Вопрос о связи салтовской руси с правящим слоем Древнерусского государства, также как и с названием «Русская земля», является отдельной и весьма запутанной проблемой. Можно ли утверждать, что именно благодаря салтовцам славянское Поднепровье стало называться «Русью»? Ведь летописи ничего не сообщают об этом. Одних археологических данных о смешении русов Подонья со славянами явно недостаточно. Их след должен был остаться и в организации власти, и в культуре Древней Руси. Да и в письменных памятниках должны сохраниться данные о русах с иранскими корнями.

Куда ушла элита?

События 30-х гг. IX в. заметно изменили облик салтовской культуры. Конечно, большая часть населения осталась на своих местах. В начале XII в. летопись знает на Северском Донце ясов (так называли славяне степные сармато-аланские племена – но не самих русов). Очевидно, это и были осевшие на землю асы. Аль-Идриси упоминает о существовании в том же XII в. где-то в Подонье Руссии-тюрк, и такое представление долго будет держаться в литературной традиции восточных авторов, но у Идриси это скорее воспоминание, чем реальность.

Но часть населения Русского каганата покинула родину, что прослеживается археологически. Прежде всего это сделали род и окружение кагана – иного выхода у них не было. Прекращают пополняться наиболее знатные части катакомбных могильников, исчезают с территории салтовской культуры погребения, совершенные по обряду трупосожжения, и именно во второй четверти IX в. А эти люди занимали далеко не последнее место в социальной структуре Русского племенного суперсоюза. Пропадают и солнечные янтарные амулеты, оберегавшие русов.

Куда ушла салтовская элита – неясно. Путь на Днепр был временно отрезан – там обосновались венгры. Конечно, те, кто пришел в славянское Поднепровье раньше, имел там мастерские и уже почти ассимилировался со славянами, остались. Но принять новых беженцев возможности не было. Наиболее безопасным был путь на север, по верховьям Дона и Оке, хорошо знакомый русам по торговым делам.

Люди, оставившие салтовские жилища и трупосожжения, появляются ненадолго на боршевских поселениях, то есть на землях славян Среднего Дона, входивших в Русский каганат. Например, на селища славян на реке Воронеж в середине IX в. появляются салтово-маяцкие жилища (полуземлянки с очагом в центре) и лепная керамика салтовского типа, а также в могильниках – трупосожжения с салтовским керамическим комплексом[460]. То же явление наблюдается и на славянском городище Титчиха. На Титчихе обнаружены и аланские письмена салтовского типа на сосудах. А. Н. Москаленко, занимавшаяся раскопами Титчихи, не могла понять, почему грубая лепная и круговая салтовская керамика появляется здесь, казалось бы, вдали от известных археологических центров ее производства?[461] Ведь собственно салтовских гончарных центров здесь не обнаружено. Объяснение может быть одно: русы не долго прожили на этом месте. Не успев создать своего производства, они двинулись дальше. А на время проживания в славянских поселках им хватило тех запасов, что были вывезены из центра каганата, а также той посуды, что была сделана в домашних условиях женщинами. После мадьярского разорения выбирать не приходилось.

Но все-таки кто-то из салтовцев остался среди славян на более длительный срок и вполне освоился, сумев заняться во – стребованными славянами ремеслами. Возможно, о пребывании там русов свидетельствуют рунические надписи на горшке из погребения у села Алекановка и пряслице из села Борки на Рязанщине, сделанные салтовским письмом по-славянски. Пряслице из славянского селища Борки (в 2 км от современной Рязани) было обнаружено в 1945 г. На пряслице в верхней части по кругу русскими письменами выведено: «908 анзи» (анзи – года), внизу – «918 лъта». Ясно, что авторы и первой, и второй надписи были христианами византийского образца (даты – по византийской христианской эре). Г. Ф. Турчанинов считает, что родным для авторов был один из североиранских диалектов, а не древнерусский язык: славянин написал бы «лъта 918»[462].

