них почти не было, и, замедляя шаг, я слышал за собой шаги Сабатини. Поворачивая в переулок, я оглянулся — он черной тенью шел за мной. Мурашки побежали у меня по спине.

На полпути к следующему повороту я подождал его. Сабатини шел медленно, чтобы его люди могли за ним поспеть. Впрочем, он явно не рассчитывал увидеть их, наверное, они получили приказ держаться поодаль и не показываться.

Я двинулся дальше, вошел в переулок и остановился в тени. Сабатини поколебался, заглядывая в темный проход, но это было еще не то место.

— Сюда, — прошептал я.

Он тянул время, исподтишка поглядывая назад, и я не знал бы почему, если бы не видел его людей.

«Иди, Сабатини. Не бойся, Сабатини, это еще не здесь. Ты ничего не боишься, ты улыбаешься своей ледяной улыбкой. Иди, Сабатини, иди за мной».

Я пошел дальше, стараясь, чтобы он слышал мои шаги. Его замешательство прошло, и он двинулся следом. Толкнув темную дверь, я вошел в «свой» склад, отсчитал десять шагов, повернулся и посмотрел на более светлый прямоугольник двери. В эту минуту его заслонила тень.

— Сюда, — прошептал я, поднимая концы веревок. На одной из них был узел.

Медленно, по-кошачьи мягко он вошел внутрь. Тень стала темнее и менее отчетливой. Послышался шорох, дверь захлопнулась. Я больше не видел его, но знал, где он стоит. Я чувствовал его в темноте, он стоял не шевелясь, потому что малейшее движение выдало бы его.

Я осторожно потянул за веревку с узлом, и вспыхнули две лампы, причем одна залила Сабатини ослепительным светом. Он тут же направил на нее пистолет.

— Не надо… — прошептал я, потому что шепот не позволяет определить источник звука. — Взгляни-ка на другую лампу.

Он постоял неподвижно, потом медленно поднял голову и заметил высоко под потолком пистолет, нацеленный точно на то место, где он стоял. Этот пистолет я забрал утром у одного из Агентов. Сабатини увидел шнур, уходящий от спускового крючка во тьму, и понял, что это значит.

— Не двигайся! — прошептал я. — Брось оружие!

Его лицо походило на маску, но я знал, что мозг Агента интенсивно работает. Наконец Сабатини выпустил пистолет, и тот с громким стуком упал на пол.

— Пни его подальше.

Он пнул, пистолет скользнул во тьму. Я шагнул вперед и отшвырнул его еще дальше, в лабиринт мусора и ящиков, где его никто и никогда не найдет. При этом я все время смотрел на него и ждал, давая ему время удивиться. Наконец он нарушил молчание.

— Дэн? — тихо сказал он, вглядываясь в световой занавес. — Я попал в твою ловушку. Камень у тебя, так чего же ты хочешь еще, кроме мести?

— Я хочу мстить, — громко сказал я. — Я хочу девушку. Он нахмурился.

— Фриду? Она мертва, и ты это знаешь.

— Не Фриду, а Лаури. Ту, с темными волосами.

— Не знаю, о ком ты. — Он говорил все громче. — У меня нет никаких девушек.

— Мне нужна только одна, и я хочу ее получить, Сабатини. Если ты ее убил, то умрешь здесь. Если она еще жива, скажи, где ее можно найти, и я отпущу тебя.

Он захохотал, и смех его в тишине прозвучал неожиданно громко.

— Ты всегда был идиотом, Дэн. Будь у меня эта девушка — а ее у меня нет, — ты все равно не поверил бы моим словам.

— Я бы знал, можно ли тебе верить, — ответил я, и это была правда. — А тебе придется просто довериться мне, потому что выбора у тебя нет.

— По-моему, очевидно, что если уж я не могу тебе ничего сказать даже для сохранения собственной жизни, значит, я не лгу.

— Если только этот твой аргумент сам не является утонченной ложью.

— Ты меня переоцениваешь.