Та же манера письма и культура – в надписи на горшке из погребения, обнаруженного в селе Алекановка, близкого к Боркам. Осенью 1897 г. один из первых профессиональных русских археологов В. А. Городцов при вскрытии погребения нашел глиняный горшок с круговой, сделанной до обжига, надписью из 15 знаков. В 1898 г. ему посчастливилось найти еще два обломка с надписями. Ритуальные сосуды были явно славянскими, как и само погребение. Конечно, это была сенсация: наконец-то мир увидит то самое славянское письмо «без устроения», «черты и резы», о которых писал в Х в. Черноризец Храбр! Особенно интересно было, что это женское погребение было христианским, а надписи сделаны не на кириллице. Чаще всего алекановские надписи пытались прочитать как скандинавские руны, но безуспешно. Не получили они прочтения и через тюркское руническое письмо. Граффити на горшке удалось прочитать только Г. Ф. Турчанинову как сармато-аланское письмо: первые восемь букв достоверно читаются как «славутие». Модно трактовать это как имя хозяина горшка. Однако до окончательных выводов еще далеко.

Население Алекановского поселка признается вятическим, и Г. Ф. Турчанинов считает, что славяне переняли аланское письмо[463]. Алекановские надписи датируются Х в., и скорее здесь мы имеем дело с завершением процесса ассимиляции славянами части русов, путь миграции которых шел через Средний и Верхний Дон и Оку.

Другая часть салтовцев этим путем вышла на Волго-Балтийскую магистраль. Какой-то информатор аль-Идриси считал, что Кукийана (центр одного из «видов» русов) находится в Волжской Булгарии, являясь «городом тюрок, именуемых Руса». А под 1229 г. Лаврентьевская летопись упоминет о «Пургасовой Руси» в Среднем Поволжье, которая участвовала в походе мордовского князя на Новгород. Вот это сообщение вместе с предысторией событий:

«В лето 6736 (1228)… Того же месяца (января. – Е.Г.) 14,великий князь Юрий[464] и Ярослав… пошли на мордву: и муромский князь Юрий Давыдович, вступив в землю мордовскую, в Пургасову волость, пожег и потравил хлеб, побил скот и отослал к себе полон, а мордва бежала в свои леса… А болгарский князь (Волжской Булгарии. – Е.Г.) пришел на Пуреша, союзника Юрия, и, услышав, что великий князь Юрий жжет села мордовские, бежал прочь…

В лето 6737 (1229), в апреле пришла мордва с Пургасом к Новгороду, и отбились от них новгородцы; они же зажгли монастырь святой Богородицы и церковь, захватив много убитых. В то же лето Пурешев сын с половцами победил Пургаса, и перебил всю мордву и Русь Пургасову, а Пургас едва бежал с малым отрядом…»[465]

Из текста летописи совершенно ясно, что «Пургасова Русь» к русским княжествам отношения не имела. Иначе бы летописец пояснил, что заставило русских участвовать в набегах против своих соотечественников. Это какой-то этнос, носивший имя «русь», но совершенно обособленный. Также очевидно, что читателям XIII в. не нужно было пояснять, кто это такие.

В. В. Седов связывает «Пургасову Русь» с потомками именьковского населения[466], но этноним «русы» по отношению к именьковской культуре IV – VII вв. не зафиксирован ни в одном источнике. Были ли это салтовские русы – покажут археологические раскопки. А Волжский путь выводил мигрантов на берега Балтийского моря, с населением которого у русов были давние торговые контакты.

Следы аланской руси встречаются в письменных источниках, рассказывающих о южном побережье Балтийского моря (к сожалению, на этих землях не проводилось до сих пор серьезных археологических раскопок). Ведь салтовские русы были активными участниками торговли по Волго-Балтийскому пути и по магистрали по реке Рус на юго-восточный берег Балтики, амулеты русов изготавливались из балтийского чистого янтаря. Показательно, что этот янтарь поступал в распоряжение киевских ремесленников в конце X – ХI вв., когда сквозного пути по реке Рус уже не существовало, сохранилась лишь западная его часть.

В посольстве Русского каганата в Византию в 837—839 гг., по свидетельству Бертинских анналов, были представители свеонов, которых император, «сочтя их скорее разведчиками и в той стране, и в нашей, чем послами дружбы, решил про себя задержать их до тех пор, пока неудастся доподлинно выяснить, явились ли они с честными намерениями, или нет».

Из рассказа епископа Пруденция видно, что своены, в отличие от русов с хаканом во главе, были франкам неплохо известны. Жили они недалеко от границ Франкской империи, не были ее союзниками или вассалами, что дало Людовику основания подозревать в них шпионов и задержать до выяснения обстоятельств (то есть были ли в действительности эти свеоны из Русского каганата, либо же из соседней с франками страны).