Так мы говорили еще долго. Сабатини все время прислушивался.

— Они не придут, — сказал я ему.

Он резко шевельнулся.

— Ты хитер, Дэн, ты всегда был хитрым. С самого начала. Ты мог бы держать в руках весь мир, если бы не был таким мягкотелым. Вместе мы могли бы наделать дел. Объединим наши силы, Дэн. Дай мне камень и скажи все, что о нем знаешь, а я расскажу, что знаю сам, и, может, вдвоем нам повезет найти эту твою девушку. Клянусь тебе: у меня ее нет, и я ничего о ней не знаю… но я найду тебе десять других, и ты ее забудешь.

Он наклонился, словно в запале, а я слушал его и знал, что это правда. Его слова были искренни, но в них крылось еще что-то. Пока я старался разобраться с этим, он прыгнул.

Сабатини летел в мою сторону, из света во тьму, и я, отпустив шнур, ударил его кулаком. Его глаза еще были ослеплены светом, и я знал, что должен расправиться с ним быстро, прежде чем наши силы сравняются.

Охнув, он пошатнулся, но удержался на ногах и снова кинулся на меня, тень в тени. Я понял, что теперь меня видно на освещенном фоне. Наклонившись, я дернул шнур, свет погас, но Сабатини задел меня плечом, пока я стоял наклонившись. Упав назад, я перекатился, налетел на ящик и разбил его в щепки.

Вставал я осторожно. Склад когда-то заполняли экзотические пряности, продукты и ткани, но сейчас он был полон лишь зловонной темнотой. Где-то в этой темноте ждал Сабатини, и с каждой секундой я терял свое преимущество, потому что он все лучше видел в темноте.

— Дэн! — крикнул он, но это ничем мне не помогло — ведь стены отражали звук: «ДЭН! Дэн! дэндэндэн…» — Я убью тебя. УБЬЮ. Убью. Убьюубьюубью…

Странно, что в месте, где накапливались богатства со всей Галактики, мы встретились, чтобы сцепиться, как животные — голыми руками и насмерть, потому что я знал, что один из нас не выйдет живым из этого склада. Я уже понял, где он, я почувствовал бьющую от него ненависть. «Интересно — подумал я. — Ненависть сопровождает страх. Сабатини боится меня, монаха Дэна. Не ведающий страха улыбчивый Агент с большим носом и холодными глазами боится меня». Сняв ботинки, я босиком двинулся в его сторону.

Под ногой у меня скрипнула доска, и я застыл. Он беспокойно шевельнулся, и я заметил его, черного на черном фоне. Я прыгнул, он инстинктивно увернулся, и мой кулак попал в плечо вместо подбородка. Сабатини отпрянул назад, а я бросился за ним, колотя по груди и голове, но без особого толка. Он начал отвечать на мои удары, а я вдруг ослабел, руки у меня опустились. Сабатини отскочил и исчез в темноте.

Я отдышался, сердце мое стало биться спокойнее, и я вновь вслушался в тишину. Он тоже отдыхал и наверняка видел теперь так же хорошо, как и я.

У самого пола что-то зашуршало — значит, он полз, но я не знал где. Потом стукнуло где-то в глубине склада, но это был не он — наверное, бросил что-то, чтобы отвлечь мое внимание. Наконец я понял, где он, — Сабатини старался добраться до двери. Тихо подбежав, я бросился на него.

Мне удалось прижать его к полу, но он по-змеиному вывернулся и оказался наверху. Я ударил его, опрокинув на спину, прыгнул еще раз, крепко схватил и уперся коленом в спину. Напрягая все силы, он попытался освободиться, но тут что-то треснуло, и тело его обмякло.

— А-а-а! — простонал он каким-то странным, не своим голосом.

Я с трудом встал, отыскал на грязном полу веревки и зажег свет. Сперва я подумал, что убил его, но Сабатини открыл глаза, по-прежнему темные и холодные. Он попытался встать, но тут же скривился и закусил губу. Закрыв глаза, он вновь растянулся на полу.