Свеоны известны были еще во времена римского историка Тацита (II в. н. э.). Тогда это было не большое островное племя, обитавшее в Балтийском море. Тацит сообщает, что «общины свионов обитают среди самого Океана (Балтийского моря. – Е.Г.)» и отличает их от свебов («шведов»), живших тогда на северо-востоке Германии. Уже тогда у свеонов были сильные дружины и хороший флот.

Многие ученые, считая свеонов и свевов-скандинавов одним народом, доказывают так скандинавское происхождение племени «русь». Но свеоны – это особое балтийское племя, занимавшееся торговлей на Волго-Балтийском пути и военными набегами на берега Балтики. Свебы-шведы появляются на другом берегу моря, в современной Швеции, уже в эпоху Великого переселения народов, то есть через четыре века после Тацита.

Но почти за тысячелетие от первого упоминания свеонов до написания Бертинских анналов этот народ, как и многие другие, растворился среди этносов побережья Балтики, в основном славян. В представлении франкских хронистов начала IX в. свеонами являлись, очевидно, все народы, обитавшие на Балтийском море.

О тесных контактах салтовских русов с жителями Южной и Юго-Восточной Прибалтики хорошо известно и по археологическим данным. Вполне вероятно, что на ободритской и прусской землях имелись уже русские колонии, куда могли и направиться русы с Северского Донца и Дона.

Большинство сообщений письменных источников об аланах или роксоланах на Балтике связаны именно с юго-востоком (точнее – областью между Неманом и Вислой), начиная с Географа Раввенского конца VII в.

Анонимная «Космография» (то есть описание мира), созданная около 700 г. в Раввене, – один из интереснейших па – мятников географической мысли Запада. В особенности уникальны ее сведения о северо-востоке Европы. Обычно «достижения» западных ученых того времени в описании этих мест сводились к пересказу Геродота и Плиния. Неизвестный географ из Раввены воспользовался не только информацией тысячелетней давности, но и внимательно проштудировал готских авторов, и не только Иордана и Кассиодора, но и недошедшие до нас сочинения. Поэтому «свежие» данные раввенца относятся к периоду от IV до конца VII вв. В «Космографии» говорится, что страна роксоланов находится около Океана (то есть Балтийского моря) и через нее протекает река Вистула (Висла)[467].

Согласно прусским летописям, в IV в. н. э. роксоланы оби – тали у Балтийского моря между Вислой и Неманом. Также прусские хронисты сообщают, что «аланы вышли из Пруссии и Samojeden и могли быть племенем вандалов»[468]. Прусский летописец епископ Христиан и пользововшийся его хроникой Лука Давид писали о южно-балтийских роксоланах как соседях пруссов, помогавших «их врагам мазурам в войне, последовавшей после пришествия мнимых готов в Пруссию… Почитают этих роксолан не за готов, а за руссов (Reussen. – Е.Г.)»[469]. Адам Бременский (XI в.) упоминает на восточном берегу Балтики алан, которые сами себя называли Wizzi, тюрок (Turci) и русов (Ruzzos). Причем Адам знает как руссов в привычном нам понимании – жителей Киевской Руси, «королем» которой был Ярослав Мудрый, так и другое племя с таким же названием, но живущее на юго-востоке Балтийского моря. Вот несколько отрывков из его «Деяний архиепископов Гамбургской церкви»:

«Болеслав, христианнейший король, в союзе с Оттоном III подчинил всю Склавинию, Руссию и пруссов…»

Конечно, можно пойти по простому пути и решить, что речь идет о нападении польского короля Болеслава I Храброго (992—1025) на Ярослава Мудрого в союзе со Святополком Окаянным в 1018 г., что зафиксировано в Повести временных лет. Так и поступил один из переводчиков «Деяний» М. Б. Свердлов[470]. Но во-первых, ни о каком подчинении Руси в 1018 г. речь идти не могла (русичи изгнали поляков). Во-вторых, у Адама союзником Болеслава назван германский император Оттон III, умерший в 1002 г., то есть задолго до похода на Киевскую Русь. Хорошие контакты с Германией Болеславу удалось наладить в 1000 г. при встрече с Оттоном в Гнезно. А после вступления на имперский престол Генриха II (1002 г.) польско-германские отношения резко и надолго ухудшились. То есть захват Руссии мог произойти в период с 1000 по 1002 г. В русских летописях сообщений об этом нет, поэтому речь у Адама шла о другой Руси. О какой?