Я нашел ботинки и обулся.

— Дэн… — прошептал он. — Ты здесь, Дэн?

— Да.

— Кто ты такой, Дэн? — Я изумленно взглянул на него. — Ты не человек. Я поднялся с самого дна и пробился наверх, был никем, а стал диктатором крупнейшего из Объединенных Миров, где каждый сражался за власть, а Агентов было, как грязи в болоте. Но я добился всего, а потом бросил все, чтобы приехать сюда, хотя знал, что человек, оставленный замещать меня, узурпирует власть, как только я исчезну. Но я хотел получить камень: с ним я мог бы завоевать всю Галактику.

Он застонал от боли, долго молчал, потом заговорил снова.

— Только ты стоял на моем пути… сопливый послушник. И раз за разом ты побеждал меня. Кто же ты, Дэн?

Он был прав. Я победил его, даже когда он держал меня в комнате-пещере, и не имело значения, что вытащил меня оттуда кто-то другой, ибо я уже и так выиграл. Это было странно и удивительно мне самому. Поэтому понятно, что он меня боялся.

— Просто человек, — тихо сказал я. — Обычный человек.

— Мне нужен был только камень, — его голос звучал почти нормально. — И вся Галактика была бы моей.

— Нет, — ответил я. — Он ничем бы тебе не помог. Он не поможет никому, такой человек еще не родился.

— Ты лжешь! — крикнул он. — Я бы знал, что с ним делать. Однажды я был рядом с ним и чувствовал его силу. Он излучал ее в меня, и в ней таилась вся Галактика…

Жажда, вот что таил в себе камень. Своя для каждого приблизившегося к нему, но пользы никакой. Ни для Сабатини, ни для Силлера, ни для меня, ни для Лаури, ни для кого-то еще. Печально, что люди страдали и умирали ни за что. Впрочем, может, и нет: миром правят не предметы, а идеи.

— Дэн! — он говорил с большим трудом. — Ты не должен мне ничего, кроме ненависти, но я хочу тебя кое о чем попросить. Это не будет тебе ничего стоить, Дэн. Убей меня. Прежде чем уйдешь, прикончи меня.

Я взглянул на его бледное лицо, с носом, выдающимся еще больше, чем прежде, бросающим гротескную тень на бледную щеку. Сабатини и вправду хотел, чтобы я его убил.

— Я скажу кому-нибудь, где ты. Тебя вылечат.

— Нет! — воскликнул он. — Ради Бога, Дэн, не надо! Если уж не хочешь убивать меня, просто оставь здесь и позволь умереть. У меня сломан позвоночник, и я уже никогда не смогу ходить. Меня вылечат лишь для того, чтобы я ползал до конца жизни. Я, Сабатини! Нет, Дэн! Нет!

Голос его сорвался. Я знал, что впервые в жизни он просил о чем-то другого человека, и это было самое ценное, что можно было ему предложить, ценнее даже, чем камень.

— Где девушка?

— Не знаю, Дэн. Видит Бог, не знаю.

Он говорил правду. Даже если у меня еще оставались сомнения, то теперь я ему поверил. Он просил смерти и не лгал.

— У кого она?

— Ни у кого.

— Может, у Императора?

— Фу! — презрительно фыркнул он. — Этот идиот даже не представляет, что творится у него под носом.

— Граждане?

— Нет.

— Торговцы?

— Нет. Говорю тебе, ее нет ни у кого.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю о каждом шаге агентов и контрагентов, разведчиков и контрразведчиков. Они медлительны и неорганизованны, им не хватает сил, чтобы реализовать свои планы. Я узнал, что камень на Бранкузи, в то мгновение, когда он сюда попал. Прежде чем Фрида получила приказ от Граждан, я знал об этом и знал, куда она должна его отнести и кому. Но она не сделала этого, она несла его кому-то другому.

— Кому?

— Не знаю. Она сошла с ума, прежде чем я успел это из нее вытянуть, и только бормотала что-то о Соборе.