Н. С. Трухачев, считавший, что именем «русь» мы обязаны балтийским славянам, думал, что Болеслав и Оттон III взяли остров Рюген[471]. Но и это невозможно. Остров Рюген, место обитания племени ругов (ран, руян), входил в Балтийскую Славонию. Раны называются Адамом Бременским своим именем. Он считает их «наиболее храбрым народом из склавов (славян. – Е.Г.)». У Адама упомянутая Руссия отличается от земель балтийских славян и расположена между Славонией и Пруссией, то есть там, где Раввенский аноним помещал роксолан.

В Восточной Прибалтике, рядом с «турками», мифическими амазонками и песьеголовыми бременский хронист и его комментатор, живший позднее, помещают алан:

«Если возвращаться с севера к устью Балтийского моря, первыми встречаются нортманны, затем выступает Скония, область данов, над ней на обширных пространствах обитают готы вплоть до Бирки. Затем на значительной территории царят свеоны (в это время свеоны по созвучию уже шведы. – Е.Г.) вплоть до земли женщин. Над ними, как говорят, живут Wizzi, мири, ламы, скуты и турки вплоть до Руссии (здесь – Киевская Русь. – Е.Г.)…

На этом море есть и другие многочисленные острова, все полные свирепых варваров, и по этой причине мореплаватели их избегают. Говорят, что в близи от этих берегов Балтийского моря находятся амазонки… Говорят некоторые, что они зачинают детей, проглотив глоток воды. Говорят также, что они становятся беременными от проезжих купцов или от тех, которые находятся у них в плену… И когда дело доходит до родов, то мужского пола рождаются песье головые, а женского – прекраснейшие женщины… Песьеголовые – те, которые имеют голову на груди. В Руссии их часто берут в плен, и они лают словами. Там есть также те, которые называются аланы или албаны, которые на их языке называются WIZZI, жесточайшие амброны. Они рождаются с седыми волосами…»[472]

Таким образом, у Адама Бременского упоминаются два народа, которых можно назвать по происхождению северными иранцами. Во-первых, это руссы, жившие между Пруссией и Славонией, известные еще Раввенскому анониму и прусским хроникам. Во-вторых, это аланы у восточного берега Балтийского моря рядом с финскими (мири – меря, ламы) и кельтскими (скуты – скотты, амброны) племенами. Причем аланы Адама Бременского живут именно около берега (очевидно, на каких-то островах), а не на побережье.

По мнению А. Г. Кузьмина, есть все основания связывать алан, русов и тюрок Адама с Руссией-тюрк восточной традиции, а значит – с салтовцами. Выдающийся ученый не без основания считает, что именно страну русов-алан знали скандинавские саги как «Хольмгард» (Holmgar

С этим названием связано немало интересных и запутанных моментов. Более 100 раз встречается оно во всех видах древних скандинавских источников, впервые – в рунической надписи начала XI в. Именно там, по словам северных сказителей, правили русские князья («конунги») Вальдемар и Ярицлейв, то есть Владимир Святой и Ярослав Мудрый. В Саге об Олаве Трюггвасоне, где встречается одно из первых упоминаний «Руси», в Хольмгарде княжит Вальдемар, а события должны относиться к концу Х в. Но странно, что основные действия связаны с Виком – областью, которая платит князю Хольмгарда дань. О подчинении же Вика древнерусским князьям ничего не известно.

Обычно с Хольмгардом отождествляют древнерусский Новгород. Известно, что и Владимир и Ярослав были новгородскими князьями. Но при более внимательном прочтении источников оказывается, что название «Хольмгард» просто перенесено на Новгород, потому что правители Новгорода конца Х – начала XI в. звались русами. Раньше под Хольмгардом у скандинавов подразумевалось совсем другое место.

Первый компонент слова – это германское хольм («остров»). Второй, гард, во многих индоевропейских языках, в том числе и кельтском, который оказал значительное влияние на скандинавские диалекты, – «сад», «огороженное место». Таким образом, получается «огороженный остров», «остров-крепость».

Название Wizzi А. Г. Кузьмин сопоставляет с известной областью Вик на востоке Прибалтики, расположенной напротив острова Сааремаа. Именно Вик упоминается во многих сагах рядом с Хольмгардом. Ученый делает вывод о тождестве Сааремаа и Хольмгарда[473]. Казалось бы, одна из областей аланской Руси на Балтике найдена. Но, к сожалению, серьезных раскопок на острове до сих пор не проводилось, а без археологических данных любое предположение нельзя считать доказаным.