Я задумался над его словами и понял. Это укладывалось в образ, который я себе создал: невидимый игрок, единственная сила в Галактике, которая пока не вышла из тени. Это было так очевидно, что я едва не рассмеялся. Как же я, именно я, мог не понять этого раньше? Теперь я знал, где девушка, где камень и что значил кружок, который Лаури поставила на своей записке. Я пока не знал, как туда попасть, но наверняка был какой-то способ. И я решил заставить невидимого игрока показаться.

Я поднял веревку без узла, подошел к двери, открыл ее и постоял, глядя на Сабатини. Он лежал, безнадежно искалеченный, с лицом уже не ожесточенным и дерзким, а некрасивым и жалким — маленький мальчик, знающий, что отличается от других, с носом, на который все показывают пальцами и смеются.

— Дэн… — произнес он еле слышно.

Я положил веревку возле его руки и вышел в ночь.

Прежде чем я добрался до конца переулка, за моей спиной коротко сверкнуло.

19

Я поднимался по лестнице, медленно и монотонно ступая по низким ступеням, ведущим к массивному порталу Дворца. Внизу стояли зеваки, потому что редко увидишь монаха вне стен монастыря, а уж возле Дворца и вовсе никогда. Я был одет в грубую серую рясу и капюшон, приходилось следить за тем, чтобы не споткнуться.

На меня глазели блестящие аристократы, их жены и бдительные охранники, но никто не пытался меня задержать. Я дошел до двери и остановился, она была в три раза выше меня, рядом с нею я почувствовал себя маленьким и жалким. Отведя большой молоток в форме планеты с вырезанными на ней контурами континентов, я стукнул, и дверь глухо загудела. Я ждал, и наконец она со скрипом открылась. Ею пользовались не так уж часто.

Передо мной стоял невольник в блестящей оранжевой с голубым ливрее и с золотой цепью на шее.

— Что вам угодно? — вежливо спросил он.

— Я хочу предстать перед Высшим Судом.

— Перед Высшим Судом? — повторил он.

Я кивнул.

— Он уже собрался?

— Да, отче. Но что вам нужно от Суда?

— Это я скажу только Суду.

Он удивленно покачал головой и повел меня длинными извилистыми коридорами. Высокие потолки были богато украшены фресками, изображающими Императора и его предков, пушистые ковры глушили звук наших шагов. Они покрывали почти весь пол, и только по краям виднелся розовый, почти прозрачный мрамор.

Невольник остановился перед высокой дверью, деревянной с позолотой, распахнул ее и сказал:

— Высший Суд, отче.

Я переступил порог и остановился. В конце огромного зала находилось возвышение, на котором стоял длинный высокий стол, а за ним сидели трое мужчин с угрюмыми лицами, одетые в оранжевые тоги. Позади них стоял высокий, богато украшенный трон, пустой.

Перед темным столом в небольшой деревянной клетке я увидел невольника, скорчившегося, оборванного и жалкого. Дальше на низких скамьях сидели другие невольники, вольноотпущенники, ремесленники. Некоторые смотрели на большой стол и пустой трон с надеждой, другие не отрывали взгляда от пола. Вдоль стен стояли наемники в ярких мундирах, двое, скрестив на груди руки, стояли перед столом, следя за скамьями. Наемники были равнодушны и спокойны, они не ждали бунта, здесь не могло произойти ничего такого.

«Богатство и нищета, — подумал я, — встречаются здесь, в суде, перед которым все равны. Но почему здесь нет ни аристократов, ни Торговцев?» Мне вдруг вспомнилась старая поговорка: «Закон существует для нищих, это единственное, что они могут себе позволить».

При виде меня люди на скамьях начали перешептываться, наемники зашевелились, даже судьи посмотрели на меня, хмуря брови. Я пригляделся к ним. Крайний справа был стар, у него были седые волосы и морщинистое лицо, но глаза напоминали два холодных голубых камня. Крайний слева был молод и явно пресыщен. Он сидел, откинувшись назад, с презрительным выражением на лице. Между ними сидел статный мужчина неопределенного возраста с надменным лицом. Он был тверд, как скала, а глаза его были глазами ястреба. Чем-то он напомнил мне Сабатини. С ним следовало держать ухо востро.