Но обращение к германским и скандинавским источникам еще раз опровергает норманнскую теорию о скандинавском происхождении русов. В сагах «русь» никогда не помещалась в Швеции.

В поисках салтовских русов помогают и исторические разыскания великого русского ученого М. В. Ломоносова. В своей «Древней российской истории» он пересказывает неизвестный, к сожалению, нам источник, который он именует «Преторием»:

«Алане были смешаны с курляндцами… А как сей народ на помянутом месте размножился, произошли великие споры. Для прекращения оных выбран королем Видевит или Вейдевутизалан… Вейдевут принял на себя чин верховного жреца… Таковое превращение аланволжских, то есть россан или россов к Балтийскому морю происходило не в один раз…»[474]

«Курляндцы» – это, конечно, название времен Ломоносова. Имеются в виду литовские племена курши и земгалы, обитавшие в южной и западной Латвии. Позднее, в XVI в., на их землях образовалось Курляндское герцогство. Источник Ломоносова – одна из многочисленных поздних прусских хроник, которые использовал и Бухгольц, и другие издатели XVIII в. Важно, что у М. В. Ломоносова была информация, по которой он смог проследить путь алан – россан (то есть салтовских русов) от Волги до Балтики, причем именно до юго-восточного берега, где и раньше знали роксолан.

Не исключено, что к аланской Руси на Балтике принадлежали киевские князья – Олег Вещий и Игорь. По крайней мере, ближайшей лингвистической параллелью к имени Олег является вовсе не «норманнское» Хельгу, а иранское Халег. Немало иранских имен упоминается и в договорах Руси с греками времен Олега и Игоря, о чем подробнее скажем ниже. Кроме этого, в X – начале XI в. Киев еще сохранил доставшиеся в наследство от Русского каганата торговые связи с южным побережьем Балтийского моря: янтарные украшения в Киеве тогда изготавливались из светлого балтийского янтаря, тогда как с XII в. стали использоваться уже темные местные сорта.

Не исключено, что часть русов осталась в Днепровском Надпорожье, где и раньше были салтовские ремесленные поселения. Существование их там по меньшей мере до X в. подтверждают археологи. Кроме того, «русские» названия Днепровских порогов у знатока истории Восточной Европы Константина Багрянородного имеют явные осетинские параллели. Византийский император в одной из глав «Об управлении империей» подробно рассказал о пути киевских русов от Среднего Днепра до Черного моря и остановился на названиях Днепровских порогов, приведя и славянские и русские названия. Долгое время норманисты считали русские имена Днепровских порогов одним из главных своих «столпов»: «русское» здесь явно не славянское, так каким же ему быть, если не скандинавским! Однако из германских языков названия порогов объяснялись только после натяжек и исправлений.

У Константина о Днепровских порогах сказано следующее:

«И в июне месяце, двигаясь по реке Днепр, они (росы. – Е.Г.) спускаются в Витичеву, которая является крепостью-пактиотом (пактиот – союзник, иногда вассал. – Е.Г.) росов, и, собравшись там в течение двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы (лодки, выдолбленные из цельного дерева. – Е.Г.), тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр. Прежде всего они приходят к первому порогу, нарекаемому Эссупи, что означает по-русскии по-славянски «Неспи». Порог (этот) столь же узок, как пространство циканистирия[475], а по середине его имеются обрывистые высокие скалы, торчащие на подобие островков. Поэтому на бегающая и приливающая к ним вода, низвергаясь от туда вниз, издает громкий и страшный гул. В виду этого росы не осмеливаются проходить между скалами, но, причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие вещи оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая своими ногами (дно, волокутих), чтобы не на толкнуться на какой-либо камень. Так они делают, одни у носа, другие по середине, а третьи у кормы, толкая (ее) шестами, и с крайней осторожностью они минуют этот первый порог по изгибу у берега реки. Когда они пройдут этот первый порог, то снова, забрав с суши прочих, отплывают и приходят к другому порогу, называемому по-росски Улворси, а по-славянски Остров унипрах, что значит «Островок порога». Он подобен первому, тяжек и трудно проходим. И в новь, высадив людей, они проводят моноксилы, как и прежде. Подобным же образом минуют они и третий порог, называемый Геландри, что по-славянски означает «Шум порога», а затем также – четвертый порог, огромный, нарекаемый по-росски Аифор, по-славянски же Неасит, так как в камнях порога гнездятся пеликаны. Итак, у этого порога все причаливают к земле носами вперед, с ними выходят назначенные для несения стражи мужи и удаляются. Они неусыпно несут стражу из-за пачинакитов.

А прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах, проводят рабов в цепях по суше на протяжении шести миль, пока не минуют порог. Затем также одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по сю сторону порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают. Подступив же к пятому порогу, называемому по-росски Варуфорос, а по-славянски Вулнипрах, ибо оно бразует большую заводь, и переправив опять по излучинам реки свои моноксилы, как напервом и на втором пороге, они достигают шестого порога, называемого по-росски Леанди, а по-славянски Веручи, что означает «Кипение воды», и преодолевают его подобным же образом. От него они отплывают к седьмому порогу, называемому по-росски Струкун, а по-славянски Напрези, что переводится как «Малый порог».

Известно, что эти названия не объясняются ни в славянских, ни в германо-скандинавских языках. Например, Эссупи обозначает «не спи», а именно в иранских языках первая гласная – отрицание (сам корень – индоевропейский). Сейчас этот порог называется «Будило».

Название второго порога, Улворси, без поправок переводится из скифо-иранских наречий как «порог-ограждение». Это соответствует переводу Константина Багрянородного «порог – остров».

Название третьего порога, Геландри, император считает славянским, а русского не приводит. Но в славянских языках такого слова, которое означало бы «шум порога», нет. Поэтому считается, что название русское, просто Порфирогенет перепутал – и русский, и славянский языки ему, конечно, знакомы не были. Норманисты предлагают скандинавское объяснение: Gelandi – «шумящий». Это единственная германская этимология, которая точно соответствует названию. Но ему не уступает и североиранская. В осетинском gaelaes – «голос», dwar – «двери», «порог».

Четвертый порог по-русски именовался Айфор, по-славянски Неясыть. Константин, точнее, его информатор, объясняет название тем, что здесь якобы гнездились пеликаны. Но в Надпорожье пеликанов никогда не было, а в древнерусском языке «неясыть» – это просто ненасытная, прожорливая птица, без обозначения вида. Главное в комментарии Константина – что там располагались птичьи гнездовья. Из скандинавских языков Айфор в значении «место гнездовий» никак не объясняется. В осетинском же языке Aj – «яйцо», fors – «порог».

Пятое название, Валуфорос, должно отражать имеющуюся при пороге большую заводь, как и поясняет Константин. То же значит и славянское название (Вулнипраг – «Вольный порог»). Норманисты толкуют первую основу от Baru – «волна», а вторую от fosr – «водопад». Но эта этимология явно не соответствует словам византийского императора. А общеиранское varu – «широкий», fors – порог, что точно соответствует комментарию источника.

Шестой порог русы именовали Леанти, а славяне Веручи, что должно обозначать «кипение воды» (то есть в отношении к порогу – очень быстрое движение). Скандинавоманы удовлетворительную версию предложить не могут. В осетинском же lejun – «бежать». Это соответствует значению, указанному в византийском сочинении.

Наконец, седьмое название, по словам Константина, должно переводиться как «малый порог». Здесь также отсутствует норманнская этимология. В североиранских языках Sturkon – «небольшой»[476].

Все эти данные не только прекрасно согласуются с иранским происхождением русов. Чтобы появились такие устоявшиеся названия порогов, их авторы должны либо жить вблизи их, либо постоянно ими пользоваться. Причем говорить эти люди должны были не на славянском языке. Путь по Днепру, описанный у Константина, заработал лишь в конце IX – началу Х в. Русы, оставшиеся в Киеве, к этому времени уже ассимилировались славянами, о чем ясно говорят археологические данные. Так что в византийском источнике речь идет, скорее всего, о тех, кто жил в Северном Причерноморье и еще не забыл родную речь.

Древнерусское государство и восточнославянское общество долго еще сохраняли связи и традиции, оставшиеся от сармато-аланских русов. Относится к ним и связь с Причерноморьем, которое до начала XI в. не несет следов присутствия славян, но почему-то и в Х в. признается сферой интересов русских князей.