Продолжая хмуриться, он обратился к дрожащему невольнику.

— Какой рукой преступник украл хлеб? — громко спросил он.

— Правой рукой, Высокий Суд, — ответил один из наемников, стоявших у стола.

— Закон гласит, — произнес судья, пронзая невольника взглядом, — что наказание за кражу — лишение руки. Она никогда больше ничего не украдет.

Поднялся деревянный молоток, и по залу пронесся чистый звук, символизирующий голос правды.

Невольник беззвучно зарыдал, люди на скамьях вздохнули. Стало тихо, двое наемников подошли и утащили невольника в небольшую черную дверь справа от стола. Следующие двое заняли их место.

Судьи обратились ко мне, я почувствовал на себе ястребиный взгляд и вздрогнул.

— Что привело тебя сюда, отче? — спросил он.

— Я ищу справедливости, — ответил я.

— Для кого?

— Для меня.

По залу пронесся шепоток.

— Кто причинил тебе вред, отче?

— Все. Но не потому я здесь. Я пришел, чтобы отдаться в руки закона.

— Редкий случай, — загремел судья, хмуря брови. — Какое же преступление ты совершил?

— Убийство.

Зал замер, потом загудел. Молоток стукнул несколько раз.

— Тихо! — рявкнул судья. — Тихо все!

Все умолкли, а он посмотрел на меня внимательными черными глазами.

— Ты хочешь покинуть орден?

— Нет, — тихо ответил я.

Он скривился, а старый судья наклонился вперед.

— Тогда зачем ты пришел и мешаешь работе Суда?

— Светские власти обязаны задержать монаха, совершившего преступление, и подвергнуть светскому суду, дабы он ответил за свой проступок. И вот я здесь.

Ястреб тут же задал вопрос:

— Ты признаешь свою вину?

— Я невиновен!

Зал загудел. По знаку судьи наемники шагнули вперед, и голоса стихли.

— Если ты пришел насмехаться над Императорским Судом, то будешь примерно наказан, — сказал он. — Если же намерения твои благородны, справедливость восторжествует. Ты сказал, что не виновен в совершенном тобой преступлении. На каком основании ты это говоришь?

— Я убил, защищая себя и свою свободу.

— Единственное оправдание убийства — это действия в защиту Императора.

— В таком случае я апеллирую к церковным властям.

— Епископ в суде? — спросил судья, но ему никто не ответил. — Хорошо, ты будешь задержан до завтра.

Он повернулся к молодому судье, что-то шептавшему ему, потом вновь выпрямился.

— Увести обвиняемого!

Когда ко мне подходили наемники, я заметил, что молодой судья встал и идет к высокой двери за троном.

Черная дверца открылась, и меня вывели из зала.

Я видел уже немало камер и нашел, что императорские довольно удобны, пожалуй, даже удобнее моей кельи в монастыре. Та, в которую меня посадили, была чистой, сухой и светлой. Я лег на нары и уснул спокойным сном.

Вскоре за мной пришли двое наемников и проводили наверх, в зал Суда. Я вновь стоял перед высоким столом, но теперь все было иначе. Меня отделяла от него решетка, а скамьи исчезли. Вместо них поставили удобные стулья, их заняли Бароны и другие благородно-рожденные. Богатые, сияющие и веселые, они беседовали со своими дамами, словно явившись на представление.

Передо мной, небрежно развалившись в креслах, сидели трое судей. Они перешептывались между собой, поглядывали на меня и таинственно улыбались. Я беспокойно шевельнулся.

Все чего-то ждали. Звук множества голосов и смех еще больше усиливали впечатление, что в воздухе над моей головой чья-то могучая рука держит меч, занесенный для удара. Однако зрители не догадывались, что меч этот обоюдоострый.